Ende des Schweigens

-…иными словами, с учётом совокупности всех факторов, ваш с Майком ребёнок имеет все шансы быть выше шести футов, будь то мальчик или девочка. Простая генетика, не более, - Нанаба отхлебнула чай. Откинулась на спинку сидения, слушая с молчаливой улыбкой. Она настолько привыкла к болтливости подруги, что собственная немногословность перестала вызывать неловкость, давно став гармоничным дополнением их отношений. - Если наша дочь унаследует рост Майка, будет… Неловко, согласись, - Нанаба насмешливо скрестила руки на груди, беззлобно усмехнулась. Ханджи прыснула в чашку с кофе, растянула улыбку до ушей – загоготала утробным грудным смехом, с удовольствием представляя семейную картину. Нанаба – не удивлялась столь вопиющей бесцеремонности, даже не смотрела уже по сторонам, оценивая, сколько посторонних глаз они привлекли. У них была традиция – стабильно раз в неделю встречаться на кофе в обеденный перерыв, без Майка и посторонних ушей, и Нанаба была рада, что традиция возобновилась. Окинув подругу изучающим взглядом, она ненавязчиво смерила её от макушки до пят, силясь разглядеть, что же изменилось. Замерла, повела бровью – что-то у Ханджи случилось, что-то… Случилось с Ханджи. Месяц она всячески избегала её компании, отшучиваясь на привычный манер, хотя всегда раньше была инициатором любых встреч, мятежная, неусидчивая. Во всё, чем занималась, с самого детства Ханджи погружалась с головой, будь то игра в салочки, исследования на работе или компания новых людей. Больше, чем наука, её будоражили только приключения. Нанаба привыкала долго, но сейчас – не могла представить их дружбы без этого. Сегодня они впервые за несколько недель собрались вдвоём в привычной кофейне, обменяться новостями и обсудить последние сплетни. Ханджи болтала без умолку, Нанаба привычно молчала. Провести её было сложно – что-то тяжёлое было во взгляде Ханджи: фокус смазался, а улыбка заострилась, напротив впившись в лицо, отравив привычную безмятежность. Что-то нечеловеческое было во взгляде Ханджи – неведомая сила сделала её движения тягучими, пальцы больше не хрустели нетерпением, осанка выгнулась, чертя почти звериную дугу. Нанаба не хотела спрашивать, привыкшая, что та сама выкладывала всё, как на духу, но сейчас – Ханджи молчала. - Могу я полюбопытствовать, раз уж ты сама не поднимаешь эту тему? - Что за вопросы, дорогая. Нет того, о чём нам нельзя говорить. - Что за невысокий черноволосый мужчина? – отвела взгляд в сторону, будто вела беседу о погоде, небрежно пригладила короткие волнистые волосы. Не упустила, как слабо дёрнулся уголок чужих губ. – Я вас видела вместе пару дней назад. Ханджи честно сделала вид, что задумалась, картинно приложив палец ко рту – задумчиво прищурилась, будто с трудом припоминая: - Да ничего особенного. Познакомились на благотворительном вечере. - Ты же вроде приглашала того милого юношу, Бернера? - Я никогда не давала Моблиту пустых надежд. Лгунья. Нанаба изогнула уголок губ, недоверчиво сощурилась. Ханджи была фурией, бурей, ураганным ветром, но Ханджи – не была дурой. И не понаслышке знала цену мужской зависимости от близости женщины. «Простая физиология», - сказала бы поучительно. «Изощрённое коварство», - отмечала Нанаба, глядя в невинные глаза – не ведали, что творят, но менее жестокими оттого не становились. - Конечно, нет. Просто он безответно влюблён в тебя уже не первый год. - И ни разу мне не сказал об этом? – Ханджи по-детски выложила локти на стол, в неверии улыбнулась. – Не так уж и влюблён, значит. - Или просто не знает, как правильно тебе это преподнести. Ему сколько, двадцать пять? - Неважно, сколько ему. Мне же не двадцать пять. Я уже стара для робких касаний и роз на дни рождения. - Нам всего по двадцать семь – война отобрала годы нашей молодости, так может, стоит наверстать? Тот мужчина, сколько ему? У него взгляд… Мёртвый. «Смертоносный», - Ханджи знала. Улыбнулась, вуаль безумия застелила глаза – тут же спала, воспользовавшись секундной слабостью. «Сколько ему было, двадцать, сорок пять?» Ханджи дёрнула двумя пальцами, доброжелательно осклабилась остановившемуся официанту: - Ещё один кофе, будьте добры. И одну сигарету. Любую, какая Вам нравится. Нанаба поправила воротник рубашки, недоверчиво уставилась в улыбчивое лицо – обычно тронутое лёгким загаром, оно было бледным и пугающе умиротворённым. Ханджи походила на молодую вдову, что готовилась получить наследство от старого мужа. Если бы было так, это было бы даже лучше – но корыстью бог Ханджи не наградил так же, как и арийской кровью. Нанаба отстранилась и надолго замолчала. Что-то случилось у Ханджи… Что-то было с Ханджи. *** Моблит скинул с плеч рабочий халат и повесил на крючок. Поискал глазами в тёмном помещении знакомую до оскомины спину – Ханджи сидела, увлечённо сгорбившись над столом, нещадно ломала карандаш давлением на бумагу. Всегда выглядела так, когда делала в журнал важные пометки, и новостью о падении астероида её невозможно было вывести из состояния этого «транса». Моблит свыкся, покорился. Набрал в лёгкие воздуха – предпринял слабую попытку: - Мисс Ханджи. Половина седьмого. Мы можем закончить на следующей неделе. Удивлённо округлил глаза – как ни странно, она моментально подняла голову, моргая в полумраке, словно только сейчас заметила, как стемнело. Подняла на лоб очки и растерянно потёрла воспалённый глаз. Как ребёнок, ей богу, стиснутым кулачком. Моблит – любовался. - Как обычно, прав. Думаю, на сегодня и правда достаточно. Моблит – не мог отвести взгляд, но идиотом себя не считал. Быть с ней – заведомый приговор на самоубийство. Признайся ей – она обласкает жалостью, сожалением, вежливым равнодушием. Искупается в безответности его любви, словно в глубоком озере, и – уйдёт подальше от берега, не желая тонуть. Он думал предложить провести её до дома, решался пойти следом, не спрашивая мнения, храбрился пригласить на чай по дороге – Ханджи поправляла одежду напротив зеркала в полный рост, доставала из-под ворота застрявшие густые волосы. Стекленея, взгляд её придирчиво рассматривал себя с ног до головы, и уже это вызвало подозрения – она покрутилась вправо-влево, изогнулась, осматривая, не смялась ли ткань на спине, заправила за уши тонкие пряди. Моблит сделал пару шагов и терпеливо встал за её спиной – ей дико шло открывать лицо, ей дико шёл чёрный, и на фоне высоты его роста она казалась маленьким тёмным пятном, что сливался с мраком. - Скажи, Моблит… Я плохой человек? – гипнотизируя своё лицо в отражении, она мягко перевела глаза и поймала его взгляд. И что в нём было не так? Симпатичный, молодой – в отражении на неё смотрели глаза золотистого ретривера, и квадратная линия челюсти приковывала взгляд. - Вы самый добрый и сильный человек, которого я знаю, мисс Ханджи, - щёки его – моментально тронул румянец. Ханджи тепло улыбнулась и искренне похлопала его по плечу. Пока существовали такие люди, как Моблит, она верила, что мир создан для людей – и монстры на их изнанке заснут навечно. Мирные и уставшие, они вышли на порог лаборатории, обмениваясь итогами дня и взаимными шутками. Ханджи чуть не скрутила шею, заглядывая ему в глаза, засмеялась громко в лицо, обнажая зубы – от неё пахло сигаретами, и это настораживало, сбивало с ритма дыхание. Она повернулась лицом к проезжей части, глянула под ноги, чтобы не споткнуться – и Моблит чуть не наступил ей на пятки, когда она резко притормозила, внезапно вперившись взглядом в парковку у дороги. Нахмурился, скованно выпрямил плечи. Повеяло студёным холодом, или так только показалось. С водительского сидения припаркованного автомобиля вынырнула фигура. Понимание прибило к берегу ещё до того, как она к ним приблизилась. - Идём… Ханджи. Мужчина был несколько ниже него, изучал его исподлобья острыми глазами, и Моблиту показалось, что он перекатил во рту пару лишних секунд прежде, чем назвать её по имени – у него был самый низкий голос, который Моблит когда-либо слышал. Мужчина закрыл мисс Ханджи своей фигурой так, что она совсем потерялась на его фоне, нехотя заступив за тёмное широкое плечо. Что ж. Значит, они были знакомы. Он вежливо кивнул головой, поискал глазами её взгляд. Что ещё можно было ждать – она лишь согрела его теплом улыбки, словами выливая ушат воды за шиворот. «Мне пора». «Хорошо поработали сегодня». «Спасибо, что подождал». - Хороших выходных, Моблит! – и исчезла в матовом блеске автомобиля, словно никогда и не была рядом – не разгаданная даже на четверть. - До встречи… Мисс Ханджи. Вот такая… Была незадача. *** - Вообще-то, я хотела немного прогуляться. Такая хорошая погода. Ханджи почти капризно скрестила руки на груди, но – глянуть в открытую не решилась. Пошарила в глубинах маленькой сумочки, будто очень срочно что-то искала, нащупала крышечку помады – мазнула по сухим губам, не потрудившись глянуть в зеркало, рассеянно прибила пальцами. Ривай бросил на неё короткий взгляд – на некрашеном лице помада выглядела инородно, словно засохшая кровь на губах, но, но, но. Холодный шоколадный оттенок шёл ей – и отсутствие макияжа делало беззащитной насыщенную дикую внешность. Даже родись аристократкой, она белой вороной выделялась бы на семейном древе, её лицо вырезали бы с фотографий – и бросали в огонь. - Сегодня будет возможность. Мне нужно вернуть машину владельцу, поэтому назад мы пойдём пешком. - Это не твоя машина? Я почему-то так и думала, - она пожала плечами и обвела глазами дорогу впереди. – Почему не приобрёл свою? Только не говори, что пока не заработал. Она знала, чем он занимался – сомнений не осталось. Она знала, чем он зарабатывал на жизнь – вопрос «как догадалась» вертелся на языке, но озвучен не был. Ответ был интересен не в первую очередь. - Не вижу смысла в этой покупке. Я здесь ненадолго. Она знала, что он имеет ввиду – и поэтому не задавала больше вопросов. Он здесь ненадолго – это его последний город. Это его… Последний год. Быстро без пробок они доехали до штаба. Он взял из салона лишь бумажник – открыл ей дверь, не подавая руки, это уже стало их негласной традицией. Пиксис показался на ступенях через пять минут – с распростёртыми руками слетел к подъездной дорожке, словно здоровый юнец. Ривай сузил глаза – Пиксис любил женщин, любил сплетни, любил глупые комплименты, и он мысленно приготовился к спектаклю. Быстро, как только мог, он всучил ему ключи от авто, накинул пару ласковых, коршуном вцепился в локоть девчонки. Она не велась на комплименты, перемалывала их зубами с кровожадной жадностью, купаясь в восхищении, но – не верила ни слову. Обменявшись со стариком океаном любезностей, поспешно засеменила за его широким шагом, рассыпаясь в прощаниях – и только завернув за угол, он разжал болезненную хватку. Пиксис настойчиво заложил ей свою визитку в карман дублёнки, залихватски подмигнув на прощание – и у него свело желваки от того, с каким искренним восторгом она приняла этот жест. Ривай невольно замедлил шаг, силясь обуздать прилив злости. «Кто сказал, что он первый? Снег таял под ногами, пока броня его покрывалась льдом, он еле справился с собой, чтобы не дёрнуть брезгливо рукой – чужое запястье змеёй скользнуло ему под локоть, удобно притёрлось, и он не придумал, сделала она это, чтобы не упасть на льду или потому, что просто захотела. Как она могла всего этого хотеть? Как он мог верить её вранью? - Этот щенок с идиотской рожей. Моблит, кажется… Ты с ним спишь? Ханджи оступилась и инстинктивно сжала его руку. Навострила уши, выровняла шаг, будто не слыша того, что он сказал. Не обиделась – на лице застыла улыбка, и он окончательно укрепился во мнении, что это её главная самозащита. Это выглядело… Жалко? - Не привыкла спать с любым, кто отнёсся ко мне чуть любезнее обычного. О-о, она и правда не привыкла. Он любезничать с ней не стал ни в какую – еле вычеркнул из памяти, как не давала она ему оторваться на миллиметр, сцепляя за его спиной ноги крестом, дышала в лицо так, что взмокшие пряди волос его липли ко лбу. Ривай раздражённо скривился, но рукой не двинул – её хватка слабла, и он, вопреки, готовился поймать её при любом падении. - Мне абсолютно параллельно, что у тебя было в прошлом. Я задал конкретный вопрос. Ты не будешь с кем-то ещё, пока мы… - Пока мы что? – Ханджи беспечно дёрнула рукой, такой хотела казаться – нерв в её голосе предательски дрогнул. - Пока ты со мной. Ривай замедлил шаг и выдохнул перед собой. Каждую клетку прошило, рука слабо соскользнула с локтя. Она отстала на пару шагов, и он без стеснения развернулся, пытливо стреляя в неё молчаливым вопросом. В голове закружила стая воронья, хлопая тяжелыми крыльями. Она так и не ответила, так и не ответила, так и не ответила… На вопрос. Клыки чесали десна, броня нарастала новой кожей, острыми шипами, панцирем, об который бились любые пули. У него зачесались кулаки, и он еле подавил желание дёрнуть её на себя, больно встряхивая за плечи – наступил на горло лютой похоти, что не знала жалости. Замер. Стиснул зубы, из горла вырвался немой рык. Застыл. Он… Больше и пальцем её бы не тронул. До номера повёл её, следуя по пятам, словно надзиратель. Она не остановилась на его этаже, не ловила взгляд, ожидая, что он позовёт – молча двинулась дальше на свой. У порога её номера – отошедший уголок линолеума на полу, что раздражал его до зуда лопаток. У порога её номера – сверкнувшие в темноте зубы, белым выделяющиеся на фоне помады, дрожь тёплого дыхания, трепет изменчивого сердца. Кто сказал, что он первый? «Кто сказал, что он последний?» - Хочешь зайти? Он не хотел. «Он ничего в этой жизни…» Больше не хотел. И врать себе не хотел, поэтому не стал. Ханджи провернула ключ, скрипнула дверь – и он шагнул в темноту номера, в которой когда-то пытался её похоронить. Попытался нашарить выключатель, не нашёл – глупая женщина вслепую прошла в глубину комнаты, снимая на ходу мокрую обувь. Глаза привыкали к темноте – её фигурка тускнела среди очертаний чёрных предметов, и всё её нутро притаилось в тишине, ожидая нападения. Ривай перекатил на языке густой воздух, повёл носом эту трупную сладость – и мигнул во мраке глазами: - Ты не ответила на вопрос. - А ты исчез на два дня, не сказав мне ни слова. И что-то мне подсказывает, что отчитываться передо мной ты не собирался, - Ханджи наклонила голову, свет с улицы ударил его по глазам – там, в темноте, смешливо ухмыльнулась. - Я был на задании. Стоит говорить, на каком, или твоя ушлая натура уже всё прознала? - Ай-яй-яй, мистер Аккерманн. Как невежливо оставлять женщину в неведении, - укоризненно покачала головой, легко всплеснула руками – почти нежно пожурила его, небрежно опускаясь на стул за спиной. Он не уследил, пропустил. И на моменте, когда моргнул, она вдруг откинулась на спинку, и внезапно понизила голос до студёного шёпота – демонически блеснула чернотой в расширенных зрачках: – Я не находила себе места. Монстр открыл глаза, вздрогнул всем телом. Не ответила. Не ответила. Не ответила на вопрос. Играла с ним, водя его, как скотину, вокруг собственного пальца, или – мстила за изощрённую жестокость. Он – был жестоким. Не изощрённо – бесчеловечно-естественно. Ривай оттолкнулся от пола и преодолел жалкое расстояние в два широких шага. Она не отпрянула – лишь дрогнули веки, тщетно ловя скорость движения. Он накренил её стул, налегке толкнул назад, схватив её за шкирки – не дал упасть. Глаза остро полоснули по лицу – её шея кукольно откинулась на спинку, ловя взглядом его дребезжащие зрачки, губы растянулись в елейной улыбке. Она принимала всю его злобу – впитывала в себя, словно губка, перемалывая это стекло в пыль. Ривай крепче сжал руки, осклабился: - Ты хоть представляешь… Что я хочу с тобой сделать, даже когда ты просто сидишь вот так, делая вид, что тебя ничерта не волнует? - Выстрелить в упор? Лежать вместе на одном одеяле, смотреть по телевизору немое кино, курить, просыпая пепел на мятые простыни, идти рука об руку в свете уличных фонарей, слушать смех, отбивающий эхо на метры вперёд и вверх, бросать на замёрзшие плечи тяжёлый плащ, быть развеянным по ветру после смерти и свариться в одном кипящем котле, на пару попадая в пекло… Ривай обездвижил её взглядом, пальцы мнимо дёрнулись, вырвался из груди стылый выдох: - Именно. Он выбил ногой стул из-под её тела – она легко повисла в его руках, блаженно лаская его взглядом, руки безвольно повисли плетьми. Задышала загнанным зверем – он напором впился в её губы, прокусывая тонкую слизистую, кровь солью запекла на языке. Рёбра затрещали в руках, когда он с силой поставил её на ноги, равняя их рост – и тут же дёрнул на себя, вливая её тело в свои выпирающие ключицы, острые суставы, твёрдые колени. Она – часть его, совесть, восьмой его грех. Он… Больше не тронет её. Он… Никогда её не убьёт. Ханджи сфокусировала взгляд. Улыбнулась в брезгливый, манящий рот – и, убедившись в реальности, обвила его оцепеневшими руками. Быть с ним – заведомый приговор на самоубийство. Но, искупавшись в нём, словно в глубоком озере… Она, не задерживая дыхание, нырнула на глубину.