Стоит только захотеть

Марк торопливо вскинул руки, пристально рассматривая их. О небо, неужели он не спит! Наконец-то вместо корявых спиннетовских культяпок его родные пальцы. Он вскочил, оглядывая себя, трогая и никак не в силах поверить, что он снова стал самим собой. Одежда на нём, кстати, была именно его — та же самая, в которой он был в тот вечер, когда шпионил за влюблёнными голубками у той чёртовой статуи. А ведь он хорошо помнил (ещё бы такое забыть!), что проснулся тогда ночью в дурацкой девчачьей ночнушке. Фу, стыдоба. Марка передёрнуло от унизительных воспоминаний, и он поспешил переключиться на другое. Получается, всё просто вернулось обратно, став в точности, как было до превращения? Занятный феномен, возможно позже он даже обсудит это с Анжелиной. Но сейчас у него имелись дела поважнее. Перед глазами на запредельной скорости замелькали события последних дней, и Марк едва сдержался, чтобы не заржать в припадке. Мама родная, кому сказать, не поверят: Маркус Флинт расхаживал по школе в женском тряпье, да ещё на каблуках! Все известные ему ранее извращения просто меркли на фоне этого запредела. Вдруг вспомнилось то злополучное — самое первое — утро в чужом теле, а потом и перебранка с гриффиндорской сучкой. «...кроме шуток, Флинт, полезешь к моему Олли — наглотаюсь обезболивающего зелья и...» Испуганно вздрогнув, Марк торопливо положил руку на штаны, тщательно ощупывая, и не удержался от облегчённого выдоха. «Не отрезала-таки», — мелькнула в голове совсем уж идиотская мысль, и он смущённо хмыкнул. Повезло, а то мало ли что этой психованной в голову бы стрельнуло. Умеет же Олли себе подружек выбирать. О... Кстати. Олли. Марк очнулся, вспоминая, где, а главное — с кем он на данный момент находится в комнате, и нервно огляделся, чувствуя, как моментально потеют ладони. Охватившая его эйфория от возвращения в своё тело сменилась паникой. Он резко обернулся, натыкаясь глазами на подозрительно притихшего Оливера, и ему хватило буквально секунды, чтобы сразу понять: пора идти составлять завещание. Потому что его никто и слушать не станет, можно не трудиться открывать рот в попытках оправдаться или что-то объяснить. Вид его ненаглядный имел весьма плачевный: сидел, вылупив глаза, беззвучно открыв рот, и сосредоточенно наливался краской такого насыщенного бордового оттенка, словно всерьёз собирался закипеть и взорваться. Марк переступил с ноги на ногу, гадая, не придётся ли в конечном счёте отскребать от стенок чьи-нибудь мозги. — А ведь я так и зна-ал, — вкрадчиво протянул «ненаглядный» странно спокойным тоном. Это ещё больше обескуражило, и Марк беспокойно заёрзал. — Задницей чуял, что это какая-то подстава. И я даже не удивлё-ён, что в этом замешан ты. Опять т-ты! — голос сорвался на хриплое карканье, и Оливер прочистил горло. Криво ухмыльнулся и вперил пристальный взгляд. «Всем крышка», — правильно истолковал ситуацию Марк и на всякий случай отступил подальше, настороженно наблюдая за каждым движением Оливера, пытаясь прикинуть перспективы. Что не добавило радости: судя по всему, на его голову явно и неумолимо надвигался пиздец. Да такой, какой даже его парням из команды не снился в худшие времена, когда он на тренировках так драл на них глотку, что квиддичная раздевалка ходуном ходила, грозя рассыпаться на части и погрести всех под своими обломками. Неестественное спокойствие, больше напоминающее затишье перед бурей, между тем предсказуемо лопнуло, прорываясь душераздирающим воплем. — Твою же мать!!! — Оливер пружинисто подскочил с дивана и продолжил каким-то странным речитативом, напоминающим лозунги на митингах: — Ты-ы! Заебал уже! Свои яйца ко мне подкатывать! Что ж до тебя не допрёт-то никак! Не буду я с тобой! Никогда! Сдохну лучше! Резкий переход от пай-мальчика к разъярённому дракону был так стремителен, что Марк буквально выпал в осадок: ни тебе слюнявого бараньего блеяния, которым лже-пай-мальчик всю дорогу «общался» со Спиннет, ни вызывающего тошноту благоговейного трепета. Испарилось, как не было: теперь перед ним, надо полагать, стоял настоящий Оливер Вуд — реальный, без прикрас. Получите, распишитесь. Нет, конечно, с Марком тот и раньше не особо церемонился, но такого, чтобы орал как припадочный и исключительно матом, Марк тоже не припоминал. Он-то переживёт, но за здоровье Олли страшновато — тот сейчас либо голос сорвёт, либо совсем «того». А он ведь и так псих, куда уж больше-то? С сомнением взглянув на перекошенное от бешенства лицо, Марк на всякий случай принял волевое решение: даже если случится непоправимое, то он Оливера не бросит — будет носить ему в Мунго пирожки с апельсинами, до конца жизни. Ошалело моргнув, он спохватился и завёл глаза в досаде: да что ж такое-то, что за херня ему в мозги лезет?! Кто из них спятил — Вуд или он? Или это вудовское предполагаемое сумасшествие заразно и под занавес и Марка скосило? Он замотал головой, пытаясь избавиться от идиотских мыслей и справиться с подступающим к самому горлу истерическим смехом. Если так пойдёт — чего доброго, куковать им с Оливером в Мунго на соседних койках. А этого нельзя допустить: кто ж им тогда будет апельсины носить? Не Спиннет же, в конце концов. Тьфу! — Зашибись вообще! — продолжал бушевать Оливер. — Что, решил, раз по-хорошему ничего не светит, по-плохому своего добиться? — Он прожёг его убийственным взглядом. — Да, сволочь? Что за грязную махинацию ты на этот раз провернул и где Алиса? Отвечай живо и не нервируй меня, я и так на пределе, — предупредил честно. Потом, не отрывая от него окосевшего от шока взгляда, медленно потянул из кармана палочку, одновременно снова расплываясь в этой своей жуткой ухмылке. — Сиди потом ещё из-за тебя в Азкабане. Бы-быс-стро, я ск-ск-ска-зал! — от бешенства он начал заикаться. Марк почувствовал настойчивую потребность срочно разрядить обстановку, пока разгневанный придурок действительно не натворил дел. — Вудди, у тебя случайно нет с собой антиохуина? — светским тоном бухнул он первое, что пришло ему в голову. — Что? — непонимающе уставился на него тот, обрывая на полуслове свой пламенный монолог. — Какого ещё антиоху… Ах ты, сукин сын!!! — заорал с новой силой и выдал следом целую череду таких словесных матерных шедевров, что Марк побледнел от восторга и зависти — ничего подобного он ещё отродясь не слышал. Век живи, век учись. Оливер выдернул палочку из кармана и наставил её на Марка. — Представление решил устроить, скоморох недоделанный? Смешно тебе? Смейся, Флинт! Охуеть, как весело! — он безумно расхохотался, но вдруг резко оборвал смех и впился тяжёлым взглядом. — Антиохуин тебе понадобился? — ощерился он. — Сейчас получишь у меня и антиохуин, и яйцаоторвин, и полный флинтвжопизм. Готовься! — и яростно замахал палочкой. Не успевая соображать, Марк на запредельной скорости заметался по комнате, уворачиваясь от летящих в него проклятий и перемежая вопли нервным хихиканьем. — Вудди! — ловко лавируя между всевозможными диванами и креслами, попытался воззвать он к голосу разума. — Одумайся! Ты сейчас угробишь единственного любящего тебя человека. — А ну, перестань ржать, зараза, — с недовольством приказал ему тот: от волнения он так ни разу и не попал в цель — слишком быстр и увёртлив был его соперник — и теперь явно досадовал. Марк воспользовался секундной заминкой и Экспеллиармусом вырвал из его рук палочку. Победно помахал ею в воздухе, но сразу понял, что расслабился рано: Оливер взревел раненым кентавром и бросился вперёд, явно готовый удавить своего врага и голыми руками. Защищаясь, Марк на автомате выставил ладони, изловчился и кое-как перехватил смертоносный вихрь под названием «Оливер Вуд в ярости», прерывая его стремительный галоп. Хорошенько встряхнул за плечи. Тот опомнился, приходя в себя. Зло зыркнул исподлобья, меча громы и молнии, оттолкнул и схватился за голову, взлохмачивая волосы. — Мать твою, мне отсасывал Маркус Флинт! И целовал я всё это время не свою девушку, а тебя! — он посмотрел обвиняюще. — Да, — саркастически согласился тот, уняв, наконец, своё неуместное веселье. — И влюбился ты именно в меня, а не в свою сучку! — Заткнись, ублюдок! — рявкнул Оливер. — Не смей её так называть! — А как ещё её назвать? — искренне удивился Марк. — Олень ты, Вудди. Спутался со шлюхой, а сам и на четверть её не знаешь, эту дрянь, которую ты считаешь такой невинной крошкой. Оливер внезапно угас и сгорбился, словно ему на плечи свалился многофунтовый груз, придавив к земле. — Зачем, Флинт? — с трудом проталкивая слова, тихо проговорил он и потёр пальцами виски. — Зачем ты говоришь мне это? Зачем ты врёшь? Даже для тебя это слишком низко. — Господи, Олли, — с безнадёжностью в голосе отозвался тот. — Всё даже хуже, чем я думал. Ты не только слепой, но ещё глухой и тупой. Угораздило же меня! — простонал в никуда и вскинул потухший взгляд. — Не соврал я ни в чём. Всё правда от первого до последнего слова. Шлюха она, пудрит тебе мозги и под венец мечтает затащить. Если не веришь — могу слить свои воспоминания нашего с ней разговора, — предложил глухо. — Какого чёрта ты мне сразу не рассказал, что ты — это не ты, то есть, она... Тьфу, блядь! Ну, ты понял! — перевёл тему Оливер, проигнорировав его слова. — Ты всё это время издевался надо мной, ты... ты... — запас слов у него явно закончился. — А ты бы поверил? — с отчаянием спросил Марк и вдруг скользнул к нему плавным движением, приближаясь вплотную. Резко выдохнул и прошептал вмиг охрипшим голосом: — Поверил, а? По-честному? Тот растерянно замер, проглотив готовые сорваться с языка новые обвинения. По-видимому, с этой точки зрения он ситуацию рассмотреть не догадался. Видя его замешательство, Марк удовлетворённо кивнул — дошло наконец. Затем склонился вперёд, приближаясь вплотную. — На самом деле, тебя злит совсем не это, Олли, — приподнимая за подбородок его голову, медленно произнёс он. — Ты так взбесился, потому что чувствуешь, что я прав, а ты — нет. И тебя это пугает. — Он посмотрел ему в глаза. — Пугает, да? Ну, конечно, — Маркус кивнул своим словам. — Как же так: ты, весь такой безупречный, образцово-показательный — и вдруг влюбился в парня? Какой позор, ах, блядь, легли все — и умерли, нахуй! Да не просто в парня — а в слизеринского тролля Маркуса Флинта. А нам это нельзя-я, никак нельзя, верно? Нам не пристало якшаться с гадким, гнусным извращенцем Флинтом и пачкать о него свой чистенький, как слеза девственницы, гриффиндорский хуй. У нас же принципы, да, Олли? Мы примерные и до самой жопы высокоморальные, на кой нам здесь Флинт сдался? Флинт — это грязь, мерзость, фу-фу-фу. Это отвратительно и… неправильно. Да, Вуд? — Марк отпустил его подбородок и вдруг схватил за плечи, сильно стискивая их и смотря взглядом, полным беспросветной тоски. Оливер, к его удивлению, не сопротивлялся — молча стоял в его крепкой хватке, уставившись во все глаза. — А ведь я легко могу доказать тебе, как сильно ты ошибаешься и как лживы твои хваленые моральные устои. — Марк хищно осклабился и неожиданно выдал: — Трахнемся, Вудди? Если хочешь — будь сверху, — он ещё сильнее сдавил пальцы на крепких плечах, мельком подумав, что от его стальных тисков наверняка после останутся синяки. Но заставить себя разжать хватку Марк просто не мог. — Мы оба знаем, что тебе это понравится, — продолжил он дрогнувшим голосом. — И ты ещё сильнее возненавидишь за это и меня, и себя. Так тщательно оберегаемые нравственные принципы сразу отправятся в помойку, и твой идеальный, безукоризненно правильный мирок рухнет. Этого-то ты и боишься, мистер «Я учусь на факультете смелых и отважных». Орать дурниной и бросаться грудью на амбразуру мы любим, а в себе разобраться — по-честному, без увёрток и вранья — кишка тонка. Так, Олли? — Марк перевёл дух. — Ну, давай, начинай свои вопли, как я неправ или что там ещё. Оливер молчал. Хлопал ресницами, но не отворачивался и взгляда при этом не отводил, лишь упрямо сжатые губы дрогнули, приоткрываясь и по-детски вытягиваясь в трубочку, образуя букву «О». А ещё Марк видел, как с каждым произнесённым словом лютая ненависть в расширенных карих глазах постепенно гаснет, растворяется, сменяясь растерянностью и смятением. Мысленно усмехнулся и придвинул к нему лицо совсем близко, почти касаясь губами губ. — Ну как — засадишь мне? — выдохнул он, сам не веря, что говорит это. — Разрешу, Вудди, сам подставлюсь. Там... ещё никто не был, ты... ты будешь первым. «И единственным, кому бы я вообще это позволил», — добавил он про себя, внимательно наблюдая за всё больше краснеющим Оливером. Тот по-прежнему не удостаивал его ответом, но и попыток вырваться тоже не делал. Марк мысленно порадовался, что жалких остатков самообладания всё же хватило, чтобы не произнести эту фразу вслух — не совсем он ещё гордость потерял. Снова покосился на Оливера и искривил губы в странной, отдающей горечью усмешке: — Давай, Олли, решайся: хочешь выебать Маркуса Флинта? Учти, два раза не предлагаю, — и, не думая о том, что он делает, а просто очень желая это сделать, припал к нервно обкусанным во время его вдохновенной речи губам. Оливер неожиданно ответил, и целых две секунды Марк был счастлив, упиваясь тёплой упругой сладостью, но тот тут же опомнился, с силой отпихивая его от себя. Смерил долгим непонятным взглядом, прикрыл на секунду глаза. — Да пошёл ты, псих, — тихо, на грани слуха, прозвучали полные мрачной безысходности слова. Оливер развернулся и, ссутулившись, медленно побрёл к выходу. Марк обессиленно выдохнул, обречённо глядя в удаляющуюся спину. Ну, вот и всё. Этот принципиальный, идиотски-упрямый баран будет изо всех сил стараться «вести себя как положено», предпочитая и дальше заниматься самообманом, чем смириться и признать очевидное. * * * Несколько дней Маркус пребывал в чёрной меланхолии, спасаясь от окончательного погружения в депрессию лишь воспоминаниями о моментах, проведённых с Оливером под видом его девушки. Да ещё новость о громком скандале у гриффов, в результате которого Оливер Вуд и Алисия Спиннет всё-таки разбежались, грела душу. Впрочем, на его положение это никак не влияло, а потому утешением служило слабым. И тем не менее. Конечно, Оливер его послал и теперь старательно игнорирует, но по крайней мере и этой хитрозадой стерве не достанется. Хоть он и придурок каких мало, а всё-таки заслуживает лучшего. Да что там — получив неожиданную возможность узнать Спиннет со всех сторон и раскопав её грязные тайны, Марк был непоколебимо уверен, что такой спутницы жизни не заслуживает даже самый заклятый враг или отпетый злодей вроде Волдеморта. Как оно бывает: обёртка у конфетки красивая, а куснёшь — начинка настолько гнилая, что заворот кишок с язвой желудка обеспечены и самому здоровому организму. * * * Наблюдая в Большом зале весьма огорчённую мордашку бывшей девушки Оливера, Марк от души злорадствовал. От своих он уже знал, что на момент обмена телами Спиннет находилась в мужской квиддичной раздевалке, вместе со слизеринской командой. Голая, разумеется. — Бля, Марк, мы чуть не сдохли, — громко гоготал Эдриан Пьюси, рассказывая о визжащей почти на ультразвуке вторженке, беспорядочно мечущейся по душевой, в попытках прикрыть свои прелести. — Только что был ты, вдруг раз — упал и орёшь, как взбесившаяся баньши: парней от этого истошного вопля чуть по стенкам не размазало. Мы даже испугались слегка. Хотели уже идти за мадам Помфри, смотрим — а на полу не ты вовсе, а эта грифферская охотница. Вот мы охуели! Решили, что у нас коллективные глюки. Кстати, какого чёрта ты сразу не рассказал нам обо всей этой херне? — он посмотрел осуждающе. — Я же реально тогда, на поле, так разозлился на «тебя», что чуть не вделал по морде. А ещё подумал — всё, дружбе конец. — Не мог, — ухмыльнулся тот. — Вы бы всё равно не поверили и сдали меня либо Дамблдору, либо сразу в психушку. Это гриффы у нас такие наивные, что любую хуйню, какую им ни вкрутишь, принимают за чистую монету. Впрочем, в данном случае мне это оказалось на руку — ты представить себе не можешь, как сильно мне помогла Анжелина Джонсон. Кстати, Эдри, рекомендую — классная девчонка. Был бы по этим делам — сам бы к ней подвалил. — Да-а? — задумчиво протянул тот. — Классная, говоришь? Что ж, может, и подвалю. Девушка, удостоившаяся таких похвал от самого Маркуса Флинта, от которого раньше о женщинах ничего, кроме как «бабы — дуры», услышать было невозможно, заслуживает пристального внимания. — Да если б не она — до сих пор бы мудохался в теле этой твари. А может, и в Азкабан бы угодил за её убийство. Ты даже не догадываешься, какая она на самом деле дрянь. — Да уж, — прицокнул языком Эдриан. — Как тебя угораздило? — не дожидаясь ответа, он снова заржал. — Ну, и как тебе ощущения в прекрасном женском теле? — отсмеявшись, задал он провокационный вопрос и расплылся в невинной улыбочке. — Понравилось? — Эдри, закройся, пока по яйцам не получил, — беззлобно фыркнул Марк. — А «ощущения» останутся тайной, так что обломись и подрочи в сторонке. Единственное, что я тебе скажу — я девчонок даже зауважал. Оказывается, все эти их красивые тряпки, туфли-шмуфли там всякие — просто охуительно неудобные. Я чуть не сдох в первые же пять минут, а они — ходят! И улыбаются при этом! Ты прикинь? — Прямо магия, — хмыкнул в ответ тот. На этом тогда и закончился их разговор. * * * О том, что было потом, когда Спиннет примчалась в свою спальню после феерического стрип-шоу в квиддичной раздевалке, Марк узнал уже от Анжелины — та поведала ему по старой дружбе продолжение занимательной истории. — Представляешь, — давясь смехом, рассказывала она. — Сидим мы с девчонками, болтаем, вдруг грохот — мы аж подпрыгнули, — и в едва не вынесенную дверь влетает Алиса, злющая, как Хвосторога. Кипит вся и кричит, что «ещё поквитается с проклятым слизнюком-долбоёбом». Я сразу догадалась, что «Великий Обмен» всё же состоялся и на данный момент передо мной настоящая Алисия Спиннет. Девчонки, разумеется, ничего не поняли, только в шоке рты разинули и — ни слова: когда Алиса в гневе, её все побаиваются, — Анжелина хмыкнула, — кроме меня. — Ещё бы, — всхлипнул угорающий над её рассказом Марк и вытер слёзы, выступившие от долгого непрерывного смеха. — Слушай, это полный абзац! Я не могу больше ржать. — Нет, Флинт, это ещё цветочки, — скорбно вздохнула та. — Настоящий «абзац» начался, когда она увидела себя в зеркале. Ты же всё время щеголял в капюшоне и своей новой стрижкой не отсвечивал. Ой, мамочки, — Анжелина жалобно застонала, хватаясь за голову, — что было! Алису снесло с катушек, и она разгромила в спальне всё, что только можно. Картина маслом: спятившая бешеная фурия наматывает круги по комнате и размахивает палочкой, паля во всё без разбору. Визжит при этом так, что я не знаю, как у нас там никого не контузило. Ладно хоть у меня ума хватило заглушку на двери кинуть. А девки-то наши! Совсем от страха чокнулись — мало Алисы, так ещё и они концерт закатили: вопят, прут во все стороны, остатки мебели доломали. Ну и скандал вышел, — Анжелина покачала головой. — И чем всё закончилось? — с интересом спросил Марк. — Чем-чем, — вздохнула та. — Алиса, видимо ослепнув от ярости, запнулась за ковёр и грохнулась на пол, а на неё по инерции — сначала Майа, потом Пейдж, а сверху, разумеется, Кэти. Тут уж я не оплошала: повязала всех двойным Инкарцеро. Визг стал ещё оглушительнее, зато адское мельтешение прекратилось. Марка при этих словах скрутило новым приступом удушающего смеха. Анжелина метнула на него преувеличенно-негодующий взгляд, но не выдержала и слабо улыбнулась. — А Силенцио их вообще только с третьего раза взяло, — сообщила она. — Такое бывает? Кое-как уняв сотрясающий его хохот, Марк пожал плечами. — Не знаю, — честно ответил он. — Но в отношении вашей горластой суки я ничему не удивлюсь. — Да не сука она, перестань её так называть, — неожиданно выдала Анжелина. Помолчала с секунду и исправилась: — То есть сука, конечно, тут поспорить трудно, но… — не договорив, она уткнулась лицом в ладони. Плечи её затряслись. Марк, мигом прекращая веселиться, неловко тронул её за плечо. — Эй, — тихо произнёс он, чувствуя себя по-идиотски: по части женских истерик и особенно всяких там утешений он был не спец, — Анжелина. Ты чего, хорош расстраиваться. Ты же такая классная — поверь, я в отношении девок ещё никому никогда такого не говорил. Ну зачем тебе эта сучка, ты что — получше себе никого не найдёшь? Я ведь всё понял, слышь? Ещё тогда, в гостиной вашей. Но ты ж на парней вроде тоже заглядываешься, так что… — Марка внезапно осенило, и он вдохновенно выдал: — Слушай, тобой Эдри заинтересовался, чем тебе не ухажёр? Не сказать чтоб красавец, конечно, но не урод, спортсмен, и отнюдь не тупой. Хочешь, я вас поближе познакомлю, а? — он робко потеребил Анжелину за плечо. Та отняла, наконец, от лица ладони... и стало видно, что она вовсе не плачет, а смеётся — да так, что от недостатка кислорода даже не красная уже, а почти лиловая. — Вот же ты коза! — со смесью стыда и облегчения пихнул её Марк. — Я её тут, как последний дебил, утешаю, а она ржёт. — Ты такой... интересный, Маркус, — всхлипнула Анжелина, — никогда бы не подумала, — и снова расхохоталась, теперь уже в голос. — Тоже мне… сводник нашёлся… — всхлипывала она сквозь смех. — Утешитель… с-с-страждующих… ой, не могу-у, — икнув, она обессиленно привалилась к стене коридора, где они стояли, и прижалась спиной к холодному камню. — Блядь, прибил бы тебя за свой позор, да ладно уж, — Марк на удивление мирно, даже добродушно хмыкнул. — Так и быть, прощаю — всё-таки ты мне здорово помогла. — «Прощает» он! — возмущённо фыркнула Анжелина. — Ты у меня в неоплатном долгу по гроб жизни! Я тебя от Алисии спасла — весь её гнев, считай, на себя приняла, а потом ещё два часа успокаивала! Но она всё равно грозилась страшно тебе отомстить, так что будь начеку, — предупредила напоследок. Марк на это заявление только легкомысленно махнул рукой и присоединился к заразительному хохоту своей теперь уже можно сказать — подруги. Единственной в своём роде, ведь до близкого знакомства с ней ему и в голову не приходило, что с девчонками тоже можно неплохо общаться. И вовсе не все они дурёхи и глупые курицы, как он считал раньше, — есть и вполне нормальные, умные и с отличным чувством юмора. И Анжелина Джонсон, которой удалось почти невозможное — перевернуть его представления о женском поле, — яркий тому пример.