Стоит только захотеть

Оливер сидел в спальне в полном одиночестве и пытался не думать ни о чём постороннем, сосредоточившись на выполнении архисложного проекта по Чарам. И с неудовольствием, переходящим в глухое раздражение, осознавал, что не справляется. Мысли ускользали, проект сыпался на глазах, а перо валилось из пальцев. В очередной раз запутавшись в расчётных формулах многоярусного заклинания, Оливер со вздохом отодвинул от себя груду исчерканных, пестрящих цифрами, латинскими буквами и руническими символами пергаментов и положил локти на стол, устало опираясь подбородком на скрещенные пальцы. Вот уже который день его не отпускало странное настроение. Какая-то смесь хандры, уныния и непонятной тоски. Будто из его жизни ушло что-то важное, чего ему теперь отчаянно не хватало, чтобы снова почувствовать себя живым. Подсознательно Оливер догадывался, в чём дело, но упорно гнал от себя такие мысли, считая их недостойными. Слова Флинта, брошенные ему тогда, всё ещё звучали в голове, выбивая твёрдую почву из-под ног и сея в душе раздор и смутное беспокойство. «...ты, весь такой образцово-показательный, и вдруг — влюбился в парня...» «Вудди! Одумайся! Ты сейчас угробишь единственного любящего тебя человека...» Оливер помассировал виски и затряс головой, пытаясь избавиться от назойливо зудящих в мозгу слов. «Влюбился в парня... Влюбился...» — словно издеваясь, насмешливо звенело в ушах, отравляя разум. Запустив пальцы в волосы, Оливер страдальчески застонал. «Трахнемся, Вуд? — вкрадчивый голос проникал под кожу, вызывая дрожь. — Мы оба знаем, что тебе это понравится...» Оливер длинно вздохнул. А ведь как хорошо всё было раньше. Жил себе и не парился ни о чём, так нет же: угораздило его влипнуть в такую фигню. Хоть он оказался и косвенным участником этого второсортного спектакля, но пострадал наравне с остальными. А всё Флинт, снова этот чёртов недоумок. Полез к нему со своими речами, колдопсихолог доморощенный, вывернул всю душу наизнанку и — довольный! «Неправда», — прозвучало в голове, и Оливер поморщился, неохотно вспоминая, что Флинт в последние дни действительно выглядит паршивее некуда. Наверное, злиться на этого идиота было нечестно. Хорошенько поразмыслив над всем случившимся и сопоставив факты, Оливер вынужден был признать: как ни прискорбно, но получается, что Флинт не очень-то и виноват — он не специально подстроил всё это и не плёл за его спиной никаких интриг. Жертва, блядь, обстоятельств. И по всему выходит, что обвинения, которые он бросил тогда несносному придурку в лицо, не стоили и ломаного кната. Вот дерьмо. Это что ему теперь — извиниться перед ним? Оливер фыркнул. «Ага, спешу и падаю, — одёрнул себя, включив наконец здравомыслие — давно было пора. — Переживёт, не барышня». Внезапно в окно раздался стук. Он встал, впуская в комнату небольшую серую сову. Та сбросила ему на стол белоснежный, плотный по виду конверт и тотчас улетела. Оливер проводил её задумчивым взглядом. Взял в руки послание, разглядывая со всех сторон и не торопясь открывать. На лицевой стороне ничего не было, но перевернув конверт, он заметил внизу, у самой кромки, микроскопические буквы, складывающиеся в короткую строчку. Прищурился, подсветив Люмосом. «Вместо твоих журналов», — разглядел наконец. И всё. Ни имени, ни подписи. Но Оливер отлично знал, кто именно мог бы прислать ему такое: на это был способен только один человек на свете. «Вместо журналов», надо же. Оливер почувствовал, как вспыхнули его щёки, горя огнём: вот ведь Флинт, грёбаный засранец, и про эту его тайну откуда-то разнюхал! Он что — досье на него собирал, маньяк? Взгляд снова упал на конверт, зажатый в пальцах. Оливер пока мог только догадываться, что внутри, но не сомневался: однозначно какая-нибудь грязная пакость. Это же Флинт, извращенец со стажем, чего ещё от него ожидать? Да и надпись на конверте весьма красноречива. Он почувствовал, как его кидает в жар. Сердце учащённо забилось. Смущённо хмыкнув от такой предательской реакции тела, Оливер быстро махнул палочкой, разрезая тонкую бумагу. Тряхнул рукой, и на стол выпала небольшая колдография. Чуть помедлив, он взял её в руки и замер, зачарованно разглядывая изображение знакомой руки, которая медленно двигалась по крупному блестящему члену. После пары движений на кончике появлялась капелька смазки, и рука приостанавливалась, чтобы большим пальцем растереть её по головке. А потом всё повторялось. Оливер сглотнул, не в силах отвести взгляд от завораживающих движений. «Гад», — резюмировал с досадой, кое-как заставляя себя оторваться от развратной картинки. М-да. Если неизвестный даритель (хотя, какой там «неизвестный»!) имел целью выбить его из колеи и в очередной раз привлечь внимание, то у него это получилось отменно. Член дёрнулся, вставая в несколько рваных толчков, оттягивая ширинку, и Оливер вздохнул, раздумывая, как лучше поступить. Бегать от самого себя и дальше — это уже не просто глупость, а больше смахивает на трусость, и взвесив все «за» и «против», он решительно поднялся с места. Застыл посреди комнаты, сосредоточенно хмурясь, взмахнул палочкой, выпуская из неё гибкую призрачную рысь с трогательными кисточками на ушах. Склонился над ней, прошептав несколько слов — Патронус развернулся, исчезая в стене. Проводив его взглядом, Оливер облегчённо вздохнул — дело сделано, теперь тормозить и поворачивать назад уже поздно — и, поправив до сих пор не опавший стояк, вышел за дверь. Нужно было спешить: до отбоя оставалось не так уж много времени. * * * В пустом номере Хогсмидской гостиницы было темно и тихо. За окном царили синие сумерки, и сквозь мутное стекло просачивался неясный холодный свет, почти не разбавляя темноту, а будто наоборот — сгущая. Оливер стоял у подоконника, скрестив руки на груди, и нервно покусывал губы. От волнения слегка перехватывало дыхание. За спиной послышался шум, и он обернулся на звук. Прямо из-за двери, со стороны коридора, доносилось странное копошение, и знакомый до боли голос сердито бормотал какую-то невнятицу. Оливер напряг слух, с трудом разбирая что-то, отдалённо похожее на «да Алохомора же, блядь, открывайся, сука», и, несмотря на моментально возросшую нервозность, не смог удержаться от смешка. Наконец возня за дверью стихла — по-видимому, Флинт сумел-таки справиться с так не вовремя заклинившим замком. Оливер подобрался. Воцарившуюся на миг тишину нарушил характерный щелчок, и в комнату ворвался слегка взъерошенный объект его ожидания. Остановился на пороге, переводя дух, и аккуратно притворил за собой дверь. В полном молчании бросил на него ничего не выражающий взгляд и привалился спиной к стене, застывая в почти осязаемом напряжении. Пауза затягивалась, но никто не решался её нарушить. — Зачем ты хотел меня видеть, Вудди? — спросил Флинт, разбивая взрывоопасную тишину. — Ты не знаешь, что это? — Оливер достал предусмотрительно прихваченную с собой колдографию и помахал ею в воздухе. — Знаю, — отозвался тот и не опустил взгляд. — Как ты мне это объяснишь? — Никак, — пожал плечами непробиваемо-спокойный Флинт. И от этого безучастного взгляда и совершенно равнодушного тона Оливер почувствовал себя крайне неуютно. Он не привык видеть придурка таким. — Я… То есть, ты… Вот... вот же ты... — Оливер беспомощно забарахтался в словах, не в силах подобрать нужные. Затем бросил бесплодные попытки и утомлённо махнул рукой. — Ты знаешь, что ты — самая охуевшая в мире сволочь? Флинт неожиданно усмехнулся, вызывая этим у Оливера некое иррациональное облегчение — ну, хоть какая-то реакция, а то какой-то он замороженный, это даже не странно, а почти страшно. — Знаю, Вудди, — хмыкнул тот. — Но я бы поспорил. В чём моя вина — что люблю тебя, дурака, и до последнего за своё счастье боролся? — без обиняков, как-то по-гриффиндоски прямо рубанул он и передёрнул плечами. Оливер слегка опешил, хотя сказанное не было для него ни новостью, ни откровением. И всё равно. — Ладно. Допустим, «сволочь» я забираю назад, но всё равно ты — самый охуевший в мире! — с чувством выдал он. Потом послал всё лесом, устало вздохнул и признался: — Ты своего добился, Флинт. После всей этой истории я тебя, паршивца, так и не смог выкинуть из головы. И тот взгляд, которым якобы «Алиса», а на самом деле — ты смотрел на меня... Мне его не забыть. Спиннет никогда так не смотрела. И никто не смотрел. — А надо ли? — тихо спросил Флинт и поднял на него глаза, в которых читалась боль напополам с разгорающейся безумной надеждой. — Надо забывать, Олли? Тот потупился, не выдерживая этого взгляда. Действительно — надо ли? Вопрос на миллион галеонов. Он надолго замолчал, пытаясь разобраться в дикой сумятице противоречивых чувств и сомнений, что раздирали его сейчас изнутри. * * * Марк не торопил, понимая, что Оливеру надо подумать и решить самому. Просто тихо стоял, терпеливо дожидаясь ответа и замирая в душе от азартного предвкушения: всё-таки неспроста тот его сюда позвал. Сам позвал! Не для того ведь, чтобы в очередной раз унизить и оттолкнуть? Это было бы совсем уж бессердечно, а в Олли нет ни грамма жестокости, хотя, конечно, и плюшевым зайчиком его не назовёшь. «Дурак он просто. Упёртый баран», — напросился закономерный вывод. Марк вздохнул, не найдясь, что возразить. «Зато красивый», — попытался он восстановить справедливость и усмехнулся абсурдности идиотского мысленного диалога с самим собой. Снова мелькнула крамольная мысль, что данное ночное рандеву с объектом своих мечтаний могло оказаться ничем иным, как глупой шуткой, и Марк нахмурился: должен же был Оливер понимать, что как бы Марк его ни любил, но за такие «шутки» шею свернёт? И зубы выбьет. Всему есть предел, в конце концов. Он вздрогнул, в который раз поймав себя на том, что опять раздумывает о бредовой ерунде. Что-то часто его начало уносить не в ту степь — совсем он с этой своей долбанной любовью отупел. Хернёй страдает как девка, осталось только сесть у окошка и томно вздыхать в платочек, сочиняя слезливые сонеты. Фу. Марк скривился и покосился Оливера: как-то чересчур надолго тот затих. * * * Поймав чужой красноречивый взгляд, Оливер виновато хмыкнул и выдохнул с таким облегчением, словно с его души свалился тяжёлый груз. Посмотрел благодарно, ценя выдержку Маркуса и то, что тот не стал на него давить. Потому что если бы он опять начал настаивать или кривляться, Оливер бы точно психанул и ушёл, хлопнув дверью. По сути, это ведь Маркус всё затеял — до сих пор все активные действия производились с его стороны. Но последний шаг он оставил на откуп Оливеру, и за одно это уже заслуживал уважения. Теперь Оливер понял, что у Маркуса по отношению к нему были действительно серьёзные намерения, а не сиюминутный каприз или заскок на желании добиться своего во что бы то ни стало. — Не надо, — ответил он на последний вопрос (тот самый, «на миллион галеонов») и озорно улыбнулся. — Тебя всё равно больше никто не затмит, ты ж единственный такой... экземпляр. * * * Марк помимо воли задержал дыхание на несколько секунд, всё ещё не веря в происходящее. Потом шагнул к Оливеру и, чуть помедлив, нерешительно потянулся к его губам, готовый в любую минуту получить отпор и очередную гневную отповедь. Но тот ответил сразу же. И как обычно в своей — единственной и неповторимой — возбуждающей манере: не сдерживаясь, ни в чём больше не сомневаясь и со всем пылом. Марк положил руки ему на спину и притянул к себе поближе, будто боясь, что тот сейчас вдруг исчезнет, растает в воздухе, или вообще всё окажется сном, но тот и не думал исчезать: он был здесь, в его объятиях, такой близкий, такой доступный, такой... желанный. Марк пошатнулся от внезапно нахлынувшего на него счастливого осознания: он, боггарт всех раздери, всё же добился своего! Теперь уж Олли никуда от него не денется, хрен его кто отпустит, а надумает смыться — он ему задницу надерёт. Мысленно усмехнувшись очередным идиотским мыслям, он тряхнул головой, избавляясь от них, справедливо рассудив, что сейчас у него есть занятие поинтереснее. — А что ты там говорил насчёт «вставить» тебе? — отстранившись, спросил Оливер и провёл пальцем по его подбородку. Марк невольно повёл головой, желая продлить контакт, затем поднял загадочный взгляд и усмехнулся: — Нихуя, Олли. Я уже говорил, что два раза не предлагаю, так что свой шанс ты проебал. — Так то — ты, — тот хитро прищурился. — А сейчас — я предлагаю, сечёшь разницу? — Он хмыкнул и придвинулся, проводя языком по его нижней губе. — Ну как — согласен? — Согласен, — выдохнул Марк, проведя рукой по спине и опуская ладони на подтянутую задницу. — С тобой я на всё согласен. Только позже. А в данный момент я сам тебя трахну — за все мои мучения и за то, что не сдался, — он ухмыльнулся. — Это будет справедливо, не находишь? — Блядь, — Оливер вскинул смятенный взгляд. — Блядь, Маркус. Не могу. Я ещё никогда... — Я тоже, — перебил его тот, прислоняясь лбом к его лбу, — но я же не боюсь. — Он чуть сместился вправо и придвинулся ближе, горячо зашептав ему в самое ухо: — Соглашайся, Олли, я никогда не сделаю тебе больно и плохо. Я буду очень осторожным. И нежным. Выполню любой каприз, всё, что ни попросишь. Ну давай, м? Руки бездумно шарили по застывшему в его объятиях напряжённому телу, которое от его увещеваний мало-помалу расслаблялось. — А потом — ты меня, — бормотал Марк как в бреду. — Я сам этого хочу. Клянусь, если и есть на свете человек, которому я позволил бы такое — то только тебе. Горячее дыхание жгло кожу, слова оплетали, обволакивали со всех сторон, усыпляя сознание и подсознание, отключая тормоза и выпуская на волю инстинкты, и Оливер уже сам не знал, что из услышанного произнёс Марк, а что — являлось его собственными мыслями и тайными желаниями. В голове была каша, и только одно с каждой секундой становилось яснее: Оливеру очень хотелось поддаться настойчивым уговорам, довериться уверенным рукам. Ведь он знал, что в каком бы состоянии Марк сейчас ни был, как бы ни отключились у него мозги, но он не лжёт, и всё сказанное — правда до последнего слова. — Ладно, давай, — выдохнул он, окончательно капитулируя. Марк осторожно потянул с него уже расстёгнутую между делом рубашку. Тот повёл плечами, помогая снять её, и шумно потянул носом воздух. Марк окинул поплывшим взглядом полуобнажённое тело и присвистнул в восхищении. Он даже в мыслях предположить не мог, что у этого паиньки, оказывается, есть татуировка: слева, выше тазобедренной кости, замерла в прыжке маленькая изящная рысь. Охренеть! Изображение завораживало: казалось, в чётких контурных линиях пульсировала жизнь, бешеная энергия и движение, и Марк помимо воли каждую секунду ожидал, что дикая кошка сейчас оживёт и довершит свой молниеносный прыжок. — Дыши, Маркус, дыши, — хмыкнул Оливер, разряжая обстановку. Тот моргнул, выходя из оцепенения. Бессознательно дотронулся до резко выделяющегося на бледной коже рисунка, проводя по нему пальцем, и скептически хмыкнул: гриффы такие гриффы. Конечно, смотрелось это охуенно круто, но делать тату точь-в-точь, как твой собственный Патронус… Оливер проследил за его взглядом и, словно прочитав мысли, улыбнулся: — Я сделал её, едва мне стукнуло четырнадцать, — хриплым голосом пояснил он и усмехнулся. — А Патронуса научился вызывать всего лишь год назад. Наверное, это судьба. — Откуда ты узнал, о чём я подумал? — поинтересовался Марк, опуская палец с татуировки вниз, очерчивая линию ремня. — Ты что — провидец? Не отвечая, Оливер прикрыл глаза и изо всех сил сжал кулаки — его слегка трясло, то ли от волнения, то ли от возбуждения. Марк не торопясь, пуговица за пуговицей, начал расстёгивать его штаны, то и дело касаясь пальцами подрагивающего живота. — Н-нет, — сказал вдруг Оливер. Марк напряжённо застыл, приостановив было свои манипуляции, но тот продолжил: — Не провидец. Просто меня уже спрашивали об этом и не ра-аз, — он дёрнулся, закусив губу, потому что в этот момент Марк расправился с его брюками и запустил руку ему в трусы, обхватывая твёрдый член. Не удержавшись от искушения, несколько раз провёл по нему рукой, отчего Оливер каждый раз всхлипывал, подаваясь навстречу умелым движениям. Немного понаблюдав за ним, Марк понял, что так он долго не продержится. С некоторым сожалением выпустил член из ладони и начал быстро стаскивать с Оливера штаны вместе с трусами. Тот дал себя раздеть и развалился на кровати, позволяя слегка развести себе ноги в стороны. Приподнялся на локтях и, вымучив слабую улыбку, настороженно посмотрел. Не отрывая от него взгляда, Марк быстро разоблачился сам. Придвинулся к нему ближе и, заметив промелькнувшую в карих глазах панику, ободряюще улыбнулся: — Не бойся. — Вот ещё, — фыркнул Оливер и слегка расслабился. — Смелый? — Марк слегка насмешливо приподнял бровь. — Смелый, — подтвердил тот, не замечая, как сильно, до побелевших пальцев, сгрёб в кулак край покрывала. — Сомневаешься? — Нисколько, — как нечто, само собой разумеющееся, ответил Марк. Пожал плечами и, прошептав нужные заклинания, отложил палочку в сторону, опуская руку вниз. Оливер, догадавшись о его намерениях, отрицательно качнул головой: — Никаких пальцев, Маркус! — предупредил категорично. Тот вскинулся, собираясь возразить, но наткнулся на горящий, требовательный взгляд, в котором так и читалось: «Вздумаешь спорить — пойдёшь дрочить в угол». Аккуратно прихлопнув рот, а вместе с ним и все заготовленные слова, он понимающе кивнул и покладисто убрал руку, заменяя её ноющим от накатившего с новой силой возбуждения членом, и толкнулся вперёд. — Потерпи, Олли, — сказал он. — Это вначале немного… — слова замерли на губах. Так же, как замер и сам Марк, тщетно стараясь справиться с лавиной обрушившихся на него невероятных эмоций. Он так долго ждал этого момента, что теперь не способен был поверить и осознать. — Немного... это… Блядь… — всё бессвязнее бормотал он. * * * Оливер зажмурился, ещё крепче вцепившись руками в кровать и пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Было больно, и ещё как, но не смертельно — терпеть можно. Правда, какое от этого получают удовольствие, он пока так и не понял — лежать, как девчонка, с раздвинутыми ногами было стыдно, задницу невыносимо распирало… Странно, неловко, неприятно. Оливер кое-как заставил себя оторвать пальцы от покрывала и тут же вонзил их мёртвой хваткой Марку в плечи, крепко сжимая. Притянул к себе, впиваясь в губы жадным поцелуем, чтобы хоть так отвлечь себя от дискомфорта. * * * Мгновенно поняв его мотивы, тот с готовностью ответил, стремясь помочь ему расслабиться и преодолеть страх и скованность. Потом переместился с губ на лицо и шею, покрывая прохладную, пахнущую миндалём и почему-то немного — корицей кожу лёгкими беспорядочными поцелуями. — ...совершенный, — тихо приговаривал он, машинально сцеловывая невольно выступившие слёзы от болезненного проникновения. — Совершенный... и мой. Марк начал осторожно двигаться, но сразу остановился и успокаивающе погладил Оливера по бедру. — Потерпи, — повторил он. — Сейчас привыкнешь. — Привык, блядь, — буркнул тот и с силой прикусил губу. Поморщился, рвано дыша сквозь стиснутые зубы, открыл вдруг глаза: — Ну? Долго ты тормозить будешь? Шевелись, мать твою. Двигайся, Маркус! — Отключи гриффиндорство, герой, — огрызнулся тот, кое-как сдерживаясь, чтобы не послать всё на хрен и не начать в точности исполнять пожелание вздумавшего хорохориться Оливера. — Я не могу, пока тебе больно, — признался беспомощно. — Мне не больно, — тот нагло врал, это понял бы и самый неопытный дурак, и Марк решительно взял в ладонь его опавший член, намереваясь исправить положение. Оливер захрипел, широко распахивая глаза и молча смотря. — Давай же, — шепнул, разрывая, наконец, зрительный контакт, и прерывисто выдохнул. — Разве ты не этого хотел? Марку такие слова оказались не по вкусу. — Я-то хотел, — нахмурился он. — А ты? Ты, Вудди? — он напрягся, собираясь уже прекратить всё действо, но Оливер вдруг легкомысленно хмыкнул. — Я тоже, — заявил он и закрыл глаза, откинувшись спиной на постель и слегка двинул тазом, позволяя члену проникнуть в себя ещё глубже. У Марка от этих слов, и особенно действий, окончательно снесло крышу. «В реальности он ещё лучше, чем я себе представлял», — мелькнула последняя осознанная мысль, а после он начал действовать на чистых инстинктах. — Люблю… люблю тебя, — беспрестанно повторял он, краешком сознания понимая, что со всеми этими телячьими нежностями наверняка смахивает на романтично-сопливую девчонку. Но ему было всё равно: он любил, он добился, Олли был с ним, остальное — похуй. Да пусть все хоть завтра сгорят скопом в Адском пламени! — Мне нравится, как ты кончаешь, — сипло произнёс он, чувствуя, что разрядка уже близко. — Давай, Олли, — попросил, склоняясь над ним. — Я хочу посмотреть. * * * Тот не ответил и вообще никак не отреагировал, продолжая вскидывать бёдра ему навстречу и громко, несдержанно стонать, едва не захлёбываясь своими стонами. Ему казалось, что его накрыло цунами — где он, что он… всё это стало неважным. Крепко зажмурив глаза, он отдался подхватившему его ритму, машинально то стискивая кулаки, то вновь разжимая их, и постоянно облизывая пересыхающие губы. Дыхание срывалось, в горле всё запеклось и болезненно першило, но Оливер не замечал этого, совершенно потерявшись в новых ощущениях, перемешавшихся в гремучую смесь: не прошедшая до конца боль переплеталась с острым удовольствием, жгучий стыд от развратной, открытой позы — с каким-то невероятным чувством лёгкости и невесомой свободы. Мысли путались, и сейчас он мог лишь двигаться Марку навстречу, отрешившись от всего и возбуждённо шепча какую-то ерунду. Это было странно. Это было… отлично. Наконец напряжение, концентрирующееся внизу позвоночника, лопнуло, прорываясь наружу, и Оливер задышал чаще, задёргался, чувствуя, как член выстреливает спермой то ли ему на живот, то ли куда-то на Марка. Тот утробно зарычал, с силой вколотился в него, зависая на пару секунд, и расслабился, облегчённо всхлипывая. Всё ещё не отдышавшись после такого сногсшибательного финала, Оливер почувствовал, как чужой член покинул его тело, а потом его лица коснулись тёплые губы, щекоча кожу лёгким дыханием. Шевелиться было откровенно лень, и Оливер продолжал лежать неподвижно, вслушиваясь в невнятный шёпот, которым сопровождался каждый поцелуй. «Супер, супер, супер…» — расслышал он и усмехнулся, разлепляя веки и фокусируя взгляд на лице близко склонившегося к нему Марка. — Согласен, — едва ворочая языком, прохрипел он абсолютно севшим голосом. — Это было что-то. Надеюсь, — Оливер широко ухмыльнулся, — тебе тоже понравится так. — Стоит только захотеть, Вудди, — ответил Марк и подмигнул, расплываясь в ответной счастливой улыбке. — И всё становится возможным.