Из жизни мертвых

Когда-то женщина боялась встретить в узком переулке мужчину. Теперь не было ничего страшнее кучки детей и подростков. Убийство? Изнасилование? Ограбление? Мелочи по сравнению с тем, что творили одичавшие дети, обреченные и знающие об этом. Она видела насаженного на кол мужчину: ни рук, ни ног, тело сплошь изрезано и обожжено, живот выпотрошен. Он не мог ни умереть, ни потерять сознание - вечное проклятие воскрешенных. У детей имелась причина пытать его, ведь поднятым трупам воздух не причинял вреда. Обидно, когда какой-то мертвяк может тебя пережить. Мерзавец должен ответить за несправедливость, не так ли? Каждый раз, добывая продукты, она видела вещи, которые предпочла бы забыть. Дети убивали, терзали мертвецов и друг друга, насиловали, напивались, вскрывали вены и прыгали с крыш. То, что двадцать восьмая еще не попала им в руки, было чудом, но оставить Мину и Майка без еды она не могла. И вот уже третья вылазка, а ее не трясло только потому, что мертвые не дрожат. Маленький светлый городок. Бирюзовые и бледно-жёлтые дома, засохшие цветы, разбитые статуи, трупная вонь и далекий незатихающий крик. Дети развлекались, а она ничем не могла помочь жертве. Продуктовый охранял черноволосый подросток с битой: двадцать восьмая просто перехватила ее железной рукой и ударила парня ножом в грудь. Он мог быть не худшим из местных, раз не пришел на экзекуцию. Но, выбирая между двумя обреченными мальчишками, двадцать восьмая предпочитала Майка, а не долговязого дикаря. Она спрятала труп в подсобке, торопливо забила рюкзак и холщовую сумку консервными банками, засунула в карманы десяток плиток шоколада и поспешила прочь. У местных были неплохие запасы. Должно быть, нашелся тот, кто объединил свору. Все шло хорошо, пока крик, уже ставший привычным, не затих. Дети могли наиграться... или заметить чужака и кинуться за новой добычей. Двадцать восьмая даже не удивилась, когда налетела на кучку городских. Всего четверо, но у девчонки с неровно выкрашенными в багровый волосами и бледно-рыжими бровями была пушка. Она выглядела лет на шестнадцать, значит, уже ничего не боялась. Легко быть смелым, когда в любой момент можешь умереть. Двадцать восьмая отчаянно жалела о том, что единственный пистолет остался у Мины, а та охраняла Майка за городом. - Эй, у тебя еда? Нам нужнее. Давай, иди сюда. Поделись, не обидим. Голос у девочки был хрустальный. Может быть, до катастрофы она пела. Двадцать восьмая сделала шаг вперед, а потом молча швырнула в девчонку сумку и рванула за угол. За спиной раздались выстрелы, стук рассыпающихся консервных банок и мелодичные ругательства. А потом - бешеный свист. Мерзавка звала подмогу. Двадцать восьмая понимала, что ей не добежать до окраин - дети знали свой город. Спасти могла река, но где именно та находилась? Север? Северо-запад? Над ухом свистнула пуля. Погоня чертовски отвлекала. Кто-то - не то мальчишка, не то высокая девица - кинулся ей наперерез. Двадцать восьмая рванулась в сторону и наугад ударила железной рукой. Раздался вскрик: попала. Ей вроде бы нужно было направо, а улица все не кончалась, как и пули преследователя. Стрелял тот из рук вон плохо, но рано или поздно должен был попасть. За углом улица раздвоилась, и двадцать восьмая, покосившись на компас, метнулась вправо. Она не знала, ругать или благодарить узкие петляющие улочки - с одной стороны, они мешали стрелку или стрелкам, с другой - могли завести куда угодно. Абсолютно куда угодно. Через пятнадцать минут бега и десяток вспомнившихся проклятий очередной переулок вышел к высокому мосту. Двадцать восьмая ласточкой ушла под воду: оставалось молиться, чтобы река оказалась глубокой. В тридцати сантиметрах от лица торчал едва видимый в мутной воде штырь. Налети она на него, пришлось бы жить со сквозной дырой. А если бы ее сняли детишки... Нужно было спешить. Добравшись до дна и нос к носу столкнувшись со скалящимся рыбьим черепом, она двинулась на юго-восток, против течения. Плыла так быстро, как могла - встретиться с малолетним ныряльщиком или получить парочку пуль не хотелось. Через час она возненавидела воду, песок, склизкие водоросли и мелкие косточки. Через полтора течение швырнуло ей в лицо утопленницу. Двадцать восьмая успела разглядеть тонкую белесую руку с черными ногтями. Должно быть, одна из городских закончила жизнь в реке. Безумно хотелось оказаться в ванне, обнимая большой кусок мыла. Через три часа ей едва удалось разминуться с огромным полусгнившим бревном. Возможно, это значило, что город закончился, и двадцать восьмая решилась вынырнуть. Сначала уходящие вверх деревья даже обрадовали - она боялась увидеть розоватую набережную и бирюзовые дома. Когда под ногами захрустели ветки, от теплых чувств не осталось ни следа. На руке был компас, карта стояла перед глазами, и все равно хотелось выругаться. У нее не было времени на бег по лесу: городские могли найти пещеру, где прятались Майк и Мина. Она добралась до места через несколько часов, когда почти стемнело. Быстро, если учесть особенности дороги, и медленно, пугающе медленно, если подумать о городских. Скрытый кустами вход ничуть не изменился. Двадцать восьмая втянула носом воздух: кровью не пахло. - Мина? Майк? - тихо позвала она. Из кустов вынырнула знакомая маленькая фигурка. Двадцать восьмая облегчённо выдохнула, наплевав на то, что мертва. Мина посмотрела на нее с непередаваемым выражением на хорошеньком личике, сделала приглашающий жест и нырнула в кусты. Двадцать восьмая прошла за ней. В пещере было темно, только толстая свеча горела на высоком камне. Мина стояла в круге света, щуря раскосые глаза. Верно, двадцать восьмая явилась мокрая, грязная, без сумки и с огромным опозданием. Майк, впрочем, все равно поприветствовал ее с искренней радостью. Его почти не было видно - темная кожа сливалась со стеной. - Простите, задержалась и потеряла сумку, зато удалось достать сладкое, - она вытащила плитки, мысленно благодаря того, кто изобрел герметичную упаковку. Услышав заветное слово, Майк вскочил, побежал ближе и заулыбался. - Это была моя любимая сумка с мышатами, - Мина притворно нахмурила брови, - но, раз Майк рад, я тебя прощу. - Отлично. А теперь нам пора уходить, пока сюда не пришли прелестные городские детишки. - Читаешь мои мысли, - сказала Мина, закидывая за спину рюкзак. Когда Майк с небольшой задержкой поднял свой, двадцать восьмая протянула ему шоколадку. Тот поблагодарил, не прекращая улыбаться. Значит, оно того стоило. Они шли быстрым шагом, изредка оглядываясь назад. Точнее, оглядывались двадцать восьмая и Мина, Майк сосредоточенно грыз шоколадку. Пока что ничего, похожего на погоню, видно не было. - Ты еле ушла, и не пытайся врать. Майк ничего не понял, а вот я не идиотка, - прошипела Мина. В такие моменты она походила на ребенка разве что ростом. - Мы все рискуем, - почти беззвучно ответила двадцать восьмая. - С тебя пока что хватит. В следующий раз в магазин иду я, понятно? Я маленькая, незаметная и могу сойти за свою. То, что ты старше, не значит, что тебе необходимо сдохнуть в муках. - Но... - Никаких больше "но". Надо было с самого начала запретить тебе ходить за продуктами. Я, засранка, решила, что раз меня тошнит от пыток, можно свалить это на тебя. Ты же у нас заботливая... А сегодня дошло, что найти на окраине твою изуродованную голову мне вообще не хочется. Назначаю себя главной по продовольственному обеспечению. Двадцать восьмая могла согласиться после долгого спора или кивнуть немедленно - переубедить Мину ей еще ни разу не удалось. А сейчас, когда малышка была права... Хотелось бы ее переспорить, но как? Она кивнула. Пора было смириться с тем, что Мина главная в их компании. В конце концов, сама двадцать восьмая могла командовать разве что дрессированными дельфинами: люди ее никогда не слушались.