Из жизни мертвых

Сельма вертела в пальцах золотистый цветок и, похоже, не спешила говорить. Притихшая, она казалась особенно живой - аккуратные локоны, подведенные глаза... Самый нарядный мертвец на острове. В десяти шагах застыл здоровяк-охранник. Живой, торчащий на ветру из-за пары покойниц. Паршиво, но увести Сельму с обрыва было нельзя, она бы расстроилась. - Как ты? - осторожно спросила двадцать восьмая. - Не волнуйся, сегодня хороший день. И у меня, и вообще. Море такое... Яркое, да? - Да. Чудесный закат. Сельма опустилась на землю, пачкая светлые джинсы. Теперь она глядела на двадцать восьмую снизу вверх. Очень дорогое, очень редкое и очень хрупкое создание. И красивое - кошачьи глаза, рыжеватые волосы, острый подбородок. Ее хотелось защитить, но как спасти предсказателя от видений? - Помнишь, как мы познакомились? - чуть помедлив, спросила Сельма. - Помню. Двадцать восьмая села на более-менее чистый камень и улыбнулась. Как можно было забыть? Ей нечасто предлагали дружбу живые с виду особы. В тот раз она подумала, что нарвалась на ненормальную защитницу прав мертвых. Не так уж и ошиблась. Сельма завязала стебель цветка в узел и начала отщипывать лепестки. - Значит, ты помнишь, почему я выбрала тебя? - Приятная цветовая гамма и хорошая характеристика. Признаюсь, последнее мне польстило. - А если бы ты была жива? Что тебе польстило бы тогда? - Не знаю. Не забывай, ты здесь единственный мертвец, сохранивший память. ... которую стоило бы стереть. Может, тогда Сельма и не терзала бы попавшие под руку цветы. Забвение успокаивало. - Я ведь предлагала рассказать, кем ты была. Я тебе много чего предлагала, - мягко проговорила Сельма, стряхивая с рук остатки цветка. Она не желала понимать, что иногда щедрость неуместна. - Мне не нужна ни память, ни имя, ни выходные, ни наряды, ты же знаешь. - Я - предсказательница. Единственная на острове. Может, я стала бы лучшей в стране, будь у меня больше радостей в жизни. Почему ты не можешь согласиться? Ради меня? Ради Родины? Сельма говорила устало и не глядя в глаза. Наверное, ей надоели эти споры. Знала бы она, как их ненавидела двадцать восьмая... Скажешь правду - расстроишь, а ложь преступна. - Потому что... Сельма, послушай, мертвым - обыкновеннейшим, рядовым - положены три часа свободы в день. Не два, не четыре, а три. Они должны носить униформу, а не красивые платья. Им нельзя знать о своём прошлом. Вот и все. Может быть, пора закрыть этот вопрос? - Ладно. Закрыли. Ты не права, но закрыли. - Прости, если задела. Правила мне дороги. Сельма посмотрела ей в глаза, но через пару секунд отвела взгляд. - Почему ты так ценишь правила? - Не знаю. Двадцать восьмая могла бы спросить, почему Сельма так настойчиво пытается помочь, но она знала ответ. Обидно, когда подруга вечно на работе и не может даже пройтись по магазинам. Ей бы сойтись с кем-нибудь живым, да гордость не позволяла. - Закон тебе дороже, чем я. - Не дороже, Сельма. Важнее. Хватит, хорошо? - Хватит. - Я знаю, что тебе тяжело. Мне жаль. Но обходить закон... Прости. Давай поговорим о чем-нибудь еще. - Ты права. Я ведь о другом хотела побеседовать. О цветовой гамме. - Униформа не подходит к моим глазам? - улыбнулась двадцать восьмая. Униформа ее действительно не красила - тускло-болотный цвет не шел никому. - Подходит, но надоела до тошноты. - Она не для красоты нужна. Сельма медленно поднялась. - Само собой. Ладно, я не о том хотела поговорить. Знаешь, на самом деле мне было все равно, какая у тебя характеристика. А вот янтарные глаза и песочные волосы... У двадцать восьмой появилось паршивое предчувствие. - Карие и русые, а не... - Тише. Я пытаюсь признаться в любви, а ты перебиваешь. - Что ты пытаешься сделать? - Признаться в любви. Теперь взгляд отвела двадцать восьмая. Она и по голосу слышала, что Сельма не шутит, а смотреть в лицо не было сил. Лучше бы они продолжали спорить. - Послушай... Я мертва. Ты мертва. Какая любовь? - А, ты о постели? Влюбленные дети тоже не трахаются. Не опошляй. Да, аргумент действительно был паршивый. - Сельма, я... Я не могу. Они обе не заслужили такого. Разве можно любить девушке, которую и так сводят с ума видения? Ей бы немного покоя, а если влюбленность - то взаимную. Двадцать восьмая представила, как пытается изобразить чувства. Печальное зрелище. Она даже не помнила, что должен чувствовать влюбленный. Замирающее сердце? Оно и так не билось. - Правила не запрещают мертвым любить друг друга в свободное от работы время. - Дело не в правилах. Дело в том, что я тебя не люблю. Солнце почти закатилось, только на горизонте алело море. Красиво. Нет, она не пыталась избежать взгляда Сельмы, просто залюбовалась видом. Самой бы в это поверить. - Ты говорила, что я тебе дорога. - Как подруга. - Ты ведь понимаешь, что, если я попрошу, тебя убьют? Сельма могла это устроить, но она не решилась бы. Наверное. Если двадцать восьмая ошибалась, эта ошибка могла стать фатальной. - Не убьют, а утилизируют. Да, я все понимаю. Пауза получилась омерзительная. Двадцать восьмая обернулась к охраннику: на его лице был написан искренний интерес. Мда... Ладно, пусть хоть кто-то получает удовольствие. Парень не обязан сочувствовать мертвым. А Сельма наконец-то заговорила: - Ты... Так, хорошо. Вижу, ты опять уперлась. Я притворюсь, что сегодняшнего вечера не было, если ты кое-что сделаешь. - Это... Это было бы неплохо. Двадцать восьмая надеялась, что речь не пойдет о поцелуях или прыжках с обрыва. Ей не хотелось ломать кости - искалеченные мертвецы никому не нужны. - Замри на пару минут. Двадцать восьмая застыла, кивнув. Сельма коротко поблагодарила, подошла ближе, загораживая закат, и ударила ее по губам. - К-какого?! Боль... Может, и заслуженная. Сельме сейчас тоже должно было быть больно. - На память. А теперь - забыли. Не было никаких признаний, мир и покой. Двадцать восьмая коснулась губы. На пальцах осталась кровь - совсем немного. Сельма смотрела не то грустно, не то выжидающе. И что нужно сделать? Уйти? Покаяться? Устроить истерику? Нет, истерики ей никогда не удавались, не стоило даже пытаться. Она прикрыла глаза. Сельма повела себя странно, но для провидцев странности естественны. Видения, неприятный разговор... Легко сорваться. У двадцать восьмой не было ни памяти, ни видений, ни серьёзных проблем. Она просто позволила себя ударить в обмен на иллюзию покоя - неплохая сделка. Разве у нее есть право на обиду? Двадцать восьмая подняла глаза: - Думаю, стоит сменить тему. Поговорим о дельфинах? - Дельфины. Да, они милашки, особенно Сью...