Выжить после смерти

Вставать с нагретого телом, запачканного кровью пола было невыносимо тяжело — ноющие от боли конечности не желали менять положения. Аомине с тяжелым вздохом оторвал пальцы от очертаний выпуклой шестерки на своем загривке и слитным движением встал, в зародыше гася болезненное шипение. Глубоко дышать пока не получалось, но Дайки чувствовал себя явно лучше, чем полчаса назад, когда пытался вместе с кашлем избавиться от собственных легких. Боль, злость и разочарование в себе гасили предвкушение и азарт. Наверняка, если слишком часто попадать под действие этой дряни, выработается иммунитет, и уж тогда можно будет свернуть ублюдку-Нойторре его тощую шею. Чтобы не скалил больше в улыбке зубы, которые так и просили удара ногой. Чтобы больше никогда ни одна мразь не смела мухлевать, глядя на такой пример. С наслаждением хрустнув шеей, Дайки пошел на выход, пружинисто отталкиваясь от пола. Боль больше не мешала, скорее служила дополнительным стимулом, дразня и подталкивая к действиям. У огромных распахнутых дверей Аомине уже ждал Гин. Ичимару все также неестественно улыбался, глядя на арранкара сквозь тонкие щелки почти смеженных век. — Рад видеть тебя, Секста Эспады, — протянул он своим привычным тоном, будто пытаясь уязвить. Впрочем, эта лицемерная улыбка всегда казалась Дайки самой по себе вызывающей, а уж в сочетании с обращением по новому номеру и вовсе казалась вызовом, провокацией. — Это ненадолго, — бросил в ответ Аомине, проходя мимо шинигами-ренегата. — Я буду недолго рад тебя видеть? — притворно-удивленно протянул Гин не размыкая глаз. Он всем корпусом повернулся к уходящему Дайки, склоняя голову набок. Лицемерную рожу хотелось разбить. Просто наотмашь ударить по тонким, растянутым в крайне широкую улыбку губам, чтобы не только форма Аомине была испачкана в крови. Остановившись, он сжал руки в кулаки, спина напряглась. — Недолго мне быть Секстой Эспады, — все-таки выдавил что-то членораздельное арранкар, борясь со своим желанием. — Но, Аомине-кун, — расстроено почти пропел Ичимару в спину так и не обернувшемуся Дайки. — Айзен-сама просил меня лично передать тебе: «Запрет на бои между членами Эспады восстановлен». Все благоразумие и логику, доступные Аомине, смыла волна бешенства. Резко развернувшись, он единым скачком подлетел к Гину, хватая его за ворот белой хламиды. Лицо шинигами источало притворное сожаление и казалось отвратительной маской. — Какого чер-р-рта? — выдохнул он Ичимару в лицо. — Таков приказ Айзена-сама, и не нам с ним спорить, — развел руками приподнятый за грудки Гин, будто бы не испытывая от своего положения никаких неудобств. Дайки хотелось рвать и метать. Хотелось в кровь разбить кулаки, располосовать противника текко-каги. Еще больше хотелось сжать пальцы на шее Нойторры и давить-давить-давить. Аомине закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, а затем медленно разжал пальцы, отпуская смятую белую ткань. Арранкар неторопливо развернулся и пошел в сторону своих комнат. Боль и усталость вернулись, накатывая на измученное тело волнами. Уже не впервые ему хотелось наплевать на приказ Айзена, но сейчас желание было сильным, почти нестерпимым. Только бы добраться до самодовольной рожи. — Аомине-кун, ты же понимаешь, что если инициатором боя будешь не ты, то и достанется от Айзена-сама не тебе? — мечтательно протянул в спину уходящему арранкару Гин и исчез в шунпо. ++ Следующие двое суток Дайки помнил смутно. Кажется, он метался в бреду, звал кого-то почти родного из той жизни-до-смерти, которую вспоминал в самых глубоких снах. Сны, недоступные до арранкаризации низшим пустым, дразнили, напрягали, заставляли вспоминать все, что душа простого минуса, казалось, надежно стерла из памяти. Двое суток бреда, заполненного всполохами софитов, неравномерным гулким стуком и криком толпы, отсветами длинных розовых волос и густыми, гротескно-черными, будто осязаемыми тенями. Проснувшись, Аомине бросил взгляд на привычно-безмятежное голубое небо Лас Ночес, самым краешком виднеющееся в узкой прорези окна и фыркнул. По этой подделке нельзя было определить времени суток. Да и вообще время в пустыне, застывшей в мгновенье, которое растянулось на века, было понятием весьма относительным. Ладони, грудь, белые простыня и подушка, а также одеяло, неопрятной кучей валяющееся на полу, были испачканы побуревшей засохшей кровью. Неподалеку все еще валялась стянутая впопыхах после драки такая же грязная форма. Дайки глубоко вдохнул, проверяя легкие. Ни жжения, ни боли — теперь его тело вновь принадлежало лишь ему, зараза за время бреда вышла вместе с кровавыми каплями. Слитным движением соскользнув с низкой кровати, Аомине толкнул дверь в душ, собираясь смыть с себя следы позорного проигрыша жалкому ублюдку Нойторре. В Лас Ночес была только холодная вода, текущая из лейки душа тонкими слабыми струйками, но Дайки это волновало мало. Он с силой растирал мокрую кожу, отскребая кровавую корку. В груди медленно поднималось бешенство, но усилием воли Дайки пришлось его погасить. Бросаться в бой прямо сейчас будет глупо — Айзен встанет на сторону Джируги и бой прекратится, почти не успев начаться. Но владыка Хуэко Мундо любил менять правила. Разрешил же он один раз столкнуться членам Эспады? Почему бы через некоторое время не разрешить второй? Дайки не умел ждать, но ради хорошей бойни был готов научиться. Закрутив тяжелый хромированный вентиль, Аомине вышел из душа и встряхнулся всем телом, также, как он это делал, когда был еще адъюкасом, стряхивая с иголок-шерстинок песок. Арранкар лениво потянулся, заводя руку за голову и разминая затекшую шею. Под пальцами ощущалась шестерка, еще один символ его позорного проигрыша. Чувствуя все еще бушующую в груди ярость, Дайки заставил себя разжать на загривке пальцы и опустил руку, которая рефлекторно сжалась в кулак. В шкафу висело несколько комплектов чистой формы, один из которых Аомине, не глядя, сдернул с вешалки. Небрежно натянув хакама, он затянул пояс, на котором закрепил текко-каги, обулся в валяющуюся на пороге обувь, и, на ходу натягивая жилетку, толкнул дверь. От створок в панике отскочил какой-то нумерос, низко кланяясь и поглядывая на члена Эспады из-под челки. Дайки несколько секунд созерцал согнутую спину — этот арранкар, кажется, был прикреплен к его комнатам, по крайней мере Аомине часто видел его напротив своей двери. В позе нумероса не было ни издевки, ни насмешки, ни жалости — все той же глубины поклон, который член Эспады созерцал почти каждый день в течение долгих лет. Удовлетворенно хмыкнув, Дайки отвернулся, собираясь хорошенько прошвырнуться по пескам, чтобы хоть как-то излить свой гнев и бешенство. — Аомине-сан, Айзен-сама собирает Эспаду, — сказал ему в спину нумерос, и Дайки, кивнув, направился в сторону зала собраний. Гулкие коридоры были почти пусты — неотличимые один от другого, отвратительно белые, как почти все в этой проклятой богами пустыне. Редкие нумеросы проходили мимо, не поднимая глаз и стандартно сгибая спину. У самых дверей в зал собраний стояли, переговариваясь Лоли и Меноли. По правде сказать, Аомине не знал, какое имя принадлежит блондинке, а какое брюнетке. Две бессильные курицы, которые никогда не расставались, интересовали его мало. При приближении Дайки их разговор стих, а затем черненькая выступила чуть вперед и, обращаясь к своей светловолосой подружке излишне громко произнесла: — Всякие слабаки не должны служить Айзену-саме, верно, Меноли? — и бросила косой взгляд на Аомине, собираясь сполна насладиться его реакцией. Вторая смотрела прямо в лицо Дайки, кривя пухлые губы в усмешке. Секста Эспады бережно поставил на пол занесенную для следующего шага ногу и поймал взгляд зеленых глаз. Тонкие губы арранкара медленно расплылись в злой ухмылке, а ладонь левой руки скользнула к оружию. Меноли стояла, как завороженная, не в силах отвести взгляд. Мягко поблескивал едва видимый в ухмылке клык, темно-синие глаза смотрели на нее, как на пойманную добычу. Уверенный взгляд хищника, который уже видит, как сломал тебе хребет и лениво наблюдает за предсмертной агонией, собираясь откусить смачный шмат парного, сочащегося кровью мяса. Аомине едва сделал крошечный шаг к ней и Меноли рухнула на колени, судорожно отползая с пути арранкара. Глядя на то, как жалко барахтается шавка, посмевшая бросить ему вызов, Дайки улыбнулся шире, переводя взгляд на вторую девчонку и делая еще один шаг. Зрачки Лоли в страхе расширились. Перед глазами как живая стояла картинка, как эти влажно блестящие белые клыки вгрызаются в тело, с хрустом разгрызая ключицу. Резко уперев взгляд в пол, она попятилась, пытаясь слиться со стеной. От напряжения в мышцах ноги Лоли напряженно заныли, предвещая весьма болезненную судорогу. Арранкарка попросту не могла двинуться с места. Не могла двинуться вообще. — Всякие слабаки не должны служить Айзену-саме, верно, — хрипло выдохнул Аомине, проходя мимо застывших в страхе арранкарок. Он не давил реацу, не использовал яки. Он просто знал, что может уничтожить любого, кто встанет на его пути. Кто посмеет бросить ему вызов. И он знал, что окружающие об этом тоже прекрасно знают. Подрагивая от ужаса, Лоли вдруг почувствовала, как из горла вырвался сдавленный сип, будто бы намечая ответ на незаданный вопрос Сексты Эспады. Аомине остановился и едва повернул голову в сторону звука. Лоли заткнула себе рот ладонью, почти благодарно думая о страхе, сковавшем ей горло. От ужаса, накатывавшего волнами, хотелось выть, но девчонка сдерживалась. Аомине хмыкнул и возобновил движение к двери. Как только створки захлопнулись, Лоли без сил сползла на пол по стене, давясь слезами и всхлипами. Толкнув дверь, Дайки, как и прежде уверенно, скользнул в зал собраний. На его месте сидел белый невыразительный арранкар, Улькиорра Шифер. Лицо, словно застывшая фарфоровая маска, показалось до странности родным — не внешний вид, но общее впечатление. Плюхнувшись рядом, он привычно попытался растечься на стуле, но попытка вновь оказалась провальной. Внешне расслабленный, Аомине был предельно напряжен. Острый взгляд синих глаз выхватывал лишь спокойные мины. Когда напротив него сел Нойторра, поза Дайки неуловимо изменилась. Шифер смерил резко напрягшиеся мышцы едва заметным косым взглядом, а Джируга расплылся в торжествующей улыбке, готовясь втоптать своего противника в грязь. Он не заметил презрительного взгляда Халлибел, невыразительного взора Старрка и изучающих глаз Улькиорры. Публичная победа таким способом едва ли была хорошим решением, но Нойторре было все равно. Это был момент его триумфа, почти такого же сильного, как после поражения Нелинел. «Честность и благородство» — пустые слова. Что они дали двум этим идиотам? Поражение. В мире нет ничего честного и благородного, Джируга был уверен. Он скользил по лицу Аомине, пытаясь найти тень страха, неуверенности. Бывший Кватро Эспады, считавший ниже своего достоинства сражаться со слабаками, обладающими меньшим номером теперь сидел с шестеркой, набитой на его загривке. Оставленный подыхать в луже собственной крови, отравленный, жалкий, неспособный использовать ресуренксион… Взгляд единственного черного глаза уперся в синие и Дайки вдруг оскалился. Предвкушение, написанное на его лице, было очевидно. Всем своим видом Аомине показывал, что не считает себя проигравшим. Что их битва не закончена. «Сочтемся» — читал в глазах Дайки Джируга. Бешеная, но отлично контролирующая себя тварь нашла, наконец, цель. Нойторра чувствовал, как пальцы начинают подрагивать от ярости и ненависти. Он же победил! Какого черта этот поборник честности не признал себя проигравшим? Длинные пальцы нашарили рукоять клинка. Безумно скалясь, Джируга подался вперед, намереваясь прямо сейчас раскроить смуглую нагло ухмыляющуюся морду. — Нойторра, — спокойно обронил Айзен, появившийся из-за дверей в сопровождении неизменного Гина, и пятый Эспады будто очнулся, отпуская оружие. Джируга облизнул пересохшие губы, чувствуя неожиданное предвкушение. Ломать, кромсать и уничтожать Дайки будет даже веселее, чем Нелинел. ++ Оставаться в Лас Ночес Дайки не мог чисто физически. Сильное, ничем незамутненное желание прикончить Нойторру прямо сейчас сжигало арранкара изнутри. Умом Аомине понимал, что делать это на глазах у Айзена недальновидно, что Джируга наверняка держит в рукаве еще пару флаконов этой едкой дряни и первое время будет ходить с ней постоянно. Но осознание правильности некоторых истин не делает их непреложными. Дайки видел эту непропорционально длинную шею и почти грезил сжать ее до хруста, он почти слышал, как сухо трещат под смуглыми руками шейные позвонки. Пальцы рефлекторно сжимались, а на лицо наползал довольный оскал. Нумеросы шарахались, Эспада младших номеров тоже старалась исчезнуть с его пути. Видимо, желание прикончить ублюдка-Нойторру было написано на лице Аомине. И потому Дайки стал выбираться, чтобы побродить среди песков. Высокие барханы, огромные белоснежные равнины, покрытые едва заметными волнами песка и рассеченные хилыми кремниевыми деревцами освещались огрызком луны, застывшим высоко в небе. Редкие растрепанные облака плыли куда-то, подгоняемые почти неощутимым ветром. Дайки ходил, загребая ногами песок и пытался привести свои помыслы, направленные на немедленное убийство пятого Эспады, хотя бы в относительный порядок. Мелкая шушера из низших пустых и редких адъюкасов разлеталась, едва почуяв ничем не сдерживаемую реацу. Редкие пустые с низкой чувствительностью к энергии улепетывали, едва завидев человеческую форму — слухи в Хуэко Мундо разлетались быстро и о силе арранкаров знали все, кто хоть что-то соображал. Безмозглую малышню, которая пыталась попробовать его на зуб, Дайки раскидывал простыми ударами рук. День за днем тянулись невыносимо медленно. В голове теснились планы — один другого заманчивее. Еще больше в голове было способов изничтожить Нойторру. Оторвать ему голову сломать шею, оторвать все руки и ноги в релизе, чтобы поглядеть, как быстро он сдохнет, сделать дыру пустого, расположенную под повязкой на глазу Джируги, немного шире… Планов было море, но с каждым проведенным в пустыне днем Аомине начинал ощущать спокойное предвкушение — уже не бушующую ярость, не желание прикончить. Настоящий азарт охотника. Удовлетворенно хмыкнув, арранкар решил на сегодня закончить прогулку. Резко развернувшись, Дайки неторопливо пошел в сторону, в которой ощущался Лас Ночес. Примерно через пару тысяч шагов Аомине почувствовал взгляд. Он давил меж лопаток так, что казалось, будто останется выжженный след. Азарт, жажда и желание уничтожить врага — все это чувствовалось в одном тяжелом взгляде. Аомине едва повел головой, глубоко вдыхая холодный воздух пустыни. Иногда он жалел, что вибрисы остались где-то на ступени эволюции от низшего пустого. Крылья носа затрепетали, раскладывая запах сухого мертвого песка, гниения, и… группы вполне живых недвижимых пустых. Сенсорика сигнализировала о довольно сильных источниках реацу, которые сейчас сверлил его спину взглядом. «Засада. Кто-то решил испытать арранкара на прочность» — оскалился Дайки, будто невзначай опуская правую руку на текко-каги. Он продолжал идти в прежнем темпе, не подавая вида, будто бы что-то заметил. Намечалось хоть какое-то развлечение и Аомине предстояло решить — стоит ли вообще использовать против обычных адъюкасов его оружие. Решив, наконец, Дайки убрал руку от рукояти и сделал еще пару десятков шагов. Интуиция почти взвыла, заставляя в развороте отклониться в сторону. Несшаяся гигантскими скачками пантера взвилась в прыжке, собираясь переломить арранкару хребет. Тяжелый удар Дайки, усиленный реацу, пришелся по незащищенному боку и пустой рухнул в сторону, в воздухе изворачиваясь и приземляясь на лапы. Аомине отскочил дальше и по-звериному повел головой, принюхиваясь. Группа поддержки этого пустого продолжала стоять на месте. — Один на один драться решил? — насмешливо спросил изготовившегося к прыжку пустого Дайки, чувствуя невольное уважение. Он внимательнее пригляделся к напружинившемуся зверю и, сам себе не веря, воскликнул: — Джагерджак?! Сощуренные глаза пантеры широко распахнулись, он оглядел арранкара сверху вниз и хрипло, с металлическим звоном в голове спросил: — Аомине? Ты сильно изменился. Хвост потерял, и еще по мелочи… Выглядишь хреново. — Джагерджак! — рявкнул Дайки, резко прыгая вперед, только размазалась в воздухе белая форма. Почти до хруста сжав пантеру, он продолжил: — Живой! Хвост Гриммджоу взвился в воздух, лобастая голова с силой толкнула Аомине под ребра. Джагерджаку впервые за долгое время было так легко. Долгие годы таскаясь по бескрайней пустыне в одиночестве, он только надеялся, что друг жив. Сейчас, чувствуя жесткое почти до боли прикосновение, Гриммджоу ощущал облегчение и бешеную радость. Еще раз ткнув лбом ребра Дайки, Джагерджак с лязгом ответил: — Не я один, Аомине. Не я один.