Выжить после смерти

Куросаки Ичиго сидел перед низким столом, вежливо подобрав ноги под себя и уложив ладони на колени. Рядом, у самой руки, лежал забинтованный занпакто. Худые мозолистые пальцы периодически нервно сжимали грубую ткань хакама, карие глаза настороженно следили за порхающим по помещению шинигами, иным словом мягкие движения незнакомца назвать было нельзя. Небольшая комната, в четыре с половиной татами с удивительной росписью на стенах — мягкие серо-голубые волны плавно перетекали в светло-серые горы, — было уютным. Происходящее не напоминало допрос, которого ожидал Куросаки. Шинигами, продолжая извлекать из стенного шкафа сладости, нагромождая коробочки из серой вощеной бумаги одну на другую, вдруг заговорил: — Ты прости, что я не устраиваю полноценную чайную церемонию, время и место неподходящие. Кажется, современные Японцы уделяют искусству чая не так уж много времени, да? Наклонившись, парень поддел нижнюю коробку кончиками пальцев, устраивая дно самой на широких ладонях. Поддерживая верхнюю тару со сладостями подбородком, шинигами сделал несколько шагов к столу, а затем бережно опустил коробки на татами. Следом из шкафа были извлечены простые тарелки и две чаши для чая. С некоторым напряжением Ичиго опознал керамику Раку. Действия незнакомца, по-домашнему уютные, заставляли расслабиться. Встряхнувшись, Куросаки сердито спросил: — Так откуда ты знаешь моего старика? Шинигами, игнорируя вопрос, установил небольшую металлическую треногу на каменных ножках и поставил на нее полный чайник. Мановением руки под треногой зажегся голубой огонек, моментально нагревший поверхность. Уложив на стол простую деревянную шкатулку для чая и ложку с мешалкой, шинигами улыбнулся и принялся открывать коробки, одновременно начиная говорить: — Понимаешь, Куросаки-ччи… — Ичиго поперхнулся, но шинигами этого будто не заметил, он поднял коробку, изучая глянцевую поверхность конфеты. — О, нам все-таки доставили свежие вагаси не смотря на тревогу! Временный шинигами кашлянул, привлекая внимание обрадованного собеседника. Незнакомец поднял глаза и Ичиго с трудом сдержал порыв инстинктивно отшатнуться — красивый янтарный цвет казался звериным. — Ты не представился, — справившись с чувствами, все же произнес временный шинигами. — О, прости, Куросаки-ччи. Я Кисе Рета, лейтенант десятого отряда, — парень ослепительно улыбнулся, возле глаз собрались добрые морщинки. Ичиго почему-то не верилось в это напускное счастье. А еще он помнил того здоровяка-лейтенанта. Такое звание слабакам не давали. Шинигами заметил, что из носика чайника уже валит пар, погасил кидо-огонь и принялся готовить легкий зеленый чай в керамических чашках. Ичиго как завороженный смотрел на четкие, выверенные действия, вспоминая единственную чайную церемонию, увиденную лет десять назад. Тогда хозяйка чайного домика двигалась также, в такт дыханию. Из оцепенения его вырвала протянутая обеими руками чаша. Приняв и благодарно поклонившись, временный шинигами сделал первый глоток. Нежный тонкий вкус отличного зеленого чая окончательно разорвал оцепенение. Он сидел напротив лейтенанта и пил чай с вагаси, в то время как его друзья были где-то во враждебном Готее, а Рукия все еще дожидалась казни! Поймав гневный взгляд, Кисе всем своим видом продемонстрировал, что уже начинает говорить:  — Так вот, Куросаки-ччи, лет двадцать назад у нас был капитан. Звали его Шиба Ишшин. Ичиго замер с поднятой на полпути чашей. Рета обворожительно улыбнулся, сделал глоток чая, стянул со шпажки зубами шарик данго, проглотил его и продолжил увлекательное повествование. С каждым произнесенным словом Куросаки понимал все меньше. Получалось, его старик… дезертир? Все еще находясь в прострации он в ответ рассказал о сестрах и матери. Теплые янтарные глаза заглядывали в самую душу, а участливые восклицания подталкивали к откровенности. Это не подавляло, заставляя подчиняться, как голос того капитана, Акаши. Скорее уловки Кисе были чистой психологией. И у него получалось! Ичиго все-таки поймал себя на излишней откровенности и замолк. Рета всплеснул руками, налил собеседнику еще чая и продолжил повествование: -… Да еще и Куроко-ччи, кажется, все знал! А нам с Кагами-ччи ничего не сказал! Мир Куросаки осыпался мелкими осколками во второй раз. Возможно его отец был шинигами, ладно. Но Рукия не почувствовала реацу. Значит ли это, что тот потерял силы? Он может и не почувствовал, что сын стал Шинигами. А вот фамилию Тет-аники Ичиго слышал всего пару раз в жизни. Но он ее помнил. И теперь пытался понять, почему любимый старший брат ничего ему не сказал? Седзи широко распахнулись, пропуская невысокого мальчишку с седыми волосами. Капитанское хаори взметнулось за спиной ледяным крылом. Вместе с его появлением в комнатке будто стало холоднее. Капитан остановился неподалеку, строго спрашивая: — У нас собеседуется новый офицер, Кисе-кун? Почему я не знаю? — Нет, Хитсугая-ччи, это Куросаки Ичиго, он пришел с риока, — беззаботно отозвался Рета, снимая губами очередной шарик данго. Временный шинигами замер, понимая, что его новый знакомец только что его сдал. Белокожий мальчишка забавно порозовел, гневно воскликнув: — Я капитан Хитсугая! — и заторопился ко вторым седзи. Куросаки смотрел ему вслед круглыми от удивления глазами. Вся реакция на неожиданные новости? Уже возле самых седзи Хитсугая резко остановился: — Риока?! Пьет здесь чай?! Бледная рука легла на оплетку рукояти занпакто, а бирюзовые глаза опасно сощурились. Куросаки моментально нашарил собственное оружие, напрягая ноги, чтобы в любой момент вскочить. Кисе успокаивающе поднял обе ладони, а затем примирительно произнес: — Хитсугая-ччи, я сейчас все объясню! ++ Плеснувший в кровь адреналин окончательно разогнал сонную одурь. Тайга выбросил из головы печально урчащий живот, ноющие от перенапряжения мышцы и кинулся вперед, встречая широкий пробный удар правой руки Аомине своим занпакто. Сталь текко-каги неприятно лязгнула о сталь занпакто, высекая искры отрицательной реацу. Тайга явно понимал, что противник с более коротким оружием будет атаковать быстрее и единственный способ нормально провести бой — находиться на расстоянии. Тайга резко рванул лезвие вперед, отталкивая Дайки, чтобы разорвать дистанцию. Оружие Аомине покорно отклонилось, но стальные когти на левой руке резко взметнулись снизу вверх, наискось, стремясь пронзить правый бок шинигами. Краем глаза углядев блеск металла, Кагами рефлекторно заблокировал удар ножнами, мысленно благодаря частые тренировки с Мадараме. Сталь скользнула по лакированной поверхности, изменяя траекторию лезвий, которые по касательной вспороли косоде, оставляя три кровоточащие царапины на торсе. — Слабоват для лейтенанта, — констатировал одним скачком разорвавший дистанцию пустой, разглядывая мелкие капли крови, поблескивающие в свете стоящего в зените солнца. Кагами мельком оглядел три длинные неглубокие царапины и приглащающе взмахнул рукой с ножнами, предлагая вернуться к поединку. Пустыми высказываниями Тайгу уже давно было не пронять. Резким жестом стряхнув жидкость с когтей, Аомине засмеялся и ушел в сонидо, оставляя за спиной солнце. Он резко возник над головой Кагами, отбрасывая длинную тень. Тайга, глаза которого ослепил свет, рефлекторно вскинул занпакто, ожидаемо остановивший текко-каги, и повел руку вниз, увлекая за ней чужое оружие. Левая рука Аомине попыталась повторить успешный удар, но когти едва не наткнулись на отведенную руку. — Серо! — скомандовал Дайки и с его языка сорвалась смертоносная темно-синяя волна реацу. Резко, почти до хруста прогнувшись в спине, Кагами кувырком ушел в шунпо. Энергии, выпущенной с кончика обыкновенного красного языка хватило бы, чтобы разнести голову шинигами на куски, этот луч оставил просеку среди деревьев. Пустой играл по-крупному. По позвоночнику ползла раздражающая дорожка пота, мышцы протестующе ныли, но Тайга ощущал азарт. В последний раз он чувствовал себя так, на грани, когда сражался с Кенпачи. Встряхнувшись всем телом, как большой кот, Кагами скачками менял свое положение, внимательно отслеживая реакцию противника. Аомине хищно улыбался, всегда безошибочно определяя следующую точку выхода Тайги. Мелькнув у Дайки перед носом, Кагами резко оказался у него за спиной, безмолвно выпуская из ладони сформированный Сокацуй. Волна синего пламени ударила во вскинувшего текко-каги пустого и… обтекла его, не причиняя вреда. — Это все? — глумливо протянул Дайки у оторопевшего Тайги, стряхивая невидимую пылинку с белого одеяния. — Я слышал, у некоторых, не совсем бездарных шинигами есть шикай. — Никогда не говори никогда, Гарсия! — мгновенно отреагировал Кагами. Коротко звякнула цепь, Аомине оскалился, расплываясь в предвкушающей улыбке и прыгнул вперед, широко замахиваясь текко-каги. Тайга отреагировал мгновенно, резким движением посылая моргенштерн навстречу противнику. Коротким ударом ноги изменив траекторию полета шипастого шара, Дайки резко выбросил правую руку вперед, собираясь нанизать противника на когти. Кагами легко отскочил в сторону, ощущая, как новый прилив азарта. Коротко звякнула цепь, моргенштерн, повинуясь воле хозяина, резко изменил траекторию, приближаясь к спине пустого. Интуиция, не раз спасавшая ему жизнь в пустыне взвыла и в последний момент Аомине успел отреагировать, уходя вниз. Он падал, уворачиваясь от хлещущих веток и с азартом видел, что шипастый шар не отстает, виляя вслед за своей целью. Края незастегнутого жилета хлопали, хакама раздувал ветер, глаза заливал жгучий пот, отполированные лезвия текко-каги ярко блестели на солнце. Бой определенно был хорош. А этот Кагами был не так уж прост. Дайки надеялся, что после победы над этим лейтенантом, остальные шинигами его также не разочаруют. Сгруппировавшись, пустой исчез в сонидо, собираясь напасть. Текко-каги уже, казалось, вросли ему под кожу. Он покрепче ухватил рукоять и резко опустил левую руку, собираясь располосовать спину в черном косоде наискось. А этот Кагами, резко дернувшись, исчез, используя аналог сонидо для шинигами. Несколько долгих минут они играли в догонялки, только странно звенела цепь оружия Тайги. Дайки чувствовал охотничий азарт. Если бы у него сейчас был хвост, он бы возбужденно бил по бокам. Жертва легко уходила от коротких атак, выбирая все новые точки для появления. Аомине азартно преследовал, чувствуя, как лицо растягивает счастливый оскал. Очередной скачок, из которого Кагами вываливается почти под ноги Аомине. Оскалившись сильнее, Дайки рявкнул: — Попался! — резко вытягивая обе руки вперед, чтобы нанизать противника на когти. И увидел отражение своей торжествующей ухмылки на лице Тайги, резко дернувшего рукоять своего оружия на себя. Резко зазвенела стягивающаяся цепь, сомкнувшая атакующие руки и перехлестнувшая шею. Острые звенья больно впились в незащищенное горло, Аомине чувствовал, как по шее поползли ручейки крови, впитываясь в ворот жилетки, он бесполезно трепыхнулся, только сильнее стягивая цепь, обернувшуюся еще и вокруг торса. За спиной слышался свист приближающегося моргенштерна. В глазах шинигами горело торжество победы. Зло рыкнув, Аомине выплюнул: — Победить меня могу только я! — и исчез во вспышке реацу. Кагами с трудом выдернул из вихря отрицательной энергии собственное оружие напряженно застыл, осознавая, что у человекообразных пустых, оказывается, есть собственный шикай. Азарт в груди рос и ширился, Тайге казалось, что сейчас он запрокинет голову и расхохочется прямо как Кенпачи. Без сильных соперников жизнь лишена веселья! Из плотной синей вспышки выскользнул Аомине. Теперь он больше напоминал пустого, чем прежде. Закованное в плотную белую костяную броню с тигриными синими полосами тело с дырой на прежнем месте, хлещущий по бокам хвост с длинными иглами на конце, волосы, переходящие в полоску шерсти на спине, из которой проглядывали острые костяные наросты. Текко-каги стали частью рук, оставив, однако, пальцы свободными. Опоясывающая лоб кость превратилась в челюсть какого-то доисторического хищника. Вдоль висков опускались внушительные клыки, кончики которых находились почти у нижней челюсти. Предвкушающий оскал казался более животным. С явно слышимыми рычащими нотками Аомине произнес: — Ты не плох, Кагами! — и ринулся вперед. Тайга, только отлетая назад от резкого пинка в живот, осознал наконец, как сильно возросла скорость противника. Он с трудом уклонился от следующего удара, который должен был раскроить ему череп и не сумел увернуться от хвоста, шипы которого вошли в тело на несколько сантиметров. Дайки садистки дернул хвостом в сторону, разрывая кожу на левом боку. Зажав обильно кровоточащую рану ладонью — Кагами чувствовал, как грубеет ткань косоде и убегает сквозь пальцы кровь, шинигами исчез в шунпо, чтобы появиться в десятке метров от противника. Боли не было — Тайга азартно желал победить, и только. Но на нынешней скорости сражения его шикай был бесполезен, моргенштерну было просто не угнаться за таким мобильным противником. Аомине, даже не используя сонидо, парой скачков оказался рядом, нанося резкий удар когтями, который Тайга остановил цепью. Вторая рука пустого попыталась оставить дыру в правом боку, но цепь, повинуясь мысленному приказу Кагами остановила и этот удар. От еще одного резкого пинка в живот и удара лбом в лоб шикай Тайгу не уберег. В голове звенело, от живота медленно расходилась боль, но Кагами знал, что обязан победить. В глазах темнело, сквозь левую руку, зажавшую рану, все больше сочилась кровь, стекая вниз. Но правая ладонь все также крепко сжимала рукоять занпакто. Пустой остановился, чуть нагнувшись к лицу противника, и насмешливо протянул: — Ты вообще что-то можешь один? — Я сражаюсь не один, — вытолкнул сквозь зубы Кагами, делая паузы между словами. Аомине засмеялся, кидаясь вперед, высоко звякнула цепь, останавливая удар: — Ты тут один, Кагами! Тайга провалился в свой внутренний мир, ощущая только досаду. Он лежал на теплых досках натертого паркета, в лицо светили софиты со стен. К нему заботливо склонилась Гарсиа, зажавшая подмышкой оранжевый мяч. — Почему ты не бережешь себя, малыш? Кагами закашлялся, понимая, что сейчас, во внутреннем мире, под судорожно сжатыми пальцами нет раны. — Я должен его остановить, Алекс! Занпакто покачала головой, протягивая своему хозяину правую руку. Тайга крепко ухватился за маленькую ладошку, на которой чувствовались мозоли. В зеленых глазах застыло выражение любящей матери. — Зачем, Тай-чан? Кагами упрямо сдвинул брови, вспоминая о своих подчиненных, о плюсах, которых защищали шинигами. Этот пустой мог нанести ужасающие потери. Алекс мягко улыбнулась, взъерошила рыжие волосы, встав на цыпочки и нежно произнесла: — Ладно, малыш. Тебе еще рано, но, в конце концов, ты угадал фразу, — и резко бросила ему мяч. Ладони привычно сомкнулись на шероховатой поверхности и Тайга нырнул в темноту, едва слыша последнюю фразу занпакто: — у тебя есть пять минут, малыш! Аомине все еще хохотал, резко дергая когти назад. Цепь, звенья которой запутались в лезвиях, послушно полетела следом. Дайки едва заметил, как на долю мгновения его противник застыл. А потом он воздел рукоять занпакто вперед, будто бы стоял в обычной атакующей позиции с боккеном и с неожиданной силой в голосе произнес: — Я сражаюсь не один, Гарсиа! Во все стороны рванул вихрь реацу, Аомине едва устоял на ногах. Проморгавшись от пыли, Дайки заметил, что оружие Кагами изменилось. Теперь это вновь была катана, из торца рукояти которой тянулась уже привычная цепь. Реацу противника возросла и Аомине оскалился еще радостнее — битва продолжалась! Побеждать сильного противника куда интереснее! — Ого, это что? Ресурексион шинигами? Или скорее Сегунда Этапа? — с исследовательским интересом уточнил он, вновь кидаясь в атаку. Теперь шинигами успевал за ним. Возросшая скорость не мешала Кагами отражать удары и когти текко-каги остановило лезвие занпакто. Аомине резко дернул хвостом вперед, но его захлестнула цепь. От шипастого шара Дайки увернулся на одних рефлексах, резко выгибаясь в сторону. Лезвие катаны шинигами чиркнуло по белой костяной броне, оставляя длинную царапину, из которой тут же начала сочиться кровь. Аомине поймал взгляд Кагами и оскалился сильнее. В глазах противника горел такой же азарт, который он видел в глазах Гриммджоу. Огонь, который он углядел бы в своих если бы мог. Они одновременно отскочили в разные стороны, а затем вновь кинулись друг на друга. Дайки пропустил шар моргенштерна под ногами, оттолкнулся сильнее и резко опустил руки вниз, собираясь располосовать противника. Когти на полпути остановила катана, высекая искры, и коротко лязгнула цепь, оплетая лодыжку Аомине. Шар резко рванул вниз, увлекая пустого за собой. Изворачиваясь в попытке высвободить ногу, Дайки почти удачно врезал хвостом, оставляя на лице шинигами длинные царапины. Освобожденная нога подлетела вверх, целя в раненный бок. Азартную схватку на равных остановила гарганта, из которой ударила реацу пустого, пригибая противников к земле. Из межмирового разрыва показался очень высокий пустой в белой форме — у косоде, вырез которого едва скрывал дыру у правого плеча, отсутствовали рукава, хакама свободно трепал ветер. Лиловые костяные рога гордо вздымались из фиолетовых волос. Полностью игнорируя Кагами, он подошел к присевшему Дайки и произнес: — Аомине-чин, что ты здесь делаешь? — Мурасакибара, ублюдок, ты пришел мне помешать? — резко спросил в ответ Дайки, вздергивая руки в защитном жесте. Не обращая внимания на возмущение пустого, Атсуши подошел к с трудом дышащему Кагами, в глазах которого все также плескался вызов и задумчиво протянул: — Ты прав, его хочется раздавить, — давление реацу усилилось, почти пригибая Тайгу к земле. Стоять на воздухе стало неимоверно трудно. — Но Айзен-сама просил нас оставаться в Лас Ночес, Аомине-чин. Вперед, — кивнул он в сторону гарганты и первым направился к разрыву. — Еще смахнемся! — рыкнул Дайки Кагами, стремительно шагая следом за Мурасакибарой. Гарганта закрылась и Тайга, чувствуя, как развеивается банкай, протянул: «Айзен-сама?» и потерял сознание. Стремительно падающее тело едва успел спеленать в кидо Ханатаро, все это время терпеливо ожидающий окончания схватки. ++ Ледяной капитан несколько минут слушал горячий шепот своего лейтенанта. Ичиго не слышал, что конкретно говорит Рета, но бесстрастное лицо Хитсугаи сначала вытянулось, тонкие голубые брови поползли вверх. Затем он выдохнул и покачал головой, закатил глаза, едва прикрыв их ладонью. Махнув рукой куда-то в сторону, Тоширо напоследок бросил: «Я просто ничего не видел, Кисе!», и скрылся за седзи, качая головой. Кисе, из глаз которого моментально ушла смертельная серьезность, незаметно выпустил рукоять занпакто и улыбнулся Куросаки. И Ичиго рассказывал и рассказывал. О матери, об отце, о сестрах, о Тет-аники… Рета слушал с живым любопытством, подбрасывая иногда байки из жизни отряда под руководством Ишшина. Куросаки ловил себя на том, что рассказывает больше, чем знает отец и даже Тет-аники. Кисе будто бы располагал к себе. Может дело было в мягкой улыбке или участливом выражении лица. Ичиго как на духу выкладывал все, даже то, в чем стеснялся признаться Тет-аники. Солнце медленно клонилось к закату, когда истории просто кончились. Кисе разлил очередную порцию чая и предложил: — Куросаки-ччи, могу доставить тебя к твоему родственнику-Шиба или к башне Раскаяния. Что выбираешь? — спросил Кисе, выпуская из рук пустой стакан. Ичиго одним глотком допил чай, поставил чашу рядом и на несколько секунд серьезно задумался. То, что Гандзю пытался разделить офицеров было понятно после некоторых размышлений. Они с Шиба найдут Чада, Исиду и Орихиме, и вместе отправятся к башне. — Давай к родственнику, Рета. Кисе ослепительно улыбнулся, ухватился за плечо временного шинигами и исчез в шунпо. Они очутились на пустынной улочке. Рета, улыбаясь донельзя ехидно, притворно-сочувственно похлопал по плечу Ичиго и, напоследок бросив: «Удачи, Куросаки-ччи», испарился. Куросаки послышался топот множества ног. Из-за поворота появился на всех парах несущийся Гандзю, за которым гналась целая толпа ужасно злых шинигами. «Засранец!» — гневно фыркнул Ичиго, и, сдерживая иррациональный смех, побежал вперед, в сторону уже виднеющейся белой башни. ++ По правде сказать Ичимару Гин ненавидел почти все, что он делает. Капитанство, отношения с другими шинигами, Айзен, эксперименты… В жизни была всего пара-тройка светлых пятен, которые он, Гин был уверен, просто не заслуживает. Жизнь в Руконе была… Она просто была. Очнуться неизвестно где и неизвестно кем было неприятно. Первым сюрпризом оказалось, что взрослые, которым маленький Гин доверял на подсознательном уровне, вовсе не желают помогать детям. Уже к вечеру живот подводило от голода, болела разбитая каким-то толстым мужиком скула. Но, чувствуя, как трескается только поджившая корочка на ссадине, Ичимару улыбался. Вопреки окружающей его действительности. Улыбка, жутко натянутая и неестественная, заставляла держаться. Следующие несколько дней Ичимару провел, как в тумане. Он крал еду с лотков, хотя знал, что воровство это плохо, пил воду из лужи, потому что не мог найти нормальный колодец или водоем и улыбался. Первый труп запомнился Гину особенно сильно. Он, голодный с прошлого вечера, попытался стянуть сушенную хурму с прилавка и лоточник это заметил. Схватившись за палку, здоровый, как тогда казалось Ичимару, мужчина побежал за улепетывающим мальчишкой, сжимающим в руке фрукт. Босые ноги несли Гина прочь, в лесок, в котором был обустроен маленький шалаш. Но сил у голодного ребенка было немного и вот уже крепкая нога в гета подсекла худые грязные детские ноги. Ичимару кубарем покатился в овраг, лишь чудом не наткнувшись на сучковатое бревно. Потирая ушибленную спину, Гин торопливо встал на ноги, собираясь мчаться по оврагу прочь от преследователя, но его остановил удар, обрушившийся на позвоночник. Резво перевернувшись, Ичимару едва не заорал от боли. Сдерживая крик, он попытался отползти прочь. Над ним возвышался крупный человек, разглядывая его как особо мерзкое насекомое. — Грязное отребье, как ты мог попытаться обворовать меня? — гневно раздувающий ноздри он, вновь занося палку. Резво, не обращая внимания на боль, прострелившую спину, Гин вскочил и быстро ткнул противника обеими руками в грудь. Худые детские ладошки с неожиданной силой оттолкнули мужчину. Тот завалился назад, да так и застыл. Ичимару вдруг с ужасом понял, что сучковатое бревно, на которое он едва не налетел сам, проткнуло его противника. Лоточник еще что-то хрипел, рычал, и, булькая бросался проклятьями. На губах его пузырилась кровавая пена. Гин во все глаза смотрел на то, как его противник затих, а затем опрометью, не обращая внимания на горящую от боли спину, бросился прочь, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. Немного пришел в себя он только в своем убежище. Перед ним, смутно виднеясь в сумерках, лежала сушеная хурма. Шмыгая носом и утирая с лица мокрые дорожки, Ичимару подхватил плод и откусил кусок. Где-то внутри спокойный голос сетовал, что Гину стоило бы поискать в карманах противника деньги. Было мерзко еще и от того, что голос был прав. Тогда мальчишка решил, что в этот городишко он больше не вернется. А после того, как количество смертей перевалило за десяток, Ичимару просто перестал считать. Чаще всего они нападали сами. Работорговцы, бандиты… Чувствуя к окружающему миру всепоглощающую ненависть, Гин растягивал губы в широкой притворной улыбке. Нет, бывали и хорошие дни. Однажды добрая женщина накормила его рисовой лепешкой, поглаживая торопливо жующего мальчишку по серебристым волосам. Она же, глядя на аппетит ребенка, торопливо забормотала: — У тебя есть духовная сила, малыш. Иди в Белый Город, а не то сгинешь, как мой Хару. Мой славный маленький Хару, — раскачивалась она на месте. — Злые чудовища в белых масках убили его. Это первый раз, когда он услышал о реацу, но далеко не последний. Он продолжал воровать еду, пытался стягивать деньги, чтобы оплачивать хотя бы воду и тренировался, осваивая реацу. В один из удачных походов с рынка он увидел бессознательную девчонку. Рыжие запыленные волосы, грязная юката. Девочка тяжело дышала, сглатывая вязкую слюну и Гин вдруг вспомнил себя в первые дни в этом адском месте. Он бережно похлопал о грязным щекам и, замечая осмысленный взгляд болезненно блестящих глаз, протянул честно сворованную хурму, растягивая рот в привычной улыбке. Именно так в его жизни появилась Рангику. И Айзен. Девчонка оказалась веселой и доброй. Очень неожиданно для Руконгая, который знал Гин. Она весело смеялась, улыбалась и… заботилась о Гине. Ичимару сам не понял, как привязался к ней. Он собирал дрова, чтобы они с Мацумото могли приготовить горячей рисовой каши. Углубившись в лесок, Ичимару вдруг заметил розовое свечение. Настороженно приблизившись, он увидел склоненных над Рангику шинигами. Они вытягивали розоватую энергию прямо у нее из груди. Почтительно преклонив колени перед шинигами с лейтенантским шевроном, они бережно передали реацу. Очкастый, мягко улыбаясь, отправил энергию в какой-то сосуд и первым исчез в шунпо. Гин бросился к Мацумото. Слабо простонав, она с трудом открыла слезящиеся глаза и бледно улыбнулась Ичимару. Чувствуя, как в груди поднимается бешенство, Гин решил, что прикончит этого лейтенанта. Уже через год он был в Академии, общаясь преимущественно с призрачным парнем. Сначала Ичимару двигало любопытство. А еще Куроко забавно бесился и пытался скрыться. Его поразительные умения как нельзя подходили для тренировки сенсорных способностей. Гин сам не заметил, как крепко привязался к Тетсуе. А еще в Академии он, наконец, узнал, как звали того шинигами. Мягко улыбающийся мужчина в очках с роговой оправой, застенчиво поправлял лейтенантский шеврон, приглашая всех желающих на факультатив по каллиграфии. Естественно Ичимару не удержался. А Куроко, вежливо улыбаясь, отказался и на краткое мгновение Гину показалось, что он знает все. Академия пролетела как один миг. Ичимару только успел попросить Куроко присмотреть за Мацумото, и с головой окунулся в Сообщество Душ. Айзен вербовал его, Гин делал вид, что вербуется и улыбался-улыбался-улыбался, чувствуя отвратительное омерзение к самому себе. Он убивал плюсов, убивал души из Рукона, помогал ставить эксперименты по пустификации. Ичимару был противен сам себе, но чем больше он узнавал Соске, тем больше понимал, что больше его некому остановить. От Мацумото Гин удалился искусственно. Этому неплохо помогло назначение капитаном. В жизни Ичимару оставался только Куроко — единственный нормальный человек. Понимая, что одному Айзена не победить, Гин щедро рассыпал намеки, надеясь, что Тетсуя поймет сам. А потом Куроко оболванили. Он будто бы не замечал существования капитана пятого отряда и Ичимару вновь остался один на один со своим решением. Жизнь была отвратительна. Гин стянул с дерева недозрелую хурму, протер ее о рукав белоснежного хаори и вгрызся в жесткий плод, чувствуя, как от горечи вяжет рот. Вся его жизнь — один большой спектакль, очередное действие которого начнется уже очень скоро. ++ Куроко Тетсуя перебирал отчеты под светом заходящего солнца. Яркий алый диск уже почти скрылся за горизонтом, разливая на небе алые краски. Отвлекшись от созерцания прекрасного зрелища, Тетсуя придвинул к себе стопку бумаги. Руконгайцы образцово путали следы, скрываясь от хилой погони. Соглядатаи из отряда Омницукидо оперативно составляли отчеты, которые доставлялись прямо в кабинет капитана. Вторая стопка была побольше — посланные в Императорские кварталы шинигами направляли свои первые выжимки о жизни квартала. Военная мощь подчиненных благородного клана Акаши внушала уважение. Остальные благородные дома имели самый минимум воинов, большая часть которых, к тому же, служила в Сейрейтее. Постоянная боевая подготовка, основы управления реацу, тактические игры, рекрутирование не слабо настораживали. Нет, придраться было не к чему, но тем не менее постоянно наращиваемая боевая мощь не могла не пугать. Уже сейчас жители кварталов Акаши думали, что служить в полиции Императора куда почетнее, чем идти в Академию Духовных Искусств. Во всем происходящем была видна рука умелого знатока людей. Тетсуе было неприятно осознавать, что он сильно недооценил способности Сейджуро к организации. Души, живущие в кварталах, обожали своего правителя, бережно начищали щитки, висящие на лавках, приветствовали полицейских как героев, а глава клана вообще был для них фигурой полубожественной. Клан Акаши набирал силы и еще через тройку десятков лет мог бы захватить остальные районы Руконгая. Хотя и захватывать бы ничего не пришлось — большинство духов за пределами кварталов уже мечтали попасть под крыло к клану Акаши. Людские волнения умело подогревались людьми, которые появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. Все больше людей выражало недовольство советом Сорока Шести. Торговцы уже потихоньку задирали цены на свои услуги для Сейрейтея. У людей появилась альтернатива. И она им нравилась. Куроко обмакнул кисть в свежеразведенную тушь и принялся составлять письмо. Работы предстояло немало. От мягкого завораживающего движения ворса кисти по шероховатой необрезанной бумаге его отвлек ввалившийся в кабинет Хоро. Куроко с некоторым трудом узнал подчиненного. Легкая щетина превратилась в черные заросли, под глазами пролегли глубокие темные круги. Хоро явно потерял в весе, стали лучше видны морщины у рта, глаз и на лбу. Шинигами торопливо склонился, молча наложил десяток кидо на кабинет. — Хоро, шинигами же запрещен переход по Сенкаймону… — осторожно начал Тетсуя, безмолвно помогая подчиненному защищать помещение еще пятеркой малоизвестных кидо. — К черту запреты, — отрывисто произнес Хоро и покосился на стул для посетителей, мужественно оставаясь стоять. — Интервалы между открытием гаргант уменьшаются, текущее количество шинигами не справляется с поставленной задачей. Отряд защиты плюсов несет потери. Губы Куроко сжались в тонкую полосу. Они были просто обязаны дать подмогу Кагами. Но как? Вторжение риока, строго контролируемые передвижения между мирами… Глядя в сторону, он произнес: — Ты не сообщил ничего нового, Хоро, — получилось холодно и отстранено, но Тетсуя уже пытался решить, какие аргументы стоит использовать, чтобы выбить еще хотя бы десяток отрядов. Хоро понимающе фыркнул и продолжил: — Официально подтверждено существование человекообразных пустых, которых можно назвать пятым поколением. Образец сильнее лейтенантского уровня. Куроко слушал подчиненного, напряженно замерев. «Сильнее лейтенантского уровня…» — Хоро сравнивал пустого с Кагами. — Потери? — отрывисто спросил он, до белизны костяшек сжимая руку на колене. Холод пальцев чувствовался сквозь плотную ткань хакама. — Несколько рядовых пострадали, лейтенант Кагами тяжело ранен, но сейчас его жизни ничего не угрожает. — Хоро. Что. Там. Произошло? — раздельно произнес Тетсуя, одновременно кивая подчиненному на стул. До боли сжавшие колено пальцы расслабились. Жестом сотворив адскую бабочку, Куроко отправил ее к Акону. Хоро сел на стул, расслабляя напряженные плечи и принялся докладывать.