Beati possidentes («Счастливы владеющие»)

Кингсли Шеклболт не узнавал сам себя. Еще совсем недавно на таких вот рабочих совещаниях всё его внимание было сосредоточено на докладах подчиненных. Каждое слово исправно долетало до слуха, а мозг работал на всю катушку, одновременно прокручивая, взвешивая, анализируя, сопоставляя друг с другом многочисленные новости и сведения, связанные с жизнью магического мира и обстановкой, царившей в этом скрытом от глаз большого маггловского мира муравейнике. Сегодня же ему не было дела не до кого и не до чего. Шеклболт почти не различал ни хрипловатого баска Гарри Поттера, вещавшего об итогах работы Аврората за месяц, ни звонкого, чуть торопливого говора Гермионы Уизли, с воодушевлением отчитывавшейся по результатам их с Драко Малфоем парижской командировки, ни, тем более, гнусавой, тягуче-монотонной и, как всегда, бесконечной бубниловки своего секретаря Перси Уизли. Черные глаза министра были прикованы к лицу молодой темноволосой секретарши Полумны Лавгуд, сидевшей в отдалении за спинами остальных служащих Министерства. Кингсли чувствовал, что она, хоть и пыталась изо всех сил делать вид, что внимательно слушает выступавших, на самом деле мыслями находилась где-то очень далеко. Губы ее почти незаметно шевелились, будто девушка повторяла про себя что-то очень важное, нечто такое, от чего зависела сама её жизнь. Отсутствующий взгляд блуждал по стенам кабинета, не задерживаясь ни на одной детали дольше пяти секунд. Иногда она полностью погружалась в собственные думы, и министр замечал в эти секунды на круглых упругих девичьих щеках сполохи румянца, а в серо-голубых глазах – яркие дерзкие проблески, точно девушка пыталась решиться на какой-то судьбоносный, слишком важный для нее шаг. Кингсли, чуть морщась от еле различимого слухом клекота докладчиков, вынуждавшего его время от времени отрываться от созерцания предмета своей внезапно вспыхнувшей страсти, жадно вглядывался в простоватые, не слишком гармоничные, никоим образом не безупречные, но, все же, такие милые черты Элоизы Миджен. Любое безыскусное, со всех точек зрения невыразительное ее движение вызывало в нем восторг! Вот она склонила голову набок, совершенно, казалось, не задумываясь о том, что такой ракурс будет подчеркивать ассиметричное расположение носа на лице, а вот на секунду устало прикрыла глаза, и во взмахе редковатых, без следа косметики, ресниц влюбленный мужчина не уловил ни малейшего намека на пошловатую томность. Желания порисоваться, произвести впечатление в ней не наблюдалось вовсе. Через минуту Шеклболт скорее сердцем, чем слухом, уловил усталый выдох, вырвавшийся из полной груди девушки, и темная прядка, нечаянно выбившаяся из пучка, туго скрученного на затылке, колыхнулась около маленького уха от частого дыхания. А как Элоиза прикусывала губу и потирала лоб кончиками пальцев в моменты абсолютной отрешенности от происходящего на совещании, когда думала о чем-то своем! Министр дорого дал бы, чтобы проникнуть в ее мысли, тем более что Легиллименция и Обливиэйт не представляли для него никакого труда. Вот только сейчас ему, неизвестно отчего, хотелось сохранить в ней для себя кусочек тайны, приближаться к которой следует постепенно, смакуя, как сладкий пирог, крохотными кусочками разгадку непостижимой и потому удивительной притягательности этой девушки. – Господин министр!.. – донеслось до Кингсли. – У вас будут какие-то вопросы и замечания по моему отчету? Шеклболт медленно повернул голову в сторону секретаря. Перси Уизли, раздуваясь от осознания собственной исключительности, стоял рядом с ним с заискивающим выражением на лице, прямой, точно швабра, и приторно улыбался. На лбу у него поблескивали едва заметные капельки пота, должно быть, от недюжинного усердия, которое он только что вложил в свое еще одно канцелярское детище. В руках Перси была пухлая папка. Министр вдруг подумал, что в кои-то веки нудное чтение секретарем своей пространной писанины не вызвало в нем раздражения. Наоборот, можно было только пожалеть, что на сей раз Уизли отрапортовал как-то уж слишком быстро. Было бы чудесно, если б Перси по-прежнему бубнил и бубнил о какой-то там дурацкой статистике по новым бытовым заклинаниям, поступившей из сектора патентования, и не мешал любоваться немного нескладной пухловатой фигурой мисс Миджен, ее неловкими, но такими естественными, такими правильными движениями, милым задумчивым лицом. Замерев, министр вдруг ясно представил, как однажды склонится над своей Элоизой в полумраке собственной роскошной спальни, а она будет, точь-в-точь, как сейчас, прикрывать глаза и коротко вздыхать, млея от его ласк и жгучих поцелуев. Нет, так нельзя! Он же не мальчишка, в конце концов!.. Если ничего не предпринимать самому, то можно прождать у моря погоды лет сто. Нужно действовать! Он непременно поговорит с мисс Миджен сразу после совещания. То-то его юная фея подивится настойчивому вниманию со стороны столь высокопоставленной персоны, а уж когда она возвратится к себе и увидит букет, непременно должна будет сообразить, что их разговор и дорогой подарок в романтическом ключе – звенья одной цепи. Сообразить и... сделать соответствующие выводы. Нужно только найти правильную тему для их первого разговора и выбрать соответствующую его цели линию поведения – не выглядеть навязчивым, глупым, суетливым и, вместе с тем, не произвести впечатления сухого официального чиновника, для которого интерес к рядовой сотруднице продиктован всего лишь необходимостью знать о своих подчиненных все. – Господин министр, вы меня слышите? – Уизли был назойлив. – Вам нехорошо? Может быть, голова болит? Если так, то я сейчас же... – Успокойтесь, мистер Уизли! – раздраженно оборвал секретаря Кингсли. – Со мной все в порядке. Просто задумался о кое-каких важных делах, не терпящих отлагательств. Взгляд Шеклболта был красноречивее всяких слов. Перси умолк и смешался, стараясь в ответ показать глазами, что он прекрасно понимает, какие такие думы гнетут министра. Еще бы, ведь чуть позже предстоял разговор с Малфоем, а затем – очная ставка Люциуса и Лавгуд. Кроме того, видно было, что Кингсли донельзя заинтересовался ночными вылазками Малфоя из мэнора. Узнать бы, где бывший Пожиратель проводит время!.. Не дай, Мерлин, опять какие-нибудь гадости замышляет. Ничего, рано или поздно все всплывет. Уизли ни на секунду не сомневался в своих осведомителях, один из которых обитал в Министерстве, а второй – в Малфой-мэноре. Кнопка для воздействия на шантажируемых им стукачей у Перси имелась безотказная: незарегистрированных анимагов и сейчас не жаловали, так что лучше уж анимагические способности обратить на пользу Министерства и сотрудничать с ним, чем пытаться строить из себя благородных героев и угодить за нарушение закона в каталажку. Уизли мысленно потер руки и отправился на свое место, любовно поглаживая папку с докладом. Душа Перси радостно пела оттого, что на сей раз министр даже не подумал критиковать его отчет, как это было всегда. Наконец-то, его усердие и рвение оценено по достоинству! Обсуждение отчетов затянулось. Кое у кого из сектора борьбы с неправомерным использованием магии возникло несколько вопросов к Гарри Поттеру, затем победителя Вольдеморта начала терзать заведующая отделом выявления и конфискации поддельных защитных заклинаний и оберегов, после чего, как минимум, в течение получаса несчастных заложников бюрократической машины Министерства утомляли рапортами начальники административных служб Визенгамота. – Всем спасибо! Все свободны! – наконец-то, пророкотал Кингсли густым басом. Над головой министра пронесся вздох облегчения трех десятков сотрудников. Никого не нужно было просить дважды: почти все, как один, с неприкрытым ликованием во взглядах принялись подниматься со стульев и по одному потянулись к выходу. Только Гермиона Уизли о чем-то тихо перешептывалась с Элоизой Миджен, от которой министр по-прежнему не отрывал глаз. «Наверное, учебу в Хогвартсе вспоминают», – подумал Шеклболт, с предвкушением наблюдая, как постепенно пустеет огромный кабинет. Единственной, кто немного омрачал его радость, была юная миссис Уизли, прилипшая к мисс Миджен, как пиявка. Она будто нарочно не торопилась к себе в отдел, а продолжала чесать языком. Видно, Грейнджер что-то пыталась втолковать Элоизе; лицо её раскраснелось, она увлеченно жестикулировала и выразительно закатывала глаза через каждое слово, словно не верила сама себе. – Миссис Уизли! – подал голос Кингсли. – Разве у вас на сегодня нет больше никаких дел? Девушки вздрогнули. – Простите, господин министр, – виновато потупилась Гермиона, немного нервно сжав папки в руках. – Мы уже уходим. Просто мисс Миджен срочно понадобилось получить небольшую консультацию по кое-каким правовым затруднениям. Кингсли глубоко вздохнул, словно собирался ринуться в смертельную схватку. – Вы свободны, миссис Уизли. А вот к... – он нарочито помедлил, словно попытался дать сам себе в эту последнюю секунду возможность для отступления, – ...простите, вроде, к мисс Миджен, если не ошибаюсь, у меня будет несколько вопросов. Элоиза с испугом взглянула на Гермиону, не понимая, зачем понадобилась самому министру магии. Миссис Уизли лишь пожала плечами и перевела вопросительный взгляд на деверя, копошившегося в углу у секретарского столика с пергаментами. Кинсгли проследил за взглядом Гермионы и обернулся. «Мордред, задери, как же я про тебя-то забыл совсем?» – с досадой подумал министр, скривившись при виде высокой, довольно-таки статной фигуры Перси. Тот даже бровью не повел и не подумал оторваться от любимого занятия – возни с документами. Видимо, на него слишком большое впечатление произвело отсутствие со стороны руководства нареканий по поводу доклада, отчего секретарь продолжал пребывать в радостной эйфории и не торопился вернуться в реальность. – Мистер Уизли, вы тоже пока свободны. Будьте добры, проводите вашу невестку в столовую и угостите чашечкой кофе. В конце концов, вам двоим давно уже пора начать общаться между собой более тесно, по-семейному, а то все с какой-то неприязнью друг на друга глядите. Перси, желая угодить Кингсли, в два прыжка оказался около жены брата и любезно распахнул перед ней дверь. Гермиона бросила на родственника мрачный взгляд. Ей ничего не оставалось, как попрощаться с Шеклболтом вежливым кивком и выйти. Элоиза стояла перед Кингсли, ни жива, ни мертва, лишь робко переминалась с ноги на ногу, лихорадочно пытаясь сообразить, что могло привлечь к ней внимание самого министра. – Мистер Уизли! – грохотнул Кингсли густым басом. – Подождите секундочку! Перси, смастерив самую сладчайшую физиономию, какую только можно вообразить, прикрыл дверь и подошел к Шеклболту. Министр внимательно посмотрел на маггловский блокнот, который нервно сжимала в потных от волнения пальцах мисс Миджен, и вдруг обратился к ней с улыбкой: – Мисс, вы не одолжите маленький листочек из вашего блокнотика? Не хочется целый пергамент на такую мелочь переводить. – Да, да, конечно... – торопливо и испуганно закивала девушка, затем поспешно вырвала листок и передала его министру. Тот протянул руку и, забирая клочок бумаги, как бы невзначай, коснулся пальцами руки Элоизы. Кожа у нее была мягкая и теплая. Кингсли очень захотелось еще раз дотронуться до этой пухленькой белой ручки, однако он, с трудом преодолев соблазн, отдернул собственную ладонь, затем повернулся к столу, быстро написал пером на бумаге несколько цифр и протянул записку секретарю. – Возьмите! Это личный мобильный телефон Блэра. Он уже должен был кое-что выяснить по моей просьбе. Вы в курсе, о чем я. И займитесь, наконец, Гуптой. Многое будет зависеть от того, что он скажет. Свяжитесь с ним побыстрее, – министр, казалось, начинал терять терпение. – Что застыли? Не мне вас учить таким делам... Перси смастерил угодливую улыбку, подхватил листочек двумя пальцами и вышел из кабинета. Мисс Миджен все это время терпеливо ждала, когда, наконец, на нее обратят внимание, зададут какие-то там вопросы и отпустят. Ей просто не терпелось вновь встретиться с Гермионой и разузнать подробнее, как лучше всего провернуть дело с удочерением близняшек Малькольм. Элоиза была настроена решительно и не собиралась сдаваться за здорово живешь. Расстаться с малышками она не согласилась бы за все блага Вселенной. Слишком уж привязалась она к девочкам, полюбила их, а они – её. Девушка чувствовала, что готова горы свернуть ради Хелен и Ханны Малькольм. И тем сильнее сжималось её сердце при мысли о том, что возможно уже сейчас ее начальница, мисс Лавгуд, разговаривает с отцом этих самых девочек. Ведь Полумна пообещала, что потолкует с Трэверсом о ней... Неужели он откажется? Как этот противный упертый преступник не может понять, что только с нею малышки будут расти в тепле и любви, обретут счастье!.. А вдруг у Лавгуд ничего не получится?! Может статься, она уже позабыла о своем обещании? Элоиза в отчаянии тряхнула головой и закусила губу. – Вы чем-то расстроены, мисс Миджен? – глуховатый бас Кингсли выражал, как показалось Элоизе, не столько искреннее участие, сколько нечто наподобие досады. – Извините, господин министр... Все в порядке, правда. Это просто... личные неприятности... – Вот как? И вы попросили о помощи, как я понял, Гермиону Уизли? – Да, господин министр, – в серо-голубых глазах Элоизы застыло умоляющее выражение. – Она – прекрасный человек и всегда готова оказать поддержку друзьям и знакомым. Вот и мне в моем деле не отказалась помочь. Простите, вы хотели о чем-то поговорить со мной? – А что у вас за дело к миссис Уизли? – настаивал министр. Вопрос Элоизы пропал втуне. Какое-то шестое чувство подсказывало девушке, что разговор между ней и министром выходит слишком странный, если не сказать, неестественный, словно он решил для чего-то вызнать у нее всю подноготную про нее саму. «Что ему нужно? – мысли Элоизы заметались в мозгу, как птички в клетке. – Неужели он за этим оставил меня?» Лихорадочные соображения мисс Миджен по поводу непонятного и от этого не менее подозрительного интереса министра к ее персоне опять-таки прервал его бас, на сей раз вкрадчивый и, в то же время, нетерпеливый: – Кто знает, мисс Миджен, вдруг мне удастся помочь вам гораздо эффективнее и быстрее, нежели миссис Уизли. – Вам, сэр? – девушка недоуменно взглянула на огромную фигуру Кингсли, величественно возвышающуюся над ней. – Да, мне. А почему бы и нет? Я наблюдал за вами во время совещания и подумал, что у вас стряслась какая-то беда. Ну, по крайней мере, возникла серьезная проблема. – Ничего особенного, господин министр. У вас и без меня слишком много хлопот и забот, не хватало еще, чтобы вы тратили свое драгоценное время на рядовую сотрудницу... – А все-таки? Я хотел бы, чтобы вы были максимально честны со мной. Элоиза слегка обомлела от столь резкого напора и весьма сомнительной любезности Кингсли. С чего бы вдруг самому министру помогать ей, да еще предлагать эту помощь вот так, запросто, словно они сто лет знакомы? Нет, с его стороны тут было явно что-то не то. Конечно, помощь Кингсли Шеклболта в ее деле – практически стопроцентный выигрыш, но внутренний голос назойливо уговаривал мисс Миджен не обольщаться насчет этого странного и опасного человека. Элоиза снова подняла глаза на министра и, чуть было не поперхнулась воздухом: на лице мужчины читалась мрачная решимость, вызов, а еще... Еще нечто такое, что для себя она сразу же определила как желание подчинить, присвоить. И вожделение... Его взгляд обжег все ее существо такой неприкрытой страстью, что девушка совершенно опешила, однако, взяв себя в руки, тотчас поспешила отмести свое робкое предположение, как совершеннейшую глупость. «Ну, нет, конечно же! Он же никак не может быть влюблен в меня! Какая только чушь со страху в голову не взбредет! Просто я никогда не нравилась мужчинам и не представляю, какими становятся у них лица, когда они хотят женщину. Тут поневоле начнешь всякую ерунду воображать и горячку пороть. Только взгляд у министра все равно странный. Может, что-то про мисс Лавгуд таким манером выпытать хочет? А что я о ней знаю? Ничего, ровным счетом. Делаем с ней дело, как можем. Она дает задания, я выполняю – вот и все наше с ней общение... Ах, только бы она поговорила с Трэверсом насчет меня, как обещала! Только бы у нее получилось уговорить его отдать девочек мне...» Раздумья мисс Миджен прервались. Она внезапно почувствовала, как какая-то неведомая сила пробует вломиться к ней в мозг и пытается там нащупать мыслеформы самых сокровенных для нее вещей. Ощущения были очень неприятные, Элоизе показалось, будто каждую её извилину отделяют одну от другой, а затем старательно распрямляют. Виски словно сдавило тисками, и стало трудно дышать. «Легиллименция!.. Конечно! Как я могла забыть? Ведь министр – непревзойденный легиллимент!» Внезапно штурм ее мозга резко прекратился, пелена перед глазами понемногу начала рассеиваться, и Элоиза сумела-таки разглядеть серое от гнева лицо Кингсли и недобро блестевшие в неверном свете свечей темные глаза мужчины. – Мисс Миджен! – гавкнул Кингсли, широко, как самец гориллы, раздувая ноздри. – Признавайтесь, что это вы тут задумали с мисс Лавгуд?! Насчет Трэверса? Разве вам невдомек, что он – государственный преступник, отбывающий пожизненный срок в Азкабане?! Ор Кингсли просто-таки оглушил мисс Миджен. Элоизе показалось, что она уменьшилась до размеров флоббер-червя. Она невольно отшатнулась назад, явно не ожидая столь бурной реакции на свои, в общем-то, совершенно безобидные слова и мысли. В самое первое мгновение она испытала недоумение, в следующую секунду на бедняжку навалилось нешуточное потрясение, а затем в душе девушке поднялась жгучая обида, приправленная страхом, какой в подобных ситуациях всегда испытывают маленькие люди перед сильными мира сего. Элоиза не могла даже вообразить, что же так разгневало Кингсли, и чего такого запредельного было в ее самом простом и естественном женском желании. Неужели это противозаконно – позволить двум прелестным маленьким сироткам обрести семью и любовь? – Меня не интересует Трэверс, господин министр. Я всего-навсего хочу удочерить двух малюток из нашего приюта – Хелен и Ханну Малькольм, дочерей Трэверса. Разве это преступление? – Какого Мордреда?! Зачем тебе понадобились эти малявки, говори? – злоба, казалось, совершенно застила его рассудок. – Это Лавгуд тебя надоумила? – Я люблю этих девочек! И мисс Лавгуд тут ни при чем. Она, наоборот, всячески отговаривала меня от этого, убеждала, что ничего хорошего из этого не выйдет, но я настаивала. Я хочу быть с ними. Полумна Лавгуд обещала мне, что поговорит с Трэверсом по поводу меня. – Он ни за что не согласится, – тяжело дыша, промолвил Кингсли. – Вы, мисс Миджен, не замужем, к тому же полукровка, да еще и гриффиндорка в придачу. – Это делает меня неполноценной? – Элоиза едва сдерживала слезы. – Зачем вам это нужно? – повторил свой вопрос Кингсли. – Ведь вы же можете выйти замуж, и у вас будут собственные дети. – И до каких пор вы прикажете мне ждать этого самого мифического жениха? Пока я не состарюсь? – бедная девушка едва держалась, но говорила с министром резко, балансируя на грани дерзости и отчаяния. – Я понимаю, что никогда не выйду замуж... И потом, моя личная жизнь – это не ваше дело. Элоиза осеклась. Лицо министра исказила настолько свирепая гримаса, что ей стало страшно. Она не выдержала и, опершись на стену, разрыдалась, даже не пытаясь больше скрывать собственные слабость и страх. «Да что ему от меня нужно-то?» – в отчаянии думала мисс Миджен, чувствуя, как соленые потоки проливаются из глаз и неприятно щиплют кожу щек. – Послушайте, – пробасил Кингсли почти миролюбиво, подходя к ней, – для чего вам вешать на шею такой хомут? Выходите себе спокойно замуж и рожайте собственных детей. Девочек же непременно удочерит какая-нибудь бездетная пара. – Вам-то какое до меня дело? – хлюпнула носом Элоиза, едва держась на ногах. – У меня нет жениха, не было и, скорее всего, никогда не будет... А эти девочки очень дороги мне. Кто знает, может быть, Трэверс все же согласится, чтобы я стала им матерью... – Что ж, мисс Миджен, – чуть помедлив, угрожающе произнес Кингсли, – вы не оставили мне выбора. Он неторопливо вытащил палочку и направил ее на перепуганную до смерти девушку. – Что вы собираетесь делать? – цепенея от ужаса, прошептала Элоиза, не сводя полных слез глаз с кончика палочки министра, угрожающе подрагивавшего перед самым ее носом. – Применю Обливиэйт. Что мне остается? Вы забудете не только этот наш с вами неприятный инцидент, но и о вашей сумасшедшей затее с нелепым и совершенно ненужным удочерением... – Вы не имеете права... – осипшим голосом пробормотала Элоиза, вжимаясь в стену и больше всего желая слиться с ней. Шеклболт был неумолим. Он хищно усмехнулся, высоко вздернул крупный, почти квадратный подбородок, покрытый едва пробившейся после утреннего бритья щетиной, и взмахнул рукой, стараясь сосредоточиться. Мисс Миджен осознала, что никакие ее мольбы не остановят министра. Внезапно перед застланными слезами глазами вспыхнули образы двух черноволосых малышек, и Элоиза решила сопротивляться. – Нет! Нет! Вы не имеете права! Это безбожно! Вы нарушаете закон! – она, не понимала, чей голос выкрикивает в лицо самому министру эти скабрезности, что делают ее руки, и почему на ее пальцах такие короткие ногти... Если бы они были чуть длиннее, у нее, возможно, получилось бы выцарапать глаза этому зверю. – Я не преступница! Я не хочу, не хочу!.. – Заткнись, глупая девчонка! – рявкнул Шеклболт, опешив в первую секунду от столь неожиданного для него сопротивления, но в следующий миг ярость из-за того, что так удачно спланированное им самим для себя будущее вот-вот рассыплется, точно карточный домик, по прихоти сердобольной дурочки, совсем обуяла его. – Заткнись, я сказал, иначе будет хуже! Прекрати хныкать, потом еще спасибо скажешь... – Нет! Нет! Нет! Не хочу! – кричала Элоиза, зажмурившись. – Вы – негодяй! Садист! Хуже Вольдеморта! Бедняжка чувствовала себя птичкой, попавшейся в силок. Она обреченно подняла руки к лицу, инстинктивно пытаясь закрыться, хотя умом понимала, что все ее слабые потуги совершенно бесполезны: черный демон, нависавший над ней, был силен, разъярен и неумолим. – Прошу вас, прекратите, прекратите! – рыдания ее словно углубляли порочную бездну, неизвестно откуда разверзшуюся в душе Кингсли. Остатки здравого смысла кричали ему, чтобы он немедленно оставил в покое нравившуюся ему девушку, извинился перед ней, попытался загладить вину, ведь он взрослый, умный, уравновешенный маг, прошедший суровую школу двух магических войн, научившийся держать себя под контролем, да к тому же – министр, а значит, воплощение справедливости и гарант закона. Только вот темнота, поглощавшая Шеклболта с каждой секундой, хищно скалясь, не желала признавать никаких доводов разума и продолжала наступать. – Как бы ни так, дура! Ишь чего задумала – голубить пожирательских выродков! Нет, милая, у меня для тебя имеется совсем другое предназначение! Огромная черная лапища Кингсли взметнулась вверх, пытаясь перехватить руки девушки, которыми она вслепую, отчаянно мотая головой, пыталась отбиться от обезумевшего министра. – Ты меня утомила! Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Ты все равно подчинишься мне, сделаешь так, как хочу я: не по доброй воле, так под Империо... Элоиза, загнанная Шеклболтом в угол, почти потеряла сознание, успев померкшим взором уловить лишь странный багровый отблеск, вспыхнувший из ниоткуда, а слух выхватил из небытия слова заклинаний, выкрикнутые знакомым голосом: – Петрификус Тоталус! Инкарцеро! Послышался резкий стук, какой бывает при падении мягкого, но тяжелого предмета с большой высоты, а затем чьи-то сильные руки попытались подхватить несчастную девушку. Не вышло... Пальцы героя-спасителя соскользнули с круглых, обтянутых белым шелком плеч, и Элоиза как-то резко рухнула без сил на колени. Мисс Миджен даже не успела разобрать, кто вдруг так кстати оказался в кабинете министра и избавил её от Обливиэйта: глаза бедняжки сами собой закрылись, и большое грузноватое тело незадачливой, волею судеб очутившейся в ненужное время и в ненужном месте секретарши боком повалилось на ковер рядом с обмотанным по самую макушку веревками высоким чернокожим лысым мужчиной. *** «Интересно, давно ли за Элоизой ухаживает этот таинственный незнакомец? – мучительно размышляла Полумна, бредя по коридору к своему кабинету после свидания на одиннадцатом уровне с узником под номером Хагал Иса шестьсот два. – Наверное, у них уже все на мази. Надо же, молчала до последнего, хоть бы словом обмолвилась о нем, а сама, быть может, уже к свадьбе готовится... Нет, не думаю, чтобы она передумала насчет девочек, сама же меня перед тем, как я в Лондон по делу Мэри отбыла, умоляла поговорить с Трэверсом, упросить его согласиться... А, может, они вместе – Элоиза и её загадочный жених – решили удочерить близняшек. Что ж... Он, судя по букету, богат и романтичен, да еще и готов пойти навстречу своей избраннице и взять на себя такую ответственность...» Луна остановилась посреди пустого коридора и вздохнула, прикрыв глаза. Отчего-то ей стало горько и немного обидно от того, что Люциус с того самого момента, как завертелась круговерть их непростых, если не сказать, невразумительных, но от этого не менее прекрасных, ярких чувственных отношений, ни разу не подарил ей даже самого маленького цветочка. Пусть самого простенького, полевого, но сорванного лишь для нее, от чистого сердца и с любовью. Или хотя бы Орхидеусом сотворенного. Люциус же знает, что не нужны ей ежедневные роскошные букеты от самых дорогих цветочниц Хогсмида, и что она вовсе не собирается требовать, чтобы ради нее он обкорнал цветники Малфой-мэнора. Нет же!.. Простая ромашка, вплетенная своей «полоумной» в волосы с нежным шепотом, со словами, которые только он умеет говорить так, что сердце заходится, сделала бы её бесконечно счастливой. Почему же Люциус не видит, как мало ей надо?.. Почему он такой непрошибаемый? И отчего сейчас в голове вертелась такая ерунда, когда волновать ее должны совсем другие, более серьезные вещи? Например, то, как Люциус сегодня повел себя? Только что согревал душу ласковым теплом рук и светом глаз, а через секунду – льдинки во взгляде... А еще – напряжение и настороженность. А потом последовали те непонятные слова, которые он едва успел прошипеть ей на ухо сдавленным шепотом. «Что случилось? Что означает это его предупреждение? Поскорее бы вечер... Хочу, чтобы мой Малфой стал прежним. Он и станет таким там... у меня... в Оттери... И непременно все мне объяснит», – Полумна резко выпустила воздух из легких и двинулась к кабинету, смутно пытаясь догадаться о том, что такое, из ряда вон выходящее, произошло с Люциусом после того, как лавина страсти, охватившей их в ее маленьком кабинетике, схлынула. А еще ее терзали страх и напряжение после странной и потому столь пугающей фразы Люциуса, поведанной им при весьма загадочных обстоятельствах. Она же видела, догадалась, что ему было жизненно необходимо сказать ей эти слова, только вот что-то помешало, и что такое – это «что-то», Луна не представляла. Не дай Мерлин, она неправильно его поняла... Тогда им двоим, как пить дать, ни за что не выпутаться из цепких когтей Кингсли. Луна блаженно потянулась, приходя в себя. В горле пересохло, под прикрытыми веками трепетали яркие пятна. Огонь блаженства, охвативший минуту назад каждую клеточку тела – с макушки до пят – медленно угасал. Сердце кое-как продолжало отходить от безумно бешеной гонки, а сверхчувствительные после оргазма соски, украшавшие ярко-розовыми бутончиками навершия нежной груди, никак не хотели терять твердость и форму; истерзанные поцелуями, чуть влажные от мужской слюны, они, соприкасаясь с холодным воздухом, дерзко торчали вверх, словно приглашали вновь провести по ним пальцами, а затем накрыть губами, понежить языком... – Ну, дурашка моя сумасшедшая, – улыбающееся лицо Люциуса склонилось над ней, – поднимайся. Нужно успеть вернуть себе более-менее приличный вид, прежде чем сюда кто-нибудь ворвется... – Не ворвется. Я наложила Запирающие и Сигнальные чары, ты забыл? – Полумна вальяжно, как кошечка, выгнула спину и резко поднялась. Усевшись на столе, она ловко справилась с застежкой на бюстгальтере, после чего занялась пуговицами на блузке. – Все равно, лучше будет, если сейчас мы с тобой проявим чуточку благоразумия, Луна. Мне нужно сказать тебе еще одну очень важную вещь. Настолько важную, что я специально откладывал ее на потом, – произнес он как-то слишком торопливо, оглянувшись по сторонам, а затем ловко застегнул брюки, поправил сюртук и короткими щелчками распрямил манжеты на рубашке. – Только ты меня опередила, детка. – В смысле? – глаза Полумны смеялись. Она, подмечая четкие движения Люциуса, чувствовала себя такой неловкой и неуклюжей. Он в ответ, с удовольствием наблюдал, как Луна подтягивает шелковые чулки и, забавно ерзая, одергивает юбку. – Что ты имел в виду? – Я не успел глазом моргнуть, как ты смела мое самообладание и намерение серьезно поговорить, как ураган! – Вот как? И то, что ты хочешь сказать мне, очень важно? – спросила Полумна, занявшись меж тем своими волосами. Её тонкие пальцы ныряли в белокурую гриву, тонули в ней, выискивая запутавшиеся шпильки, а найдя, тут же ловко подхватывали выбившиеся пряди и аккуратно подкалывали их к остальным. – Очень важно, девочка моя, – ответил Малфой, любуясь ее истинно женскими движениями. – Ты даже не представляешь, насколько. Он замер на миг, затем засунул руку во внутренний карман сюртука и достал небольшой кругляшок с цепочкой, похожий на карманные часы. И побледнел... Через секунду вещица, похожая на часы, снова оказалась там, где была – в кармане сюртука. Через минуту Луна закончила возиться с прической, спрыгнула со стола и расправила мантию. – Я готова, Люциус. Слушаю тебя. Малфой, однако, ничего не ответил ей. Взгляд его был устремлен в верхний правый угол кабинетика, ближе к потолку. Полумна, проследив за ним, тоже взглянула туда, куда, не отрываясь, смотрел Люциус, но ничего примечательного не заметила: обычная вентиляционная решетка. Работники коммунальных служб Министерства всегда следили за тем, чтобы воздух в кабинетах и всех остальных помещениях не застаивался и всегда был свежим и чистым. Наверху, в Лондоне, от выхлопных газов дышать было почти невозможно. Да и работала магическая вентиляция в отличие от маггловской практически бесшумно, чтобы ничто не отвлекало чиновников от их дел. – Я слушаю, – повторила Луна, пожав плечами. – Вот что, мисс Лавгуд, – вдруг неожиданно произнес Люциус прежним холодным, почти забытым и потому неприятно царапнувшим сердце Луны тоном, – давайте-ка поторопимся. И у вас, и у меня еще слишком много дел, чтобы мы теряли драгоценное время попусту. Вам, если мне не изменяет память, пора на встречу с Трэверсом, на одиннадцатый уровень, а мне еще нужно успеть провернуть одно очень важное дельце. Луна широко раскрыла глаза, ничего не понимая. В них застыл немой вопрос, но Малфой нарочито проигнорировал его. Девушка догадалась, что весь этот спектакль игрался не просто так, а для кого-то. Неужели их видели? Нет, быть того не может. А может быть, сам Гарри Поттер проник в кабинет под мантией-невидимкой? Вряд ли, ведь он должен быть у Кингсли на совещании, если только, конечно, сам министр не приказал ему шпионить за мисс Лавгуд, которая, видите ли, вынуждена работать с бывшим Пожирателем смерти. Сердце Луны лихорадочно заколотилось. Она почувствовала, что должна поддержать эту, пока бессмысленную с ее точки зрения, буффонаду. – Вы правы, мистер Малфой, – ее голос предательски дрогнул. – Я и в самом деле уже опаздываю. Он наклонил голову и распахнул перед Луной дверь, не глядя на нее при этом. Глаза Люциуса блуждали, губы сжались, а по щекам нервно загуляли вверх-вниз жесткие желваки. Полумна кожей ощутила его напряжение, охватившее, кажется, каждый его нерв, каждую клеточку мозга. Она прошла мимо него, моля лишь глазами хотя бы попытаться объяснить, что происходит. Люциус не мог остаться глухим к этой немой мольбе. Скользнув невидящим взором по потолку, он слегка наклонился к ней и едва успел шепнуть: – Луна, все объясню потом. Заклинаю, при них говори лишь правду... Только правду! Иначе будет беда. И помни: от индусов они ничего не добьются. Полумна чуть было не запнулась за край ковра, снимая Запирающие и Сигнальные чары. Малфой успел подхватить ее. – Мисс Лавгуд, до чего же вы, в самом деле, неловки! – баритон Люциуса звучал, по-прежнему, фальшиво безучастно, но тяжелое прерывистое дыхание выдавало его тревогу. А еще ладонь, за которую Луна ухватилась. Всегда теплая и сухая, сейчас она была мокрой от волнения. Девушка взглянула в лицо своему возлюбленному и глазами показала, что постарается понять, что он имел в виду. И в нужную минуту сделать все, как надо. – Помни, малышка, только правду! – скорее, почувствовала, нежели услышала Полумна. «Какая правда? Какие индусы? Что Люциус имел в виду?» – Луна уже в сотый раз прокрутила в голове необычное предупреждение Малфоя, бегло брошенное им перед их расставанием. Впрочем, эти мысли постоянно перебивали другие: о том, что ей говорил Трэверс, об обещании, данном бывшим Пожирателем, предоставить нужные и, главное, правдивые воспоминания, о его просьбе устроить кратенькое свидание с Элоизой. А еще о постоянной слежке вездесущего Кингсли. Ведь министр ясно дал ей понять перед своим отъездом, так удачно случившимся и потому спасшим ей память, что не оставит её в покое и будет контролировать каждый шаг, каждое слово и действие. Кроме того, Луне не давал покоя букет, столь экстравагантно преподнесенный сегодня мисс Миджен. Что это за поклонник у нее такой? Вдруг он потребует от нее отказаться от девочек? Элоиза не слишком-то избалована вниманием мужчин и должна будет схватиться за любую возможность выйти замуж. Думать об этом было невыносимо. «Стоп! – Полумна вновь остановилась, точно молнией пораженная. У нее даже колени подкосились. – Как там было написано? «Прекрасной Элоизе от её таинственного рыцаря»... Кажется, так. Это же означает, что она его не знает. Может быть, тот букет, что мы с Люциусом ликвидировали, был первым, и Миджен о нем даже не предполагает. Это было бы чудесно! Главное, чтобы она не отказалась от близняшек сейчас, а дальше будем решать проблемы по мере их поступления. Если поклонник продолжит бомбардировать ее знаками внимания, постараемся убедить ее в том, что главное – интересы девочек, за которых она взяла на себя ответственность. Точно, отсюда и плясать будем. Хоть бы совещание уже закончилось!.. Что еще там Кингсли наговорил... Да, нужно срочно переговорить с Гарри Поттером! Как можно быстрее. Надеюсь, он еще не успел дать распоряжение об отправке Трэверса обратно в Азкабан? Если так, я должна немедля разыскать нашего героя». Вот и её отдел. Луна, с трудом передвигая ноги, достала палочку и только собралась взмахнуть ею, чтобы попасть в кабинет, как заметила, что дверь приоткрыта. «Слава Мерлину, совещание закончилось! Сейчас быстренько поговорю с Элоизой и пойду искать Гарри». Никого искать не пришлось. Оба они, те, что были нужны Луне, оказались в приемной. Элоиза сидела за своим столом и рыдала навзрыд. Плечи ее вздрагивали. Мягкие пухлые ладони она прижала к лицу, и сквозь пальцы можно было разглядеть только потоки горьких слез, что текли и текли, казалось, против воли девушки. Нелепый пучок на её голове растрепался, словно бедолага сама себе выдирала волосы с досады. А, может, с чего другого, похуже... Гарри Поттер стоял рядом и неловко похлопывал ее по спине. Видно было, что молодой Мракоборец, как и Элоиза, тоже пережил настоящий шок: весь взъерошенный, помятый, на мантии – темное пятно (наверное, Очищающее заклинание не удалось), зеленые глазищи сверкают за стеклами очков, а сами очки съехали набекрень. – Ну-ну, Миджен, перестань нюни разводить... Ты должна вразумительно объяснить мне, что случилось. Ведь это не шутка в деле – поднять палочку на самого министра и завалить его. Если ты не расскажешь мне все, что произошло, у меня, да и у тебя будут большие неприятности. Ну, давай, утрись, – он протянул ей платок, – и начни с самого начала. – Вы-ы-ы-ы же сами все ви-и-и-идели, мистер По-о-оттер... – несчастная секретарша захлебнулась очередным рыданием. – Гарри?! Элоиза?! Что тут происходит? Оба они – и рыдающая Миджен, и Поттер – как по команде подняли головы и уставились на нее в упор. Луна, широко раскрыв глаза от изумления, прошла к столу и посмотрела по очереди то на одну, то на другого. «Неужели она узнала, что ее почтили вниманием, подарили букет? То-то, наверное, расстроилась, когда не обнаружила его после возвращения, вот и закатила истерику. Только глупо ведь вызывать Мракоборца, чтобы пытаться найти пропажу. Да и Гарри не станет заниматься такой ерундой. Сразу бы, получив «самолетик», передал дело о краже одной из административных служб Визенгамота, и дело с концом. И о чем, собственно, он тут толковал, когда ляпнул, что самого министра, якобы, завалил? Может, она что-нибудь не так поняла из-за присущей ей манеры все переиначивать на свой, чисто «полоумовский» лад? Первым пришел в себя Гарри Поттер. Он оставил несчастную Элоизу давиться рыданиями у стола, а сам ринулся к Луне. – Слушай, Полумна... Блин, тут такое дело! В общем, попахивает тем еще скандальчиком, и не представляю, кто из нас двоих больше получит «на орехи» – я или Кингсли!.. – он с трудом перевел дыхание и, вытянув шею, опасливо покосился на Элоизу. – Вроде бы это должностное преступление – воспользоваться магией против министра, но... – Значит, я правильно поняла, ты, действительно его завалил? – шепотом перебила Гарри Полумна, отчего-то почувствовав внутри мстительное удовлетворение. – А что еще прикажешь делать, – Гарри подхватил Луну под локоть и отвел чуть подальше, – если Шеклболт в припадке ярости накинулся на нее, – он кивнул лохматой головой в сторону Элоизы, – и чуть было не применил Обливиэйт просто так, по какой-то своей прихоти... Ноги чуть было не отказали Луне, и она в изнеможении оперлась на руку Гарри. – Ты ничего не напутал? – Полумна уставилась на Поттера во все глаза. – Ты все правильно понял, Гарри? Обливиэйт – не шутка. Но почему? С чего бы это? Разве она что-нибудь говорила такое, что заставило бы его так поступить? – Я-то откуда знаю! – раздраженно ответил Гарри, потирая лоб со своим знаменитым шрамом. – Я же не слышал их разговора. Просто вернулся после совещания в кабинет Кингсли... Забыл одну бумагу подписать... А там такое! Он орет, как припадочный, к стенке ее прижал, она вопит, умоляет о чем-то, рыдая, отмахивается от него... Сам, своими ушами слышал, как Шеклболт заявил, что если она будет сопротивляться, то он применит к ней Империо... – Империо? Ты хочешь сказать, что просто так, ни с того, ни с чего, сам министр магии в своем кабинете заявляет обычной секретарше, что применит к ней Империо? – Луна опешила, чувствуя, что многого не понимает. – Это же из ряда вон – вот так, запросто, бросаться угрозами Непростительных! – она почувствовала, что сердце у нее забилось часто-часто, как билось в тот роковой июньский вечер в Отделе тайн. И еще тогда, в октябре, когда они с Джинни и Невиллом тащили меч Гриффиндора по хогвартским коридорам. А потом холодным декабрьским днем, когда Пожиратели сняли ее с Хогвартс-экспресса, и она в мгновение ока оказалась в подвале, как оказалось, впоследствии, люциусова особняка. И во время битвы за Хогвартс, когда Беллатриса Лестрейндж вот-вот готова была одним Непростительным расправиться со всеми тремя девчонками сразу – ею, Джинни и Гермионой. Это частое сердцебиение стало для неё, своего рода, условным сигналом к действию, к битве. Она помолчала немного и вновь взглянула на Элоизу, а затем – на Гарри: – А с чего ты про Обливиэйт взял? Впрочем, Империо – тоже малоприятная вещь... Одного его хватит для твоего оправдания. – Это единственное, что мне удалось узнать у нее, – Поттер мрачно кивнул в сторону мисс Миджен, – когда она в себя пришла. Ей было совсем плохо. Ее даже стошнило. На меня, – он скривился. – Потом я потащил ее сюда, и Миджен твоя так прямо и сказала, что министр собирался стереть ей память. – Да какое воспоминание могло его так взбесить? – недоумевая и холодея одновременно, спросила Луна медленно, словно старалась быть осторожной со словами и боялась наломать еще больше дров. – Я не знаю, Лавгуд! Не знаю! – взревел Гарри и вцепился пальцами в свои длинные лохматые вихры. – Ну, хорошо, хорошо... – Луна глубоко вздохнула, а затем отпустила руку Поттера и решительно направилась к своей секретарше. – Нужно все выяснить у самой Элоизы... – Что у нее сейчас выяснишь? Она только стонет. Я уж тут пятнадцать минут успокаиваю ее и ни одного толкового слова не добился, – угрюмый тон Гарри намекал Луне о том, что господин Мракоборец почти сожалеет о случившемся. В самом деле, мало ли какие причины были у министра так поступить, а он, Гарри Поттер, совершил, можно сказать, должностное преступление. – Ну, почему же ни одного? Про Обливиэйт тебе все-таки удалось узнать... – едко отпарировала Полумна, остановившись у стола. – Гарри, скажи честно, неужели ты вправду сожалеешь о том, что помог бедной девушке? – она кивнула в сторону Элоизы, которая сидела за столом и, уронив голову на руки, продолжала почти беззвучно рыдать. – Знаешь, Луна, – Гарри опустил голову и взглянул на Полумну исподлобья, – у меня такое ощущение, что Кингсли последнее время... – Что? – Ну... – он понизил голос и прошептал Полумне на ухо, – малость не того... Странный, если не сказать, что я его вообще не узнаю... – В смысле? – в ответном шепоте Луны Гарри явственно различил нотки тревоги. – Нервный, дерганный... А эти его прожекты дикие по поводу отмены Статута секретности и слияния с миром магглов?.. Нет, я, конечно, очень либеральный человек и всегда ратовал за перемены и нормальное отношение к магглам, только я-то их знаю получше, в отличие от него самого – чистокровного до мозга костей... – Ну, не думаю, что министр с магглами дела не имел. Ведь, как я слышала, он был личным охранником у нашего теперешнего премьер-министра. – Премьер-министр Блэр – это еще не вся английская нация, Луна. Ему по статусу положено знать такие вещи и принимать их, как данность, хочется этого или не хочется. А вот что ты с таким ненавистником магии как мой дядька, Вернон Дурсль, будешь делать? И таких, как дядюшка, полным-полно. Им, идейным фанатикам, насквозь пропитанным злобой по отношению к любому, не похожему на них, только повод дай, вмиг крестовый поход организуют. И сразу скажу, их гораздо больше, чем нас, а оружие и технологии, которыми они владеют, могут в шок привести любого волшебника, если только он попробует хоть как-то разобраться в них. Вот почему лучше все оставить, как есть. Меня пугают такие заявления. И еще складывается ощущение, что Кингсли что-то задумал за нашими спинами... – Вот как? – Луна насторожилась, вглядываясь в лицо Гарри. Неужели он решил устроить ей проверку на вшивость по наущению министра? Такое тоже не исключено, а потому пока не стоит будить спящую собаку и даже осторожно пытаться разобраться в причинах такого поведения Шеклболта. Провернуть бы кое-как дело с Элоизой. И с Трэверсом. – И что же он задумал? «Ой, Луна, не обольщайся насчет Гарри Поттера! У каждого из вас теперь свои интересы. Тогда вы были по одну сторону баррикад, а сегодня, кто знает, что за сюрприз жизнь преподнесет...» – Не знаю пока... Даже предположить не могу, – Гарри закусил губу, видно, лихорадочно соображал, как будет выкручиваться из всей этой очень неприятной истории. «Зато я знаю. И ты, герой наш всенародный, узнал бы – в обморок хлопнулся», – подумала Луна, однако вслух, бодрясь изо всех сил, произнесла: – Ладно, сейчас главное, узнать от самой Элоизы, что там у нее стряслось с министром... – Она же все никак не успокоится, – с сомнением хмыкнул Гарри. – Ничего, сейчас живо в уме сделается, я надеюсь. Луна присела на корточки около ног своей секретарши и, погладив несчастную зареванную мисс Миджен по пухлым коленям, спросила: – Элоиза, скажи, пожалуйста, ты еще не передумала удочерять близняшек Малькольм? Все слезы на лице Элоизы вмиг высохли, как по волшебству. Она подняла глаза и взглянула на свою начальницу с недоверием и надеждой. – Нет, конечно, мисс Лавгуд. Не передумала. И не передумаю, как бы этого кое-кому не хотелось. – Ты собралась удочерять малышек Трэверса? – приподняв бровь, поинтересовался, как бы между прочим, Поттер. – Я не ослышался? – Да, Гарри, ты не ослышался, – резко обернулась к нему Луна, – она именно это и собралась сделать, причем, насколько мне известно, решила твердо. – Ну-у-у, дела! – присвистнул Гарри, запихивая обе руки в карманы мантии. – А зачем тебе это? – Простите, мистер Поттер, я не буду юлить, прямо и вам скажу, как сказала министру... Гарри и Луна вздрогнули одновременно и переглянулись. – При чем тут министр? – Он завелся именно из-за малышек. Взбеленился можно сказать. Когда я сказала, что хочу их удочерить, его как будто подменили... – Элоиза шмыгнула носом. – Такая злоба в глазах появилась, такая ненависть... А ведь до этого момента он был вежлив и доброжелателен. Даже помощь предлагал, пока не узнал, в чем эта помощь заключается... – Все это ерунда, Луна, – пораженно вымолвил Гарри, пытаясь в своей мракоборческой голове разрозненные кусочки этого драматического пазла соединить воедино. Луна заметила, как на лбу у Поттера рядом с его знаменитым шрамом пролегли две глубокие морщины. «Что ж, отлично! Думай пока над этим делом, тогда, может быть, хоть на день-другой от Люциуса отклеишься с его чемоданчиком». – Почему ерунда? – отстраненно поинтересовалась она, думая о предстоящем свидании Элоизы и Трэверса. – Потому что Трэверс никогда не согласится передать своих дочерей под крылышко незамужней, невлиятельной полукровки-гриффиндорки. – Уже... – Что – уже? – Элоиза и Гарри синхронно подались к ней: одна – с надеждой в глазах, другой – с долей скепсиса на лице, и без того изрядно озабоченном. – Он согласился. Это правда, – Луна даже улыбнулась, заметив, как мисс Миджен изо всех сил пытается сдержать радостный вопль. – Только у него одно условие есть. – Какое? – Гарри Поттер покачал головой, представив себе заголовок в «Пророке», связанный со столь небывалым делом. – Он хотел бы увидеть Элоизу. Сказал, что ему вполне десяти-пятнадцати минут хватит, чтобы поговорить с ней и окончательно убедиться в правильности собственного решения. Сказал, что сразу поймет, будет ли девочкам с ней хорошо или нет, ответственно ли она отнесется к выполнению материнских обязанностей. Вот за этим ты мне и был нужен, Гарри. Пока возвращалась с одиннадцатого уровня, все думала, где тебя искать, а искать-то и не пришлось... – Так, мисс Миджен, – Гарри вернулся к своему допросу, как заправский Мракоборец, – что же все-таки произошло между вами и министром Шеклболтом, пока меня не было? – Ничего особенного, – вздохнула Элоиза, пытаясь взять себя в руки и на радостях не выкинуть ничего неподобающего. – Мы после совещания ненадолго задержались, обсуждая кое-какие детали, связанные с удочерением... – С кем задержались? – перебил ее Гарри. – С министром? – Нет, с Гермионой Грейнджер. С Уизли, – поправилась секретарша и продолжила: – Мы обсуждали содержание заявления в Визенгамот. А министр наблюдал-наблюдал за нами, а потом вдруг приказал Гермионе уходить и заниматься своими делами, а мне велел остаться, чтобы... – Что – чтобы?.. – почти в один голос вскричали Луна с Гарри. – Чтобы прояснить кое-какие вопросы... – она покраснела. – Какие? – не отставали от бедной девушки неугомонные дознаватели. – Я не поняла, – обреченно вздохнула Элоиза, покачав головой. – Ничего по нашему с вами отделу, по нашей работе, мисс Лавгуд, – она посмотрела на Луну, – министр не спрашивал, зато пристал с вопросами о том, что я обсуждала с Гермионой. Ну, я и сказала, а он... – Что? – у Полумны неприятно кольнуло под ложечкой, как будто в глубине души начали материальным манером зарождаться кое-какие очень нехорошие подозрения. – Разорался! Говорил, что я должна выйти замуж и рожать собственных детей, а не думать о том, как... как голубить «пожирательских выродков», – мисс Миджен снова хлюпнула носом. – Не поверите, так он и сказал. А потом заявил, что... что наш с ним злополучный разговор я должна забыть, как и то, что собиралась удочерить малышек. Министр так и заявил, что... – Что? – Луна едва дышала, не отрывая глаз от лица Элоизы – простого, доброго, открытого, очень-очень несчастного и, вместе с тем, светлого, как музыка, солнце, надежда... Это было лицо девушки, молодой женщины, созданной быть матерью. Полумна вдруг вздрогнула, вспомнив, что сама совсем скоро станет мамой, и инстинктивно опустила руку вниз, ближе к животу, где в мягком уютном тепле уже жил их с Люциусом ребенок. – Что предназначил меня совсем для другого? Я не знаю, что министр имел в виду, только мне стало страшно. Он смотрел на меня так странно... Будто хотел съесть живьем... Мисс Лавгуд, а когда мы отправимся к Трэверсу? Я готова на что угодно, лишь бы поскорее быть вместе с Хелен и Ханной... Поттер решил взять инициативу в свои руки. – Нужно поторопиться, Луна. Думаю, что Трэверса еще не отправили обратно. Я, по крайней мере, распоряжения на сей счет дать не успел. Если мы поторопимся, думаю, выкроим им для разговора минут пятнадцать. Луна?.. Ты что, оглохла? Ты слышишь, что я говорю? – Гарри помахал ладонью у нее перед лицом. Только Полумна Лавгуд в эту самую минуту ничего не видела и не слышала. Все, на что она была способна – мучительно соображать, сопоставляя неожиданные факты, подкинутые только что Элоизой Миджен, с теми, что были уже известны ей. «Моргана-заступница! Вот, оказывается, кто у нас «таинственный рыцарь»! Захотел молодую девчонку, а две малышки, конечно, мешали ему заполучить идеальную первую леди. Каков наглец! А Элоиза, бедняжка, теперь ни за какие коврижки не согласится к нему даже на пушечный выстрел подойти, так он ее напугал. Что ж, это хорошо. Обещаю тебе, милая, что ты не будешь воспитывать девочек одна и замуж выйдешь непременно. Ой, господин министр, какой же вы все-таки глупый мужчина! Я полоумная, а вы меня перещеголяли. Что ж, Кингсли Шеклболт, вы даже не представляете, с кем связались. Я объявляю вам войну! Я в любом случае не слишком-то много и потеряю. Всего-навсего, Рольфа и работу в Министерстве. Но это в худшем случае. А вот вы, уважаемый, лишитесь многого. Гораздо большего, чем я. Если только откажетесь играть по моим правилам».