Beati possidentes («Счастливы владеющие»)

*** Кингсли Шеклболт и Перси Уизли шли по коридорам Министерства в направлении столовой, сопровождаемые вежливыми казенными улыбками, иногда – дружескими кивками встречавшихся на пути волшебников, но министр словно чувствовал спиной, как и в том, и в другом случае вслед им с Уизли неслись недоуменные взгляды, сопровождаемые двусмысленными ухмылками, полными скепсиса и недоверия. Еще бы, для рядовых работников Министерства появление высшего в магической иерархии чиновника в столь прозаическом месте, в совсем неподходящее для этого время – факт воистину небывалый. Особенно, если такое случается второй раз за неделю. В кои-то веки сам министр решил почтить вниманием своих подчиненных, узреть их в неформальной, так сказать, обстановке. Стоило Кингсли со своим секретарем показаться в дверях столовой, реакция последовала незамедлительно, точь-в-точь такая, как несколько дней назад: все кругом тотчас замолчали, и наступила резкая тишина, как будто из огромного помещения в мгновение ока разом выкачали весь воздух, и негде стало разлетаться веселому гомону, звяканью, треньканью, цоканью каблучков дам, шуршанью мантий. Даже дыхание начало срываться, а потом и вовсе замедлилось. Время словно застыло в одной точке, и, казалось, этой просверливающей мозг тишине не будет конца. Шеклболт, почти не дыша, обводил тяжелым взглядом столики, за которыми, точно изваяния, застыли волшебники и волшебницы. Они взирали на министра, словно на небожителя, неизвестно для чего решившего спуститься с облаков на грешную землю, чтобы бесцеремонно вторгнуться в их простой, незатейливый, но такой привычный и уютный мирок, в котором до этой секунды было все просто, понятно, приятно и, главное, между всеми присутствовавшими царило полное согласие, можно сказать, гармония; кругом все свои, неважно, друзья это, приятели или всего лишь коллеги. Кингсли же с Перси не вписывались в эту идиллию и выглядели здесь и сейчас слишком напыщенно, что ли, неправильно, однозначно разрушая собой гармонию данного конкретного времени и пространства. Ну, еще бы, ведь от тех, кто стоит выше, попирает, так сказать, привычную для обычных людишек суету сует, ожидать можно всякого. Министр есть министр, с него станется... Еще возьмет да и гаркнет, что в рабочее время разные там перекусы с болтовней и обсуждениями не стоящей внимания ерунды просто непозволительны. Шеклболт, однако, продолжал молчать и не отрывал глаз от зала, словно высматривал кого-то среди посетителей. Сам Кингсли, чувствуя зажатые, не слишком дружелюбные взгляды и натянувшуюся, будто струну, общую энергетику всех присутствующих, ощутил неприятное подсасывание под ложечкой. Вот так просто, оказывается, можно выяснить, как к тебе относятся люди. В данном случае, как к чему-то чужеродному, мешающему, к тому, что давит, душит, парализует. Противное липкое чувство... Точно ты не человек, а кость в горле у тех, кто должен подчиняться тебе, выполнять твои приказания и инструкции. Тем не менее, Шеклболт не собирался рушить свой имидж и авторитет в глазах окружающих дешевым панибратством. Он понимал, что причина такого отношения к нему – в строгости и требовательности, поборником которой он слыл, в его репутации абсолютно непрошибаемого субъекта. Истинный «Равелин», что тут скажешь... Такого никакие человеческие слабости не согнут в дугу, не вынудят пойти на сделку с собственной совестью, личными убеждениями и не заставят свернуть с того пути, который он считал правильным. Усмехнувшись, Кингсли перевел взгляд на Перси. Тот застыл рядом, поджав губы, словно ждал некоего условного сигнала к действию от своего непосредственного начальника. Вот и этот фрукт... Смотрит в рот с видом завзятого подхалима и боится даже на минуточку представить, что министр – такой же человек, как и все, и, стало быть, ему тоже ничто человеческое не чуждо. Таким, как этот Уизли, невдомек, что и у него, Кингсли Шеклболта, точно так же, как у самого распоследнего засранца, вроде Наземникуса Флэтчера, могут быть обычные человеческие желания, заоблачные амбиции, и даже его не обошла стороной гордыня вкупе с кучей других пороков и изъянов. Шеклболт вздохнул, и, не сказав ни слова, продолжил высматривать неизвестно какого Мордреда за уютными столиками, покрытыми белыми скатерками. – Простите, господин министр... – Уизли решился-таки отвлечь Шеклболта от внимательного наблюдения за публикой, которая, с грехом пополам, начинала кое-как отходить от первого потрясения. Люди за столиками понемногу зашевелились и тихо-тихо зашушукались между собой о чем-то. – Да? – монотонным басом пророкотал Кингсли, не обращая внимания на секретаря. Глаза его не отрывались от столов. Сидевшие за ними маги давились под этим тяжелым угрюмым взором и спешили как можно быстрее закончить еду и разговоры. – Это было обязательно? – Что? – тот же тон, та же лаконичность. – Приходить сюда. Здесь мы... вроде, как чужие, слишком далекие от всех остальных... – Вот именно, мистер Уизли. Я вам уже говорил об этом. Ближе нужно быть к людям, ближе... Поэтому, давайте-ка, восполнять пробел. Я практически никого не знаю из молодежи. Новых работников, поступивших на работу в Министерство в последние полгода, вы лично мне тоже ни одного не представили. Непорядок! В основном, все мои знакомые – это старая гвардия да бывшие фениксовцы. Сделаем так: давайте мирно усядемся вон в том уголочке, – министр глазами показал очень удобные места, откуда можно было отлично видеть любого, кто заходил в столовую и выходил из нее, – закажем кофе с круассанами, а заодно вы ответите на кое-какие мои вопросы обо всех посетителях. Вернее, о тех, кто будет меня интересовать. Перси кивнул. Они медленно двинулись к столику, выбранному Шеклболтом. Перси оглянулся и почти незаметным движением руки поманил управляющего. Тот не замедлил появиться и принять заказ. – Кофе, круассаны... – перечислял Кингсли рокочущим басом. – У вас пирожные есть? С кремом? – Как не быть, господин министр, – с улыбкой наклонил голову управляющий. – Тогда еще пару пирожных. – Все будет немедленно подано в лучшем виде. Перси во все глаза уставился на Кингсли, решая, не ослышался ли он. – Господин министр, что я слышу? Вы любите сладкое? – Представьте себе, мистер Уизли, имею такую слабость... – министр насмешливо взглянул на Перси, а в следующую секунду лицо его приобрело серьезное выражение: – Вы уже отправили сову Люциусу Малфою? – Все, как вы велели. Около получаса назад. – Хорошо. А что с Лавгуд? – Я был у нее в отделе. Ее секретарша Элоиза Миджен сказала, что мисс Лавгуд отправилась в маггловский Лондон по делу о каком-то новом ребенке, в смысле, малышке, родившейся волшебницей. Девочка осталась сиротой после смерти матери. Ей всего три годика, а у нее уже случился выброс стихийной магии... – Надо же, – улыбнулся Кингсли, – выходит, малютка – очень сильная колдунья. – Да. Скорее всего, она полукровка, как все те, что населяют наш приют сегодня. Кстати, мисс Миджен поведала, что после дел с девочкой Лавгуд собиралась отправиться на одиннадцатый уровень. У нее сегодня встреча с Трэверсом. По всему, видать, она всерьез собралась взяться за него. – Когда, интересно, она успела получить разрешение от Поттера? – Кингсли приподнял бровь. – Понятия не имею. Мисс Миджен сказала, что на работе Лавгуд появилась после полудня, буквально час назад. – Вот как? И уже куда-то успела увильнуть? – Ну-у-у... Не куда-то, господин министр, а по делам. Я же только что рассказал вам. – Интересно, почему она так поздно появилась на работе? Или сама для себя график новый установила? – Кингсли явно был недоволен своеволием, что позволяла себе Лавгуд последнее время. – Не знаю, господин министр, не знаю, – забормотал Перси, заметив, как управляющий лично тащил на подносе заказ министра. – Может быть, она плохо чувствовала себя с утра. «Ну, конечно, она ведь беременна, – вспомнил министр, сжав зубы с досады. – Еще бы узнать наверняка, от кого. Нет, тут дело нечисто», – Шеклболт прищурил глаза, обдумывая, как бы половчее вывести девчонку на чистую воду, затем спросил: – Мистер Уизли, скажите, а в Портальном управлении Индии можно узнать, сколько времени мисс Лавгуд пробыла со своим женихом? – Увы, господин министр, – грустно вздохнул секретарь, раздуваясь внутри от чувства собственной значимости. Еще бы, как чиновник, он фору даже министру мог дать, ведь тот, в первую очередь, был хорош, как аврор со стажем, борец с темными силами, а все эти бумажные тонкости, крючкотворства, инструкции и, тем более, международные законы – не по его части. Вот тут-то без него, Перси Уизли, ну, никак не обойтись. Он забрал поднос из рук подошедшего управляющего столовой и принялся расставлять чашки с кофе и тарелку с круассанами и пирожными на столе. – Что – увы? – Тут мы бессильны. Я имею в виду во всем, что касается работы именно индийского портального управления, а не нашего филиала в Индии. Знаю только, что порталы в Индии до места дислокации команды Стампа она действительно заказывала, а уж время прибытия-отбытия и само место они мне ни за что не откроют... – Что, совсем никак нельзя узнать? – Можно только в одном случае: если мисс Лавгуд является опасной преступницей, разыскиваемой Службой безопасности Международной Конфедерации магов, а для этого, сами понимаете, нужен соответствующий документ. – Вот гадство! – шепотом выругался Кингсли, чуть не подпрыгнув. – Настаивать, конечно, не следует, иначе мы привлечем к себе ненужное внимание. Придется думать, как узнать у них самих все подробности, поизощреннее запутать эту парочку на очной ставке. «Та-ак, если к Лавгуд Легиллименцию я не могу применить, то к Малфою – вполне. Он-то уж точно не беременный, – министр усмехнулся про себя, отхлебнув глоточек кофе. – Интересно, что они на пару мне порасскажут? Когда она еще вернется с этого одиннадцатого уровня? Может быть, ей удастся заполучить у Трэверса нужные воспоминания, ведь она мне намекнула, что дело с удочерением его девчонок почти на мази». – Господин министр, – бодро уплетая круассаны, сказал Перси, – вы хотели получить у меня интересующие вас сведения о наших служащих. – Да, мистер Уизли, спасибо, что напомнили... Кстати, что за молодой человек в светлой рубашке с короткими рукавами сидит вон за тем столиком – третьим слева?.. Перси, покашляв по привычке, чтобы придать напускную важность моменту, принялся излагать все, что ему было известно. У Кингсли, правда, плохо получалось расслышать все его блеяние, ибо говорил Уизли быстро и много, а сам министр слушал вполуха. Минуты текли, а той, ради кого министр притащился сюда, до сих пор на горизонте не наблюдалось. А вдруг она вообще не придет?.. Ни для кого не секрет, что магглорожденные и полукровки частенько обедали в кафешках маггловского Лондона. Сколько еще ждать? Ведь сегодня очередное рабочее совещание глав отделов и подотделов. Со злостью уминая круассаны, Кингсли подумал, что, по крайней мере, этот «выход в свет» не пропал совсем уж даром. За то время, что они сидели в столовой, Перси, как воистину добросовестный бюрократ, успел порассказать много чего занятного о половине молодых сотрудников министерства: кто в каком отделе работает, что за родители у каждого, какое хобби и чистота крови, на каком факультете учился, словом, не помнил разве их экзаменационные отметки. Шеклболту оставалось только изумляться недюжинной памяти Уизли и его способности рапортовать столь пространно. Впрочем, все эти маги и ведьмы мало интересовали министра, но для пущей убедительности в своей заинтересованности он время от времени кивал своему секретарю, а взгляд его практически не отрывался от входной двери. Пирожные уже были съедены, круассаны подходили к концу, все кости молодым волшебникам, незнакомым Кингсли до сей поры, перемыты до основания, а министр все как будто тянул время, сосредоточенно буравя черными глазами входную дверь. – Господин министр, вы больше ничего не хотите? – расплылся Перси в услужливой улыбке. – Будьте добры, мистер Уизли... – раздраженно начал Кингсли и... осекся. Еще никогда, ни разу в жизни, даже в самых экстремальных ситуациях сердце не заходилось у него так дико, не колотилось столь неистово. Все произошло слишком внезапно, и как ни готовился министр к такому повороту дела, оказался застигнутым врасплох. Даже в пору ранней юности он не испытывал подобного смятения и трепета. У него, как у мальчишки, даже в горле пересохло. В столовую вошла она... Его юная нежная фея, та, кого он ждал так долго, слушая почти в течение часа рассусоливания обожающего потрепаться секретаря. Лицо у девушки выглядело немного грустным и озабоченным, казалось, ее терзали какие-то противоречивые чувства: взгляд её то светился железной решимостью, то сменялся отчаянием, то как будто загорался надеждой. – Что, господин министр? – Перси недоуменно уставился на своего начальника. До этого момента ни разу не видел он Шеклболта настолько взволнованным, если не сказать, взвинченным, особенно если учесть, что от состояния полного спокойствия к возбуждению министр перешел за пару секунд. – Что-то случилось? – Нет, – беря себя в руки, сказал Кингсли, – все в порядке. Вы... это... кофе мне еще закажите. Кстати, – бас министра едва заметно дрогнул, – а что за особа сейчас вошла сюда, вон, та, темненькая, в белой блузке? – он старался держаться как можно отстраненнее, чтобы не в меру любопытный секретарь, не дай Мерлин, ни о чем не догадался. Перси Уизли, разбиравшийся в человеческих страстях и эмоциях не лучше, чем его мать в дорогих изысканных украшениях и новых веяниях магической моды, ничего, разумеется, не заподозрил. В конце концов, министр только что расспросил его не менее чем о полутора десятках волшебников. Одной рядовой служащей больше, одной меньше, какая разница. – А-а-а... Эта... М-да, типичная серая мышь и трудяга, каких поискать. Это и есть Элоиза Миджен – личная секретарша мисс Лавгуд. – Вот как? – шепотом произнес Кингсли, следя за девушкой. – А она, что, замужем? Дети есть? Кто родители? – вопросы у министра посыпались сами собой один за другим. – Нет, не замужем, – Перси равнодушно взглянул в сторону неприметной секретарши. – У меня такое ощущение, что у нее даже парня никогда не было, по крайней мере, за то время, что Лавгуд с ней работает, я ни разу ни о чем таком не слышал. Помню, что семья у нее вроде как приличная: отец, мать, брат. Родители – полукровки, стало быть, она – тоже. Домой Миджен уходит поздно, никуда не торопится. Очень ответственная и аккуратная. Пока все дела не переделает, с места не сдвинется. Ее Лавгуд, бывало, даже выгоняла на обед. Словом, личной жизни – ноль. Я, конечно, не удивляюсь, она всегда была нескладухой... – А факультет? – со злостью в голосе перебил его Кингсли. – Гриффиндор. – Стало быть, вы ее помните? – Ну, как сказать?.. В общем-то, не слишком. Она меня моложе года на три. Училась с Поттером, Роном и его женой. На младших курсах я ее вообще не замечал. Потом, когда приезжал судить второй и третий туры Турнира Трех Волшебников, мельком видел разок, и это все. Рональд мне, правда, рассказывал, что она частенько была объектом насмешек со стороны гриффиндорских фифочек. Они от нечего делать над ней подшучивали. Над внешностью, фигурой... М-да... Над одеждой и прической... – Вот как? – раздражение на пустозвона Уизли поднималось в министре все сильнее. – А что в ее одежде не так? По-вашему, если девушка скромна и не оголяет грудь и ноги для всех желающих поглазеть на нее, то она не умеет одеваться? – Не думаю, что найдется много желающих любоваться ее прелестями... – Перси понесло. Он даже не заметил, как посерело от гнева темное лицо Кингсли. – По крайней мере, столь простецкая девица, да еще с такой комплекцией лично меня не вдохновила бы на заинтересованные взгляды. Слышал даже, что в детстве она мучилась с прыщами, да так, что от отчаяния решила вывести их себе волшебством и чуть носа не лишилась... «Ах ты, лизоблюд! Это ты сейчас строишь из себя незнамо кого, пресмыкающееся, – министра, в буквальном смысле слова, карало от обиды за свою избранницу. – Посмотрю я на твою рожу, когда эта девушка станет первой леди магического мира... Мигом интерес проснется. Ужом начнешь вокруг неё виться и ручки целовать, расшаркиваясь». Шеклболт часто задышал, прикрыв глаза. Взглянув еще раз украдкой на объект своей нежданно-негаданно вспыхнувшей поздней страсти, он резко поднялся. Перси даже подскочил от такой оказии. – Господин министр, а как же кофе?.. Ведь вы велели заказать еще одну чашку. – Перебьюсь, – сквозь зубы процедил министр. – Все, хватит рассиживаться. Времени у нас в обрез. Скоро совещание, а вам еще нужно подготовить бумаги. Да, это угощенье пусть запишут на мой счет, как при обычных заказах. Перси угодливо улыбнулся и выскользнул из-за столика, чтобы договориться с управляющим. Кингсли, мелко дрожа, словно в ознобе, еще раз украдкой взглянул на Элоизу Миджен. Она, к счастью, а, может, к сожалению Шеклболта, не почувствовала его взволнованного жгучего взгляда. Похоже, ее занимало нечто более важное, чем мужское внимание. Девушка в ожидании эльфа-официанта, которые обслуживали столики рядовых работников Министерства, достала из темно-синей сумочки какую-то бумагу и принялась изучать её. На людей, сидевших вокруг и сновавших туда-сюда, тихая незаметная секретарша не обращала никакого внимания. «Да! Да! Да! – ликовал про себя Кингсли. – Это она, именно она... Такая, как я желаю... Скромная, трудолюбивая, не зацикленная на себе, как другие дамочки ее возраста. И, судя по словам балаболки Уизли, приличная во всех отношениях, не бросающаяся с тоски и от неудовлетворенной похоти на первого встречного. Совсем не похожа на современных разнузданных молодых самок. Главное, что меня вмиг зацепила чем-то, не пойму только, чем. Наверное, тем, что мила без прикрас. Естественна... И без претензий. Что ж, если поклонников у нее отродясь не водилось, набивать себе цену она не станет, а я постараюсь все сделать для того, чтобы она влюбилась в меня. Вот ведь, старый идиот! – выругался про себя министр. – Захотел на молодую девицу произвести впечатление, а ухаживать-то за женщинами и не умеешь совсем. Ладно, разберемся в этих тонкостях чуть позже, главное, пока сохранять инкогнито. Чтобы заинтриговать голубку...» В мозгу у Шеклболта молниеносно начал разрабатываться план по покорению этой неприступной пока вершины. Таинственной, как Авалон... Темное лицо озарила робкая, почти мальчишеская улыбка. Министр встал и направился к выходу. Перси Уизли, по всему видать, успел достаточно накрутить мозги управляющему и теперь вприпрыжку догонял патрона, горя желанием сообщить некую потрясающую новость. Или спросить о какой-нибудь мелочи. В присутствии министра он и шагу не мог ступить, чтобы не потревожить своего непосредственного начальника по поводу любого пустяка. Видно, не желал брать на себя малейшую ответственность за что бы то ни было. Манера Перси елозить и выслуживаться часто раздражала Кингсли, но в определенных ситуациях он был незаменим. Да и Артур Уизли, с которым министр был в очень хороших отношениях еще со времен Ордена Феникса, был благодарен ему за сына. И Кингсли махнул рукой, рассудив, что бесхребетность и безынициативность секретаря с лихвой компенсируются усердием и дотошностью, без которой в делах управления, как без рук. – Господин министр, у меня для вас потрясающая новость! – Что еще стряслось, мистер Уизли? Только, пожалуйста, покороче. Совещание должно начаться с минуты на минуту, а у вас еще ничего не готово. – Я, ориентируясь по повестке совещания, приготовил почти все бумаги. Остались сущие пустяки, вроде статистики из сектора патентов. А бумаги, касающиеся последнего происшествия с Лефевром и улаживания его дела через международное бюро магического законодательства должны лично вам предоставить моя невестка Гермиона и Драко Малфой. – Ладно, с этим разберемся на месте, – поморщился Кингсли, преодолевая безотчетное желание оглянуться и еще раз взглянуть на Элоизу. Шеклболт с Уизли остановились почти у самой двери в небольшом тамбуре, где располагались краны для мытья рук и чистые полотенца. В свое время министр предлагал использовать бумажные полотенца, только это новшество из маггловского мира не прижилось, и все осталось по-прежнему. Полотенца каждые два часа меняли эльфы, обслуживающие Министерство. Правда, их стараниями Гермионы Уизли было совсем немного. – Господин министр, – Перси таинственно понизил голос и сбавил шаг. – Ко мне сейчас, когда я договаривался об оплате нашего кофеёчка, подошел один мой доверенный человечек... – Что за человечек? – насторожился Кингсли. – На какие такие дела ты его сподобил? Перси струхнул. Если уж министр обращался к нему на «ты», без официоза, дело пахло жареным. Можно было заработать хороший втык, а разносы Перси не любил. Они, можно сказать, убивали его, что-то неприятно сжимали внутри, не давая дышать. Лицо секретаря в таких случаях покрывалось красными пятнами, в животе начиналась революция, а жизнь, как данность, портилась до основания. Вот теперь придется думать, как выкручиваться. Воистину, язык мой – враг мой!.. – Не беспокойтесь, господин министр, – проблеял Перси. – Человечек надежный. К тому же, он знает только то, что ему положено знать. – И что же? Перси с опаской огляделся по сторонам и приблизил губы к уху Кингсли. – Только то, что он должен следить за Люциусом Малфоем в оба: где он бывает, что делает, чем занимается, словом, обязан докладывать о каждом его шаге. Я популярно объяснил, что Министерство обязано знать такие вещи потому, что в прошлом Малфой – Пожиратель Смерти. Ведь если он не совершает преступлений, связанных с использованием Темной магии, к делу авроров-то не подключишь. А так – вроде все для пользы дела: если Люциус – один или на пару с сыночком – что-то замышляет, мы сможем предупредить неприятности раньше, чем они дадут о себе знать в открытую. – Ладно... – Кингсли сжал зубы, видно обдумывал стратегию, предложенную Перси. Надо же... Вот тебе и безынициативность. – И что он сообщил, этот твой человечек? Перси еще раз воровато оглянулся через плечо и шепотом проговорил: – Люциус уже здесь. В Министерстве. Он вначале побывал в Отделе мисс Лавгуд, передал Элоизе... – Уизли демонстративно вытянул шею, оглядываясь в зал, – ...какую-то папку, а затем пошел в направлении столовой. Только, видно, не дошел. – Найдите мне его, мистер Уизли! Срочно! – прошипел министр. – Может быть, мне подозвать Миджен и у нее самой спросить, когда Малфой заглядывал в их отдел и что за папку оставил? – Нет! Ни в коем случае! – рявкнул вдруг Кингсли, а его темная кожа слегка посерела. – Ни к чему ее еще впутывать. Она может, сама того не ведая, все выложить Лавгуд, а мы должны застать нашу мисс Наивность тепленькой. Она ничего не должна знать об очной ставке по поводу их с Малфоем возвращения из Индии до тех пор, пока не увидит Люциуса в моем кабинете. – Вы уже отправили запрос вашему коллеге? Насчет того, чтобы получить сведения от авиакомпании? – Нет еще, не успел. Мне нужно было кое-что проверить... «К Мордреду заразу Стоукса... Столько времени потерял с этим Рокфеллером». – А вдруг, пока идет совещание, Малфой возьмет, да и ускользнет. – С чего бы это? Нет, не посмеет. Малфой не такой дурак, чтобы игнорировать просьбу самого министра явиться к нему для приватного разговора. Он очень боится сделать хоть один неверный шаг. Ведь если он здесь, значит, получил нашу с вами сову. – Верно... Наверное, камином прямо из мэнора добрался. Только имеет ли смысл держать его до тех пор, пока Лавгуд появится? Неизвестно, сколько она пробудет в Лондоне, а после у нее встреча с Трэверсом на одиннадцатом уровне. – Ничего с ним не случится. Посидит в моей приемной, как миленький. А что еще докладывал ваш человечек о том, где Малфой бывает, и что поделывает? – Ему так и не удалось выяснить, где он бывает по ночам в последнее время, но то, что Люциус ночует не у себя дома, в мэноре – это мой осведомитель узнал наверняка. – Так-так-так... Это уже интересно. Какое-то десятое чувство подсказывает мне, что тут можно много чего интересного выяснить. А если... Кингсли не успел договорить. Дверь распахнулась, и на пороге столовой показались две молодые особы. Одна из них, Натали Каннингем, бросила на Перси Уизли неприязненный взгляд, затем вежливо наклонила голову, здороваясь с министром. Девушки прошли к рукомойникам, а Кингсли с Перси вышли из столовой. – Почему эта барышня так взглянула на тебя, словно ты ей тысячу галлеонов задолжал? – спросил министр удивленно. – Кто она такая? – Каннингем... Из Портального управления. Я, похоже, выполняя ваше распоряжение, утомил ее донельзя. Ничего, с этими девицами по-другому нельзя: не станешь подгонять, целый день провозятся, лентяйки. До кабинета они добрались молча. Хорошо еще, что располагалась столовая на первом уровне, правда, коридоров пришлось преодолеть немало, но в том, что не нужно дожидаться лифта, был очевидный плюс. Перси тотчас занялся срочной рассылкой «самолетиков» с напоминаниями о совещании, а также подготовкой необходимых документов. Кингсли прошел в кабинет и запер его фирменными аврорскими чарами, наложил Заглушающее, после чего трижды щелкнул пальцами. В кабинете появился личный домовик министра. – Чего изволит добрейший хозяин Кингсли? – кланяясь, робко спросил эльф, разглаживая тонкими ручонками замызганное полотенце. – Ты потише тут, Дронки... – шикнул министр. – Мало ли что... – Дронки хотеть служить добрейшему хозяину Кингсли, – тоненько пропищал домовик, с обожанием глядя на господина. – Дронки, – Шеклболт старался говорить шепотом, косясь в сторону двери, – ты знаешь, что я тебе доверяю? Эльф кивнул и зажмурился от удовольствия. Немногие его собратья могли похвастаться, что их хозяева доверяют им целиком и полностью. – Слушай внимательно, Дронки... Сейчас я дам тебе пятьдесят галлеонов, и ты аппарируешь в Хогсмид, в цветочный магазин мадемуазель Изольды, и купишь там самый красивый и роскошный букет, какой только можно себе представить. Открытку выбери поизящнее. И чтобы ни в коем случае не было никаких сердечек. Это пошло. Ты понял меня? Постарайся обернуться поскорее, у меня времени в обрез. Цветы должны предназначаться для молодой девушки. Хозяйке не вздумай ничего сказать о том, кто тебя послал. Не ее ума это дело. – Дронки все понять. Дронки все исполнить, как приказал добрейший хозяин Кингсли. Министр передал в лапки эльфа небольшой кошелек с галлеонами, и Дронки исчез. Министр подошел ближе к окну, за которым сегодня хозяйственники устроили чудесную солнечную погоду. Впрочем, она была такой на самом деле. Кингсли слегка потряхивало от собственного напора: очень уж быстро он решил взять быка за рога в отношении Элоизы Миджен, но отступать было не в его характере. «Как мальчишка, честное слово... В конце концов, почему она должна мне отказать? Я – министр, и, потом, девочке пора замуж, а поклонники вокруг нее не вьются тучами, сшибая друг друга, точно пикси. Да и самому мне некогда раздумывать и терять время. И так уже достаточно потерял его. Вот интересно, а если бы я не задумался о женитьбе и о детях, обратил бы внимание на эту девушку? Наверное, скорее да, чем нет. Она в моем вкусе». Через пять минут домовичок появился в кабинете с изящной плетеной корзинкой, полной свежих маргариток, символизирующих, как известно, чистоту, невинность, верность и любовь. Мадемуазель, узнав, что цветы приобретаются для юной девицы, красиво оплела ручку корзины кремовыми атласными ленточками. В центре букета красовалась огромная белая роза, на лепестках которой было очень удобно подписывать всякого рода романтические послания. Министр остался доволен. Он покровительственно погладил эльфа за ушами, затем взмахнул палочкой, и на нежной поверхности самого большого лепестка серебром засияла надпись:

Той, что милее никого нет в целом свете! Прекрасной Элоизе от ее таинственного рыцаря.

«Ой, дурак! Ну, в самом деле, как озабоченный подросток веду себя!» – разозлился Шеклболт на собственную излишнюю сентиментальность, но исправлять что-либо было уже поздно. В приемной наверняка уже собрались главы отделов и подотделов вместе с их заместителями. «А Лавгуд, как только она покажется, непременно влеплю выговор за самодеятельность и за пропущенное совещание». – Что еще будет угодно добрейшему хозяину Кингсли? – напомнил о себе Дронки. Министр шепотом подробно объяснил эльфу, куда он должен доставить цветы, причем следовало постараться сделать это в такой момент, когда девушки не будет на месте, и так, чтобы его никто не увидел, а после этого немедленно аппарировать домой. Дронки поклонился и, взяв в лапки корзинку, исчез. Настроение у министра вдруг подскочило, точно уровень гормонов у самца громамонта в брачный период. Его прямо распирало изнутри. Он широко улыбнулся и, сняв Запирающие и Заглушающие чары с дверей, распахнул их настежь. Почти все высшие чиновники Министерства уже собрались. Тут был и Гарри Поттер, как заместитель министра в Аврорате, и Гермиона Уизли с Драко Малфоем, собиравшиеся отчитаться по парижской командировке и... она... Она?.. Здесь?.. Но почему?.. Шеклболт почувствовал, как в его легких закончился весь воздух, и не осталось сил, чтобы сделать обыкновенный вдох. Мышцы диафрагмы словно свело от волнения. Под феской на лысой голове выступил пот, а губы едва заметно задрожали. «Что она делает в моем кабинете? Как же так?.. Мерлин великий, а может, сама судьба подкидывает мне возможность познакомиться с ней лично?!» – Леди и джентльмены! Рассаживаемся и готовим свои доклады и отчеты! Не будем терять времени! – гнусавым голосом вещал Перси Уизли, надеясь перекричать галдящую толпу. Сонорус при министре он применять не решился. Сам Кингсли, видя бесплодные попытки секретаря навести порядок, прошел за стол и загрохотал густым басом: – Попрошу тишины! А вы, мистер Уизли, будьте добры, займите свое место для протоколирования. Все вмиг успокоились и быстренько уселись по местам. За исключением Элоизы. Она стояла, не зная, куда приткнуться, такая по-милому нелепая, растерянная, раскрасневшаяся от смущения. Еще бы, ведь бедняжка ни разу еще не присутствовала на совещаниях у министра, где собирались самые высокопоставленные управленцы магического мира. Она смущенно топталась на месте и судорожно сжимала в руке обычный маггловский блокнотик и шариковую ручку. То и другое было подарено Луне Гермионой, а позже Полумна передарила все это добро секретарше. Та, как-никак, была полукровкой и маггловскими вещами умела пользоваться гораздо лучше, чем сама Луна. Элоиза судорожно вздохнула, и от неловкости слезы готовы были брызнуть у нее из глаз. Министр едва сдерживал себя, наблюдая за мисс Миджен и её попытками справиться с волнением, и уже собирался сам подойти к ней, хоть это вышло бы слишком... неправильно, что ли, при таком-то количестве народа, как его опередила Грейнджер. – Элоиза, а ты что здесь делаешь? Где мисс Лавгуд? – Она... – Миджен закусила губу, подняла на окружающих и министра большие серые глаза, после чего пробормотала сдавленным шепотом, – ...в маггловском Лондоне. Нужно срочно завершить дело с устройством Марии Этвуд в приют. Мисс Лавгуд попросила меня быть на совещании и велела записать все, что будет касаться работы нашего отдела. – Да не переживай ты так, – тепло приободрила бывшую сокурсницу Гермиона. – Проходи сюда вот, садись рядом со мной. Элоиза улыбнулась, и за одну эту улыбку на милом круглом девичьем лице Кингсли готов был расцеловать Грейнджер. – Подожди секундочку, мне нужно кое-что подписать, – шепнула Гермиона Элоизе. Она сорвалась с места со своей папкой и подскочила к столу министра, открыв нужные документы. – Здесь... И здесь, господин министр! – вымолвила она певуче и загадочно улыбнулась. – Какие у вас изумительные духи, миссис Уизли, – задорно взглянув на Гермиону, ляпнул вдруг министр. – Прямо для вас созданы. Сознавайтесь, небось, любимый мужчина подарил. Гермиона застыла на секунду, но лишь на секунду. За этот короткий промежуток времени взгляд теплых карих глаз выхватил из толпы волшебников молодого высокого красивого, безукоризненно одетого блондина, жадно ощупал каждую черточку его лица, остановился на каждой мелочи, вроде родинок, ресниц, почти незаметных морщинок в уголках губ... Женские глаза коньячного оттенка на мгновение встретились с мужскими серыми. Гермиона давно уже научилась читать эмоции и настроения Драко по незаметным для посторонних деталям и сумела заметить, что глаза любовника, сидевшего ближе к столу Кингсли, распахнулись до отказа, а тонкие чувственные ноздри затрепетали. Этого для молодой женщины было достаточно. Тем более, Луны не было. А бросить суровой действительности негласный вызов, ой, как хотелось. Казалось, все высшие силы подмывали ее рискнуть совершить маленькое безумство. – Вы совершенно правы, господин министр. Это, в самом деле, подарок любимого мужчины! Драко облизнул губы, и дыхание его участилось. В глазах трепыхнулся страх, какой бывает лишь у застигнутых врасплох за шалостями детей или пойманных на чем-то непристойном, постыдном подростков. Пока министр подписывал бумаги, Малфой попытался взглядом показать любовнице на брата ее мужа. Гермиона лишь победоносно улыбнулась. Вернувшись ночью от Луны обратно в «Нору», она решила последовать совету подруги и успела во сне поменять супругу воспоминание о саквояже Малфоя-старшего, а заодно и подправила кое-какие другие. Теперь для всех домашних дорогие подарки Хорька – ее собственные покупки, деньги на которые якобы дал сам Рональд. «Я не солгала! Это, в самом деле, так!» – кричали Драко глаза Гермионы. И он сумел разгадать этот немой, но очень выразительный крик. Легкая самодовольная улыбка тронула губы молодого мужчины. Гермиона не проронила больше ни слова, только чуть вздрогнула, вспомнив свое ночное приключение и великолепного Люциуса в объятиях Полумны. *** Люциус Малфой, тем временем, приходил в себя от обилия информации, почерпнутой из этой вынужденной вылазки в Министерство. Вот те раз! Он-то думал, что управится со всеми проблемами одним махом, что достаточно уболтать Гарри Поттера, получить обратно свой саквояж, и дело в шляпе, а тут вон какие дела! Оказывается министр вместе со своим прихвостнем Уизли придумали им с Луной устроить очную ставку. Теперь, кровь из носу, как можно скорее нужно найти возлюбленную и предупредить ее, что нужно говорить чистую правду. Вернее, почти правду, без горячих подробностей. Он, конечно, и так собирался встретиться с Полумной, хотел лично проинструктировать ее о том, как выпутываться, если вдруг Золотому мальчику взбредет в его лохматую башку копать до самого дна дело с этим злополучным чемоданом, но это был лишь предлог. Люциус понимал, что ему необходимо было просто видеть Луну, прикасаться к ней, чувствовать ее всю. Он уже соскучился по ней. Для него малышка Лавгуд стала, своего рода, необходимой дозой зелья, что используется для продления существования мага после поражения темномагическим проклятием, вроде того, каким последние месяцы перед смертью поддерживал Снейп Дамблдора. Про эти проклятия и зелья знали только представители древнейших чистокровных семейств, таких как Малфои или Принцы. Не всем были доступны подобные секреты. Недаром министр в одном из разговоров намекнул ему, что для окончательной реабилитации неплохо бы поделиться кое с кем древнейшими тайными знаниями. При этом весьма недвусмысленно намекал на себя. И отговорке о том, что разглашение такого рода родовых тайн может привести к непоправимым последствиям, не поверил. Как же быть? Скоро, совсем скоро он потеряет свою девочку, потеряет навсегда. Когда из Монте-Карло вернутся Нарцисса с Асторией, он вынужден будет оставаться в мэноре... Да и рогоносец Скамандер, получив лунино письмо, прилетит к ней на всех парах, как «Хогвартс-Экспресс», чтобы немедленно узаконить отношения в связи с интересным положением невесты... Мордред, ну как же так?! Неужели у них почти не осталось времени друг на друга?! Ведь она его! Только его! Луна Лавгуд принадлежит ему, потому что ждет его ребенка, потому что только он может сделать ее счастливой, подарить истинное блаженство, а ему – только она... Неужели небесам недостаточно было всех тех перипетий, что свалились на них в последнее время? Нет, обязательно все должно было еще больше усложниться, не иначе для того, чтобы оторвать их друг от друга, понаставить преград между ними, обескровить их сердца и высушить души. Люциус чувствовал, как его охватывает раздражение и почти искрившая холодная ярость. Сколько всякой дребедени произошло: и чемодан этот всплыл, и письмо своему наивному донельзя насекомоведу Луна отправила, не посоветовавшись с ним, теперь вот в придачу Кингсли собирался устроить им с Полумной «темную», чтобы свалить его, дискредитировать, убрать с дороги, ибо чувствовал в нем соперника. А еще Малфой прекрасно понимал, что Шеклболт многого не знает, но интуитивно догадывается, что именно в нем, Люциусе Малфое, заключается какое-то слабое звено всего их со Стоуксом плана. Если бы узнал, что это за звено, в осадок бы выпал. Да и, не дай Мерлин, этот извращенец Битти распустит язык. Тут уж точно всему конец. Луна будет не просто потеряна, она станет презирать его, а для Малфоя презрение – вещь гораздо более худшая, нежели ненависть. Люциус вздохнул. Как хорошо, что он догадался наложить на записку, оставленную в папке для Луны, чары Идентификации. С виду – обычная записка, а в ней – требование внимательно ознакомиться с документами, но как только в руки ее возьмет Полумна, так сразу же на пергаменте проступит информация, предназначенная лишь для нее. Отличное заклинание, фамильное. Вот ради таких знаний Кингсли в лепешку готов разбиться. Ничего, разобьется еще, да так, что костей не соберет!.. Люциус, озираясь по сторонам, спешил возвратиться на третий уровень, в отдел, которым заведовала Луна. Он знал прекрасно, что её пока нет, но надеялся на удачу: вдруг она уже вернулась. Ему подумалось, что, вообще-то, он довольно везучий волшебник. Каждый раз какая-нибудь ничего не значащая на первый взгляд мелочь позволяла ему выбираться сухим из воды. Вот и сегодня его здорово выручил старинный малфоевский вредноскоп. Этот вредноскоп – не те дешевые безделушки в виде непонятной штуковины, типа волчка, что можно приобрести на Диагон-аллее. Может, тот ширпотреб и изобрел Эдгар Струглер, но о родовом малфоевском проявителе врагов неизвестно никому, кроме Малфоев. Обнаруживать недоброжелателей первые Малфои научились почти тысячу лет назад, а струглеровские безделицы появились спустя семь веков. Единственным слабым местом этого вредноскопа была необходимость его, своего рода, подзарядки от древнего мэнора, от всего того, что пропитано энергетикой их крови. Заряжаться вредноскоп должен был почти месяц, иногда дольше. Такой каждый день с собой не потаскаешь, да и сама вещица насквозь пропитана Темной магией. Ни за какие блага Люциус не расстался бы с ней. Даже в далеком девяносто втором, когда участились аврорские рейды с проверками из Министерства, он, самолично сплавивший множество Темных амулетов на хранение в «Горбин и Бэркс», продавший Горбину целую прорву ядов, не пожелал расстаться с любимым вредноскопом, а самолично вмуровал его в каменную кладку подземелья фамильного замка. Выглядел вредноскоп как обычный медальон на цепочке, одевался на шею и при приближении врагов не верещал, не крутился, как обычные штуки такого рода, а начинал нагреваться, причем, чем ближе и опаснее были враги, тем сильнее амулет обжигал кожу. Очевидный плюс артефакта заключался в том, что он был незаметен постороннему глазу и не привлекал ничьего внимания, кроме хозяина. Когда Люциус собрался в Министерство, долго раздумывал, стоит ли его надевать. Еще бы, стоит Поттеру обнаружить эту вещь, и всему конец, даже свободе. Люциус решил рискнуть и не прогадал. Работал оберег замечательно и сослужил владельцу бесценную службу. Когда Малфой оказался в Министерстве, первым делом решил наведаться к Полумне, чтобы передать папку и просто увидеть ее, убедиться, что с ней все в порядке. Когда он добрался до ее отдела, Луны на месте не оказалось. Никого не было, даже повернутой на метлах тупицы Кейтч. В приемной обнаружилась лишь секретарша Луны – невзрачная полноватая брюнетка с нелепой прической и простецким круглым лицом. – Простите, мне нужна мисс Лавгуд, – холодно произнес Люциус, обводя скептическим взглядом тесную приемную. «Ну, молодец Кингсли, удружил. Теснота, как в курятнике. Здесь раньше, наверное, была кладовка для швабр и моющих средств. Если тут такая приемная, боюсь представить, в какой конуре ютится моя полоумная...» – Мистер Малфой? – голос у громоздкой секретарши оказался на удивление приятным, мелодичным и примирил Люциуса с остальным обликом непрезентабельной девицы. – Совершенно верно. Мне необходимо срочно передать кое-какие документы мисс Лавгуд. Я здесь по делам и не могу терять время, дожидаясь ее. – Вы можете оставить папку мне. Я обязательно передам ей... Не знаю, правда, когда получится это сделать. Мне срочно нужно закончить работу, успеть на обед и после него быть на совещании у министра вместо мисс Лавгуд. – Извините, не могу. Это финансовые документы строгой отчетности. Некоторые траты, к тому же, требуют её личных пояснений. – Но мисс Лавгуд отбыла по срочному делу в маггловский Лондон, а затем у нее назначена важная встреча... – секретарша осеклась, сообразив, что чуть-чуть было не сболтнула лишнее. – Что за встреча? – в голосе Малфоя девушка различила едва уловимые, но явно ревниво-собственнические нотки. Она подняла удивленные глаза на мужчину, стараясь понять, не ослышалась ли она. – Простите, это конфиденциальная информация. «Значит, Луна решила-таки добить Трэверса», – догадался Люциус. – Простите, мисс, мне некогда. Надеюсь, вы сообщите мисс Лавгуд, что я заходил, и обязательно передайте ей документы, как только она появится. – Разумеется, мистер Малфой. Я положу их прямо к ней на стол. Она непременно их увидит, как только вернется. Малфой сухо поблагодарил секретаршу, вышел из приемной и отправился к лифтам. Следующим в очереди первостепенных задач для Люциуса Малфоя на сегодня стал Гарри Поттер. Малфой твердо решил придерживаться той версии, что наспех состряпал утром в своих апартаментах. Она казалась бы идеальной, если бы Луна заранее знала назубок свою роль в этом деле. Ну, да ладно, была, не была. Хотя... может, стоит подождать, пока Луна вернется из Лондона, поговорить, все разъяснить, наглядеться на нее вдоволь, точно на счастливый талисман, а уж потом с легким сердцем топать в Аврорат. Люциус почувствовал, что у него пересохло в горле от волнения. Следовало бы немного успокоиться, взять себя в руки, выпить чашечку кофе. С этой мыслью он вошел в лифт и нажал кнопку первого уровня. «Вот уж куда не хотелось-то особо. К Кингсли в лапы. Ну, в конце концов, не мне его шугаться». Первый уровень был самым тихим и дисциплинированным. Здесь, прямо под бдительным оком министра, расслабляться не получалось, поэтому все сотрудники делали вид, что усердно несут службу на благо магического мира. В коридорах почти не было людей, разве что изредка посетители Министерства и сотрудники с других уровней украдкой проскальзывали в столовую, расположенную в конце витиеватого лабиринта коридоров административного уровня. Сейчас в коридоре, ведшем к столовой, не было ни души. Звуки твердых шагов Малфоя тонули в мягкой ковровой дорожке, ни единый шум не долетал до Люциуса, стремительно приближавшегося к двери. Внезапно он ощутил, как охранный медальон-вредноскоп начал нагреваться. Сперва Люциус почувствовал слабое тепло, а через несколько шагов кожу груди уже немилосердно обжигало, да так, что терпеть не было никакой возможности. «Значит, кто-то из моих недругов сейчас пожирает пироги или хлебает министерский супчик. А, может, приближается сзади... Или собирается выйти из столовой! Недаром медальон с каждым шагом жарит все сильнее, – мельком подумал Люциус, мучительно размышляя о том, куда бы спрятаться и снять медальон. – Если эта штуковина раскочегарится на полную мощность, Темную магию не почувствует разве что сквиб. Нужно нейтрализовать его, дать остыть... Если с активным амулетом прямиком идти к Поттеру, выйдешь от него, не дай Мерлин, прямиком в Азкабан». Малфой уже стискивал зубы, оглядываясь, куда бы юркнуть, чтобы избавиться от вредноскопа. В столовую теперь он ни за что не пойдет. Незачем лишний раз светиться перед недоброжелателями. С другой стороны, интересно узнать, кого в данном конкретном случае фамильная реликвия предназначила ему во враги. На счастье рядом с великолепными дверями из черного дерева, украшенными витражами, бывшими входом в столовую, притаилась маленькая, почти незаметная дверца, сливавшаяся со стеной. Люциус закатил глаза, возблагодарив Мерлина, затем при помощи обычной Аллохоморы отпер дверцу и с невероятной для своего роста и телосложения скоростью шмыгнул в полутемное помещение. Оказалось, эта кладовочка предназначалась для хозяйственных нужд работников общепита и была смежной с тамбуром столовой. На двух маленьких столиках лежали моющие средства и полотенца. Одна из стен, та, что соединялась с тамбуром, была не кирпичная, не сплошная, а напоминала стенку плетеной беседки. Каждый толстенный прут, переплетаясь с остальными, был обвит какими-то лианами, вроде плюща. Люциус вспомнил, что, действительно, одна из стенок тамбура была зеленой от растительности, но в свое время ему даже в голову не пришло сообразить, что за ней находится еще одно помещение. Сквозь прорехи в комнатку попадало достаточно света, чтобы можно было снять мантию, расстегнуть сюртук, жилет, рубашку и стащить чертов вредноскоп, от которого уже разве что дым не шел. Малфой второпях разбросал на столике полотенца, чтобы производить как можно меньше шума, аккуратно положил на них трость, снял мантию и через минуту его любимая, но очень опасная фамильная вещица, раскалившаяся, фигурально выражаясь, докрасна, перекочевала во внутренний карман сюртука. Люциус привел одежду в порядок, поправил волосы, забранные в хвост, и уже собирался покинуть свое убежище, как услышал знакомые голоса: – Господин министр, – гугнявый подобострастный тон личного секретаря Кингсли – одного из многочисленных уизлевских отпрысков – Малфой узнал бы даже в хоре. – Ко мне сейчас, когда я договаривался об оплате нашего кофеёчка, подошел один мой доверенный человечек... – Что за человечек? – пророкотал бас Кингсли. – На какие такие дела ты его сподобил?.. «Ах, как же удачно я сюда залез-то! – ликуя, подумал Малфой. Он старался не дышать и внимательно прислушивался к тому, что происходило в тамбуре. Дальнейший разговор между министром и одним из Уизелов поверг Люциуса в шок. Вот, значит, как!.. Под него, оказывается, копают без обиняков, причем, давным-давно, это раз! В его фамильном поместье завелся шпион, который сообщает этому министерскому лакею Уизелу обо всем, что в нем происходит, это два. Кингсли знает, что Люциус не ночует дома порядочное время, это три. Самым ужасным, от чего Малфой за зеленой стенкой чуть не подскочил и не разразился бранью на самого себя, была новость о том, что Кингсли собрался устроить им с Полумной очную ставку по поводу возвращения из Индии. Вот ведь дурак! Как можно не сообразить, что если они с Полумной вернутся не порталами, а самолетом, это все равно всплывет. Собрать нужную информацию для волшебника, работающего с премьер-министром магглов – раз плюнуть. «Точно, значит, Луна на встрече с Трэверсом, – лихорадочно соображал Малфой, закусив руку, чтобы не зарычать на все Министерство от злости на министра и на свою собственную беспечность. – Нужно непременно перехватить ее, иначе нам крышка. Та-акс, стало быть, этот червяк Уизли послал мне сову с требованием явиться сюда. Будем надеяться, вернее, предположим, что Поттер не проговорился Кингсли насчет чертова чемодана. Тогда все гораздо проще... А если проговорился, да еще решит присутствовать на нашей с Луной очной ставке, нам конец!..» – он похолодел. Собственные лихорадочные размышления отвлекли Люциуса от того, что творилось за стеной. Голоса Кингсли и Уизли исчезли. Послышался шум льющейся воды. Включили краны. Отчетливо раздавались женские голоса. «Ладно, сейчас они уйдут в столовую, а я быстренько сделаю ноги, – Люциус нервно кусал фалангу указательного пальца правой руки, напрочь забыв о манерах и гигиене, и мысленно призывал на головы несносных дамочек всех флоббер-червей магического мира. – Что они там копаются? Еще бы эротическое омовение устроили...» Неожиданно промелькнувшая в разговоре девиц его собственная фамилия заставила Люциуса притихнуть и постараться сквозь плеск и чпоканье пузырей, в изобилии получавшихся при использовании волшебного мыла, прислушаться к тому, о чем говорили дамочки. – ...ну, да, он... Отец Драко Малфоя, того, что из Отдела международного магического сотрудничества... – Знаю его, Натали, можешь не объяснять... Кстати, – послышался легкий загадочный смешок, – папенька куда как красивее, брутальнее и, вообще, харизматичней сыночка будет. Этот Драко – просто грызун... Люциус едва сдержался, чтобы самодовольно не усмехнуться. «По крайней мере, детей я, в отличие от собственного сына, еще способен делать». – Ладно, Мерлин с ним... А что Уизли-то?.. – Ничего... Мало того, что нудел всё время, стонал хуже бабы, так еще и подгонял каждую минуту, поучал таким менторским тоном, словно он тут единственный земной владыка. А уж когда я показала ему отчет по совершенным направлениям за тот день, он аж подпрыгнул, заверещал, потребовал сделать копию, а затем понесся к себе, точно гиппогриф. «Понятно, теперь все понятно... Обложили со всех сторон, как охотники. Но мне везет. Мне всегда везло. Еще бы сообразить, откуда информатору Уизела обо всем известно. Ничего, я додумаюсь. А если нет?.. Тогда... Тогда мы сделаем в этом деле союзником грязнокровку – любовницу Драко. Вся эта история нас повязала, и Грейнджер, чую, с нами в одной упряжке. Кровь у нее может быть сколь угодно грязной, а вот мозги почище, чем у многих. Что ж, если для пользы дела Драко нужно немножко поублажать ее, то так тому и быть. Не переломится. Заставлю его сделать ребенка Астории, а там пусть резвится. Итак, Гермиона Уизли, хочешь ты этого или нет, но сегодняшний вечер ты проведешь в гостях у Полумны Лавгуд. Никуда не денешься...»