Beati possidentes («Счастливы владеющие»)

Курсивом выделены воспоминания Кингсли Шеклболта о пребывании его на Каймановых островах, в Джорджтауне. _____________________________________________________________ «Та-ак... А вот это новость!» – Кинсли откинулся на спинку роскошного кресла и прикрыл глаза, не желая, видимо, чтобы его ликование невзначай заметил хоть кто-нибудь. Правда, вокруг никого не наблюдалось, за исключением портретов прежних министров, что занимали до него этот кабинет, но даже их он опасался. Доверять до конца не стоило никому, даже мертвецам. Приоткрыв один глаз, Шеклболт на всякий случай проверил, нет ли среди намалеванных обитателей святая святых магического мира тех, кто не в меру заинтересовался его историческими исследованиями и подсматривал сверху, со стены, в его бумаги, в хаотичном порядке разбросанные на огромном дубовом столе. Нынешний глава министерства вот уже пять часов подряд с превеликим усердием штудировал не что иное, как... историю империи Рокфеллеров. Таким чтивом до сего дня не интересовался ни один министр магии Британского королевства, тем более что книга была маггловской: и изготовлена в маггловской типографии, и автор её – Алан Невинс – являлся магглом. К вящей радости Кингсли никто не обращал на него никакого внимания: старые кошелки Артемизия и Эвангелина мирно попивали чаек, Анктуоус Осберт, что был, как известно, одним из главных прихвостней Септимуса Малфоя, дремал в кресле-качалке, а Гроган Стамп и Фэрис Спэвин резались со скуки в ломбер. Остальные персонажи, как по заказу, куда-то подевались со своих полотен, и их портреты выглядели, как пустые интерьеры. Кингсли вздохнул и, сняв с головы любимую феску с замысловатыми африканскими орнаментами, обтер свою темную лысину, покрывшуюся от волнения и напряжения капельками пота, большим платком, после чего принялся с удвоенным рвением рыться в куче пергаментов, что скопились на противоположной стороне стола. Большая часть из них представляла собой родословные древних чистокровных фамилий, составлявших цвет магического мира Британии. Вытащив нужный пергамент, он несколько минут внимательно всматривался в витиеватые сплетения родственных уз, соединявших почти всех чистокровных, затем, отбросив пергамент в сторону, вновь принялся листать книгу того самого маггла Невинса. «Точно! Так я и знал! Ой, до чего же Саймон оказался прозорлив. Как чувствовал, что нажить столько денежек, да еще такими путями, обычному магглу было бы не под силу. Не обошлось у старины Рокки без волшебного наследия. Не обошлось...» После возвращения с Каймановых островов, где состоялась их с Саймоном Стоуксом встреча, Кингсли тщательнейшим образом собрал все воспоминания об этом рандеву и каждый день неизменно просматривал их, отмечая про себя все новые и новые детали: интонации Саймона, его мимику, жесты, а еще... взгляды. Наблюдая за собой и за этим магглом со стороны, Шеклболт не мог отделаться от мысли, что Стоукс держал себя очень странно. Вернее, сам он, Кингсли Шеклболт, начинал вести себя в присутствии Саймона не так, как обычно. Под взглядом Стоукса он словно робел, терял присутствие духа, расклеивался, и со стороны это было слишком заметно, невооруженным глазом. Голос Саймона даже в воспоминаниях вызывал нечто вроде оцепенения, и Кингсли готов был внимать ему, точно гласу Божьему. «Да, что такое? – каждый раз спрашивал сам себя бывший аврор, не тушевавшийся никогда и ни перед кем. – Чем дальше, тем смешнее. Веду себя, словно нашкодивший подросток, застигнутый на месте преступления. Вон, даже язык заплетается...» Министр не раз думал над тем, почему так выходило, отчего у его маггловского конфидента то и дело получалось перехватывать инициативу в разговорах и, вообще, в общении. Несомненно, Стоукс был наделен харизмой, умением подчинять себе людей, а еще – даром убеждения. Точно таким же, как и Рокфеллер, о котором Саймон взахлеб рассказывал своему тайному сообщнику. Эта фамилия не сходила с уст Стоукса все то время, пока они между серьезными разговорами и делами наслаждались жизнью на Каймановых островах в невероятно роскошном по маггловским меркам доме Саймона, расположенном прямо на берегу Атлантического океана. Кингсли не мог не признать, что из всех высокопоставленных магглов, с которыми ему приходилось общаться, Саймон Стоукс был самым приятным и, главное, интересным собеседником. Даже старина Тони не годился ему в подметки, несмотря на всю свою демократичность во взглядах, присущую истинному лейбористу, и образованность. Кингсли и сам не понимал, отчего так быстро и, главное, безоговорочно доверился Стоуксу. Всего после двух недель знакомства. Так быстро он не поддавался ни на чьи уговоры. У Тони, пожалуй, не получилось бы уломать его на столь грандиозную авантюру, что затеяли они с Саймоном, а ведь с Блэром Кингсли работал уже семь лет, с того самого момента, как стал вначале его телохранителем под личиной секретаря во время Второй магической войны, а затем они взаимодействовали уже на равных, после того, как одному из самых опытных авроров пришлось принять на себя груз ответственности после победы над Вольдемортом и заступить на высший пост в магическом мире. И ни разу ему не пришлось усомниться в порядочности и надежности этого премьера-лейбориста. – Нам с вами, министр Шеклболт, нужно убедиться, что воротилы современного мира – не кто иные, как маги, ну, или их потомки, – горячо доказывал мне Стоукс, время от времени с опаской оглядываясь на дверь своего роскошного кабинета. Ему сложно было поверить, что Заглушающие чары и Коллопортус, которые я по его просьбе наложил перед разговором, действительно работали. Мало ли прислуги в доме, да и жена Саймона – Барбара – была не в меру любопытной особой. Стоуксу до сих пор не верилось, что у него дочь родилась волшебницей. Саймон был невероятно горд этим обстоятельством. Не раз во время обедов или ужинов, когда мы – вся семья и я вместе с ними – собирались в огромной «хайтековской» столовой, он, предварительно удалив прислугу, просил меня проверить, как у его «драгоценной Пэм» получаются те или иные простенькие заклинания, вроде Люмоса или Нокса. Мне не нравилось все это, но словно какая-то неведомая сила заставляла меня идти навстречу желаниям Стоукса. Я подавал миленькой русоволосой малышке свою ясеневую палочку с зубом кошки внутри, а счастливые Саймон и Барбара с удивлением наблюдали, как девочка, затаив дыхание, зажигала и гасила на кончике палочки маленький трепещущий огонек. В отличие от родителей долговязый подросток Джордж следил за сестрой с ревностью и неприязнью. Маггл, что с него взять... Любой подросток, обделенный чем-либо, неважно, со стороны природы или родителей, всегда будет несправедлив по отношению к тому, кто оказался счастливцем, владеющим гораздо большим, чем остальные. Памела Стоукс произвела на меня впечатление способного и целеустремленного ребенка. Сам я из чисто спортивного интереса предложил однажды научить ее довольно-таки сложному для магглорожденной волшебницы заклинанию – Агуаменти. Девочка не собиралась пасовать; со всем прилежанием и непоколебимой уверенностью в том, что любое препятствие, рано или поздно, будет ею преодолено, мисс Стоукс внимала моему объяснению, а затем полчаса пыхтела над тем, чтобы правильно повторить все пассы и произнести заклинание. Когда же на дорогой дубовый паркет ее огромной комнаты из моей палочки полилась вода, Памела не запрыгала и не захлопала в ладоши, как это сделал бы любой другой ребенок её возраста, а всего лишь вздернула остренький подбородочек и победоносно посмотрела на меня. Я мог бы поклясться, что взгляд маленькой ведьмы, светившийся самодовольством, был взглядом взрослого человека, убежденного в том, что мир к определенному сроку ляжет к его ногам. – Только, давайте, Памела, договоримся, – сказал я ей тогда загадочным шепотом, заглянув сверху вниз в светлые – то ли серые, то ли голубые – глазенки, – что в Хогвартсе, если вдруг вас спросят, откуда вы научились таким вещам, ни слова о том, что вашим первым учителем был сам министр. Это будет нашей маленькой тайной. Вообще, не стоит кому-либо знать, что мы с вами знакомы. – Хорошо. – Девочка, казалось, совсем не была впечатлена заговорщицким выражением на моем лице, которое я успел состроить. Что поделать, в отношениях с детьми у меня совсем не было опыта; я даже предположить не мог, что та чрезмерная таинственность, которой взрослые стараются в глазах детей обставить те или иные хитроумные, по их собственному мнению, дела, разгадывается ребятней, как фальшь, в мгновение ока. Мне почудилось, что Памела в этот момент выглядела как-то уж чересчур деловито для одиннадцатилетнего ребенка, что и неудивительно: с младых ногтей этот хрупкий человечек привык мерить жизнь двумя мерками – выгодно или невыгодно. Иначе она не была бы дочерью Саймона Стоукса. – Вы не беспокойтесь. Я умею держать язык за зубами. Папа нам с Джорджем день и ночь твердит о том, что если хочешь добиться успеха, двадцать раз подумай, прежде чем что-то сказать или сделать. Только ведь отвечать что-то все равно придется. Если спросят, конечно. – Разумеется, – я чуть было не улыбнулся, изумившись дальновидности и серьезности такой маленькой девочки. – Вы скажете, что как только купили все учебники на Диагон-аллее, сразу же принялись внимательно их штудировать, чтобы сразу же по приезде в Хогвартс опробовать заклинания на практике, и что у вас все получилось с первого раза. – Разве так бывает? – недоверчиво протянула Памела. – Бывает. Я лично знаю одну такую особу. Правда, она уже закончила Хогвартс и теперь взрослая женщина, но когда она была совсем юной, как вы, то творила чудеса. Насколько я знаю, первые заклинания были произнесены ею еще в Хогвартс-экспрессе. И во время учебы ей равных не было. А ведь эта леди – магглорожденная, как и вы. У нее тоже в роду волшебников не водилось. – Мне не поверят. – Поверят. Вы очень похожи на своего отца, а он умеет приводить веские доводы. Будьте тверже, а если кто-нибудь усомнится в ваших словах, ответьте, что если они неспособны на такое, то пусть завидуют молча и прилежно тренируются. – А почему мне нельзя тренироваться на самом деле, сразу же после покупки палочки? – Потому что несовершеннолетним нельзя колдовать вне стен Хогвартса. – Вот как? – Памела наморщила носик и заинтересованно взглянула на меня, обдумывая, какую бы пользу для себя извлечь из столь неудобной конъюнктуры. – Но я же колдовала и без палочки. У меня получалось многое. Я умею замораживать воду. Превращаю её в лед руками. Просто подержу ладони над стаканом, а он лопается. А еще один раз устроила в своей комнате настоящий ветер... Когда мама зашла ко мне, у неё сразу же волосы дыбом поднялись, как будто в бурю!.. – Это, мисс Стоукс, так называемая «стихийная магия». Но палочка, которая выберет вас, будет подконтрольна Министерству. По ней очень легко можно узнать, что за заклинания вы творили. – Что ж, – девочка задумалась, – будьте уверены, я никому ничего не скажу. Меня и папа уже предупредил, чтобы я не вздумала ничего говорить о наших занятиях. Раз он тоже велел мне молчать, значит, так нужно. – Вы – умница, мисс Стоукс, я надеюсь на ваше слово. Да, вот еще что... – я озабоченно покачал головой, – для вас и вашего отца будет лучше, если вы вообще ни словом не обмолвитесь насчет нашего знакомства. – Жаль... – девочка вздохнула. – Мне, наверное, все ребята завидовали бы... Кингсли сжал зубы с досады и сморщился. Воспоминание о девчонке Стоукса неприятно царапнуло внутри. Кто знает, что способна выкинуть тщеславная и избалованная маленькая дурочка, если вдруг ей поставят не ту отметку или назначат отработку... Такая вполне может прихвастнуть тем, что, дескать, она с самим министром на короткой ноге. А где она, там и ее папаша. Надо было, конечно, подправить у нее память, но никак не удавалось выкроить подходящий момент. Родители, разумеется, сразу заподозрили бы, что с ребенком что-то не то, и Стоукс перестал бы ему доверять. Да и сам министр тогда, на Каймановых островах, думал отнюдь не об этом. Его больше занимали совсем другие материи, а именно, расклад Стоукса относительно тех тайных маггловских организаций, что определяли мировой порядок. Сколько их было, Саймон и сам не знал, вернее, предполагал одно из двух: либо их несколько, либо на самом деле существует только одна, а все остальные красивые и затейливые названия – лишь ширма. Стоукс в течение нескольких месяцев безуспешно пытался проникнуть в «Бильдербергский клуб», но Шеклболт предполагал, что действовать тому приходилось через целую кучу посредников. Предстать перед настоящими хозяевами планеты Земля у Саймона пока не получалось. Не удалось даже вычислить, какие структуры стоят за всем, что происходит в мире. Кингсли чувствовал себя наивным простаком, который поспешил и людей насмешил: ведь тот же Тони, наверняка, гораздо больше осведомлен о том, кто сегодня, как говорится, «девушку танцует»... Все-таки, Соединенное Королевство – член «Большой Восьмерки». Когда Шеклболт решил высказать свои соображения по этому поводу, Стоукс лишь снисходительно усмехнулся. – Господин министр, вы и впрямь, наивны, как девица... Подумайте сами, вы работаете с ним шесть лет в качестве министра и до сих пор знаете только то, что вам позволяют знать. Все отношения между магами и магглами в Британии – строго в рамках законов, в первую очередь, этого самого... вашего... как его?.. да, Статута о секретности. Вам не кажется странным, что Блэр, имея в рукаве такой козырь, как магия, о которой ему много чего известно, давным-давно уже мог предложить вам замутить весьма нехилый прожект? Нет же, он ведет себя, как ни в чем не бывало, его устраивает все, в том числе и то, что маги по-прежнему сидят в подполье, как евреи при Гитлере. По крайней мере, если смотреть на ваше с ним сотрудничество прямо в лоб. Встает вопрос: почему? Давайте попробуем порассуждать здраво. Ясно дело, что в каждой стране магов не так мало, как кажется на первый взгляд. Вы говорили, что и в России, и во Франции, и в Испании... да почти во всех странах, есть свои Министерства, подобные нашему, что существует такая организация, как Международная Конфедерация магов, наподобие маггловской ООН, но она ли заправляет всем магическим миром?.. – Вы полагаете, что и у магов есть своя закулисная сила?.. – хрипло спросил я, оцепенев на секунду; у меня даже всё похолодело внутри от осознания того, что я, управляя магическим миром Британии в течение шести лет, ухитрился упустить нечто слишком значимое. А эта самая Международная конфедерация магов... Ведь её Президентом был сам Альбус Дамблдор, а это многом говорит. Я даже о Блэре позабыл, до того разволновался. – Вы смотрите в самый корень, министр, – голос Саймона был вкрадчив и пропитывал мой мозг подобно сахарной вате, словно склеивал мою волю и способность анализировать самостоятельно, заставлял подчиняться. – Кому из Министерства известно о ней? Мне ничего не оставалось делать, как просто пожать плечами. Я, конечно, слыл довольно-таки сильным волшебником, опытным аврором и тертым калачом в схватках с Темными силами, но политика, как игра, вернее, как, своего рода, схватка, с ее подковерными вывертами, интригами, грязным закулисьем была мне совсем не по душе. Меня убивал тот факт, что приходилось постоянно лавировать среди сил с диаметрально противоположными взглядами и интересами. Казалось бы, после победы Поттера над Темным Лордом все должно было быть хорошо, но, увы... Я понимал, что всех равными по мановению волшебной палочки не сделаешь, и такие, как Малфои, Нотты, Розье, Гойлы и прочие подозрительные личности никогда не оставят желания быть выше остальных. Ну, у них, по крайней мере, имелось веское основание для такого поведения, которое они сами для себя никогда не меняли – происхождение. С остальными было хуже. Как министр, я не мог не видеть, что сотни полукровок и магглорожденных, что благодаря законам, запрещающим их дискриминацию, достигли высот власти, оказались теми еще говнюками, вообразившими себя хозяевами вселенной и постоянно требовавшими все новых льгот, привилегий, прерогатив. Таких выскочек было большинство, и у них самих ничего не было за душой, кроме непомерно раздутой гордости от того, что они волшебники. Чистокровных было меньше, но у них водилось кое-что поценней: во-первых, тайные знания, которыми они упорно не желали делиться с чужаками, а, во-вторых – деньги. Магглы для тех и других по-прежнему оставались существами низшего порядка, только первые смотрели на них снисходительно, а вторые – с явным пренебрежением, а ведь у магглов были свои собственные достижения, о которых ни те, ни другие слышать не хотели, причем достижения эти выглядели порой весьма внушительно. Ну, нельзя же сбрасывать со счетов такие вещи, как космос, ядерное оружие, Интернет этот... Вот бы соединить знания магов и магглов и всем работать на одно общее благо, но... пока говорить об этом рано. Слишком много неясного крылось в том, что называлось властью над волшебным миром. Да и у Стоукса конечная цель – явно не всеобщее благоденствие, а, ни много, ни мало, власть над миром. Ему позарез хотелось встать в один ряд с такими мастодонтами, как Ротшильды или Рокфеллеры. Я попытался сохранить спокойствие и ничем не выдать своего волнения, но часовой механизм бомбы, начиненной сомнениями и желанием разузнать все досконально, запущенный Саймоном, принялся исправно тикать. – Вот видите... А ведь, наверняка, кое-кто из этой организации живет и не тужит прямо у вас под носом, исправно следит за всем, что происходит в Министерстве, и вещает о самых ничтожных промахах, кому следует... Вы не догадываетесь, о ком я говорю?.. – Простите, Саймон, это все слова, к которым неплохо бы добавить чуть-чуть конкретики. Тем более, никто о такой организации слыхом не слыхивал. Даже из прежних министров. – Ну, конечно, они прямо-таки и назовут себя как-нибудь громко и недвусмысленно, чтобы их вычислили в один момент. Да еще выложат перед вами свой устав и протоколы заседаний. Кто вы для них? Всего лишь пешка, несмотря на высокую должность. Впрочем, как и я для бильдербергских ребят, – величаво выдал Стоукс. Я промолчал: тут он был прав. Организаций самых различных мастей в магической Британии расплодилось ничуть не меньше, чем в маггловской, и названия у большинства из них были очень даже оригинальными. Чего только любимое детище Гермионы Уизли стоило!.. Г.А.В.Н.Э! Это ж надо додуматься!.. Скорее всего, те самые незримые «повелители магии» тоже прикрывались чем-нибудь в таком роде. Вот так сидишь себе в своем кресле, и в ус не дуешь, что какое-нибудь «Общество любителей клубкопухов» проворачивает делишки, сравнимые по масштабам с переделом мира. – И что вы предлагаете? – Ищите... Думайте. Если хотите знать мое мнение, вернее, предположение, то я считаю, что тайные организации магов и магглов давным-давно слились воедино, и эти господа практикуют такие вещи, что меня лично дрожь пробирает. – Но это полнейшая чушь! Нет, конечно, мы контактируем с миром магглов постоянно. В наш мир оттуда приходит большое количество волшебников, не мне вам об этом говорить. Горько от того, что открыто заявить о себе, о том, что мы – вот такие, и не намерены больше скрываться, нам пока нельзя... Это уж слишком!.. Чревато последствиями, так сказать. А ведь волшебный мир – это не только маги, но и волшебные твари, а еще и существа, приравненные к разумным, да и о магической флоре не стоит забывать. Я уж не говорю о дементорах, привидениях, инферналах и... – Да, не спорю я, – перебил Стоукс, – насчет этого не спорю с вами, но давайте, оставим пока что в стороне эти мелочи. Все известно пока единицам посвященных. Знаете, – Саймон опустился в мягкое кожаное кресло, – мне немало довелось перерыть доступных сведений об этом, но, к сожалению, я не могу изучить древние магические родословные. В них, наверняка, сокрыто множество тайн. У вас такие возможности есть. А насчет денег не беспокойтесь... Я о своих обязательствах помню. Только мне теперь мнится, что ваш этот самый Малфой не так прост. Его за здорово живешь с пьедестала не скинешь. С ним придется действовать по-другому. Я аж подпрыгнул от досады и... неожиданности. Сколько времени и сил было потрачено на проклятущего Пожирателя, словами не передать!.. Пришлось еще в это дело чудачку Лавгуд втянуть. Как хорошо, что она, малость, не того, да еще, в придачу, Малфой для нее – личный враг. Ну, как же, восемь лет назад он возглавлял операцию в Отделе тайн, когда должен был принести своему господину пророчество о Гарри Поттере. Глупые подростки потащились в Министерство, даже не подозревая, что их, как простаков, заманили в ловушку. Вернее, нужно-то было заманить лишь Поттера, но со всеми остальными, в том числе, с самой Лавгуд, Пожиратели церемониться не собирались. Никогда не забуду, какими изрядно ощипанными, но не побежденными, выглядели эти малолетние сумасброды, когда мы ворвались в Комнату смерти с Дамблдором, Грюмом, Блэком, Люпином и Нимфадорой. Сердце у меня забилось чаще и сильней: с ума сойти, неужели все они – покойники! А ведь все, как вчера было... Да... Защищать своего тюремщика Лавгуд вряд ли станет, это точно. Сколько она в подвале у Малфоя перемучилась, да еще бедолагу Олливандера поддерживала, как могла?.. Месяца четыре, если не больше. Это и хорошо, что Лавгуд – девица с легкой придурью, а то обычная девчонка на ее месте точно умом тронулась бы. Эх, вот только неправильно я сделал, что оставил ее мозги в неприкосновенности до своего возвращения. Не дай, Мерлин, она узнала про наши с Саймоном посиделки в моем кабинете!.. Это будет катастрофа. Непонятно, что у нее на уме? Возьмет, да и ляпнет что-нибудь Поттеру ненароком, а с памятью того справиться не так-то просто: его Окклюменции сам Снейп учил, а тот был виртуоз. Ой, дурак я! Нужно было сказать Уизли, чтобы поменял билет на самолет и порталы тоже. Ничего, покрутился бы немного, ему не впервой вертеться... Вон, как перед Фаджем ерзал... Не хуже, чем тот же Малфой перед Волдемортом. Если бы у меня было чуть больше времени, то Лавгуд не выкрутилась бы, как пить дать. Если не смотрела ничего, ее счастье, а если сумела увидеть то, что не должна была... Плохо, конечно, если Скамандер успел ее перед отъездом обрюхатить. Срок маленький, по внешнему виду не догадаться ни о чем, тем более, мне. Я ж ничего в этих женских примочках не соображаю. Любая дурочка надует меня в один присест. Нужно бы с Барбарой поговорить насчет этого дела... Точно! Наплету ей что-нибудь про неверную жену кузена Абрафо. Баба у Стоукса в столь деликатных вещах должна разбираться, у нее двое детей, как-никак. А пока… понять бы, что имел в виду Саймон, когда ляпнул, что с Малфоем придется действовать по-другому. Тихое покашливание Стоукса вырвало меня из сонма размышлений, иссверливших мою голову не хуже маггловской дрели. Помнится, мне рассказывал о них Поттер, и о том, как они работают. У него дядька, оказывается, занимался продажей этой маггловской чуши или каких-то деталей к ней. – Интересно, что вы имели в виду, упомянув о Малфое? – медленно спросил я, отчего-то боясь, что Стоукса вскоре начнет раздражать мое неумение просчитать, подобно ему, все ходы, моя неловкость, дурацкая робость. Может, Легиллименцией воспользоваться да поковыряться у него в голове? Не могу его раскусить без этого, скорее, наоборот, это он подчиняет меня, может даже, пытается играть по собственным правилам за моей спиной, иначе откуда такой внезапный порыв изменить хорошо продуманный план. – Я думаю, не следует пока слишком его запугивать. Кто знает, может быть, он как-то связан с этой самой неведомой секретной организацией, раз вы говорите, что и денег у него не меряно, и чистокровные замашки после этой самой... магической войны... никуда не делись. Вам бы понаблюдать за ним, за тем, что он будет делать в экстремальной для него ситуации. Если я правильно понял, он спешит легализоваться в мире официальной политики магического мира, занять подобающее ему место. Это хорошо. Значит, он любую зацепку воспримет болезненно. Этот младенец... как его?.. Генри?.. Так вот, он никоим образом не отменяется, – таинственно, с мистическим блеском в глазах, зашептал Саймон, – но мы собирались воспользоваться ребенком лишь для того, чтобы вообще убрать Малфоя с дороги, как насильника, надругавшегося над беззащитной девушкой. А сейчас, думаю, стоит его пошантажировать мальчиком, чтобы приблизиться к нашей общей цели... Я даже подпрыгнул! Нет, такие вещи не по мне... Шантаж! Да еще и ребенка использовать для этого! Я, конечно, понимаю, что во имя высоких материй некоторые еще не к таким методам прибегали, вон, тот же Дамблдор... Такую комбинацию, что старичок замутил, мне никогда бы не провернуть. Я хорош, как исполнитель, это да. Никогда трусом не был, да и изобретательность могу проявить, когда нужно. Как в случае с «Тибетом», например. Или с этой маленькой трусишкой Эджком. А так, чтобы все продумать на десяток ходов вперед, все предусмотреть... Даже с Лавгуд ухитрился опростоволоситься. Вот Саймон, получается, и вертит мной, как ему вздумается. Втянул меня в эту опасную и дурацкую затею ради своих амбиций, и теперь я, получается, даже рыпнуться не в состоянии. Если бы только к нему одному пришлось Обливиэйт применять, было бы проще, а ведь я даже предположить не могу, что, кому и в какой степени известно о нашем со Стоуксом плане. Может, Поттер уже с подачи Лавгуд или, того хуже, своего шурина, такое надумал, что не приведи Мерлин! Он уже не тот наивный мальчишка, которого можно было кормить, чем угодно. Сам, как говориться, с усами. – Министр Шеклболт, вы меня слушаете? – вежливо-липкий тон Стоукса не давал мне сосредоточиться на собственных вариантах, расшатывал меня, точно молочный зуб во рту у сопливого шестилетки: одно движение, и долой из стройного ряда. – Да, мистер Стоукс, вы что-то говорили о шантаже... – Так вот, уважаемый, просто убрать его с дороги, это полдела. Нам важно понять, нельзя ли с его помощью выйти на нужную нам дорожку. Он, этот самый Малфой, голову даю на отсечение, как-то связан с гораздо более могущественными волшебниками, причем адекватными, умными, расчетливыми, нечета этому вашему психу. Ну, вы, надеюсь, поняли, о ком речь... Как только удастся подобраться к закулисной силе магического мира, сразу же, с другой стороны, найдется тропочка и к воротилам от магглов. Помяните мое слово, они работают вместе! Что нельзя сделать только при помощи наших штучек-дрючек или только магии, можно совершить, имея в рукаве и то, и другое. Так что, главное, не упрятать этого Малфоя в тюрьму, а понять, за какие ниточки требуется подергать, чтобы изрядно пощекотать ему нервы, заставить его выложить все, что ему известно. Тут можно много чего накропать. Не святой же он, в конце концов. Где-нибудь и как-нибудь непременно проколется. А с этим мальчиком Генри как дела? Там ест результаты? – Есть, – ответил я уклончиво, – но только пока не такие, какие нас устроили бы. Как только появится что-то действительно стоящее, я непременно дам вам знать. – Хорошо, министр. Ну, а сумму, о которой мы договаривались, вы получите в ближайшее время. Только те господа из... простите, к вашим странным названиям все никак не привыкну... – Из Визенгамота, – подсказал я. – Да, он самый... Так вот, эти господа, помяните мое слово, не стоят даже пенни. Делайте ставку на Малфоя. С вашими верховными судьями мы будем разбираться потом, когда придет время их уламывать, а для этого нам нужны доказательства того, оба наши мира давным-давно гораздо ближе друг к другу, чем кажется обывателям, что самые могущественные магглы – не кто иные, как волшебники. Ну, или без волшебного наследия в их родословной не обошлось. Займитесь этим и выясните все. – Кем, в первую очередь? – я уже почувствовал, куда он клонит. – Конечно же, Ротшильдами и Рокфеллерами. То, что удалось им, оказалось неподвластно никому более. Они сотворили новый мир, как боги. А у богов и сила должна быть особой. – Вы думаете? – спросил я с сомнением. – Уверен! – Стоукс победоносно раздул ноздри, резким движением поднялся с кресла и подошел к роскошному бару, чтобы плеснуть себе виски. Я зачарованно наблюдал, как из пузатой темно-синей бутылки в бокалы струится великолепный «Чивас Ригал». Саймон, меж тем, развернулся ко мне и предложил порцию отличнейшего маггловского алкоголя, как-то очень странно при этом взглянув на меня. – Знаете, министр, я много думал над всем этим и пришел к одному весьма незамысловатому выводу. – К какому же? – божественный огонь, в течение пятнадцати лет тлевший в жидком янтаре напитка, опалил мне губы, а затем маслянистой лавой потек в пищевод. – Для того чтобы совершить то, что совершили они, мало силы, хитрости, разума и, скорее всего, магических возможностей... Нужно еще кое-что. – Что же это? – Поддержка тех, во имя кого все потуги – близких, родных, детей. Сегодня говорят о целой империи Ротшильдов. Ну, скажите на милость, разве возможно построить империю, завоевать могущество, если все твои усилия тратятся впустую, если не будет тех, кто продолжит твое дело. То же самое и Рокфеллеров касается. Нет, я в этом плане смотрю далеко вперед, – глаза Стоукса сверкали, точно у одержимого. – Главным моим помощником в маггловском мире будет Джордж, в магическом – Памела, которую я обязательно, как придет время, выдам за умного парня из древней чистокровной семьи. Да и сейчас... Барби снова беременна, и я на этом не остановлюсь. Ей всего сорок лет, значит, еще, как минимум, одного ребенка она мне подарит. Вот так-то, господин министр. Пора уже прекращать ребячиться. К вам уже намертво припечаталось клеймо старого холостяка, которого дамы, наверняка, как мужчину, уже и не воспринимают, а ведь достаточно одного вашего желания, и вы – самый завидный в магическом мире жених. Подумайте над этим. Этот разговор произвел на меня неизгладимое впечатление. Той ночью я долго не мог уснуть, без сна ворочался в огромной удобной кровати, занимавшей чуть ли не половину выделенной мне комфортабельной спальни, и впервые в жизни жалел, что вынужден засыпать один. Как и вчера... И позавчера... И неделю назад, и месяц, и год... Я позабыл, что такое мягкость женского тела, шелковистость нежной кожи, теплое дыхание на плече, сладость обладания... Сколько уже лет я не прикасался к женщине?.. Лет восемь, не меньше... С того момента, как вся эта заваруха с Вольдемортом перестала быть томным ожиданием. Нет, раньше, до этого, у меня, конечно, были любовницы, но это так... баловство одно. Чужие, едва знакомые, сами собой забывавшиеся быстрее, чем после Обливиэйта, не оставлявшие даже малюсенькой зацепки в сердце, даже малейшего следа бабенки были мне не нужны. Я лишь пользовался ими ради физиологии, впрочем, они мной – тоже. Мне казалось, что женщина, тем более, любимая женщина, да еще и дети, при моей-то профессии – вечная головная боль. Но сейчас – другое дело... Я разменял шестой десяток и созрел для серьезных отношений. Пришла пора мне – чистокровному волшебнику, аврору со стажем, первому должностному лицу в магическом мире Британии – остепениться и свое дело, свои убеждения, идеалы, свою магию, наконец, передать детям, тем, кто будет моим отражением, повторением меня самого. К этому вопросу стоило подойти серьезно, а не с бухты-барахты. Потомство – это слишком важная часть жизни любого мужчины, чтобы пренебрегать ей хоть в малейшей степени. В первую очередь, следовало подумать над тем, кто родит их мне. Я прикрыл глаза и постарался сосредоточиться на том, какой я хочу видеть мать своих будущих детей. Во-первых, я сразу же откинул своих ровесниц и даже дамочек, что моложе меня лет на десять-пятнадцать. Мне пятьдесят три года, и мне нужны малыши. Если мужчина легко может стать отцом и в шестьдесят, и даже в семьдесят лет, то про женщин такого не скажешь, правда, бывают исключения: вон, у Саймона Барбаре уже сорок вот-вот стукнет, а она, оказывается, снова на сносях, да и Черри у Тони их последыша Лео родила вообще в сорок шесть. Я хочу трех-четырех детей, может, больше. Сыновья продолжат протаптывать мою политическую стезю, а с помощью дочерей можно обрести новых сторонников, благодаря их замужеству с парнями из семей нужных господ. Впрочем, своими людьми становятся и родственники невесток, это тоже очень кстати. Отлично! Я даже улыбнулся в темноте самому себе. Из всего этого следовало, что женой моей станет совсем молодая женщина, ни в коем случае не старше тридцати лет. Это было несомненным плюсом. Во-вторых, я читал в каком-то маггловском журнале, что силу и красоту детям дает мать. Стало быть, она должна быть если не писаной красавицей, то симпатичной, чтобы взглянуть на нее было приятно. Ну и здоровой, конечно. Я зажмурился. Мечтать тайком о будущем оказалось очень приятно. Воображение у меня разыгралось, и я начал представлять, как назову своих детей, какой у нас будет дом, и как дружно мы заживем большой семьей. С этими мыслями я заснул... ... а когда проснулся, солнце только-только начало всходить. С открытой веранды веяло утренней прохладой, а краски и звуки огромного океана, что простирался, казалось, без конца и края во все стороны, были почти осязаемы. Огромный дом Стоукса располагался фактически у самого берега, и я почувствовал странное умиротворение, слушая, как волны, набегая, с тихим шипением облизывают песок на пляже и, недовольно урча, откатываются назад, ощущая в океанском воздухе запах соли и какой-то необъяснимой свободы... романтики. Я быстро поднялся и вышел на террасу, щурясь от солнечных бликов, вовсю игравших в чехарду на ярко-синем зеркале водной глади. Мысли мои сами собой вернулись к возможной женитьбе и к как можно более скорому обзаведению потомством. Странно, что Стоуксу всего лишь одной фразой удалось так завести меня, встряхнуть что ли, заставить всерьез задуматься о будущем. Правда, сомнения вновь одолели меня... Гожусь ли я, чтобы стать мужем и отцом? Сумею ли передать своим детям полноценную магию и собственные убеждения, принципы, взгляды? Получится ли у меня все задуманное? В этот момент я, наконец, осознал, что Стоукс был прав. Для чего я ввязался в эту, с позволения сказать, безумную аферу, если всю выгоду поимеет Саймон, и он же получит с нее все дивиденды? Решено! Я оставлю после себя новый магический мир и сделаю его лучшим, чем сейчас, ради собственных детей. Конечно, торопиться и сдирать кожу с живого еще дракона не стоило. Нужно было, в первую очередь, заняться менее глобальными вещами и подумать над тем, где мне, министру магии, лучше всего искать подходящую жену. Влюбляться, потеряв голову, я не собирался: несолидно это для взрослого мужчины, тем более, мне была нужна жена, а не какая-то там призрачная любовь. Так, кое-какие требования к будущей матери моих детей я уже определил, теперь следовало бы сообразить, что делать с остальными. Я уже решил, что будущая первая леди магического мира Британии должна быть молода, здорова и недурна собой. Разумеется, мне не хотелось брать в жены круглую дуру, но и слишком умная – тоже ни к чему. Такие штучки всегда лезут, куда их не просят, дают советы, которых не спрашивают, да еще и имеют наглость критиковать мужчин и их действия, когда с запалом, а когда – со снисходительной ухмылкой. Мне опять вспомнилась Гермиона Уизли. Я бы, наверное, с такой женой повесился, хотя нужно отдать ей должное: когда надо, она умеет мыслить рационально, и все свои рассуждения сопровождает четко сформулированными доказательствами. Этого у нее не отнять. Как и отваги... Юная Уизли, вернее, тогда еще Грейнджер, держалась молодцом, когда мы с ней на пару удирали на фестрале от самого Вольдеморта во время операции «Семь Поттеров». Никакой паники, никакого страха, одна только сосредоточенность при сотворении нехилых заклинаний, которыми она бесстрашно отбивалась от столь могущественного темного волшебника. И это притом, что в пылу погони с нее слетели очки, а зрение у Поттера, как известно, паршивое, и до сих пор никуда не годится. Как девчонка ухитрялась не промахиваться, до сих пор не пойму. Тут же в голову полезли иные мысли. Я знал, что иногда, когда продираешься через сложные запутанные дебри политики, не обойтись без мнения и помощи любящей и воистину преданной женщины. Кто бы спорил, что только настоящая подруга жизни, связанная с тобой узами крови, будет искренне желать тебе добра и успеха в любом начинании, ибо он – гарантия обеспеченной, стабильной и счастливой жизни ее малышей. Такая всегда даст хороший совет от всего сердца, поймет, поддержит, направит, а безмозглая дура обычно занята лишь собой, а не детьми и делами семьи. Дамочки подобного сорта все время требуют внимания, а если попытаться дать им понять, что мир не вертится вокруг них, начинают вопить, что ты – бесчувственный козел, стонать, жаловаться на жизнь, словом, отравляют существование похуже яда вольдемортовой Нагайны. Взвесив все «за» и «против», я пришел к выводу, что лучше всего будет золотая середина, то есть не помешанная на собственной интеллектуальной исключительности выскочка, и не узколобая примитивная тупица. Маггловская вентиляция донесла до меня с кухни запахи кофе, какао и какой-то аппетитной выпечки. Я отчего-то вдруг вспомнил, как однажды, когда еще выполнял обязанности охранника при Тони, Черри Блэр собственноручно готовила своим детям шоколадный пудинг. До этого мне не приходилось видеть столь одухотворенное лицо у женщины. Даже наши волшебницы, когда варили зелья, не выглядели, наверное, более серьезными, не проявляли столько терпения, аккуратности и старания. Черри переливала горячую сладкую массу из кастрюльки в формочки с таким видом, будто ритуал совершала и желала всю свою любовь, какая только помещалась в ее сердце, вложить в лакомство, предназначенное для дорогих ей людей. И мне, старому одинокому «рысю», до боли вдруг захотелось, чтобы моя будущая жена, которая будет рожать мне наследников, обладала не только умением вкусно готовить, заботиться о близких, создавать уют, но и любить по-настоящему... Наверное, сейчас почти не осталось женщин, способных всю себя отдать на благо семьи, детей и мужа. Таких, как Молли. Сумасшедших баб, неважно, волшебниц или маггл, поразил вирус феминизма. Они делают карьеру, пытаются утвердиться, как профессионалы, стремятся во весь голос заявить о себе миру, гонятся за признанием, высоким статусом, деньгами. Только в этом ли предназначение женщины?.. Я был убежден, что это не так. Созидательная энергия, от сотворения мира дарованная прекрасному полу, должна быть направлена на близких людей, наполнять их силой, а не распыляться бесполезно в погоне за призрачными успехами и равенством во всем. Тех, кто понимает это, почти не осталось. Еще больше, чем оголтелых феминисток, не переваривал я распущенных, бесстыдных лицемерок и стерв. Эти еще хуже. Дело даже не в том, что такие женщины унижают своего мужа. Они теряют себя, утрачивают драгоценный дар, отпущенный небесами всем женщинам – истинную женственность, превращаются в отвратительных похотливых сук, животных, одним словом. Нет, жениться на потрепанной, бывшей в употреблении просто так, от нечего делать, давалке мне было не с руки. Конечно, найти приличную девушку, которая блюдет себя – проблема в наши дни. Даже среди чистокровных порядочных девиц почти не осталось. К двадцати годам практически все свое любопытство в плане секса удовлетворили. Только отчаиваться рано, как говориться, кто ищет, тот обрящет. Я хочу на сто процентов быть уверенным в том, что дети, которые получат после рождения мою фамилию, от меня. Мысленно нарисовав портрет идеальной для себя жены и матери для своих будущих детей, я принялся размышлять над тем, где найти девушку со всеми этими достоинствами. У нас в Министерстве таких ангелов точно нет, а искать среди маггл – вообще гиблое дело. Мне, к тому же, хотелось сделать будущих детей сильными магами, а с магглами всякое может случиться. Лучше всего ориентироваться на полукровок. Такая мне подошла бы лучше всего. С чего начать поиски, я не представлял. Слишком уж много претензий и условий скопилось у меня. А вот интересно, что ты, Кингсли Шеклболт, можешь предложить молодой, симпатичной, понимающей интересной целомудренной девушке, да еще, в придачу, хорошей хозяйке? Я обернулся и уставился на свое отражение в огромной стеклянной двери, что вела на террасу. На меня смотрел высокий широкоплечий лысый здоровяк, не первой молодости, конечно, но еще довольно крепкий. Я спал лишь в одних пижамных штанах, без куртки, и сейчас, в свете утреннего солнца, мои мускулы весьма рельефно выделялись под темной кожей. Фигура выглядела подтянутой, магией я обладал мощной, ну и, конечно, моя должность, статус и нынешнее материальное положение должны были сыграть не последнюю роль. В свете этих неоспоримых преимуществ можно, думается, сделать скидку на солидный возраст, не слишком привлекательную физиономию и нежелание то и дело демонстрировать неземные страстишки, до которых падки все молодые дамочки. Что ж, как только вернусь в Лондон, займусь поисками будущей спутницы жизни. А пока предстояло много других дел: нужно было провернуть с Саймоном кое-какие банковские операции, изучить немало финансовых бумаг, успеть на ужин к губернатору и не забыть поговорить с Барбарой Стоукс по поводу такой неимоверно сложной для меня вещи, как беременность. Времени у меня оставалось мало. Я боялся не успеть. Завтра к одиннадцати утра я должен порталами добраться до Майами, чтобы к вечеру быть в Британии. *** Кингсли открыл глаза. Рациональная составляющая его натуры давно уже вопила о том, что пора бы продолжить заниматься делом и вновь переключить внимание на задание, что взвалил на него Стоукс, но эмоциональная упорно продолжала удерживать в плену волю министра, размягчая ее, не позволяя выпутаться из паутины приятных и таких желанных мыслей. Шеклболт даже предположить не мог, что его тайный план, связанный с выведением собственной жизни на новый виток, расписанный им самим на вилле Саймона в Джорджтауне по пунктикам, в первый же день после возвращения с Кайманов рассыплется, как карточный домик. Как так случилось, что он втрескался по самые уши почти мгновенно, для Кингсли осталось загадкой. Если бы у него была шевелюра, то он, как пить дать, повырывал бы с досады всю ее по одному волоску, к Мерлиновой бабушке! А, может, эта девушка и в самом деле такая, о какой он мечтал в ночной тиши Джорджтауна: добрая, преданная, порядочная, заботливая. Может, высшие силы откликнулись на призыв его души и решили исполнить одно-единственное желание немолодого уже министра Магии. Ведь он никогда ничего ни у кого не просил, так неужели она – такая нежная и скромная на вид, такая милая – может оказаться стервой и шлендрой... Нет, невозможно такое... Когда после обследования Лавгуд в Святого Мунго и встречи там же с Малфоем Шеклболт, порядком раздосадованный, вернулся в Министерство, неотступно думая о том, какие лучше всего предпринять меры для собственной безопасности в связи со столь неожиданной беременностью своей специально уполномоченной сотрудницы, наставившей, как гласило заключение колдомедика, рога Рольфу Скамандеру, ноги сами понесли его в министерскую столовую. Почему он решил пойти туда, Кингсли и сам не знал. Ведь он не посещал ее ни разу с тех самых пор, как стал министром. Завтраки, обеды и иногда даже ужины ему доставляли прямо в кабинет по специальному заказу, который ежедневно делал Перси Уизли. Секретарь тоже не жаловал казенную стряпню и, посылая самолетик со списком блюд для министра, кое-что приписывал и для себя. В тот день Шеклболт, впервые появившись в столовой, сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Народу было маловато: часы показывали около одиннадцати, и время обеда еще не подошло, лишь немногие забежали сюда между делом, чтобы перекусить или выпить чашечку кофе. Сотрудники, как один, прекратили мило болтать, ложки, вилки и ножи перестали брякать. Наступила неуютная тишина. Все в недоумении уставились на министра, гадая, для чего он приперся так некстати, по какому случаю снизошел до них, простых смертных. Кингсли обвел всех тяжелым злым взглядом. Его до сих пор колотило от мысли, что Лавгуд сумела обставить его. Раз она оказалась ненадежной, как женщина, где гарантия, что она будет блюсти интересы кого бы то ни было, даже самого министра. Над этим следовало серьезно подумать. Министр махнул рукой, и около него в мгновение ока оказался управляющий столовой. Приняв заказ, этот подобострастный, точно домовик, верткий волшебник, незаметно ускользнул, а Кингсли сцепил руки в замок и, опершись локтями о стол, принялся раздумывать, как ему поприжать Лавгуд тем, что она изменила своему жениху и забеременела, Мерлин знает, от кого. Хорошо, если эта кнопка окажется эффективной, а если бесстыдница нашла кого-то другого, собралась за него замуж, а про Скамандера думать забыла? Нет, вряд ли... Ведь Лавгуд сама лично сказала ему, что напишет своему рогоносцу и будет готовиться к свадьбе с ним. Главное, оттарабанила без запинки, видно вообразила, что матерый аврор, поднаторевший в борьбе с Темной магией, ни черта не смыслит в особенностях женского организма. Кингсли усмехнулся. Как бы ни так, мисс Лавгуд! Благодаря подробным объяснениям жены его тайного конфидента Шеклболт был в курсе многих щекотливых нюансов, касавшихся продолжения рода человеческого. Да еще и Малфой этот нарисовался так некстати. Странно, что он тоже был в Индии, причем в одно время с Лавгуд. Говорил про какого-то Гупту. Все может быть, но эти сведения нужно проверить. Министр с досады дернул себя за серьгу, поднял взгляд и... Через три столика от него сидела... она... Спокойная, тихая, совсем, казалось, не обратившая никакого внимания на визит в столовую столь важной персоны. Девушка сосредоточенно уставилась в какую-то книжку, скорей всего, маггловскую, и машинально прихлебывала из чашечки то ли чай, то ли кофе. Кингсли даже дар речи потерял. Нет, она не была писаной красавицей; внешность обычная – приятная, но, ни в коем случае, не кричащая, темные волосы заколоты в небрежный пучок, одета строго и скромно. С точки зрения любого мужчины – неприметная серая мышь, но вся ее чуть полноватая фигура, круглое лицо, незнакомое с косметикой и кремами, немного скованные движения рук излучали такое тепло, безмятежность, такую необъяснимую внутреннюю силу, что министр не мог заставить себя оторвать от нее взгляд. Он продолжал глупо пялиться в ее сторону, как подросток, любуясь ею, точно Морганой. «Интересно, кто она? В каком отделе работает? Вот ведь, почему я никого из молодежи не знаю, кроме той компании, что геройствовала в Отряде Дамблдора? Как бы узнать, кто эта девушка? Не подходить же прямо к ней и не спрашивать в лоб!.. Мне же уже пятьдесят три, и подкатывать к совсем молоденькой девчонке как-то несолидно, да и не с руки. Нет, не будь я Кингсли Шеклболт, если не познакомлюсь с ней. Ну, даже если и познакомлюсь, что, прямо так и предлагать стать первой леди? А если у нее есть муж или жених? Кольца обручального вроде нет, и это хорошо...» Заказ министру давным-давно принесли, но он даже не притронулся к овощному рагу и пирогу со спаржей, а продолжал смотреть на прелестную простушку, погруженную в чтение. Когда она закрыла книгу и подхватила чашечку с тарелкой, Кингсли с тоской подумал о том, что в таких делах он, оказывается, малодушный трус. У него ни за что не хватило бы духу подойти к ее столику, присесть рядом, познакомиться. Сейчас она уйдет... Так оно и вышло. Девушка взяла в одну руку книжку, в другую – посуду и направилась к выходу, едва заметно улыбаясь своим мыслям. Когда она проходила мимо его столика, тонкое обоняние Кингсли уловило шлейф легких ненавязчивых духов с цитрусовой ноткой. Министр успел краем глаза взглянуть в ее сторону и разглядеть название книги – «Оригами». Сейчас он сидел, едва не растекаясь по креслу, и мучительно думал над тем, как узнать про девушку, встреченную им в столовой несколько дней назад. Эти милые, на первый взгляд, ничем непримечательные черты не выходили у него из головы. Насущные проблемы то и дело отодвигали образ юной незнакомки на задний план, но ближе к ночи она вновь и вновь возвращалась в его мысли и будила почти забытое с подросткового возраста трепетное желание. Что ж, в эту столовую девушка ходит, наверняка, каждый день, стало быть, ему сегодня следует снова пойти туда, и не одному, а прихватить с собой малохольного Перси Уизли. Если только его прелестная фея будет там, он найдет способ вызнать у секретаря, кто она, и в каком отделе работает. А пока следовало бы вернуться к Рокфеллеру. «Ну, конечно, все сходится. Итак, что мне удалось узнать... В семнадцатом веке чистокровный волшебник Фаддеус Феркл, после того, как всех своих семерых сыновей, за то, что они оказались сквибами, превратил в ежей, сбежал в Америку от праведного гнева волшебников и суда Визенгамота. В Салеме он спутался с некоей Кассандрой Уоррен* – одной из самых сильных ведьм, каких только знала история. Её мести боялись: поговаривали, что мать ее сожгли на костре. Эта Кассандра родила от него близнецов – мальчика и девочку. Вскоре она сбежала от невыносимого Фаддеуса с дочерью, а сына оставила ему. Он так и остался в Салеме, поменял фамилию на более привычную для тех мест – Феллер, и радовался тому, что его сын оказался могущественнейшим волшебником, шутя творившим магию без палочки. К тридцати годам парень превратился в здоровяка, не раз участвовал в кулачных боях и ни разу не проиграл, за что получил прозвище «Рокки» – кремень. Впоследствии, когда он женился, эта приставка «прилепилась» к фамилии, да так и осталась – Рокфеллер. Ага, а потомки дочери Кассандры Уоррен и Фаддеуса Феркла – это Гранты, Морганы, Марстоны. Ничего себе, семейка! О сыне, похоже, Кассандра не вспоминала, а может, сам Фаддеус прогнал женщину, от которой ему нужен был только наследник – могущественнейший маг. Все знания, какие у него были, Феркл-Феллер передал сыну. Так, если проследить всю их родословную, то что мы имеем?.. Во-первых, все Рокфеллеры жили долго, как истинные маги. Вон, папаша Джона Дэвисона – Уильям – прожил девяносто шесть лет. Соседи считали его очень странным, если не подозрительным человеком. Он был странствующим торговцем, сам себя называл «ботаническим доктором», приторговывал какими-то эликсирами, зельями, даю руку на отсечение, а потом вдруг занялся мелким бизнесом и быстренько сколотил небольшой капиталец. А вот сын его – тот еще дальше пошел, такие финансовые и промышленные операции проворачивал, диву даться можно. К гадалке не ходи, без «Феликса» тут не обошлось. Сам Джон Дэвисон, кстати, тоже прожил девяносто семь лет. Ну, а во-вторых, с каждым следующим поколением магическая кровь Фаддеуса разбавлялась все сильнее, пока вновь в его роду не появился сквиб – дедушка Уильяма, сын которого уже фактически стал магглом. Только вот знания, доставшиеся Рокфеллерам от их предка Фаддеуса Феркла, не забылись, а использовались на всю катушку. Похоже, сам Джон Дэвисон все же обладал кое-какой магической силой. Без нее «Феликс Фелицис» не приготовишь. Что ж, вот вам, господин Стоукс, и магическое наследие, о котором вы говорили!» Довольный собственными выводами, сделанными на основе неопровержимых фактов, Кингсли откинулся в кресле и довольно улыбнулся. Следовало бы известить обычным маггловским письмом Стоукса о своем успехе. Жаль, долго идти будет. Если бы Саймон был в Англии, можно было бы послать ему сову, но он с семьей по-прежнему находился в Джорджтауне. Министр улыбнулся, аккуратно отодвинул книгу Невинса к краю стола, сложил пергаменты в одну стопку, и тут в кабинет, как ураган, даже не постучавшись, ворвался Перси Уизли, размахивая каким-то пергаментом. – Господин министр, господин министр! Я такое узнал! Это же уму непостижимо! – И что такое из ряда вон выходящее вам открылось, мистер Уизли? – Шеклболт даже поморщился от заложившего уши вопля своего всегда собранного и уравновешенного секретаря. – Вы представляете, оказывается, в Индии Полумна Лавгуд была ни с кем иным, как с Люциусом Малфоем! – Перси, раскрасневшийся от возбуждения, с торжествующим видом выложил перед министром пергамент из Портального управления. Министр лениво протянул руку и, мельком взглянув на пергамент, отбросил его в сторону. – Я знаю об этом. Мне сам Малфой рассказал. Он был в гостях у своего приятеля, некоего Гупты. Кстати, мистер Уизли, займитесь-ка лучше тем, чтобы проверить слова Малфоя. Надо бы с ним поговорить лично, узнать, как зовут этого Гупту. – Я знаю, – с видом самого прилежного на свете ученика заявил Перси. – Это дядюшка Падмы и Парвати Патил. Его зовут Шарви Гупта. Он – брахман и без ума от квиддича. – Вот как? – Кингсли подался вперед. – Надо же... В Отдел Тайн вас, мистер Уизли, точно бы не взяли. Вы слишком много про все знаете. Впрочем, – поспешил утешить вмиг скривившегося от огорчения секретаря Шеклболт, – на данной должности ваша осведомленность во многих делах – бесценное качество. – Кстати, зря вы, господин министр, так недальновидно пергамент этот отодвинули... – Перси тоненько покашлял. – Дело в том, что ни мисс Лавгуд, ни мистер Малфой для возвращения обратно порталы не использовали, хотя у мисс Лавгуд он был. У Малфоя, правда, не было. Наверное, в Индии надеялся купить. – Неужели? – на лице Кингсли тотчас появилось выражение заинтересованности. – Что ж, придется задействовать наших маггловских друзей и попытаться узнать, не самолетом ли вернулись эти двое, а если так, то не одним ли рейсом. Отсюда можно будет плясать... Ах, ты, Мерлинова бабушка, какая вкусная кашка заваривается!.. Министр прервался и выразительно посмотрел на Уизли, слегка выпятив нижнюю губу. – Я жду ваших указаний, господин министр, – отчеканил Перси. – Вот что мы сделаем. Вы пошлете сову Люциусу Малфою с требованием как можно скорее прибыть в Министерство прямо в мой кабинет. – Понял, – Уизли наклонил голову. – Кроме этого, как только Малфой явится сюда, вы пойдете и позовете мисс Лавгуд. Устроим этой парочке очную ставку. Посмотрим, что они будут плести вместе и по отдельности насчет своего вояжа... Я тем временем свяжусь с премьер-министром и попрошу его помочь мне узнать, не прилетали ли в Лондон в ближайшее время Люциус Малфой и Полумна Лавгуд. Думаю, Блэр не откажет в такой малости. – Вы гениальны, господин министр. Сейчас же все исполню, только пошлю самолетик с заказом на обед. Если бы у Кингсли была белая кожа, сверхвнимательный к всевозможным мелочам секретарь смог заметить, как покраснел его начальник. Министр почувствовал, что сердце у него заколотилось часто-часто, точно у мальчишки перед первым свиданием. – Подождите, Уизли, не надо никакого заказа... Сегодня мы с вами пойдем на обед в столовую. – Как – в столовую?.. – пролепетал Перси, не веря своим ушам. – Вот так... Нужно быть демократичнее по натуре. И поближе к нашим сотрудникам. Согласитесь, некрасиво отрываться от коллектива и пренебрегать обществом подчиненных. Перси вяло кивнул и отправился выполнять поручения министра. Кингсли радостно улыбнулся: наконец-то, сегодня, после нескольких тоскливых дней, наполненных томительным ожиданием, он снова увидит свою милую простую фею, а болтливый, как баба, секретарь непременно расскажет ему, кто эта девушка. Ведь именно Перси Уизли занимался кадровыми вопросами, касающимися исполнительского штата, и знал все и про всех. _________________________________________________________ * сведения из книги Элизы Уиллард «Зачарованные. Сила трех».