Beati possidentes («Счастливы владеющие»)

*** Наконец, письмо было готово. Луна поставила точку, посыпала написанное песком, после чего, стряхнув мелкие песчинки за окно, запечатала свой немного сумбурный опус для Рольфа Скамандера в конверт и аккуратным почерком вывела индийский адрес жениха. Получить письмо он сможет примерно дня через три-четыре, когда магическая почта в Индии заберет его с маггловской, а почтовый ворон доставит прямиком в палаточный городок. Луна еще хорошо помнила, сколько в этой стране ворон. Их карканье раздавалось на каждом шагу, и от него невозможно болела голова. Полумна решила не юлить, ни к чему это. Самым правильным было сразу же перейти непосредственно к главному предмету разговора, к тому, что так волновало её последнее время, брать быка за рога, как говорится. «Милый Рольф! Спешу обрадовать тебя радостной новостью, которая, надеюсь, в глухих индийских джунглях согреет твое сердце счастьем и наполнит его гордостью… Словом, ты скоро станешь папой! Я узнала об этом только вчера и сразу же пишу тебе…» Луна вздрогнула, вспоминая весь приторно-сопливый елей, который она размазывала по страницам письма. Пришлось немало повозиться, чтобы послание выглядело правдоподобным, не жалило мозг назойливостью и не утомляло «эпистолярным кудахтаньем». Слегка оглушив Рольфа информацией о будущем «отцовстве», далее по тексту она постаралась во всех красках, ярко и радостно, расписать свое состояние и, что было не маловажно, немного запутать жениха в тонкостях женского организма, для чего с упоением «вспоминала» их последнюю ночь перед расставанием, которая и «позволила прорасти семенам их любви». На душе было гадливо. Луна все еще кривилась от собственной фальшивости и очень переживала, что приходится вести вот такую двойную игру. И не с кем-нибудь, а с Рольфом. Обманывать таким манером близких и дорогих людей ей ещё не приходилось. Она вздохнула, размышляя над тем, в кого потихоньку начала превращаться. Какими же в последнее время невыносимо трудными стали обыденные вещи, все запуталось по полной программе, но сильнее всего Полумну раздражал тот факт, что она, при всей своей дурости и недалекости, начала рассуждать и действовать, как последняя тварь, выискивая то и дело возможные пути отступления из лабиринта вранья и неверия. Неужели любовь, связавшая её с Люциусом, так порочна, так аморальна, что нет другого выхода, кроме как действовать именно таким способом. Мужчина, что сейчас мирно почивал наверху, обнимая подушку, вломился в её жизнь, как настоящий вор, перепутал все карты, поднял буквально на дыбы тихую, размеренную и, главное, правильную жизнь простой волшебницы. Что она делала не так? Наказание это или награда? Будет ли этот миг, что вознес её на невероятную высоту наслаждения и счастья, длиться как можно дольше, или она уже совсем скоро рухнет вниз? Луна подняла глаза на часы. Вот это да! Она даже не заметила, как наступило утро. Ещё раз, пробежав глазами по ровным строчкам, девушка медленно поднялась со стула, убрала в шкаф принадлежности для письма и, зевнув, устало потерла поясницу и плечи. Пока Люциус спал, она решила срочно сходить на почту и отослать письмо, заодно и прогуляться по утренней прохладе. Любое промедление могло заставить ее передумать с отправлением радостных новостей жениху, а это было недопустимо в сложившихся условиях. Поднявшись в спальню, чтобы одеться, Луна все же подошла к сопящему любовнику и замерла, чтобы ещё раз полюбоваться им. Странно, она почти никогда так не делала, когда жила с Рольфом, а ведь он был так же хорош собой, да вдобавок ещё и молод. Взгляд Луны скользнул по груди мужчины и остановился возле ключицы. Люциус спал, откинув руку назад и наклонив голову, подставляя под первые солнечные лучи, проникавшие в крохотное окно, чуть беловатые губы и кончик носа. Луна, улыбнувшись, тихонько присела возле кровати и невесомо коснулась губами запястья второй руки, которая мирно лежала на одеяле. Он не шелохнулся. Она смотрела на него ещё какое-то время, наслаждаясь спокойной царственной мраморной красотой своего любимого. Ничто не выдавало в его внешности возраста, разве что едва различимые сеточки морщинок возле глаз, более четкие линии скул и подбородка, да ещё пусть и холеная, но все же не такая гладкая, как у юнцов, кожа рук, на которых тонкими, чуть вздутыми, синеватыми линиями выделялись прожилки вен. Луна поднялась, нехотя отвернувшись от Люциуса, прихватила с кресла свои вещи и спустилась вниз, чтобы прогуляться до почты и отправить письмо Рольфу. *** Решив подышать свежим утренним воздухом, Полумна медленно шла по тропинке и любовалась окружающим пейзажем. Все вокруг было подернуто белесоватой дымкой тумана: и деревья, и нежно-голубое, почти прозрачное небо, и крыши маггловских домов. Она прислушивалась к пению птиц, к лаю собак вдалеке, к проезжавшим по дороге автомобилям, пытаясь угадать, какого цвета та или другая машина, то и дело начинавшая тарахтеть за её спиной, и в какую сторону на перекрестке авто, обогнав её, завернет. Добравшись до невысокого здания, которое уже лет семьдесят неизменно красили в скучный серый цвет, Луна все же остановилась у крыльца и снова решила посоветоваться сама с собой, со своими ощущениями, прочувствовать ситуацию. Стоит ли ей поступать именно так, как она собиралась, чтобы на раз отрезать все пути к отступлению, или все же лучше сдаться этой необдуманности, собственной порывистости и предоставить событиям возможность развиваться, как придется? – О, приветствую вас, – к ней подошел невысокий худощавый мужчина, лет пятидесяти, в белой рубахе и старых, но замечательно отглаженных брюках. Это был начальник местной почты. – Вы первая сегодня, мисс Лавгуд. – Здравствуйте, мистер Фоли, – Луна улыбнулась и поправила на плече сумку, в которой лежало письмо. – А ведь вас кое-что поджидает, – он открыл дверь, и они прошли внутрь сумрачного коридора. – Письмо? Откуда? – Из Индии. Сердце Луны забилось в два раза сильнее. Она быстро подошла к стойке, достала свой конверт из сумочки и мило кивнула мистеру Фоли. – Я бы хотела отправить это письмо. Сделайте, пожалуйста, так, чтобы оно добралось до моего жениха побыстрее. – Тоже в Индию, – улыбнувшись, произнес мужчина, прочитав адрес. – Не беспокойтесь, все будет сделано в наилучшем виде. Вот, – он протянул конверт Луне и пододвинул ведомость, чтобы она могла расписаться в получении, – надеюсь, письмо вас порадует. Это замечательно, что молодежь все ещё пользуется услугами простой почты, ведь теперь все в основном электронную используют. Удобно, ничего не скажу, но в этом нет жизни, нет момента ожидания, волнения. Все скучно и безлико. А ведь когда читаешь обычное письмо, то даже по строчкам, по прыгающим буквам можно понять, что человек чувствовал, когда писал их. Да… – он мечтательно закатил глаза к потолку и, взяв письмо Луны, одним легким движением поставил на нем штемпель. – Не тревожьтесь, оно обязательно дойдет до адресата. Луна поблагодарила мистера Фоли и выскочила на улицу, прижимая к груди конверт. Оглядевшись, она решила пройтись до небольшого скверика и там в тишине, будучи уверенной, что её никто не потревожит, прочитать письмо от Рольфа. Руки Полумны тряслись от волнения, и она, стараясь унять себя, глубоко вздохнула. Через пару минут, усевшись на скамью возле огромного ветвистого дерева, она вскрыла конверт и развернула пергамент. Быстро пробегая по ровным, с круглыми аккуратными буковками, строчкам взглядом, она, наконец, дошла до конца и, медленно свернув письмо, поджала губы. Не может быть. Неужели это все вот так и было? Значит, она зря, не выяснив причину поведения Рольфа, нагромоздила в своей глупой голове такие сложные конструкции из совершенно дурацких умозаключений. Выходит, то, что она увидела собственными глазами, было вовсе не тем, чем показалось в первый момент? Но зачем тогда этот пройдоха Битти сделал так? Она ведь всё ещё отлично помнила эту мерзкую картинку, которая то и дело возникает у неё перед глазами несколько дней. Луна поднялась и направилась к дому. Ей стало не по себе. Самым ужасным, самым отвратительным в самой себе для девушки было то, что она сразу же вынесла Рольфу обвинительный приговор, не подумав разобраться во всем, дать ему возможность хоть что-то объяснить, а доверившись, единственно, собственному восприятию, тому, что мельком узрела там, в палаточном городке. Добравшись до своего крыльца, она сняла Антиаппарационные чары и прошла внутрь. К ней навстречу, как мальчишка, выскочил Люциус. Он был почти полностью одет, если не считать расстегнутой рубахи, да растрепанных, а не причесанных, как обычно, волосок к волоску, прядей. – Луна, Мерлин, я так волновался! – он подбежал к ней и тут же сгреб в охапку, прижимая к себе. – Куда ты подевалась? Даже записки не оставила. – Я ходила на почту, – она улыбнулась ему и поцеловала в щеку. – Ты так крепко спал. Я рассчитывала, что ты не проснешься, пока я хожу. – Ты уже отправила письмо Скамандеру? Ты совсем не спала, что ли? – он поставил Луну на пол и коснулся пальцами её длинных пушистых волос. – Да, не спала, – глухо промолвила она, пытаясь отстраниться от него. Люциус на секунду опешил, а Луна, сняв туфли и бросив сумку на диван, прошла на кухню. – Что-то случилось? Ты странная какая-то… – Люциус прошел за ней в смешное круглое помещение, где все было нереальным образом, но очень забавно изогнуто, начиная от стен и заканчивая плитой. – Нет, ничего, просто я очень хочу пить и спать. – О чем вы говорили с Грейнджер, если не секрет, конечно? Это ты после разговора с нею сделалась такая? В смысле, сама не своя?.. – Люциус подошел к Луне, стоявшей возле шкафа, и положил свою руку ей на плечо. – Не выдумывай чепуху. Гермиона нам здорово помогла, и ты знаешь это не хуже меня. Лучше подумай, что будешь говорить Гарри, когда он вызовет тебя к себе. Она взяла стакан и налила прохладного вишневого компота, стоявшего рядом под Охлаждающими чарами. Луна постоянно двигалась по кухне, стараясь отдалиться от Люциуса, но он настырно ходил за ней, прекрасно понимая, что с ней что-то произошло, и такая перемена в поведении не могла возникнуть просто так. Всему есть причины. – С Поттером я как-нибудь разберусь, не беспокойся. Ты, точно, в порядке? – В полном, – Луна, допив компот, поставила стакан в мойку и вышла из кухни. – Люциус, ты прости, но я очень сильно хочу спать. Гермиона пообещала меня прикрыть в Министерстве, так что у меня есть всего лишь пара часов перед работой, чтобы отдохнуть. Да и тебе пора домой. Скоро Нарцисса начнет подозревать тебя. – Цисси не лезет в мои дела. Ладно, иди, отдыхай, ты действительно устала, – он постарался придать своему голосу интонации спокойствия и наивной слабины, только вышло это как-то слишком нарочито, с напускным выпячиванием. К его счастью, Луна не обратила на это никакого внимания: слишком много волнений обрушилось на нее с утра, переживаний и размышлений о собственных поступках, о будущем своего ребенка и двух незаурядных мужчин, которые оба были ей безумно дороги. «Мерлин великий, да отправишься ты домой когда-нибудь?» – в отчаянии думала девушка, понимая, что еще совсем немного, и она сама просто никуда не отпустит его. Она всё же подошла к нему, обняла и, чуть привстав на носочки, дотянулась до его губ, таких милых, зовущих… И таких властных. Поцелуй Луны был простым, легким, незатейливым, но в тоже время – таким безукоризненно настоящим и волнительным, что Люциус слегка опешил. Он прикрыл глаза, наслаждаясь этим мгновением и своей забавной оторопью, смутившей его сердце секундой внезапного рая – мелькнувшего и тут же, к его великому сожалению, пропавшего. – Я сегодня загляну к тебе, – прошептал он, оторвавшись от Луны. – Нет, давай завтра. Мне сегодня предстоит сумасшедший день. Поверь, домой я вернусь не в лучшем виде. – Почему? Что у тебя запланировано? – Я должна встретиться с Трэверсом, – Луна отвернулась от Малфоя и направилась к лестнице. Через несколько секунд её маленькие босые ноги уже тихо ступали по изогнутым ступеням. – Зачем? Что он ещё может тебе сказать и слить? Луна? – Люциус задрал голову и уперся в перила, провожая взглядом хрупкую фигурку возлюбленной. – Всё потом… – он с трудом расслышал её сонный голос. – Я хочу спать. Люциус остался в гостиной один. Он быстро застегнул рубаху, заправил её в брюки, потом перевязал волосы шнурком, собрав их в хвост, но вместо того, чтобы тут же аппарировать домой, к воротам мэнора, плюхнулся на диван и о чем-то мучительно задумался. Он то откидывался назад, на спинку протертого почти до дыр луниного диванчика, заводя руки за голову, то забрасывал ногу на ногу, хмурился, морщил лоб и, в конце концов, совершенно изведясь, уперся локтями в колени, сцепил руки в замок и принялся водить большими пальцами по кругу. Взгляд его бессознательно блуждал по гостиной, пока не остановился на сумочке Луны, лежавшей совсем рядом с ним. Малфой вскинул голову, чтобы убедиться, что Луна не спускается по лестнице, потом осторожно взял сумочку и открыл её. На глаза сразу же попался конверт, весь облепленный марками. Люциусу не нужно было даже рассматривать штемпели и обратный адрес, чтобы понять от кого сегодня утром его любимая девушка получила письмо. «Неужели мне придется опять ковыряться в твоих пожитках? Ой, Лавгуд, Лавгуд… Почему ты сама мне ничего не говоришь? Не доверяешь? Или уже жалеешь обо всем?..» – Люциус достал конверт, несколько мгновений смотрел на него, словно пытался испепелить взглядом, а затем, стараясь как можно меньше шуршать бумагой, вытащил аккуратно сложенный лист пергамента и принялся читать.

«Дорогая моя, здравствуй. Если бы ты знала, как я соскучился по тебе! У меня даже слов не находится, чтобы описать тебе свою тоску. Родная моя, ты снишься мне постоянно, и потому я стараюсь загрузить себя работой по полной, чтобы вырубаться, едва коснувшись подушки, и не видеть этих волнительных, восхитительных снов. Луночка, милая моя, как же долго тянется время без тебя… Я больше не могу так долго обходиться без тебя и собираюсь выделить пару дней на то, чтобы навестить мою девочку. Я уже договорился со Стампом, и он в следующем месяце обещал отпустить меня в Англию. Сил нет торчать здесь просто так. Пока все наши потуги не увенчались особым успехом, но все же большинство из нас надеется на везение. Как ты там без меня? Наверняка завалила себя работой по самую макушку. Не спишь и плохо ешь, я знаю. Ничего, как только я вернусь, мы устроим настоящий пир и пригласим всех друзей, чтобы объявить о нашей свадьбе. Без тебя и смысла жить нет никакого. Вот несколько дней назад у меня вообще ум за разум зашел. Пишу, а сам думаю – поверишь ли. Даже не представляю, как тебе поведать об этом, слишком уж интимное это мое переживание, но ведь оно о тебе, Луна, детка, так что не думай ничего такого. В общем, с утра наши все отправились вглубь Сундарбана, а мы с Битти остались в лагере. У него откуда-то завалялось две бутылки отменного Огневиски, и мы решили пропустить по стаканчику с тоски. Эдвард оказался замечательным парнем и вовсе не извращенцем, как ты думала. Он постоянно говорил о своей жене, о дочке, о том, что очень сильно скучает по ним. Короче, слово за слово, а где один стаканчик, там и второй… И третий… В конце концов, мы напились в хлам, и я вырубился там же, в палатке, на лежанке. Если б ты только знала, какой мне после этого сон снился. Я, пребывая в нем, чуть ума не лишился от восторга, а когда проснулся, то чуть не взвыл, сообразив, что это всего лишь сон. Ты была в этом сне рядом со мной. И не просто рядом, мы занимались любовью. Мерлин, даже не знаю, как такое написать. Ты так меня ублажала, так ласкала, что я помню, кажется, каждое твое прикосновение, каждый поцелуй. Мне казалось, что пах у меня вот-вот взорвется от возбуждения. Стыдно признаваться, но я, кажется, кончил, и не раз. Представляю твоё лицо после моих откровений. Пожалуйста, не сердись, Луна, я, наверное, без тебя уже просто с ума схожу. Битти сказал, что я стонал на всю округу и даже его разбудил. В общем, я так понял, Эд видел, что я… Ну, ты поняла. Стыдно было ужасно, но он оказался правильным парнем, понятливым, так что мы сделали вид, что ничего не было. Он и посоветовал мне съездить к тебе. Вот такая ситуация. Любимая моя, родная, подожди немного. Я обязательно вырвусь отсюда и навещу тебя. Я и сам чувствую, что ты обо мне думаешь. Знаю, ты меня не забыла. Обнимаю тебя крепко, целую и надеюсь на скорую встречу. Твой Рольф».

Люциус от злости чуть не скомкал в руках письмо, да вовремя спохватился и, едва справившись с подступающей ревностью, аккуратно сложил пергамент, как было, запихал его обратно в конверт и спрятал письмо в сумочку. Желваки привычно прокатились под кожей щек. «Ах, ты, мерзкий говнюк, извращенец поганый. Ну, Битти… Не мог, что ли, привести в чувства Скамандера, врасплох его застать, чтобы тот своими глазами увидел, кто по нему ползает и с членом его балуется... Хотя, любитель мужских задниц выполнил-таки свою часть договора. Моя дуреха их увидела, а это было главным условием. Кто ж мог подумать, что этому жениху недоделанному самый, что ни на есть, реальный минет… – Люциус в сердцах чуть ли не сплюнул от отвращения на матерчатый половичок Луны, – покажется фантасмагорией. Он и впрямь из ума выжил! Вот уж на кого меньше всего похож развратник Битти, так это на мою Луну». Мужчина рывком поднялся с дивана. Ноздри его яростно раздувались, глаза источали настоящий яд. Он был в бешенстве. Схватив свою трость и мантию, он вышел из дома. На улице вовсю занимался новый день. Люциус поднял голову вверх и увидел на небе, а, собственно, только маги и могут её видеть в этот час, мирно висящую луну. В затылок ему уже ласково светило утреннее солнце. «Ладно, с этим молокососом я разберусь потом. Пора подумать о Поттере и об этом дружке-маггле Шеклболта. Чувствую, что от него стоит ждать неприятностей не меньше, чем от Трэверса. Ох, Луна, Луна, что ж мне делать-то? Совсем я запутался… Ну, почему я не могу без тебя?». Люциус перекинул трость из одной руки в другую и аппарировал в Малфой-мэнор. *** Ровно в двенадцать Луна уже была на ногах. Она быстро приняла душ, позавтракала и, приодевшись чуть смелее, чем всегда, отправилась в Министерство на работу. Сверху девушка накинула новую мантию и чувствовала себя в ней чуть увереннее, так как та скрывала весьма откровенный вырез на груди и узкую юбку, чуть выше колен, но это состояние игры заводило Луну до предела. Перед всеми сотрудниками и, тем более, перед своими подчиненными она выглядела как всегда – лаконично, спокойно и по форме, но стоило ей только подумать о Люциусе, как она тут же мысленно скидывала мантию и пыталась представить его удивленное и, наверняка, довольное лицо. Таких нарядов, известная своими странностями мисс Лавгуд не носила никогда, а уж чего она только не напяливала на себя, когда была подростком. Легко ступая по каменным плитам коридора, Луна даже спиной чувствовала заинтригованные, а главное, любопытные взгляды мужчин. Казалось, что вся она просто светилась какой-то необычностью, тайной, хотя была одета, как и все – в добротную министерскую мантию и темные туфли, да и прическа была та же самая, что всегда, но от неё самой словно впервые в жизни исходил еле уловимый флёр сексуальности. Девушка была настроена решительно. После спокойного глубокого сна, когда все дурные мысли и, главное, усталость вместе с разбитостью после всенощного бдения, канули в никуда, Луна на свежую голову еще раз перечитала письмо жениха. Что ж, так тому и быть! Она твердо решила для себя, что все же Рольф и будет именно тем, кто спасёт её и ребёнка от всех напастей, что свалились бы на её плечи, будь она до скрежета на зубах порядочной и милой, как во времена войны. Это всё прошло, осталось позади. Теперь она другая. Запретная страсть к Люциусу все же научила Луну сопротивляться порывам благородства, ещё довольно часто дающим о себе знать. Когда, сидя на скамье в сквере, она читала письмо жениха, то внутри у девушки всё просто клокотало от ненависти к себе. Неловкость и стыд лезли наружу, а чистое благородное сердце каждым своим ударом просто выворачивало душу наизнанку, заставляло краснеть от неловкости. Как она могла так поступить со своим милым нежным честным Рольфом? Ведь Малфой – не тот человек, ради которого всё можно поставить на кон. И за эти пять минут, одиноко проведенных в скверике, она искренне убедила себя в этом. Твердая решимость прекратить свои непристойные любовные шашни крепко сидела в Луне всё то время, пока она добиралась до дома, но… Стоило только Малфою со своей обезоруживающей улыбкой вылететь ей навстречу, как все сомнения и попытки самобичевания мгновенно растворились в невероятном свете его чуть прищуренных глаз. Луна боялась такой его власти над ней, но понимала, что уже ничего не может поделать, что увязла в Люциусе по самую макушку. Казалось, она физически чувствовала проникновение в своё тело этих сумасшедших, по-настоящему безмерных и бескрайних, истинно мужских сил; в них жили и гибель, и перерождение, и боль, и даже судьба. Нет, у неё недостанет сил отказаться сейчас от любимого человека. Это слишком. Без Люциуса Малфоя этот отрезок её жизненного пути, пусть даже очень короткий, будет пустым, безликим, серым. Почему она должна в угоду общепринятой морали и придуманных правил лишать себя тех мгновений, о которых женщина всегда вспоминает с гордостью и улыбкой счастья на лице?! А она ведь счастлива. Безмерно, по-настоящему. Никто и никогда, не считая Гермионы Грейнджер, не узнает эту тайну. Она сохранится в самом укромном уголке её сердца. Навсегда. Девушка, погрузившись в думы, прошла мимо Гарри, даже не взглянув на него. – Луна, ты, в самом деле, меня не видишь, или это что-то другое? – Поттер аккуратно схватил её за запястье. – Ох, Гарри, прости, – Полумна улыбнулась и виновато опустила голову. – Я и правда тебя не заметила. Здравствуй. – Ну, это что-то новенькое, – молодой мужчина в круглых очках сверкнул улыбкой и забавно пожал плечами. – Это просто запредельное что-то – Луна Лавгуд проглядела самого Гарри Поттера. Все в облаках витаешь? Как ты? – Да все хорошо, вот на работу спешу, – выпалила Луна и тут же пожалела, что ответила невпопад, не подумав. – На работу? Не припозднилась ли ты? Ну, мисс Лавгуд, – он игриво приподнял брови, – вы даете! Пока ваш доблестный жених пребывает на другом конце света, вы, наверное, очень весело тут время проводите, если уж на работу выходите с обеда. – Я отлучалась по делам, – возмутилась Луна так натурально, что даже сама себе поверила. – Ну, шучу же я, – Гарри снова улыбнулся. – У меня, кстати, к тебе вопрос. Ты когда в последний раз видела Люциуса Малфоя? Мне с ним нужно переговорить кое о чём. Я отправил ему вчера вечером сову, но, похоже, он и дома не ночевал, так как сова вернулась без ответа. Ты не знаешь, где это твой босс может зависать в двенадцать ночи? – Прости, Гарри, но я ему не нянька, – спокойно ответила Луна, пытаясь справиться с подступающим жаром, который норовил украсить её щеки алым стыдливым румянцем. – И он не мой босс. Он просто спонсор нашего приюта. – Ты почему после отъезда Рольфа к нам не приходила? Джинни про тебя спрашивала. – Да вот всё как-то некогда. Да еще плохо себя чувствовала, – уклончиво ответила Луна и отвела взгляд в сторону, подумав мельком, что упоминание о самочувствии прозвучало очень кстати, ведь, рано или поздно, выяснится, что она беременна. – Гарри, а ведь ты мне, на самом деле нужен. Я к тебе с вопросом. Скорее с просьбой. – Да?.. И что за просьба? – Мне нужно разрешение на еще одну встречу с Трэверсом. И лучше бы получить его как можно быстрее. Дело с удочерением малышек Малькольм не терпит отлагательств. Ты ведь в курсе, вроде? Сам же выбивал у него признание в отцовстве. – Да без проблем, – Поттер кивнул и поправил очки на переносице. – Я сейчас же напишу, и «шестьсот второго» доставят из Азкабана к четырем часам. Раньше не получится, всё же он считается государственным преступником. Бумажек много… – Замечательно, пусть к четырем, – Луна чуть улыбнулась, как это делала раньше, в школе. – Я буду ждать от тебя самолетика. – Лучше пошлю патронуса. С моим сохатым быстрее и вернее такие дела проворачивать, – Поттер снова забавно приподнял брови и обнял подругу. – Ладно, мне пора идти, скоро совещание. – Да, конечно… И спасибо тебе большое. – Да не за что, – он вдруг как-то подозрительно мило улыбнулся и произнес чуть тише, чем несказанно смутил Луну: – Отменно выглядишь. Вокруг тебя аура такая… потрясающая, притягательная. Неужели любовь даже на расстоянии творит чудеса, или здесь что-то другое? Луна покраснела и скромно опустила глаза вниз. Поттер в ответ только хмыкнул и направился вдоль по коридору. «Неужели у меня на лице все написано?» – подумала девушка. Она свернула к себе в секцию и уже через полминуты оказалась в своем отделе. Элоиза, как и всегда, сидела за своим столом и разбирала вновь поступившие бумаги. – Мисс Лавгуд, здравствуйте, – она поднялась, стараясь не смотреть Луне в глаза. – У нас новое дело. В наш приют поступает ещё одна девочка. Мария Этвуд. – Как это? – Луна подняла на девушку глаза. – Подожди, но все дети бывших Пожирателей уже у нас. Вроде все определены. – Да, но тут другой случай. Девочка магглорожденная. Мать умерла через месяц после родов, отца нет, родных тоже. Девочку определили в маггловский интерснат, но дело в том, что у неё вдруг начался выброс стихийной магии, а ей всего три годика. Поэтому тут о Пожирателях речь не идет. По срокам не подходит. Скорее всего, матушка Мэри спуталась с каким-нибудь полукровкой или магглорожденным волшебником. В штаб-квартире Стирателей памяти на этот выброс отреагировали быстро, но девочку посоветовали забрать к нам. – Понятно, – Луна остановила Элоизу и протянула руку. – Где документы на неё? Секретарша протянула папку. Луна открыла её. На первом же листе она увидела фотографию очаровательного белобрысого создания с мелкими кудряшками, которые окружали головенку малышки настоящим ореолом. Лицо Луны потемнело, на скулы легла тень. Сколько ещё должно появиться детей в её приюте? Неужели это будет продолжаться бесконечно? Как же их всех жалко до невозможности. Она боялась, что её сердце не сможет справиться с жалостью и отчаянием. Почему эти крохи должны терять близких? Скольким несчастным ей ещё предстоит помочь, да и получится ли? Пристроить детей не так-то просто, особенно в магическом мире. – Мисс Лавгуд, – тихий голос Элоизы вывел Луну из раздумий. – Я, конечно, понимаю, что не имею права, но не могли бы вы мне позволить увидеться сегодня с девочками Малькольм? Я знаю, что и Хелен, и Ханна очень скучают по мне. – Элоиза, – тихо ответила Луна, пытаясь аккуратно подобрать слова, чтобы не обидеть девушку. – Ты же понимаешь, что это пока невозможно. Если вдруг супруги Клиффорд откажутся от них, что маловероятно, то только тогда я смогу дать тебе возможность встретиться с ними, да и то с личного разрешения их отца. – Но это нечестно, – мисс Миджен вспыхнула, зардевшись, как алая роза. – Девочки не хотят к Клиффордам, они их не воспринимают, как родителей. – Элоиза, успокойся, пожалуйста. Я постараюсь сделать все возможное. Именно сегодня я собиралась поговорить с Трэверсом и, конечно же, задену этот щекотливый и очень деликатный вопрос. Только ты пойми, у него свои условия. Он желает, чтобы его дети были удочерены не просто волшебниками, состоящими в законном браке, а чистокровными, да еще, в придачу, и слизеринцами. – Значит, у меня, незамужней полукровки-гриффиндорки, нет никаких шансов? И то, что я люблю их, совсем ничего не значит? – Элоиза расстроено опустила взгляд. – Я не знаю, – Луна поспешила к двери своего кабинета. – Не знаю… Мисс Миджен лишь разочарованно вздохнула. *** В пятнадцать минут пятого Луна уже стояла возле пункта пропуска на одиннадцатом уровне и расписывалась в многочисленных журналах для отчетности. Молодой и довольно симпатичный аврор, выполняя четко и быстро все инструкции, все же не без интереса искоса поглядывал на мисс Лавгуд – сотрудницу секретного отдела, пытаясь понять, что за работу выполняет эта хрупкая девушка, раз подчиняется самому Министру и отчитывается лично перед ним самим. Луна посмотрела на молодого человека, дежурно улыбнулась ему, как это делала обыкновенно, но сразу же постаралась придать своему лицу выражение рассеянного равнодушия, отчего бурная юношеская фантазия тут же сошла на «нет». – Прошу вас, мисс Лавгуд, – парень взмахнул палочкой, чтобы снять Чары. – Я провожу вас до камеры предварительного следствия. Именно туда доставили заключенного Трэверса. – Спасибо, не надо, я прекрасно знаю дорогу, – Луна прошла внутрь и не останавливаясь, направилась вдоль по коридору. Аврор пожал плечами, вновь поставил Чары и уселся на место, разложив на столе локти перед кучей журналов с подотчетностью. Она шла медленно, не думая в данную минуту ни о чем. Даже переживания о Люциусе, которые последнее время постоянно занимали все её мысли, куда-то испарились, словно здесь, в этом узком коридоре, она попала в странный вакуумный тоннель. Вдруг перед глазами девушки очень ясно и спокойно, в четкой глубине надежно спрятанного, укрытого от всех воображаемого мира, характерного лишь для наивных открытых людей и детей, возникли две прелестные темноволосые девочки, в чьих глазах светилась надежда и непонятный, но очевидный укор. Видение, длившееся пару секунд, тут же исчезло. Луна мотнула головой и остановилась возле камеры перед аврором-охранником. – Время не ограничено, – прочитал мужчина на пропуске, протянутом Луной. – Хорошо, проходите. Как закончите, дайте знать. Мисс Лавгуд молча кивнула. Охранник повернул ключ и запустил её внутрь. Дверь за Луной со скрежетом закрылась. Она подошла к столу, за которым расположился заключенный под номером Хагал Иса шестьсот два. Трэверс, как и в первую их встречу, сидел за столом, облокотившись на его край. Глаза его были полуприкрыты. Длинные черные ресницы едва заметно подрагивали, отбрасывая тень на исхудавшие землистые щеки. – Здравствуйте, мистер Трэверс. Что-то вы плохо выглядите в этот раз, – Луна окинула Трэверса пристальным взглядом, повесила сумку на спинку стула и присела напротив мужчины. Он, изо всех сил пытаясь сохранить собственное реноме и придать улыбке ехидность, поднял глаза и почти равнодушно, если не сказать, устало, взглянул в ответ на дочь доведенного им до смерти волшебника, от которой зависела судьба его дочерей. – Я скоро начну думать, что вы ко мне неравнодушны, мисс Лавгуд, так часто мы с вами стали встречаться. Вот, уже и о самочувствии моем беспокоитесь, – он медленно выпрямил спину и откинулся к спинке стула. – Вы, действительно, не в лучшей форме, – начала Луна, давая понять мужчине, что реагировать на его колкий выпад она не собирается. – А вы сами попробуйте побыть на моем месте. Интересно, благоухали бы вы тогда красотой и здоровьем? – К вашему, сведению, я знаю, что это такое – сидеть в тюрьме, – отпарировала девушка, нахмурив брови. – Я провела в подвалах Малфой-мэнора несколько месяцев, если вы не забыли. И, вообще, не будем разводить демагогию, у меня на вас не так много времени. Я попросила устроить эту встречу с вами для того, чтобы сообщить о кое-каких непредвиденных обстоятельствах, касающихся удочерения. – Каких ещё обстоятельствах? – он резко изменился в лице. – Кажется, мои требования не запредельны. Вы пристраиваете моих девочек в хорошую чистокровную семью, а я после этого, получив подтверждение тому, что моё условие выполнено, сливаю вам остальные воспоминания. – Именно на это я рассчитывала, но… – Что ещё за «но»? – перебил Трэверс Полумну, зло сверкая черными глазами. – Мои девочки должны жить в чистокровной семье, которая даст им достойное образование и воспитание. – Успокойтесь и просто выслушайте, – Луна постаралась придать своему голосу твердости. – Надеюсь, вам будет не безразлично узнать, что ваши дочери уже сами выбрали себе опекуна, вернее, опекуншу, и фактически считают её своей матерью. – Как это? Что значит, выбрали? – на лице у Трэверса отразилось недоумение. – Они же совсем малышки, что они в этом понимают? – Странно вы рассуждаете, мистер Трэверс. Да, они дети, это правда, но ведь не дурочки же. Ханна и Хелен уже приличное время, как мне стало недавно и совершенно случайно известно, общаются с одной молодой женщиной, моей сотрудницей. Возможно, я бы и не придала сама этому значения, продолжая настаивать на удочерении их супругами Клиффорд, но мне удалось лично стать свидетельницей общения ваших девочек с мисс Элоизой Миджен. Видели бы вы, как они тянуться к ней, и сколько любви и ласки Элоиза отдает им. Малышкам нужна мама. Они имеют полное право любить того, кто их любит от всей души. – Что ещё за Элоиза? – он сузил глаза и подался вперед, ближе к Луне. – Она – бывшая гриффиндорка, работает у меня секретаршей. Я часто просила её доставить в интернат либо бумаги на подпись, либо новые вещи для сирот, вроде одежды, игрушек и так, по мелочи. В общем, она очень быстро и легко нашла общий язык со всеми детьми и, в особенности, с вашими дочерями. Для вас, как я понимаю, к сожалению, но дело зашло слишком далеко. Да, я знаю, это моя вина, что сотрудница моего отдела так сблизилась с ними, это мой недосмотр, моё упущение, но сейчас трудно что-либо изменить. Девочки всем сердцем полюбили её. – Вы от меня-то чего хотите? – Геспер Трэверс недовольно сжал губы. На щеках выступили желваки. – Мне бы хотелось, чтобы вы все же подумали над этой ситуацией спокойно и попробовали пойти навстречу выбору ваших дочерей, – Луна медленно положила тонкую изящную руку на стол, вычерчивая средним пальцем малюсенький кружочек. Трэверс внимательно следил за её движениями, а потом поднял недовольный взгляд. – Я бы не хотел, чтобы мои девочки, которые о моём существовании, увы, даже не знают, потом ещё и прокляли меня за то, что я не настоял на своем. Они должны жить счастливо, в достатке и любви, и я что-то очень сильно сомневаюсь, что эта ваша мисс Миджен сможет дать им и то и другое, – он говорил медленно и спокойно, но Луна уже почувствовала в этой интонации нотки сомнения. – Не знаю даже, говорить вам или нет, но во всем этот деле есть ещё одна закавыка... – Что-то меня начинает раздражать изобилие этих закавык, мисс Лавгуд, – резко и зло перебил Луну Трэверс. – Что у вас ещё? Он передернул плечами. – Дело в том, что мисс Миджен рассказала Хелен и Ханне о вас. Они знают, что у них есть отец, – Луна внимательно следила за резкими переменами на лице мужчины; только что он был зол и недоволен, а теперь смотрел на неё, не скрывая своего удивления. – Как это – рассказала? – его губы нервно дернулись. – А как отреагировали девочки? – По-моему, они пришли в настоящий восторг. Детям очень важно знать, что на свете у них есть хотя бы один родной человек. И что он любит их. – Она, надеюсь, не ляпнула им, что я сижу в Азкабане? – Трэверс был явно заинтригован таким развитием событий. – Не беспокойтесь, мистер Трэверс. Даже если бы она и была не слишком деликатной особой и выложила малышкам правду, Хелен и Ханна пока еще малы и все равно ничего не знают про Азкабан. Элоиза же просто сказала, что вы есть, и что вы любите их, – Луна готова была дать руку на отсечение, что заметила в уголках глаз мужчины сверкнувшие слезы. – Я не знаю, – вдруг выдохнул он и, откинувшись назад, схватился за голову руками. Он прикрыл глаза и принялся покусывать губы. Его серое лицо, казалось, просветлело, а волнение, которое мужчины очень тщательно скрывают, после слов мисс Лавгуд тут же проявило себя частым дыханием и дрожащими пальцами, что запутались в чуть волнистых, черных с проседью волосах. – Так что мне делать, мистер Трэверс? – Луна понимала, что надо уже прекращать миндальничать и действовать более настойчиво. – Не знаю, – повторил он и провел рукою по лицу до подбородка, словно пытался стереть что-то. – Если девочки полюбили её, то… – он остановился и вскинул на Полумну растерянный взгляд. – А что вы бы сделали на моем месте? – Мистер Трэверс, простите, но вы же понимаете, что я не могу советовать вам в таком деле. Вы должны сами принять решение. Мисс Миджен вообще уверенно заявила мне, что вы, скорее всего, и их мать любили, иначе бы она не дала им имена, начинающиеся с первой буквы вашего имени. Простите, здесь все, конечно, притянуто за уши, но в таких вещах я никогда не отмахнусь даже от таких странных и на первый взгляд ничего не значащих мелочей, пусть даже они проистекают только из женской интуиции и предчувствий. Геспер, чуть отстранившись, застыл в немом изумлении, потом опустил голову над сложенными на столе руками, сверкая седыми прядями, поблескивавшими среди иссиня-черных густых грязных длинных лохм. – Прошу вас, хватит, мисс Лавгуд, – он, наконец, поднял лицо. По небритой смуглой щеке текла слеза. Он тут же утер её, шумно вдохнул и выдохнул, стараясь справиться с подступающим ознобом. – Что вы вообще можете знать об этом? Что ваша Элоиза может знать обо мне и Саре? Они, молча, смотрели друг на друга, пытаясь прочувствовать истинность момента доверия. Возможно, и ему и ей лишь показалось, что эта открытость возможна, что слова, которые он может сказать ей сейчас, не будут перевраны и будут услышаны сердцем, принадлежащим настоящей женщине. – Расскажите мне о Саре, Геспер, – тихо попросила Луна, впервые обратившись к узнику Азкабана, фактически убийце её отца, просто по имени. – Думаете, я смогу рассказать это так, чтобы вы поняли меня? – он горько усмехнулся. – Я насиловал её, мисс Лавгуд. Что? Вам уже тошно на меня смотреть? Я вас понимаю… – Трэверс невзначай дотронулся до своего виска пальцами и вдруг зажмурился, словно это доставило ему невыносимую боль. – Но я полюбил её, – тихо вырвалось у него через секунду. – Я люблю эту девушку до сих пор, хоть и знаю, что она мертва. Нет, боюсь вам меня не понять. Вы воспитаны по-другому, вы не верите в такие чувства. У таких, как вы все начинается с милых переглядываний и невинных поцелуйчиков под омелой, а заканчивается свадебным тортом и сексом раз в месяц, так что вряд ли у вас в голове уложится то, что не состыковывается с вашим понятием о чистой и нежной любви. Вам слишком трудно принять, как данность, тот факт, что любовь может начинаться как-то иначе, – он снова вымученно оскалился, смиряясь про себя с тем, что исповедь так и не состоится. Луна, не отрываясь, следила за ним, за каждым движением его рук, глаз, губ. Всё в них выдавало правдивость и честность его душевного порыва, и даже больше, чем слова, произнесенные им до этого. – Мистер Трэверс, – глядя прямо в глаза мужчине, произнесла Луна воодушевленно, – поверьте, я, как никто, смогу понять вас. Узник вскинул голову и замолчал. Этим молчанием и колючим холодным взглядом Трэверс, никому никогда не доверявший просто так, на слово, пытался сейчас совершить почти невозможное – окончательно увериться в Луне и её словах. – Хорошо, мисс Лавгуд, – наконец, выдохнул он, – я расскажу вам всё о нас с Сарой, но после этого, надеюсь, вы поможете мне принять решение насчет дочерей. Я боюсь сделать им плохо. Доченьки – это всё, что осталось у меня от Сары, самое дорогое и важное, что она могла подарить мне. – Обещаю… – она с трудом поборола необъяснимое мимолетное желание накрыть его дрожащую, грязную, но все еще сильную и мужественную руку своей в знак поддержки.