Beati possidentes («Счастливы владеющие»)

*** Люциус подхватил Луну на руки, аккуратно усадил на край кровати, а сам расположился внизу, у её ног. Девушка продолжала всхлипывать, утирая слезы тыльными сторонами кистей рук. Она старалась не смотреть на мужчину, который стоял сейчас перед ней практически на коленях и нежно водил пальцами по тонким лодыжкам. – Прошу тебя, глупое создание, успокойся. Нет в этом мире ничего, что стоило бы этих слезинок, – Малфой поднял руку и провел костяшками пальцев по мокрым щекам возлюбленной. Луна всхлипнула. Люциус снисходительно покачал головой. Он, как только мог, пытался успокоить Полумну, вот только слова подбирал для этого не совсем подходящие. То, что она – «глупое создание», Луна уже поняла, когда подсматривала за своим женихом и его любовником в палатке; не хватало ещё, чтобы и этот мужчина напоминал ей в данную минуту об её женской несостоятельности. – Люциус, умоляю, помолчи, мне так плохо, – она снова принялась реветь. Бедный Малфой, отведя глаза в сторону и скривив губы, уже и сам начал понимать, что толку от его утешений никакого. Он встал, скинул прилипшую к телу гхагру, запустил пальцы в свои длинные светлые волосы и откинул их назад, затем, молча, вновь подошел к Луне, чуть прищурил глаза и прикоснулся к её раскрасневшейся щеке ладонью. – Ты что это? – пролепетала Луна; от неожиданности она тут же перестала всхлипывать. – Хватит, – отрезал Малфой и приподнял её личико за подбородок. – Если ты очень хочешь реветь по только тебе известному поводу – реви, но лично я не собираюсь поддерживать это представление. Без зрителя ты быстро успокоишься. Зритель сейчас займется другим делом. – Что ты несешь? – Луна попыталась взобраться на кровать с ногами, так как Люциус встал перед ней слишком близко. – Ты не хочешь говорить о причине своих слез? – Нет, это слишком личное, – девушка вскинула на него заплаканный взгляд. – Реветь при мне о личном – нормально, а что, собственно, произошло, ты сказать не в состоянии? Все, хватит, нюни разводить! Ты меня когда-нибудь с ума сведешь, – с этими словами он встал коленями на постель и протянул к Луне руку. Она смотрела на Люциуса, прекрасно понимая, к чему он клонит и на что намекает каждым словом, каждым движением. – Люциус, ты рехнулся? Зачем ты вообще сюда приехал? Что тебе от меня нужно? Я меньше всего сейчас хочу этого, – она, пятясь, отступала к противоположному краю широкой кровати. – Хочешь, дорогая моя, хочешь. Еще как хочешь… Ты и плачешь-то только для того, чтобы не сорваться и не броситься ко мне в объятия, – спокойно отвечал Люциус, продолжая наступление. – Оставь меня, – прошипела Полумна, чуть приглушенным голосом, схватившись за подушку. – Ненавижу вас всех. И ты – такой же. – Какой? – Малфой вопросительно приподнял брови. – Хватит ломать комедию, лучше иди сюда, – прошептал он вдруг нежным подбадривающим голосом, проговаривая каждое слово по слогам, и тут же прекратил приближаться к девушке, замер на месте. – Я ведь нужен тебе? Я? Последние слезинки выкатились из глаз Полумны. Она шмыгнула чуть покрасневшим носиком, поджала губы и опустила голову. Длинные спутавшиеся локоны полностью скрыли лицо девушки. Малфой еле держался. Он ждал, хотя больше всего на свете желал оказаться возле Луны, провести руками по тонкой спине, по каждому позвонку, вдохнуть аромат её тела и припасть к безумно желанным губам этой сумасшедшей. Ему казалось, что он не был в её объятиях целую вечность, хотя расстались они всего полтора дня назад. Без Полумны у него просто начиналась ломка. Люциусу её не хватало, как может не хватать воздуха и воды в знойный день или солнца долгими зимними вечерами… Не хватало до рези в груди, до боли в сердце. – Я не знаю, –забормотала Луна, не поднимая головы. – Я не знаю… – Доверься мне, просто доверься, прошу, – он переставил колено чуть ближе и оказался рядом с Луной. Кровь, казалось, побежала в его жилах быстрее, а рука сама, точно заколдованная, потянулась к девичьему плечу и опустилась на белую влажную кожу. – Ты тоже предашь меня, я знаю, – она, наконец, подняла голову. Слез на её лице уже не было. – Хотя, нет, ты не можешь меня предать, ты ведь не давал мне никаких обещаний. Но ведь я сама… сама… Понимаешь? Полумна смотрела в его серые глаза с тревогой, словно ожидала подвоха, хотя ещё пару минут назад, находясь в его объятиях, она чувствовала исходящую от этого мужчины особую защиту и необъяснимую надежность, покой. Люциус молчал. Он понимал, что пустая болтовня не приблизит её к нему, не заставит остановиться в самобичевании, не даст почувствовать его желания. Он медленно провел по её плечу горячей ладонью и, чуть приподнявшись, просто коснулся губами её лба. Девушка прикрыла глаза, и её мокрые ресницы затрепетали. Она еле улыбнулась, пытаясь как-то сладить с собой, смириться с этой вливающейся в неё, изматывающей с каждым вздохом, почти преступной жаждой любви, перемешанной со страданиями и потрясениями, но всё равно невозможно прекрасной. – Полумна, глупышка моя… – Люциус провел пальцами по её щекам, откидывая пряди со лба девушки и, опять чуть прищурившись, как это умел делать только он, давая уловить свой маневр, прижался своими губами к её устам – нежным и теплым. – Ещё, ещё… – Луна словно услышала его желание. Она чуть отстранилась, встала перед ним на колени и положила свои мягкие ладошки на его лицо. Тонкие пальцы быстро прошлись по скулам, мизинцы коснулись мочек ушей, линии подбородка, шеи. Ей захотелось вдруг немедленно овладеть всем этим совершенством, устать от ласк, раствориться в его сильных и смелых объятиях, насладиться страстью до опьянения, до помутнения рассудка, выпасть из реальности, просто забыться, а заодно доказать себе и всему миру, что она по-прежнему желанна в мужских глазах. – Дурочка, какая же ты дурочка, – Люциус, не дав ей опомниться, подхватил её на руки и уложил на мягкую постель. – Я сам по себе, запомни, Полумна, я не буду ничьим заместителем, – он словно прочел ее мысли. – Я не могу быть вторым, только единственным, дуреха… Он ещё какое-то мгновение смотрел в её припухшие светлые глаза, а потом резко припал к её губам. Поцелуй был почти болезненный: глубокий, отчаянный, дикий. Луна не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Одну руку Люциус положил под шею девушки, а другую завел за край футболки и дотянулся до её острого возбужденного соска. Нехотя оторвавшись от жаркого девичьего рта, он тут же принялся покрывать поцелуями тонкую шею Луны, спускаясь к ключице. – О, Моргана, – еле простонала Луна, получив возможность дышать. – Люциус, мне надо в ванную… – Раньше надо было об этом думать, ты там час просто так просидела, – пробурчал Малфой, продолжая исследовать её шею губами. Рука под футболкой нежно прошлась по шелковистой коже груди и вновь слегка коснулась соска. – Сними ты эту тряпку. – Сам сними свою тряпку, – парировала Луна, скосив глаза вниз. Люциус остановился и посмотрел на свои бедра, которые были обвиты белым дходи. Оно задралось до самого паха и напоминало сейчас подгузник для стариков, которые мучаются недержанием. – О, Мерлин, какой кошмар, – Малфой вскочил на кровати и потянул за завязку. Ткань тут же упала к ногам, и мужчина остался полностью обнаженным. Его великолепный орган был уже во всеоружии. Луна еле сглотнула, уставившись на это чудо природы: большое, твердое, подрагивавшее от нетерпения. Перед её взором вдруг вновь предстала картинка вчерашнего вечера: магическая палатка, а в ней – два молодых мужчины. Этот извращенец Битти и её жених. Как Рольф стонал, как метался на подушках, раскиданных там и сям по импровизированному на восточный манер ложу!.. Скамандер явно получал удовольствие от процесса, а Эдвард, чувствовалось, изо всех сил старался угодить ему, и это у него совсем неплохо получалось. Как же она не догадывалась об этом? Сколько еще времени у него получалось бы скрывать от неё свои предпочтения? Луна опустила голову. К горлу вновь подступил ком, а глаза наполнились слезами. – Люц, обними меня, – подала девушка голос, не поднимая головы. – Просто обними меня. От того, каким тоном Полумна произнесла его имя, у Малфоя по спине побежали мурашки, а глаза заволокло сладостным туманом, в котором, то и дело, вспыхивали цветные точки. – Только не говори, что мой член вызвал у тебя неприятные ассоциации, и ты вдруг решила расстроиться. Как так у вас получается – связывать воедино несовместимые вещи? Что вы, женщины, за логические цепочки в голове выстраиваете, понять не могу? – Люциус плюхнулся рядом с Луной, обнял её за плечо, не позволяя пока себе ничего лишнего. Он не желал пугать её излишним напором, хотя в паху все гудело от желания, а в горле пересохло от жары и неутоленной любовной жажды. Луна положила свою голову к нему на плечо и крепко обняла мужчину за талию. – Я не знаю, что мне дальше делать, – прошептала она, обжигая дыханием его кожу. – Столько всего навалилось… – Луна подняла голову и медленно перевела взгляд на Люциуса. – Ты вот тоже свалился на меня. – Поверь, я не буду тебе такой уж обузой, полоумная моя, – Малфой ласково провел по луниной руке своей и посмотрел на неё так, что у девушки и тени сомнения не осталось в правдивости его слов. Этот мужчина уж точно не способен стать обузой или создать своим присутствием ещё одну проблему. – Ты не оставишь меня? – вдруг спросила она, почти простонав, и наивно заглянула ему в глаза. – Если ты предоставишь мне возможность решать твои проблемы, их у тебя больше никогда не будет, – отчеканив каждое слово, ответил Люциус, попутно пытаясь устроиться удобнее, так как внизу уже всё жгло, как каленым железом. – У тебя самого куча проблем, – Луна медленно отстранилась от любовника и уставилась на его грудь, покрытую мелкими капельками пота, после чего волнообразно провела по ней подушечками пальцев от плеча до светло-розового соска и, склонившись, поцеловала, едва коснувшись солоновато-терпкой кожи губами. Люциус отреагировал мгновенно и прогнулся, подставляясь под ласки юной возлюбленной. Девушка языком принялась выводить узоры на его груди, а руки опустила вниз, чтобы дотронуться до нежной бархатистой головки, блестящей от смазки. Жаркий выдох мужчины затуманил её рассудок, но Луна старалась не торопиться. Она, извиваясь почти по-змеиному, спустилась вниз и расположилась между ног Люциуса. Малфой уперся локтями в постель и откинулся назад, предоставляя действиям Полумны полную свободу. Девушка обхватила его член и, чуть сжав, провела ладонью вверх, к головке, тут же лизнув её. Люциус выдал тихое «А-а-а» и прикрыл глаза; рот его так и остался полуоткрыт, и из него, время от времени, вырывались приглушенные стоны. Луна, ободренная такой реакцией Люциуса, продолжала вытворять с ним невероятные вещи, стараясь усладить Малфоя как можно изысканнее. Она, то и дело, медленно проводила языком вдоль уздечки, украдкой наблюдая за реакцией любовника и любуясь красивым мужским лицом, по которому пробегали оттенки самых удивительных эмоций. Ну, почему он все делал так восхитительно, так вызывающе?! Он, наверное, решил свести ее с ума!.. До чего же мило и беспомощно, с придыханием, он закусывал губу, когда вдруг сильные ощущения, порожденные смелым ртом возлюбленной, пронзали его тело огненными судорогами… А какой восторг и, одновременно, удивление выплескивались из его огромных серых глаз, широко раскрывавшихся в моменты самых дерзких и откровенных ласк?! Хрипловатые низкие стоны будоражили кровь Полумны, заставляли её действовать еще решительнее и бесстыднее. Здравый смысл оставил её, и вот уж гибкое девичье тело оказалось еще ниже. Луна взяла член в маленькую жаркую ладошку, аккуратно скользнула большим пальцем по головке, а языком принялась прогуливаться по внутренней стороне мускулистых бедер, мышцы на которых напряглись и рельефно выделялись под гладкой кожей. Она вновь взглянула на изнывавшего от острого вожделения Люциуса и опустилась к крепким подтянутым ягодицам, сжимавшимся в томительном ожидании. – Люц, расслабься немедленно, – тихо и решительно приказала Луна. – А…а-а… легко сказать… – Люциус почти рыдал. – Что ты собралась… а-ах… выкинуть?.. – Расслабься, говорю. Подивившись собственной смелости, она принялась медленно обводить языком розоватое колечко мышц, нежно скользя по нему. – А-а-а… Ах… ты… Что… ты… Луна… Луна?.. Пожалуйста… – бессвязные низкие хрипы вырывались из горла мужчины, извивавшегося, точно угорь, рефлекторно приподнимавшего бедра и тут же бессильно прижимавшего их к влажной, скомканной простыне. – Что – пожалуйста? – она оторвалась от своего занятия, и милое, все еще зареванное личико, на котором сейчас играло лукавое выражение, показалось над его телом, словно вынырнуло из запретного омута, оттуда, куда до нее еще никто не погружался. «Неужели я делаю сейчас все это?» – мелькнула мысль в мозгу Полумны. – Сделай… что-нибудь, чокнутая!.. У меня сейчас по твоей милости ум за разум зайдет! Я хочу тебя… Слова его услаждали слух девушки, звучали в ее ушах страстной музыкой. Да разве после них можно отказать ему в чем-нибудь? И самой отказаться от неземного наслаждения, которое способен подарить ей этот человек? Да ни за что! Она лишь только совсем чуть-чуть помучает его сладостным ожиданием обладания. Это, в конце концов, так захватывающе! – Сейчас мы проверим, чем ты там переполнен… – она вновь склонилась над его пахом, провела вниз по твердому стволу губами и занялась яичками, которые, в самом деле, поджались и напоминали два шарика, уютно спрятавшиеся в темноватом кожаном мешочке, настолько они были тверды. Она вобрала в рот одно, затем – другое, каждое нежно помассировала языком, вырвав из Малфоя новую порцию умоляющих стонов, после чего снова приподнялась. – Ну… Луна… – он дышал часто и рвано, затем чуть приподнял голову и затуманенным взором окинул ее хрупкую фигурку. – Нет, лежи, я хочу видеть тебя… такого, – облизнув губы, приказала Полумна чуть тверже. Она только в этот миг почувствовала вдруг, что сама от этих просьб-приказов получает какое-то странное удовольствие, почти наслаждение. Интересно, чего ещё она не знает о себе? Люциус опустил голову; сильные руки вцепились в её хрупкие плечи. – Снимешь ты, наконец, эту ужасную кофтенку?.. Я хочу видеть тебя, твою грудь… – простонал Малфой уж как-то слишком жалобно. Луна приподнялась и стянула с себя футболку, оставшись в одних крохотных трусиках. – Мерлин, какая жара, – как бы невзначай томно добавила она. Полумна дотянулась до волшебной палочки и взмахнула ею, усиливая работу магического ветродуя. В номере сразу стало свежее и прохладнее. – Луна, иди сюда, хватит измываться надо мной, – подал голос Малфой. Он лежал среди вороха подушек, закрыв лицо руками. – Не хочу лежа, – выпалила она. Люциус убрал руки от лица и опять приподнялся. Луна соскользнула с кровати и уже стояла на полу, протянув ему руку. Мужчине ничего не оставалось, как поддаться и принять её игру. – Ну, держись… Он встал перед ней. Полумна смотрела в его глаза и, молча, приказывала ему действовать. Он провел по её спине ладонью одной руки, а второй тут же подхватил под ягодицы, легко подняв девушку. Она обвила его шею и сама приникла к его чуть пересохшим губам поцелуем. Люциус не стал стоять на месте. Он проделал небольшой маневр от кровати до противоположной стены и прижал её к ней спиной. – Я даже так чувствую, насколько ты мокрая… – прорычал он, чуть приподнимая её за бедра и лаская губами открытое плечо. – Спорю на галлеон, ты истекаешь желанием. Девочка, пусти меня… в себя. – Да, – выдохнула Полумна. – Как же я по тебе соскучился, – Люциус легко удерживал её на весу, но прекрасно понимал, что на всё время у него сил не хватит. Да ещё эта одуряющая жара просто изматывала. Даже магический ветродуй от неё не спасал. Малфой медленно опустил Луну на пол и, продолжая прижиматься к ней потным скользким телом, начал опускаться, попутно покрывая её кожу на груди и животе поцелуями. Добравшись до трусиков, он легко стянул их и откинул в сторону. Теперь Полумна стояла возле стены обнаженная; единственное, что прикрывало её наготу – длинные волосы. Люциус стоял перед ней на коленях. Его губы были как раз на уровне её бедер. Он, не раздумывая, приник к ним, заставив Луну чуть раздвинуть ноги. – Ох, а-а, д-а-а, – постанывая, отозвалась на эти ласки Полумна и запустила в его волосы пальцы, прижимая голову к своему телу чуть сильнее. Это было явным приказом. Люциус положил свои ладони на её талию, прикрыл глаза и принялся покусывать, посасывать, полизывать её нежные складочки, вдыхая аромат её возбуждения, едва не сходя с ума при этом. На какое время он забыл о себе, о том, что ему безумно хотелось проникнуть внутрь, овладеть ею. Сейчас вдруг для него самым важным стало одарить Луну своими ласками, насытить, довести до исступления, хотелось слышать её стоны и мольбы. Он медленно приподнял её ногу и положил на своё плечо, давая себе больший доступ к её естеству. Люциус вдруг подумал, что если бы его сейчас таким… неправильным – стоящим на коленях, ублажающим молоденькую любовницу, бывшую раньше в рядах его врагов, увидел кто-нибудь из Пожирателей, то разговор о его психическом состоянии был решен мгновенно и в пользу Святого Мунго, хотя, скорее всего, он бы просто получил Аваду в грудь. Милейшая родственница, ныне покойная Беллатриса Лейнстрейдж, первой бы взмахнула своей волшебной палочкой, отправляя на тот свет мужа сестры, и даже не изменилась при этом в лице. Пожиратель Смерти, приближенный самого Тёмного Лорда, его «скользкий друг» и вдруг позволяет унизить себя так презренно… Нет, такому жизнь заказана. Зависимая и сумасшедшая, не знавшая толком ни любви, ни подлинной страсти, лишенная вообще каких-либо нормальных человеческих чувств, кроме чувства слепого поклонения своему господину, Беллатриса, не задумываясь, убила даже своё дитя, если бы только Темный Лорд потребовал этого от нее. Странно… Почему Люциус вспомнил о ней, о той, что была на протяжении многих лет рядом с ним в первых рядах армии Вольдеморта? Он вскинул голову наверх, расслышав хрипловатый голос Луны. – Ещё, да… Вот так, не спеши… Да-а, о-ох… – Луна терлась о стену спиной, извивалась и тихо охала, а Люциус готов был поклясться на чём угодно, что в этот момент интонации Лавгуд, её манера говорить, вернее, повелевать были очень схожи с беллатрисиными, хотя, возможно, ему это просто показалось. – Милая, девочка моя… Хочу тебя, – он медленно приподнимался, не отрываясь от её тела, которое продолжал покрывать поцелуями. Его пальцы смело, но нежно уже скользили в ней, губы присосались к груди, язык нахально играл с соском, твердым, точно камушек. – Да, Люциус… Да, – выдохнула она чуть громче и привстала на носочки. Он подхватил её под упругие ягодицы и поднёс к одной из миленьких тумбочек, расписанных каким-то орнаментом, с кучей выдвижных ящичков. Столкнув с неё локтем глиняную статуэтку павлина на пол, он усадил Полумну на лакированную поверхность. Всё просто идеально подходило для продолжения этой любовной горячки. Луна обняла Люциуса за шею и чуть сдвинулась к краю. Он подставил головку к её входу и медленно толкнулся внутрь. Наконец-то… Он так мечтал снова почувствовать вожделенную тесноту и обволакивающий жар, что, достигнув цели, едва сумел сдержать себя в узде и не сорваться. – О, Мерлин, – пискнула Луна и прогнулась, чуть откинувшись, но, не отпуская рук. – Люциус, Люциус, милый, да… Малфой молчал. Он чуть вышел и вновь скользнул в неё, уже намного глубже и сильнее. Темп нарастал с каждым рывком. По спине Малфоя пот лился в три ручья; их руки срывались, тела блестели, а частое дыхание, перемешанное со стонами, обжигало кожу. Он, прикусив губы, все быстрее и быстрее проникал в неё, то прижимая к себе, то чуть отстраняя, меняя угол. Полумна, облизав пальчики, принялась ласкать свою грудь, и эта смелая откровенность, присущая скорее прожженным дамочкам, окончательно добила Люциуса. Ещё несколько движений, и он рухнет, провалится в негу, точно в бездну. Девичьи стоны, даже не стоны, а, скорее, какой-то забавный скулеж, подстегивали его, и вот уже миг сладостного высвобождения совсем близко. Оставались последние толчки – резкие, почти болезненные. – О-о-о, да-а, – завопила Луна, впившись ногтями в плечи Люциуса, и зажмурилась. Он почувствовал, как член обхватили её мышцы, и тут же излился, рыча и прижимаясь к ней всем телом. Полумна привлекла к себе Люциуса, продолжая содрогаться под ним, сжимая ногами его бока, а он лежал на её груди и часто дышал. Когда последние оглушающие судороги растаяли, он, еле приподнявшись, медленно вышел из неё. Луна все ещё вздрагивала, пытаясь удержать отступающее наслаждение. Малфой, едва держась на ватных ногах, подхватил свою возлюбленную и, сделав пару шагов, опустил на кровать. – Луна, ты… дала же жару, я скажу, – он заполз на постель и опустился рядом с девушкой. Она тут же приникла к его груди. – Я развратная, да? Малфой кое-как сдержался, чтобы не рассмеяться. – Нет, малышка, ты настоящая, – он обнял её, лениво поглаживая хрупкую спину возлюбленной. – Я, честное слово, просто не ожидала от себя такого, – она чуть приподняла плечи, удивляясь самой себе – новой, свободной от условностей, и словно извинялась перед ним за то, что вытворяла пару минут назад. – Ты молодец, ты умница, – Люциус поцеловал её в пушистую макушку и прижал к себе сильнее. – Мне всегда казалось, что так себя ведут только распутные девицы. – Ой, вот только не надо этой чепухи о «порядочности», – Малфой забавно скуксился и провел пальцами вдоль её позвоночника до самого копчика, отчего Луна зажмурилась и сладко повела бедрами. – Ты не только себя узнаешь, ты…и меня заставляешь постигать себя заново. А ведь я был уверен, что знаю Люциуса Малфоя досконально, и что вытворять подобное – удел сопливых юнцов. В моем возрасте это как-то не солидно, но… в общем, мне это всё жутко нравится, и я безумно благодарен тебе за это. – Не может быть! – Луна развернулась к нему лицом и посмотрела в серые смешливые глаза. – Ты благодаришь «полоумную» Лавгуд? Ты на такое способен? – Похоже, рядом с тобой я способен не только на это. – А на что ещё? – Я начинаю чувствовать. – Чувствовать? Что? – Луна широко и удивленно распахнула глаза. – Пока не знаю, но… – Люциус зажмурился, пытаясь подобрать нужные слова, но, как назло, ничего путного на ум не шло. – Помнишь, как у Габриэля Леви? – вырвалось, наконец, у него. – Ты, я вижу, просто обожаешь его. – Он знал толк в чувствах… А ещё он знал, как об этом сказать… – Расскажи и мне… Люциус вздохнул и прикрыл глаза. – Веду корабль к земле меня когда-то спасшей, Она, заслышав зов мой, во мраке звезд погасших Открылась и доверилась, дав телу отогреться, И простодушием своим легко пленила сердце. Пусть памяти о ней боль сладостна, но все же Я вновь мечтаю эти земли потревожить. Как наважденье, воздух там и блеск хрустальных вод, Она, меня впустив, по тропам снов ведет, Одаривая красками безумия и незнакомой страсти, И сладостно-горьки мученья этой власти. Отдаться вновь мечтаньям откровенным – мой удел, И охранять от всех чужих её предел. Без нежности её холмов нет жизни, нет дыханья, Где в дикой музыке ветров – её стенанья, Порханьем бабочек на край небес зовёт, И, сотрясаясь, вдруг мне душу в клочья рвёт. Знакомы мне и радостны до слез мгновенья эти, Она – и жизнь, и смерть моя на целом свете. Предать спасение своё – никто не смеет, И счастлив только тот, кто этим всем владеет. – Люциус… – прошептала Луна. В её глазах вновь стояли слезы. – Ты – моя неизведанная земля, я – твоя. Ты – моё спасение, я – твоё. Мы счастливы здесь и сейчас… потому что… потому что владеем этим… Люциус притянул к себе ошарашенную Полумну и прижался к её губам, одаривая легким невинным поцелуем. Девушка прикрыла глаза и ответила таким же нежным прикосновением. – Спи, спи Луна, нам с тобой к вечеру еще нужно как-то добраться до Англии и как-то разобраться с блоком. Не хватало ещё дать возможность этому ненормальному Кингсли взять над нами верх. – Ты все же думаешь… – начала Луна, но Люциус остановил её, прижав палец к припухшим девичьим губам. – Не сейчас, об этом поговорим потом. Спи, полоумная моя… Прекрасная моя девочка… Она уткнулась носом в его бок и уже через пять минут сладко посапывала в объятиях, как ей казалось, самого удивительного, самого невероятного мужчины всей магической Британии. Самому же Люциусу не спалось. Его терзали угрызения совести, если, конечно, эта самая совесть, как данность, существовала у Люциуса Малфоя. Не то, чтобы он уж слишком заострял на этом внимание, но, видит Мерлин, прекрасно понимал, что с открытым забралом Полумну ему было бы не заполучить. Если бы Люциус не сделал того, что сделал, его новоиспеченная страсть сейчас спала бы в объятиях Скамандера, этого смазливого мальчишки-натуралиста. «Я сумею сделать так, чтобы она забыла его. Скамандер – всего лишь мелкое препятствие на пути к нашим отношениям. Она уже принадлежит мне», – успокаивал себя мужчина, но от этого легче ему почему-то не становилось. Вспоминать разговор с Битти совсем не хотелось, но он, словно назло, всплывал в памяти Люциуса весь, до мельчайших подробностей, как в отместку за совершенное. «Ты сделаешь так, чтобы она вас увидела. В противном случае о долгах твоего отца тотчас узнают в Гринготтсе, и ваш мэнор выставят на торги», – Малфой вспомнил, содрогнувшись от отвращения, как прижал к дереву Эдварда и прошипел эти слова прямо в лицо лощеному красавчику с дурными наклонностями. Сама судьба, казалось, благоволила Люциусу Малфою во всех его подленьких начинаниях: в лагере, кроме этого извращенца Битти, больше никого не было. Скамандер ушел чуть вглубь леса, чтобы сделать ещё один пакет колдографий для отчётности, остальная же группа находилась за несколько километров от этого места. «Мистер Малфой, но вам-то зачем это?» – вопрошал Эдвард, пытаясь раскусить игру самого известного пройдохи магического мира. То, что Малфой был способен нагадить его отцу, Эд прекрасно знал, так что спорить долго не стал и быстро согласился. «Вот и молодец. Только не говори мне, что огорчен моим предложением. Я даже не сомневаюсь, что мыслишки насчет Скамандера посещали твою глупую голову. Он наверняка в твоем вкусе. Вот тебе две бутылки Огневиски, напои его до потери сознания и побыстрее сделай это. Главное, чтобы его девчонка увидела своими глазами самый смак». «Вы мстите ей за что-то?» – не унимался Битти, подпертый сильным телом к гладкому стволу дерева, облизывая губы. «Не твоё дело, щенок. Сделаешь, как я требую, и, клянусь жизнью сына, про долг твоего отца забудут все, но если ты сболтнешь Скамандеру или кому другому хоть что-нибудь – держись. Я утоплю финансово всю вашу семейку. Твоей дочери к моменту поступления в Хогвартс даже учебники не на что будет купить». Получилось всё даже лучше, чем Люциус смел надеяться. Похоже, Луна увидела чуть больше того, о чем он просил Эдварда Битти. Только праздновать победу ему совсем не хотелось: на душе было слишком гадко и мерзко. Люциус скривил губы и посмотрел на спящую Лавгуд. Девушка лежала, прижавшись щекой к его груди, и обнимала за талию. «Детка, детка… Как же тебе удалось так втянуть меня во всё это? Чем таким особенным ты обладаешь? Почему именно ты?» Вопросы оставались без ответов. Малфой подложил свободную руку под голову и уставился в потолок, пытаясь подумать о чем-то более приятном, но мысли вновь и вновь возвращались к подставе Скамандера. Он сделал всё, что мог, и был почти уверен, что Луна после увиденного обязательно решится на разрыв с Рольфом, только, вот ведь незадача, сам он не собирался разводиться. У него имеются далеко идущие планы, и он не для того столько лет выбирался из этого послевоенного дерьма, чтобы вновь в него угодить. – Чтоб тебя, – тихо выругался Люциус, шипя на своё возникшее откуда не возьмись раскаяние. – Да какого… Мордреда?! Он глубоко вздохнул и отвернул голову в сторону, уставившись на дверь ванной комнаты. Это даже не смешно. Ему в его возрасте, с его положением, деньгами и связями не пристало заботиться о таких глупостях и сожалеть о содеянном. Свою девочку, свою Луну этому жалкому сопляку Скамандеру он не отдаст ни за что и, если придется, то снова подстроит что-нибудь этакое, короче, пакость какую-нибудь, вот только придушить бы сперва внутри себя вдруг так некстати начинающую подвывать совесть. Люциус аккуратно, чтобы не разбудить свою малышку, высвободил руку, поднялся и решительно направился в сторону ванной. *** В роскошный, восхитительно меблированный номер отеля La Maison Champs Elysées вошли Гермиона Уизли и Драко Малфой. Молодая женщина, откинув сумочку в сторону, тут же прошмыгнула к ванной комнате, по пути скидывая тонкую белоснежную блузу и льняную юбку. – Грейнджер, мы же договорились, что я иду первым, – Малфой-младший устало шлепнулся в кресло и откинул голову назад, расстегивая пуговички рубахи. – Извини, Хорек, я больше не могу. Это хождение по городу совсем доконало меня, – прелестная каштановая головка Гермионы мелькнула в проеме двери. – Тут даже электромассажера нет, и трансфигурировать его нельзя. Надо было остановиться в магическом отеле. – Нет, там мы с тобой не смогли бы поселиться в одном номере. Отцу сразу доложили бы об этом, – Драко поднялся и быстро стащил с себя рубашку, скинул туфли, а затем стянул носки, брюки и трусы. Из предметов на нем остались только кулон, подаренный Асторией на день рождения, обручальное кольцо и часы. – В чем проблема, вызови массажистку. Он снова развалился в кресле, раздвинув ноги, и довольно прикрыл глаза. – Мерлин, я не могу даже пошевелиться. Устал, как лошади мадам Максим. Сейчас бы виски… – мечтательно выдал Драко. – Ты не хочешь виски, Грейнджер? Гермиона уже не слышала любовника. Она плескалась, стоя под душем, смывая с себя усталость и пыль парижских улиц. Намыливая голову, она довольно подумала о том, что дело, из-за которого они с Драко приехали сюда, оказалось пустяковым, и все разрешилось в Министерстве Магии Франции за каких-то пять часов. Теперь у них была пара дней на самих себя, и это её несказанно радовало. Подумать только, целых два дня они будут предаваться запретной страсти. Эта тайна связывала их всё сильнее и сильнее, они оба увязли в запретной связи и зависимости друг от друга по уши. Гермиона старалась пока не думать о последствиях и рассчитывала на то, что, рано или поздно, всё само собою прекратится, и они разойдутся так же быстро и легко, как и сошлись. Она дала себе слово, что обо всем этом подумает после возвращения, а сейчас стоит насладиться любовью до самого края, до последней точки. Гермиона усмехнулась. Кто бы мог подумать, что судьба сведет её именно с Драко. В школе она ненавидела его всем сердцем, да и он, ей это было прекрасно известно, не питал к ней нежных чувств. Что ж, время – самый серьезный манипулятор человеческими душами, слабостями, пороками, и играет он ими виртуозно. Теперь она ради Хорька готова была врать всей своей многочисленной семейке и собственному мужу, лишь бы не потерять этого засранца, не упустить возможность вновь вкусить запретный плод. Пока у неё это получалось. Совсем скоро она вновь окажется в объятиях Малфоя, и они предадутся самым невероятным и изысканным ласкам, о существовании которых её милейший супруг даже понятия не имел. Как же это нечестно, ведь Рон – замечательный, добрый и милый человек, настоящий друг. Ну, почему… почему природа не может или не хочет одаривать таких мужчин всеми прелестями сразу, чтобы рядом с ними у женщины даже мысли не возникало посмотреть на другого. Ведь если бы Рон просто попытался познать тайны любви, поймал этот драйв, уловил всю красоту такого секса, то о Хорьке и речи бы не шло. «Так, Гермиона, заканчивай каяться, иначе прямо сейчас бросишь тут Хорька и вернешься в «Нору», чтобы на коленях вымаливать у мужа прощение». Грейнджер положила мочалку на край и принялась смывать с тела пену. Руки ее сами собой подобрались к запретному местечку. Легкие прикосновения пальцев к чуть выпуклому бугорку заставили Гермиону приоткрыть рот и распахнуть глаза. Приятное тепло разлилось внутри её, а между ног начало сладостно пульсировать, заставляя девушку плотнее сжать ноги и прижаться к кафелю ванны. «Нет уж, Рон, это выше моих сил. Я все же задержусь здесь с Малфоем, ты уж прости, дорогой, но на коленях мне больше нравится грехи совершать, нежели их замаливать». Гермиона, насилу справившись с очередным накатившим, как лавина, приступом возбуждения, кое-как вылезла из ванны и, наскоро обмотавшись махровым полотенцем, выскочила в комнату, где в кресле совершенно голым уснул её Хорек. Длиннющий такой, худющий, взъерошенный, смешной, любимый, наверное. По-своему, конечно, но все-таки…Она присела возле его ног и положила ладони на его колени. Драко открыл глаза и, не изменившись в лице, спокойно спросил: – Что, уже хочешь меня, а, Грейнджер? – Хочу… – так же спокойно ответила Гермиона и провела руками вдоль его бедер и икр. – Ты же не откажешь мне в такой малости? – Малости? – забавно, с французским прононсом протянул Драко и скатился в кресле чуть ниже, развалившись удобнее. – Поласкай меня пока, я устал. Гермиона приподнялась. Её губы сами собой надулись, а по лицу разлилась краска возмущения. – Поласкать? Ах ты, грызун! Я рассчитывала, что это ты меня поласкаешь, а твой прибор висит, точно сопля, – она, чуть не умирая от смеха, двумя пальчиками приподняла его над плоским мужским животом. – Вот, скажи на милость, что это за фигня? – Не обижай его, – обиженно пробубнил Драко. – Он тебе еще пригодится. – Что-то никакого энтузиазма я у тебя не замечаю. Может, это все из-за этого облезлого французика – секретаря их международников. Как он на тебя смотрел!.. Слушай, а давай его третьим пригласим? Драко подскочил, вытаращив глаза. – Ты что, спятила, грязнокровка. Если этот облезлый хмырь очутится в нашей постели, я сразу же сбегу далеко-далеко, и ты меня днем с огнем не сыщешь… – Ты же сам мне говорил, что не брезгуешь мужчинами, – изумилась Гермиона. – Я? Когда? – Малфой сидел, точно оплеванный, и мучительно старался припомнить какую еще ерунду плел любовнице в минуты страстного единения. – Да тогда, еще в самую первую нашу поездку. Во время своего медового месяца. – А-а-а… – протянул Драко, закатив глаза, будто мучительно что-то припоминал. – Ну, чего не скажешь, чтобы полюбоваться твоими забавными гляделками!.. Как ты их тогда вытаращила, я чуть со смеху не умер. – Значит, ты меня обманул? А я-то, дурочка, уши развесила, вот, думала, какой у меня любовник необыкновенный, не такой, как у всех, – она пригорюнилась. – Будь уверена, Грейнджер, мне, чтобы возбудиться, вполне хватает твоих аппетитных сисек и замечательных «булочек», – Драко облизнулся. – Ты погоди, вот отдохну немножко и пристрою своего «мальчика» меж твоих точеных ножек по самые яйца. Гермиона чуть не лопнула от смеха. – До чего ж ты забавное животное, Хоречек! Долго еще ждать, пока ты сил наберешься? Ты, вообще, весь день сегодня был какой-то странный, задумчивый, – она, точно кошечка, прильнула к ногам Драко, разве что не мурлыкала. – Что-то случилось? Драко самодовольно посмотрел на Гермиону и вдруг улыбнулся ей тепло, совсем искренне, как очень близкому человеку, затем протянул руку и погладил по мокрым волосам. – Иди-ка сюда, – он наклонился, сбросил с нее полотенце и, легко приподняв, усадил к себе на колени. – Я ведь тоже соскучился, грязнокровочка моя… Очень соскучился. Поцелуй их был долог, сладок, как сахарная вата, тягуч, будто карамель, и пьянящ, точно молодое вино. Гермиона с трудом оторвалась от губ Малфоя и с придыханием прошептала: – Иди, давай, уже в ванну. Я не буду облизывать его у тебя, пока он не заблестит от чистоты. Драко ссадил любовницу с колен и, лениво потянувшись, резко встал. В самом деле, пора было в ванную. – Ты так и не расскажешь мне? – Гермиона положила руки ему на плечи и прижалась к нему своей полной грудью. – Что? – Ну, отчего ты такой смурной? Все время думаешь о чем-то… Даю гарантию, не обо мне. – Знаешь, – Драко почесал в затылке, уставившись на Гермиону сверху вниз, – есть одна проблема. – Какая? – Гермиона мгновенно вся обратилась в слух. – Мой отец. – Отец? А что с ним не так? – Да все! Ты представляешь, сегодня утром, когда он потащился в аэропорт со мной и с моей женой, он… он… – Ну, что – он? Не томи, Хорек! – любопытство молодой женщины зашкаливало за все разумные пределы. – Он напялил на себя маггловскую одежду! – Да иди ты! Классический костюм-тройку? – Гермиона даже зажмурилась, пытаясь представить красавца Люциуса в таком виде. – Как бы ни так! Он был в светлых облегающих джинсах, футболке и мокасинах из мягкой кожи, знаешь, таких… итальянских, короче. У меня чуть истерика не началась. У матери – тоже. – Конец света! – широко раскрыв глаза, прошептала Гермиона. – Ну, раз в гардеробе ярого ненавистника магглов завалялась такая одежонка, значит, он придерживал ее для какого-то определенного случая. – Какого случая? – чуть не подпрыгнул Драко. – Не представляю. Мало ли какого. – М-да, если бы я не знал так хорошо этого старого моралиста и не слышал каждый день его приевшихся до тошноты наставлений и нравоучений о чистоте брачного ложа, подумал бы, что у него завелась любовница. – Ладно, иди, давай, – она почти силой за плечо втолкнула Драко в ванную комнату, шлепнув напоследок по круглым поджарым ягодицам. Дверь за любовником закрылась. «Ничегошеньки-то ты про своего папашу не знаешь», – хитро прищурившись, подумала Гермиона, направляясь в спальню.