Безумные пейринги

*** Он с детства приучен был ценить все, что хрупко. Слова - невысказанные и оседшие черной росыпью букв на пожелтевших от времени страницах. Переливы льющихся со струн мелодий, что отзвуком далекой родины являлись. Фарфор чашек, облекающих собой традиционный напиток сей страны. Юноша, тихонько постучавшийся в его сердце, тоже был хрупким. Снаружи - спрятанный за очками и челкою взгляд, ломанно-дерганные движения, узкие бедра, ссутуленные плечи. Он осторожно перемещался в пространстве, будто боясь задеть этот мир своим присутствием. Внутри - погруженный в мысли, с непредсказуемой реакцией. Утаивший душу свою среди книжных слов, закрывшийся в раковину идеальных миров. Слушающий множество мертвых голосов с шелестящих страниц чужой памяти. Хрупкость требует осторожности прикосновений. Почти нежности. К этим волосам, столь же лохматым, как и у самого герцога, кощунственно притрагиваться расческой. Они ждут касанья рук, ласки пальцев, перебирания прядей. Они зовут к себе обманчивой мягкостью. И Руфус машинально протягивает руку, чтобы погладить, но вовремя одергивает себя. В тот день паренек получил разрешение посещать библиотеку дома Барма. И конечно же не преминул воспользоваться сим приглашением. Герцог ждал тонкого голоса, нервного и издерганного. Но, когда он снизошел до разговора о прочитанном, то с удивлением обнаружил голос глубокий и выразительный. Темноволосый излагал мысли последовательно, подтверждая фактами, порой иронизировал или дерзил, не отступая от своей точки зрения и... это нравилось и раздражало одновременно. Подобные вечера были долгими и едва ли не интимными, наполненные зыбкими сумерками и трепещущим пламенем свечей. Наверное, это было сродни гипнозу. Наблюдать за скольжением пальцев по строчкам, движением губ, порой непроизвольно комментирующим события, происходящие в очередной читаемой истории. Скользить взглядом, прослеживая сломленные изгибы запястий, а порою - гадать, какого цвета глаза прячутся за темными прядями челки. Парень был загадкой, которую хотелось разгадать. Вскоре он узнал его имя. Лео. Три буквы, соскальзывающие согласной с альвеол и срывающиеся в воздух двумя краткими гласными. Даже имя было хрупким и каким-то незавершенным. Вечера дрожали отблесками свечей на стеклах очков, и в один из них усталость сделала свое дело. Долгая и неприятная ссора с Элиотом окончательно исчерпала силы парня и он вяло соскользнул головой к складкам плаща, смутно осознавая неуместность подобного действия по отношению к главе одного из четырех Великих Домов, что был старше его на энное количество лет. Но ничего не мог с собой поделать - голова кружилась, глаза слипались - организм требовал сна. Черное на белом - классическое в своей простоте изящество. Словно клавиши пианино, разделенные на темные производные полутона и светлые основные ноты. Мерное дыхание вырывается из полуоткрытых губ, и в голову лезут непрошенные мысли о том, в какой же октаве прозвучал бы сладостный стон удовольствия, сорванный с этих губ. Руфус задумчиво ведет пальцами по линии скулы, а затем дарит пока еще церемонный и немного холодный поцелуй, затерявшийся где-то в копне темных волос. Он с детства приучен был ценить все, что хрупко. ***