Всё наладится

Зрители замерли, когда на сцене погас основной свет. Несколько секунд… И, окутанная лучами прожектора, перед сотнями пришедших на концерт появилась она. В белом платье, атласные края которого сзади переходили в длинный шлейф. Хрупкая и сильная. Нежная и властная. Чуточку наивная и осознавшая многое из того, чего раньше не понимала. Она не просто пела. Она рассказывала в музыке все, чем могла поделиться. И зрители, забыв о дыхании, слушали о том, что Виолетте Кастильо больше не страшно, что вчерашняя робкая девочка сегодня готова идти вперед: — Descubrí que existe el miedo Y noté que no me deja sonar Y hoy tal vez sea el momento exacto Para saltar tomados de la mano Y un minuto más, Sé que puedo soñar.* — Никогда еще не видела Вилу такой! — со смесью восторга и удивления произнесла Франческа. — Это она и не она одновременно. — Просто наша подруга выросла, — улыбнулся Диего, обняв ее за плечи. На гордую принцессу с восхищением смотрел из-за кулис темноволосый француз. Сейчас она казалась Алексу прекраснее, чем обычно. Независимая, целеустремленная, уверенная и сияющая. Это была совсем не та сломленная девочка, которую он однажды застал плачущей на скамейке в парке. Она успокоилась и, надеялся Алекс, отпустила Леона. Но он оказался прав лишь наполовину. Тот, кто стал причиной таких изменений в Виолетте, по странно сложившейся традиции тоже смотрел из-за кулис на свою теперь уже бывшую девушку. — Она изменилась, — произнес Андреас, стоя рядом и восторженно наблюдая за исполнительницей. — Ты прав, — подтвердил Леон, не отводя взгляда от той, что казалась сейчас самой красивой на всем свете и навсегда потерянной для него. — Она очень изменилась. Больше нет девочки, которую можно обнять и, ласково проведя ладонью по ее нежной щечке, шепнуть на ушко что-то успокаивающее. Эта Виолетта больше не придет, не прижмется к его груди, как маленький котенок, прося тепла и нежности. Она стала другой. Сильной. Чужой. Холодной. Он сам оттолкнул ее. Не дал нового шанса. И вот теперь та, что казалась любовью всей жизни, поднялась самостоятельно. Ей больше не нужна его поддержка. Она стала сильной и такой далекой.

***

Концерт завершился. Взяв гитару, Леон отправился в гримерку девушек. Постучав и услышав голос, от которого внутри что-то предательски заныло, он распахнул дверь и переступил порог. — Анжи мне сказала, что это твое последнее выступление. Ты, и правда, уезжаешь? Сейчас, без макияжа, она казалась такой родной, такой знакомой и даже не похожей на ту юную королеву, которую он видел сегодня на сцене. Но Леон знал: Виолетта теперь другая, и их дороги, вероятно, расходятся навсегда. Вот только, услышав об ее отъезде в Италию, он все равно ощутил, как сердце, сжавшись, отзывается знакомой болью. «Не отпускай!» — прошептало оно. Разум молчал. — Анжи сказала правду, — невозмутимо произнесла Виолетта. — Я уезжаю. Буду учиться дальше. Если повезет, поступлю потом в Болонский университет на факультет музыкальных дисциплин. Хочу посвятить свою жизнь тому, что мне нравится, — музыке. Хочу знать о ней все. Леон, прищурившись, кивнул. Сердце вновь предательски заныло, твердя свое неизменное «Не отпускай!» — А как же отец и твои друзья? — С Фран мы еще не раз увидимся, — уверенно прозвучало в ответ. — Ведь там живут ее родители. А папа и Присцилла могут приезжать ко мне. — Ты не будешь возвращаться домой на каникулах? — сухо поинтересовался он, пристально глядя в карие глаза, которые скорее всего еще долго будут сниться. Несколько секунд она молчала, а потом ответила с плохо скрываемой болью, пряча так некстати подступившие слезы: — Мне слишком тяжело находиться в Буэнос-Айресе, Леон. Прежняя Виолетта на миг отразилась в решительной, целеустремленной звезде. Но только на миг. — Я решила идти дальше. Я забуду тебя. Будь счастлив. Искренне тебе этого желаю. А сейчас извини. Мне пора. Нужно еще вещи собрать. — Когда самолет? — глухо спросил Леон. — Завтра, в шесть. — Завтра. В шесть, — монотонно повторил он, разворачиваясь к двери. Перед выходом, не оборачиваясь, Леон тихо произнес: — Прощай, Вилу. — Прощай, — отозвалась Виолетта, отвернувшись к зеркалу. Глядя на отражение в блестящей гладкой поверхности, она, быть может, в последний раз, смотрела на того, кто стал причиной отъезда из Буэнос-Айреса. Никто из них тогда не знал, какое будущее уготовано впереди.