Четыре ноты для морской флейты: Белый Шторм

Она дулась почти неделю, а потом Мария в курилке обмолвилась, что мэтр Рамо назначил Нойе новую операцию. - ...нет, штифты тоже, по крайней мере часть, но там что-то не так, не помню точно. Хочешь - спроси мэтра. - Да на что он тебе сдался-то, Пал? - перебила ее Анри. - А почему бы и нет, - возразила Филипа, прикуривая. - Герой войны как-никак. И не убьют уже, не успеют. - И богатый, - вкрадчиво добавила блондинка Альда. - И красивый. - Да скажешь тоже! Нос один чего стоит… - Чего это тебе вдруг актарнийские носы разонравились? - А это, - фыркнула Анри, - наша Альда так патриотизм понимает. Нравится нос - кептрийский, не нравится - все, актарниец, иди стреляться... - А вот и нет, я точно вам говорю - он наполовину актарниец. Если б не высадка, он бы не с мэтром Рамо сейчас разговаривал, а с трибуналом, как дружки его… - Какие дружки? - не удержалась Палома, обычно не поддерживавшая разговоров об ужасных шпионах. - Не дружки, - сухо поправила Мария, тоже не жаловавшая подобные сплетни, - подчиненные. Один уроженец Актарне, трое полукровок. И суда еще не было, насколько я знаю. С порога ей предложили отправляться к черту. - Вы уверены? - Палома осторожно прикрыла дверь и подошла. - А, это вы, - выглядел он неважно. - Простите. - Ничего. Я слышала, мэтр Рамо… - Мэтр обнаружил, что ногу пришили пяткой вперед, - криво ухмыльнулся Нойе. - И решил исправить, пока не поздно. - Очень смешно. - Уж как вышло, простите. - Мэтр собрал вас по частям. И вряд ли он занимался этим развлечения ради. - Фьера, увольте меня от нотаций. Я и без вас знаю, сколько пользы ваше племя выудило из этой мясорубки, что по привычке еще зовут войной. Десять лет назад любой костоправ отнял бы эту чертову ногу со словами “вам она все равно больше не понадобится, фьеро”. И всем было бы проще. - Кроме вас. - Заражение крови избавило бы меня от любых забот в каких-нибудь пять-семь дней. Палома почувствовала, что начинает всерьез злиться. - Выпишитесь - хоть с моста прыгайте. Если духу хватит. - А, в том-то и беда, фьера. Не хватит. К тому же Сарция - капризная паршивка. Возьмет и не даст. И что тогда? - С вашим анамнезом, фьер, после этого вас не соберет и сам м’эстро Мирелли, встань он некстати из могилы. И да, если я не вовремя, скажите прямо - я уйду. Он хмыкнул. - Я ведь уже говорил, что вы прелестны, когда сердитесь?.. Палома взялась за ручку двери. - Не уходите. Я неисправимый хам и скотина к тому же, мне нет прощения, я умолял бы вас на коленях, но, видите ли… - Перестаньте. - Постараюсь. Хотя обещать не возьмусь. У вас, случайно, не с собой этот ваш раритет? - Вам же неинтересно. - Кто вам сказал? Девушка пожала плечами: - Книга у меня с собой. Если хотите… - Если вас это не слишком затруднит. “...и никто не удивился, когда в страшный зимний шторм Охо пропал снова. Он ушел в бурю на легкой тростниковой лодке, которую сам сплел еще мальчишкой, чтобы самому ходить в море, хотя бы и недалеко; больше в родной деревне его не видели и говорили, что морской владыка взял свое. Говорили, чудовищно красив владыка тех вод, морской змей: длиной с малую реку, в обхвате - с дуб-исполин, чешуя жидким золотом переливается; когти в руку человечью, в перламутр оправлены, пасть алая, словно в свежей крови, клыки киноварью выкрашены - и так велика эта пасть, что взрослый человек, не пригибаясь, по змеиному раздвоенному языку в глотку войдет. А еще говорили, что умеет морской владыка накинуть облик любого, кого вода навек приняла, и ничем его не отличишь: заговорит, зачарует, уведет на дно - и станет у него одним лицом больше, станет он одним голосом богаче. Оттого и не принимали вернувшихся из глубин морских люди, что жили морем, моря боясь. Оттого и не говорил с Охо никто, кроме мудрой Холы; оттого она одна только и знала, какую цену заплатил он за возвращение и за чем ушел потом, уверясь, что обманулся”. Она остановилась передохнуть, и гэл вдруг спохватился: - Вы ведь так опоздаете. Надо же, вспомнил!.. - Мосты уже закрыли, - равнодушно отозвалась девушка. - До утра торопиться некуда. - Не спешите домой? Не любите общежития? - Я одна живу. Раньше с мамой, а теперь… Теперь одна. Волноваться некому. Он промолчал - ей показалось, что сочувственно. - А вы? К вам вовсе никто не ходит? - Отчего же, ходят, - Нойе неприятно ухмыльнулся. - Иной раз, знаете, и порадуешься, что руки в гипсе. - Журналисты? - Мало. Старые сплетни протухли, новые еще не созрели. - А друзья, родственники? Неужто совсем никого нет? - Отчего же. Но, фьера, как вы себе представляете капитана Ферра - вы его должны помнить, в прошлом году он был еще старший лейтенант и лежал от меня через палату, с контузией и колотой в грудь - на этом стуле с детской книжкой? - Анри Ферра? - этого она помнила смутно: широкие плечи, крупные руки, темный ежик волос над широким гладким лбом… - Верно. Да и в общем, согласитесь, подразделения морской пехоты Военно-Морских Сил Его Величества мало похожи на кружок книголюбов. - Вам, должно быть, не по себе среди этих головорезов? - улыбнулась Палома. Кажется, он наконец забыл о злосчастной операции, так что шутку стоило поддержать. - Не то слово, - гэл снова ухмыльнулся. - Вообразите: наконец я смогу вернуться к карьере библиотекаря, о которой мечтал в пять лет. Не забыл. - Вы правда хотели стать библиотекарем? - Целую неделю, - серьезно ответил он. - А потом? - Потом мама рассказала мне о Гиллермо ди Ллиро. - И вы захотели стать пиратом? - Королем, - усмехнулся он. - А пиратом - потом. Когда мне объяснили, что королем не выйдет. - Мама? - невольно улыбнулась Палома. - Естественно. - А что она сказала по поводу пирата? - Что у меня и так прекрасно получается.