Четыре ноты для морской флейты: Белый Шторм

Роанна, квартал Сен-Фелис

Зимой рано темнеет, и после смены она приходит домой уже затемно. Задергивает тяжелые пыльные - когда же кончится эта война? вешала ведь, думала: ненадолго - шторы, зажигает электричество на кухне. Маленькая, давно не прибранная - с нее хватает хирургической чистоты и в госпитале, на дом сил уже нет, - выстуженная квартирка кажется еще печальней в тусклом пыльном свете; Палома кладет на стол свежую газету, убирает в буфет принесенный паек и ставит на плиту чайник. Садится за стол - и на этом “утренний завод”, как она шутит сама с собой, выключая утром будильник, вся ее подтянутая строгая бодрость, вся уверенность и напор, без которых подчас никак, особенно девушке ее роста, комплекции и внешности - в общем, на этом силы, которые она как-то ухитряется находить в себе каждое утро, заканчиваются. Когда, когда это все кончится? Сколько можно, сколько уже говорят о победе - и где? Разрубленная пополам, отрезанная от материка и союзников республика стоит, истекая кровью, и за каждую оуну* земли, моря и неба приходится платить десятками жизней; иногда Паломе кажется, что больше даже, чем два года назад, когда все начиналось. Разрыдаться ей мешает чайник, истеричным свистом призывающий хозяйку к порядку. Она споласкивает маленький, на одну чашку, фарфоровый заварник кипятком, тщательно вымеряя, насыпает заварку - две щепотки душистых, крупных, небрежно скрученных листьев из яркой жестянки с причудливым рисунком цветов и птиц. Сегодня можно. Даже… Поколебавшись, она лезет в шкафчик за лучшей маминой чашкой - тончайшего, белоснежного фарфора, с золотым ободком и замысловатым клеймом на донышке. И… нет, это будет чересчур. Это - если он вдруг еще напишет. Обойдемся пока рафинадом. Расстелив на замызганной клеенке салфетку (тоже из маминых еще запасов), Палома ставит на нее чашку и блюдце с сахаром; кладет серебряную, почерневшую в завитках узора ложечку - и разворачивает газету. На той самой полосе, с которой улыбается очень молодой и очень усталый человек в темной форме подводного флота Союза. Теперь у нее есть три его фотографии. И одно письмо.