Четыре ноты для морской флейты: Белый Шторм

...Дети скоро пригрелись у огня и заснули, не дождавшись даже кипятка - в ящике с НЗ, уже порядочно выпотрошенном за день, были в том числе опресняющие “колечки”, и Сехио, разложив костер, погнал Микеле вниз за водой, - и старшина потихоньку пробрался на пост, где командир сменил Алесси. Тот свалился там же, у костра, едва успев присесть и сунуть за щеку кусок шоколада. - Разрешите спросить, фьеро лейтенант? - Спрашивай. Прозвучало это как-то странно замедленно, словно младший вахтенный опасался, что его не поймут, и специально говорил четче обычного. - Я так понимаю, это вы потерпевших нашли, фьеро Арман? Тот, кажется, усмехнулся. - Их. Поразмыслив, старшина решил не уточнять, померещилось ему или нет. Утром видно будет. Его больше беспокоили те двое - фьера и этот, над которым она сейчас сидела. И еще - пока не слишком сильно, потому что выбраться бы сначала - где все это время был младший вахтенный, Его Высочество, фьеро Арман. Где он был и что об этом придется докладывать. Спросят ведь. И про фьеру придется докладывать - а то, что она о себе рассказала, оно… - Фьеро, который вышел к вам из моря - это Винченцо Нойе, - лейтенант словно подслушал его сомнения. - Читал про него, а, старшина? - Как же это, фьеро… его ж расстреляли, - Сехио был бы рад подумать, что ослышался, но нет же. И… точно, фьера ведь о нем же говорила, просто имя в голову тогда брать не стал, очень не до того было. - Выходит, нет, - лейтенант свободной от автомата рукой зашарил по карманам. - Где… а, вот. Курить будешь? Спичек нет, правда. Сехио не стал ломаться, взял папиросу. Командир тоже вынул, прикурил от его зажигалки; огонек высветил осунувшееся - бывает, в гроб и то краше кладут - лицо: ссадину на щеке, испарину на лбу, запавшие, нехорошо блестящие глаза. - И я вот что думаю, Рейес. Если в газетах надребезжали насчет расстрела, так может, и остальное - звон пустой? - Не знаю, фьеро. Не нашего ума дело, я себе давно так положил. Вам фьера-то сказала же?.. - Что? - быстро спросил лейтенант. - Так ведь… да вы бы сами ее расспросили, все равно не спит она. Горячего заодно попьете - на чай-то Микеле, поди, нацедил уже. А я тут посмотрю пока, вы не беспокойтесь, фьеро. - Спасибо. Да папиросы оставь, ваши-то уплыли небось?.. Движение, которым лейтенант выскользнул мимо Сехио из щели, не дождавшись ответа, окончательно подтвердило возникшее у того подозрение насчет “виты”. Оно, конечно, не грех, тем более по нынешней чертовщине, для таких случаев ее в “карманную” аварийку и кладут, да только что-то фьеро под ней скверно смотрит, не было бы беды. Палома сидела, глядя в огонь и пытаясь отогреть в своих руках неподвижные пальцы Винченцо, когда подошел... фьеро де Лоан. Де Лоан, пусть будет так. Другие его имена, большие и малые, ее отчего-то пугали. - Фьера, я прошу прощения, - он говорил негромко и медленно, и так же медленно опустился на землю рядом с ней, глядя на высвеченный отсветами костра профиль Винченцо, - я… я никак не ожидал увидеть вас здесь. Мы следовали своим курсом мимо этого острова, когда приборы засекли мощную геомагнитную аномалию. Вскоре получили сигнал бедствия. Оказалось, его подали с моей же яхты мои брат и сестра… странное совпадение, но встретить здесь еще и вас, вас и Энцо - это… - Вы полагаете, нас сюда… забросили? - Фьера, - он шевельнул рукой, словно хотел коснуться ее плеча, но передумал раньше, чем начал движение, - я сделаю все, чтобы вы целой и невредимой вернулись домой, без какого-либо ущерба в правах или положении, обещаю. Я не верю, что вы… - Благодарю вас, фьеро, - от его взгляда ей было тепло, и это была не какая-то иллюзия: даже в застывших пальцах ног, покалывая, возобновила свое живое движение кровь. - Но как вы можете быть уверены? Как, если я и сама не вполне уверена?.. - Я знаю вас. - Очень мало. - Достаточно. - И вы даже не спросите, как я здесь оказалась? - Фьера, я довольно много знаю о подводных аппаратах и чрезвычайно мало - о технике допроса. Если вы захотите меня обмануть, вам будет это нетрудно, так зачем?.. Действительно, зачем ему это, если за него это сделают военные следователи или специалисты Управления?.. Палома закусила губы. - Фьера… Палома. - Он все-таки взял ее руку. Очень осторожно, словно боясь раздавить. - Если вы считаете, что я должен знать… - Нет, - она высвободилась как могла деликатно. - Вы правы, этим должны заниматься специалисты. Простите, что отнимаю ваше время, Ваше Высочество. Она тут же пожалела о сказанном - от последних слов он вздрогнул, как от пощечины, но глаз не отвел и даже попытался улыбнуться. - Вот как… Простите и вы, фьера. Если… спасибо, Микеле. - Он взял у техника исходящую паром жестяную кружку, протянул Паломе. - Если позволите дать вам совет - выпейте и попробуйте поспать. У нас есть время до утра, а дальше - кто знает, кого мы дождемся с рассветом. Он поднялся и, склонив голову в коротком, бессознательно выверенном поклоне, отступил на шаг, а после скрылся в пляшущих вокруг костра тенях. Палома проводила его взглядом и, едва не опрокинув кружку с кипятком, от которого шел густой дух шоколада и баира, скорчилась у изголовья Винченцо, давя рыдания. ...Бессильное бешенство сдавило горло не хуже той удавки. - Схожу наверх, оглядеться надо, - бросил он Рейесу, вчуже удивившись, что изо рта выходит не рев, не шипение - обычная человеческая речь. Склон скалы, на которую, по словам парней, их «высадило», со стороны стоянки не был ни отвесным, ни особо крутым; Арман без труда, одним броском оказался наверху. Узкая площадка, голый пятачок, еще к тому же выглаженный брюхом «лягушки», обрывалась в море. Шаг, другой - и лети. Невыносимо захотелось прыгнуть. Казалось, ничего больше не нужно, казалось, ничего не стоит развернуть тяжелые, широкие, тускло блестящие металлом крылья и окунуться в туман, в холодное предрассветное молоко. Впрочем, до рассвета еще далеко, а вся эта чертовщина… «Вита». Конечно же. «Вита» и геоаномалия. Сам дурак. Арман заставил себя сесть, потом лег - навзничь, глядя в темное, затянутое тучами небо. Было холодно. Звезды просвечивали сквозь этот плотный сырой полог колючими электрическими искрами. На грудь по-прежнему давил гнев. Гнев и еще отвращение - к себе. Она права. Она видела - и знает. А ты… слов таких нет. Ты ведь не сможешь ее защитить. Уже не смог. И не сможешь, не позволят тебе этого. Напомнят, кто ты, в чем твой долг, чем ты рискуешь… «Думаешь, красивых девчонок не вербуют?..» И нельзя возмутиться, открыто, в голос, на весь мир возразить - чертово мировое равновесие, хрупкое, ненадежное, зависящее от немыслимо суетных вещей… да на черта оно все, на черта вообще все это?!.. Было холодно, но знобило его не от этого, не от сырости и холодного ветра. Все прошлые беды показались вдруг незначительной ерундой. Его привели сюда за руку - вели с того самого припадка прямиком сюда, в тихое безопасное место, к Паломе… фьере диа Оливера и Энцо. Привели - и оставили: дальше сам. …и самое позднее завтра к вечеру здесь будет не только «Фелиция», но и половина Управления.