Четыре ноты для морской флейты: Белый Шторм

Конечно, “одного только веса” оказалось недостаточно; усилие потребовало от гэла столько, что, когда в замке с хрустом провернулся ключ, он не удержался бы на ногах, если бы не мэтр. - Шала, мой мальчик, - и ни грана издевки. - Вы спасли нас. Еще немного, и вы сможете отдохнуть. Тот тяжело, громко дышал, судорожно цепляясь за протянутую руку. - Все будет хорошо, - Палома еще не слышала, чтобы мэтр говорил так мягко, даже с ней. - Обопритесь на меня… понимаю, вам тяжело. Вы можете оставить оружие, там никого нет. Или… - он положил руку на плечо гэла, рядом с ремнем автомата. Нойе не отвечал; девушка дернулась было помочь, но наткнулась на взгляд мэтра - и не смогла пошевелиться. - Времени очень мало, - негромкий, мягкий голос, плавные движения, отрешенное лицо; Палома никогда не видела м’эстро таким. - Идем, Энцо. Вообще-то Сехио Амо Рейес не боится ни черта, ни бога; редкое, между прочим, дело для моряка, тем более - подводника. Говорят, эрдос через одного такие, им республика - и мать, и отец, и бог; это врут, конечно. Но даже Сехио Рейесу, каким бы безбожником он ни был, сейчас страшно, настолько страшно, что его губы словно бы сами по себе шевелятся, повторяя давно забытую молитву. Смысла в том, что он держит руль - не то что всеми силами, а всем собой - в общем, немного, но так ему проще. Алесси - он сзади - не позавидуешь, он держит еще беспамятного Рико, и ему еще надо смотреть, чтобы не сорвало крепеж турели, потому что иначе двадцатифунтовая железина начнет мотаться, куда пошлет волна и ветер, а у него раненый. А справа цепляется за борт белый, как полотно, техник, глядя куда-то вверх и вбок, и в какой-то момент Сехио понимает, что парень и рад бы зажмуриться, но не может; а потом пасмурное небо затягивает какая-то особенно черная туча, словно дымное облако - мотористу вдруг вспоминается, как к востоку от Эйдсвика они всплыли и оказались в черном облаке, в котором ни хера было не видать, и младший вахтенный - как раз рядом стоял - объяснял, что это вулкан проснулся, пеплом плюет… Хороший парень младший вахтенный, жалко будет, если пропал; но под этакой махиной, конечно, кто уцелеет; и то сказать, глядишь, скоро встретимся… Вокруг уже совсем черно, и волна странным образом успокаивается, становится ниже и тише, и Сехио уже готов поверить если не в бога, то в морскую сестрицу, но затишье слишком недолго, и вот уже море и небо рвут друг друга в клочья втрое злее. И только одного не замечает Сехио, потому что в брызгах воды и клочьях пены сейчас не видать не то что берега - тупого носа “лягушки”. А ветер между тем против всякого разумения и описанных мэтрами законов природы тащит амфибию к суше, каким-то чудом минуя торчащие злыми клыками камни.