Четыре ноты для морской флейты: Белый Шторм

- Фьер лейтенант! - у старшего техника, пришедшего принимать вахту, глаза человека, сунувшего руку в карман за часами и нашедшего там по меньшей мере осьминога, на его напарника, сдававшего эту самую вахту, и смотреть не хочется. - Тут… Арман открывает было рот, чтобы спросить, какого черта бы не доложить по форме, то есть внятно и по сути, но видит разорванные самописцами ленты и погасшие шкалы - одну, вторую, третью… - кивает и отправляется будить капитана. "...как не живет речная рыба в соленой воде, как умирает без неба вольная птица - так угасал в каменном гроте Туан Белая Волна, могучий владыка южного моря. Все мастерство знающего пути луны и солнца было напрасно; и в конце концов он отступился. Но беспечен он не был, и не решился вернуть в море то, что у моря было взято. Четыре стальных замка закрыли стальную решетку, и четырежды четыре огненных печати замкнули сеть огненного серебра, и волей мага поднялись острые камни по обе стороны грота, на море и на суше. Не знал об этом тот, кого нарекли в этой земле Дар; не знал, но угасал следом за морским владыкой. Так растворяется в воде морская пена, когда волна улеглась. Лишенный голоса, он умирал молча, не зная своего конца, как не знают его звери; и вода в мраморном бассейне помутнела, отдавая мертвечиной; золотая чешуя сперва потускнела и выщербилась, а после опала, оставив безобразные язвы; острые зубы искрошились и выпали, кожа истончилась, иссохла, словно опаленная жаром, и глаза затянули серые бельма. Гной и зловоние наполняли его обиталище, и король, забыв о милосердии и жалея лишь о потраченном золоте, приказал слугам избавиться от мерзкой твари. И золотарь подцепил его, ещё живого, крюком, и оттащил в яму для отбросов, словно тушу издохшего мула…" Палома всегда плакала на этом месте; сейчас - казалось бы - к этому не располагало ни место, ни обстоятельства, но острая, разрывающая сердце жалость и на этот раз оказалась невыносимой. Пожалуй, даже хуже, чем раньше. - Шала, фьера, - сквозь слезы она разглядела кривую ухмылку, странным образом отчасти успокоившую ее. - Безупречный выбор сказки на ночь... я ещё тогда подумал. Или это... ваша любимая?.. Как сладко было бы сейчас рассердиться!.. - Если вам не нравится, - она вытерла глаза краем рабочего фартука, - я могу не читать. Эти слова, насквозь фальшивые, прозвучали настолько жалко, что она и сама не стала бы отвечать на подобное. Не стал и Нойе - но по иной причине. - Вы слышите? - он казался… обеспокоенным. Обеспокоенным - и при этом довольным, словно случилось что-то, чего он если и не хотел, то ожидал. - Что? - она ничего не слышала, только под потолком тоненько, почти неразличимо звенела перекаленная металлическая нить в лампочке. - Они идут. Вас не затруднит… дать мне руку? - Что?.. ...а он улыбнулся - и встал.