Огонь, вода и разные трупы

— Ох, черт… — только и смог выговорить Ликки, осматривая уложенного на кровать Графа. Состояние того было плачевным.

***

Недаром, гитарист в школе слыл хулиганом! Знания по взлому сейчас ему очень даже пригодились. Для начала Ликки при помощи проволоки, сделанной из разогнутой скрепки, снял наручники с запястий Графа, а затем освободил лодыжки. Там, где были оковы, остались некрасивые сине-красные следы, глубоко врезающиеся в кожу и уродующие ее. Многочисленные синяки, ссадины, порезы и рубцы в разных местах ясно говорили о том, что над Графом усиленно издевались. Первоочередную проблему составляли прилипшие к ногам и доведенные до неузнаваемости брюки. Он снял с Графа ботинки, носки, вытащил ремень. Брюки пришлось аккуратно срезать, кое-где даже убирая и кожу — так крепко они приклеились. Нижнее белье тоже было запачкано и приклеено к телу. Его Ликки также осторожно срезал, стараясь лишний раз не смотреть на залитый кровью пах. Гитарист с трудом удержал рвотные позывы, оглядывая распухший и исцарапанный член и такие же яички. На бедрах, пожалуй, было больше всего синяков и кровоподтеков. Он глубоко вздохнул и принялся осматривать Графа дальше. Скоро стало ясно, что пока он не смоет кровь, он полностью не может осмотреть Графа на наличие травм. Ликки, недолго думая, отнес мужчину в ванную. Там, поместив музыканта под кран с теплой водой, он принялся разбираться что к чему. Увиденное повергло его в ужас. Он вновь глубоко вздохнул и принялся оценивать ущерб. Граф был очень худ. И ясно было, что кормили его вскоре всего отвратительно. Первые три воды сошли красные от крови. Ликки осторожно водил мокрой рукой по спине друга, смывая корочки крови, и только так он смог добраться до многочисленных полос от плети. Вся спина, ноги, плечи, грудь был испещрены ими. Попало и по лицу, на щеке красовались поджившие рубцы. Ошейник пришлось отмачивать крайне долго, он прилип к коже. Только после этого Ликки попытаться расстегнуть его. Однако ничего не вышло, и Ликки, плюнув, просто срезал его. Шея была стерта в кровь. На ней красовался глубокий след от ошейника и отпечатки колец, к которым крепилась цепь. На руках Графа были такие же следы, оставленные веревкой. Ликки внимательно осмотрел их. Он осторожно приподнял бедра Графа, осматривая их, стараясь не причинять Унхайлигу излишней боли. Было видно, что Рейхенбах с особым удовольствием пользовался сексуальным видом издевательств. В паху обнаружилась засохшая кровь и сперма, стягивавшая кожу. Он аккуратно смыл их. Оглядел разорванный анус и тяжело вздохнул. «Вот с… тварь!», — в горле встал горький комок. Будь Рейхенбах жив, Ликки с радостью бы прикончил его ещё раз, спустив в него всю обойму и причинив такую же боль, как тот причинил его другу. О внутренних повреждениях Ликки не знал, он не мог этого определить, но и к врачу Граф запретил его везти. Гитарист только сейчас понял почему… Никто не знал об исчезновении Графа, ведь тот очень тщательно скрывал личную жизнь. Заявись Ликки с Графом на руках в больницу, об этом сразу узнали бы все кому не лень, и началось бы бурное обсуждение случившегося в газетах. Вездесущие папарацци живо бы разглядели сенсацию и не дали бы покоя ни врачам, ни родным Графа, ни самому Унхайлигу. Появились бы красочные статьи, в подробностях расписывающие что, где и сколько раз. Возможно, расследование и пошло бы быстрее, но Граф бы однозначно пострадал. Этого допустить было нельзя! Именно поэтому Ликки не решился пойти против. Он осторожно коснулся лица мужчины и осторожно смыл грязь. Вгляделся в ссадину на губе и несколько царапин на щеках. Погладил щеку Графа. Когда он закончил с мытьем, то завернул музыканта в большое полотенце, перенес его на кровать. Там, опустив Графа на покрывало, он осторожно снял полотенце. Затем он принялся намазывать «Не Святому» спину и другие части тела, где виднелись царапины. Как только раны и порезы были обработаны, он осторожно одел Графа во фланелевую пижаму и уложил поудобней. Укрыл его и бережно коснулся его виска:  — Все закончилось… Теперь ты в безопасности. А потом Ликки ушел на кухню думать, чем он сможет накормить друга, не причиняя ему вреда. Он вообще плохо представлял себе, чем кормят людей после четырех с половиной месяцев плена, до этого сидевших, скорей всего, на какой — нибудь бурде. Вспомнилось, что мама в детстве при болезни кормила его бульоном и овсянкой, которую он просто дико ненавидел. Овсянки не обнаружилось, зато в холодильнике отыскалась курица. Как готовят бульон, Ликки тоже плохо представлял. В обычной жизни он почти не готовил, а покупал готовые продукты, которые требовалось лишь засунуть в микроволновку и разогреть. И через пять — десять минут, вуаля — твой ужин готов! Так что он отправился к компьютеру. Прошло двадцать минут и Ликки мог с уверенностью сказать, что он знает рецепты, по крайней мере, трех разных вариантов бульона. Осталось проверить на практике, способен ли он носить звание прославленного повара. Варить по инструкции оказалось не так уж и сложно! И через два часа Ликки с умилением взирал на золотистый наваристый бульон, распространяющий аромат по всей кухне и приятно щекочущий ноздри. «Я справился, у меня все получилось!», — с гордостью подумал он. Пора было приступать к следующему этапу обустройства Графа. Он прихватил из кухни поднос с бульоном и отправился кормить друга. Гитарист сел на постель и поставил рядом поднос, потом осторожно приподнял Графа, оперев его о свою грудь и устроив его поудобней, осторожно разжал челюсти музыканту. Влив в него первую ложку бульона, Ликки облегченно вздохнул. Кормить бессознательного Графа оказалось не так сложно, как он себе представлял. Дальше дело пошло лучше и через пятнадцать минут он выкормил мужчине весь бульон. Ликки отставил чашку на прикроватный столик и уложил Графа обратно, накрыв его одеялом. После этого Ликки почувствовал себя таким уставшим, что рухнул на другой край постели и тут же уснул.