***
Шла третья неделя его заточения. Его тюрьмой была маленькая квадратная комнатушка. В одном углу валялся старый матрас, набитый соломой, от которой воняло мышами, в другом была дырка в полу вместо туалета. Вместо одеяла использовался старый изношенный до дыр халат. Пить давали исправно, а вот с кормежкой дело обстояло хуже. Два раза приносили зелено-коричневую непонятную жижу, после которой во рту оставался привкус рвоты, Графа уже несколько раз тошнило. Каждый день он доводил Рихарда до белого каления тем, что по часу или двум колотил в двери и орал. Иногда Рихард готов был придушить его голыми руками, благо спал Рейхенбах аккурат за стенкой. Его регулярно избивали, но все пока ограничивалось только физическим насилием. Дальше Рихард не заходил, что несказанно радовало Графа. Однако спина музыканта больше напоминала кровавую кашу, настолько сильно и часто его били. Едва ссадины затягивались и образовывалась корочка, Рейхенбах снова вспарывал его спину плетью. Еще больше беспокоило Унхайлига отсутствие вестей от близких, он не знал, хватилась ли его жена или родители. Он часто думал о том, что было бы, если бы он не поссорился с женой. Он вспоминал свою группу и думал о друзьях. Интересно, обеспокоены ли его коллеги? Позвонили ли в полицию? Ищут ли его?***
Сегодня Граф четко решил для себя добиться звонка жене, поэтому он второй час самозабвенно колотил в дверь и с особым удовольствием орал, чем довел Ричарда до нервного срыва. Через некоторое время дверь в камеру отворилась и Граф чуть не стукнул кулаком охранника. Унхайлиг отпрянул, однако громила резко выбросил руку вперед, и перехватив запястье Графа, ловко развернул его, заломив руку музыканта за спину. Щелкнули наручники. О желании позвонить он сообщил Рихарду, когда его притащили в кабинет. Преступник хмыкнул. — Эмма, подойди сюда, — он выглянул в коридор. А потом зашла его жена… Граф не поверил своим глазам. — Эмма?! Что ты тут делаешь, родная? Когда они тебя схватили? Эмма, ты в порядке? — музыкант почувствовал как внутри него нарастает паника. Он и не заметил, что она смотрит на него, как на душевнобольного. — Бернд, послушай меня. — Да, родная… — Я тебе больше не жена. — Что, прости? — Мы не женаты больше, Бернд. — Как это? Она опустила глаза. — Это по моему желанию ты здесь оказался… Граф ничего не понимал. Его мозг просто отказывался воспринимать такую информацию. — Подожди, что происходит? Как ты здесь оказалась? — Я сама сюда приехала. — А я? Зачем я здесь? — За тебя заплачены деньги. — Какие деньги? О чем ты? Сколько? — 10 тысяч… И тут до Бернда начало доходить: — Погоди… Ты продала меня им за 10 тысяч, так? — Да, так. — Но… зачем? — Ты мне мешаешь строить новую жизнь. — Что?! Какую еще новую жизнь?! — Это тебя уже не касается. — Ах, не касается?! Да ты… шлюха, как ты могла! Я же живой человек, твою мать, ты… Договорить ему не дали, резко ударив под дых. Он неловко упал, опираясь на связанные руки, закашлялся, Эмма равнодушно отвернулась. Зато Рейхенбах оживился. Он подошел к Унхайлигу и, взяв его за локоть, дернул наверх. Когда Граф принял вертикальное положение, его тут же схватили парни Мулински. — Пустите меня сейчас же! — Граф задергался. Рихард меж тем достал из — под стола сверток и приблизился к мужчине. — Последнее время ты себя слишком плохо ведешь, поэтому я подумал, что новое украшение тебе не помешает. Я тебе подарок приготовил. Сверток раскрылся и Унхайлиг в ужасе отпрянул. Однако охранник за спиной толкнул его обратно. Щелкнул ошейник, в руку Рейхенбаха легла цепь. Он ловко намотал ее на руку и дернул на себя. — Теперь мы будем разговаривать по-другому. Посмотрим, кто из вас бóльшая шлюха… — прошипел он в лицо Графу, затем грубо поцеловал его в губы.***
Когда его опять швырнули на холодный пол темницы, Граф вернулся на матрас и заплакал.