Could you make me kiss you? When we decimate the stars?

Это все более, чем странно. Моя реакция должна была быть вовсе другой. Точнее, я должен был хотя бы попытаться отреагировать, а не стараться слиться с диваном, краснея от смущения. Сейчас я всерьез опасаюсь за наши отношения с Фрэнком, которые находятся в подвешенном состоянии. Я никогда ничего не имел против однополых браков, всегда защищал права сексуальных меньшинств, да что там говорить, у меня был опыт в этом деле с моим преподавателем по экологии, и я этого не стыжусь, считая это, с одной стороны, ценным опытом, а с другой - глупой ошибкой молодости. С раннего детства мне читали нотации о том, какими опасными могут быть незнакомые мужчины, предлагающие посмотреть на милых котят за углом. Родители промывали нам с братом мозги каждый день за завтраком, зная, в каком районе мы живем, и что на каждом шагу нас может подстерегать что-то грязное и страшное. С возрастом осознание того, что я являлся предметом сексуального вожделения не только для девушек, но и для парней, заставляло чувствовать себя не в своей тарелке. Точнее, я долго вынашивал в себе мысль, что трахаться с парнями – это абсолютно нормальная и приемлемая вещь, особенно в моей школе. И не было ничего ужасного, когда я ловил на себе взгляды парней и даже дядечек в возрасте. Вернее, я себя уверял, что в этом нет ничего аморального. Инстинкт самосохранения всячески уберегал меня от контактов с подозрительными или не вызывающих у меня доверия людьми. В самых грязных и темных местечках Джерси увидеть мужчину, который опоил сильнодействующей дрянью своего партнера и поглаживает его промежность с похотливой улыбкой - вовсе не редкость. Я не могу принять тот факт, что такие вещи устоялись в этом городе и считаются обыденными. И меня бросает в озноб, когда я вспоминаю свои школьные годы, в которых куча озабоченных ублюдков предлагали мне секс за деньги или же уверяя, что я испытаю дикое удовольствие. Единственная моя осечка была в колледже, когда до меня дошло, что я смотрю на своего преподавателя не так, как должен смотреть первокурсник. Я его не боялся и не избегал, я испытывал желание и неумело проявлял это, навязываясь после пар или заводя непринужденную беседу. Это был мужчина двадцати восьми лет, который обладал ярко голубыми глазами и до одури любил шоколадный пудинг, он всегда пах чем-то сладким, от чего меня тянуло к нему еще больше. И я отчетливо помню тот раз, когда после последней пары зашел к нему в кабинет и решил, что если у меня и будет когда-нибудь половая связь с мужчиной, то только с ним. И этот неловкий и неумелый первый раз произошел, все было так, как и должно быть: грязно и странно. Я не удивился, когда он на следующий день избегал со мной даже зрительного контакта, потому что это было минутное помутнение рассудка с его стороны и моя наивная вера во что-то большее, чем секс без обязательств. Просто в тот момент в моей грудной клетке начала стремительно разрастаться дыра, как раковая опухоль, вызывая чувство онемения и разочарования. А сейчас я смотрю на впечатлительного подростка так, как не должен смотреть. И Фрэнк по-своему интерпретировал наши отношения. Он, блять, начал питать ко мне чувства, как бездомный пес, которого в первый раз почесали за ушком. Этот мальчик вызывает у меня трепетные, теплые эмоции, и пока что я сам не разобрался, насколько они сильны. Я не сомневаюсь, что если начну отвечать, то разрушу свою жизнь, втягивая в это Фрэнка. И со всеми этими мыслями, которые разрывают мое сознание, приходит адская головная боль. Мое тело согревает плед, о чем позаботился мальчик, а кожу в месте, где касались его губы приятно жжет. Низ живота стягивает то чувство, которого я больше всего боюсь. Естественный наркотик уже в моей крови, и я не могу повлиять на этот процесс. Сейчас потолок в гостиной кажется омерзительно блеклым, а тишина - давящей и совсем не нужной. Что мне делать? Я заблудился в собственных убеждениях. Радоваться или нет, но заснуть мне не удается, как бы я этого не желал. Кажется, что просто невозможно остановить размышления и попытки найти выход, увидеть спасительный маячок, за который можно ухватиться. Вяло встав с дивана, отложив в сторону теплое одеяло, я медленно направился в ванную, уже зная, что сделаю. Боль, вызванная отсутствием сна, усиливала собственный голос в голове. Тусклый свет в тесной комнате резал глаза, от чего я невольно хмурился, подходя к грязному зеркалу. Немного поразмыслив, я все же решился отодвинуть стекло. Передо мной предстали всяческие препараты: обезболивающие, антидепрессанты, сиропы, таблетки в пакетиках, названия которых я даже не помню, собственно, как и не помню их назначение. Можно подумать, что у меня целый набор суицидника, потому что нормальный человек не хранит столько препаратов у себя дома без целенаправленного применения. Я же их принимал, когда хотел отвлечься от боли, отдохнуть от себя. Часто возникает желание выпрыгнуть из собственной кожи и растворится в воздухе, чтобы никто никогда и не вспоминал о том, что был жалкий писатель, которого звали Джерард Уэй и который отчаянно прятался от своих желаний. Перебирая упаковки и пузырьки с таблетками, я вчитывался в названия, пытаясь найти то, чем смогу забыться сейчас, но все эти буквы и описания вызывали у меня страх, будто я смотрю на себя со стороны, осознавая, как легкомысленно отношусь к своему здоровью. Крошечные белые таблетки приковали к себе мое внимание: оксиморфон. Помню, я игрался ими еще в колледже. Рассматривая эту безобидную таблетку и не долго думая, я положил ее на язык и незамедлительно проглотил. Мне никогда не требовалось жидкости для того, чтобы запить препарат, что являлось странным фактом для моих родителей и брата, хотя я не видел в этом ничего сверхъестественного. Легкая и знакомая горечь на языке заставила напомнить о недавних временах, когда я злоупотреблял этим делом, да и запивал все это дерьмо спиртным. Нет, серьезно, почему я еще жив? Если у Бога (или кто там владеет людскими судьбами и рушит жизни?) для меня есть особое предназначение, то я, пожалуй, отказываюсь от этого. Уже полдень. Сейчас мне на все плевать, потому что я смотрю повторяющийся выпуск шоу Опры Уинфри и поглощаю овсяные печенья, найденные в верхнем кухонном шкафчике. Меня правда ничего не волнует, кроме частых реклам по телевизору. Вибрация телефона заставила меня неохотно перевести взгляд на дисплей. Теперь я держу телефон всегда при себе, хотя до меня дозвониться не так уж и легко просто потому, что гаджет может находиться где угодно, но не у меня под рукой. — Алло? — я понятия не имел, кто вспомнил о моем существовании. Я всегда примерно знаю номера телефонов и обладателей по памяти. То есть, по последним цифрам я могу определить, что мне звонил редактор или девушка, с которой я имел случайную половую связь, но я никогда не записывал эти номера, попросту не видя в этом смысла. Да и звонили мне не так часто, чтобы у меня смог образоваться нескончаемый список контактов. Эта комбинация цифр совершенно мне не знакома, так что ответить на звонок меня подстрекало собственное любопытство. — Дж-Джерард? — знакомый голос сливался с шумом, словно говорящий ехал в машине или находился в людном помещении. — Фрэнки? — с ноткой удивления произнес я, так как совсем не ожидал услышать его. Может, этот парень еще успел сделать дубликат ключей от моего дома? — Я думаю, что соглашусь, — голос из-за искажения звука был немного другим, но не менее милым. — Я готов поехать в больницу, — его слова звучали так неуверенно, а до моего мозга доходило все обрывками, и мне требовалось время, чтобы обработать полученную информацию. — Если ты, конечно, еще согласен на это, — в мгновение пролепетал Фрэнк, сочтя мое молчание за отказ, отчего губы растянулись в улыбке. — Я непреклонен в своих решениях, — короткое молчание, снова шум и голоса людей в динамике, видимо, он решил не пропускать занятия. — Значит, завтра? — Ты сможешь подъехать к школе? — Ты уверен, что мне стоит это делать? — уточняя, я вспомнил то, что он все-таки подросток и не является мне родственником. Если учителя, которые любят додумывать увиденное и делать свои выводы, увидят, как их ученик садится в машину к незнакомому мужчине, то не оставят это просто так. — Приезжай за мной после третьего урока, — даже через телефон я почувствовал его улыбку. — Это будет в одиннадцать, — уточнил Фрэнк, зная, что я могу съязвить что-то вроде: "Я не знаю расписание твоих звонков, чертов школьник". — Эм, пока? — напомнил о себе парень, возвращая меня в реальность. Из-за этого дерьма я постепенно становлюсь овощем, пора прекращать, иначе мое сознание перестанет меня слушаться вовсе. — До завтра, — шум, множество приглушенных голосов, гудки. Так значит, уже завтра я поеду с парнем, который тайно влюблен в меня, к его матери? Ох, кажется, у меня слишком раздутое самомнение. Любовь — слишком громкое заявление, особенно в этом случае. Ничего серьезного. Просто нормальная реакция на хорошее отношение, не больше. Теперь мне утренний инцидент не кажется таким серьезным, я все таки не подросток, у которого всплеск гормонов и путаница в голове. Только три часа дня, мне категорически нельзя засыпать, потому что я проснусь разбитым и еще более уставшим. Хотя мои закрывающиеся веки, которые казались в тот момент невыносимо тяжелыми, уверяли меня в обратном. Вздрогнув и похлопав себя по щекам, что выглядело достаточно глупо, я направился на кухню, чтобы заварить себе чашечку крепкого кофе. Кофеин, пожалуй, единственный наркотик, который не сказывается на моем здоровье. Ну, как не сказывается. По крайней мере, на фоне других он самый безобидный. Я понятия не имею, чем смогу себя занять до девяти часов. Целых шесть часов мне придется бороться со сном всеми возможными способами, а все потому, что для меня завтра важный день. На мои плечи легла некая ответственность за то, что я стал толчком для очень смелого шага, который решился сделать Фрэнк. Мне обязательно нужно будет хорошо выспаться, но не делать это в течение дня, а еще будет круто, если я куплю чего-нибудь сладкого в дорогу, ведь до психиатрической больницы, которая находится за городом, ехать не меньше трех часов. Наверное, стоит купить леденцы, или лучше клубничные конфеты, Фрэнк же любит все клубничное. Я сижу уже с остывшим кофе и, блять, правда забочусь о том, что будет завтра. Я никогда не заботился о том, что будет. Обычно я пускал это дело на произвол судьбы, предоставляя возможность обстоятельствам и своему настроению самим решать, каким будет предстоящий день. А сейчас я действительно планирую, во сколько мне нужно заснуть, чтобы вовремя проснуться; мысленно проезжаю по дороге, которая ведет в школу мальчика, вспоминая продуктовые магазины, в которые можно заехать по пути. Для меня это серьезные перемены, и я понятия не имею, что это значит. Время — текучая материя, но я не задумывался, что оно проходит так быстро. Еще днем я думал, что часы до сна будут казаться сущим адом, но вот уже сумерки опускаются на город, жители которого поспешно возвращаются домой после нудного рабочего дня. И толком я ведь ничего не сделал, хотя шесть часов — это чертовски много. Это правда огромный промежуток времени. Вы только подумайте, что вы можете сделать за шесть часов: вы можете заняться сексом, встретится с друзьями и успеть им наскучить, пробежаться по магазинам ради удовольствия, прочитать взахлеб интересную вам книгу от корки до корки. В наших руках целая вечность, и мы совершенно не умеем ей пользоваться. Мы просто, подобно ленивцам, можем проводить двадцать четыре часа просиживая диван, маяться от безделья, смотреть бесполезные ток-шоу, сидеть в душном офисе или грузиться будничными проблемами. А ведь даже в один день мы можем изменить чью-то жизнь или разрешить определенному человеку, который оставит неизгладимый след в нашем сердце, ворваться в нашу. Но чаще мы распоряжаемся временем совсем по другому, стараясь избегать эмоций и закрываться от всех в непробиваемом панцире недоверия. Странно, что человек, который всю жизнь являлся таковым — не заморачивался о том, как и куда он тратит свое время, - сейчас пытается философствовать на подобные темы. Когда я успел стать таким эмоциональным и восприимчивым? В общем, пока мой мозг размышлял на тему вечности, улицей полностью овладела ночь, разрешая высоким придорожным фонарям местами разрывать свою темноту. И вот я уже в своей теплой кроватке в предвкушении сна, которого отчаянно ждал с самого утра. Неизвестность предстоящего дня пугает меня, но, уже сладко посапывая, я был убежден, что все должно пойти как по маслу. Слишком солнечное утро для хмурой осени. Проклинаю свою способность просыпаться на утро так, чтобы все вокруг казалось жутким и раздражающим, а конечности затекали от неудобного положения. В итоге, уже не в первый раз я проснулся от солнечных лучей, которых стараюсь избегать по утрам, словно вампир, которому взаимодействие с солнечным светом приносит адское жжение на коже. Медленно фокусируясь на электронных часах, недовольно хмурясь и вдумываясь в цифры, я мгновенно просыпаюсь и вскакиваю с постели. От того, что мое тело резко приняло вертикальное положение, начало темнеть в глазах, но, совершенно не заботясь об этом, я сломя голову направился в ванную. 10:30. Твою мать, какой же я пунктуальный. Этот день можно заносить в историю, так как я впервые в жизни благодарен солнечному утру, которое настойчиво пробиралось в мою комнату. Чистя зубы, я умудрялся выискивать брюки и выбирать рубашку. От такой спешки все перемешалось в голове, и я проклял свое существование, когда, подходя к гаражу, понял, что забыл ключи от машины дома. Сегодня все решило пойти против меня? Вернувшись за ключами, я подумал, что было бы неплохо взять солнечные очки, которые еще с лета пылились на тумбочке. Для поздней осени и правда очень солнечный день, не говоря уже о том, насколько он теплый. 10:50. На большой скорости я заезжаю на парковку придорожного магазина, все это сопровождается громким звуком тормозов, словно я пытаюсь скрыться от полиции, как в каком-нибудь банальном боевике. Я не думаю, что у нас будет время и желание останавливаться в дороге, когда мы проголодаемся, а еще я надеюсь, что Фрэнк сейчас не проклинает меня, стоя у порога своей школы. Купив все необходимое, я тороплюсь к школе, здание которой уже виднеется. Я так сильно спешу, как будто от этого зависит моя жизнь. 11:10. Выходя из машины, я облокачиваюсь на дверь и нащупываю в кармане узких джинсов новую пачку сигарет. Немного не комфортно в такой одежде, учитывая то, что я не одевался так после последней вылазки на небольшую пресс-конференцию в издательстве. Делая первую затяжку, впуская в свои легкие едкий дым, пытаюсь глазами найти мальчика среди всего этого мусора. Я правда не могу назвать этих детей детьми. Конченые отморозки, ценности которых не выше, чем перепихнуться с кем-то в школьном туалете. Один вид этих ребят, которые столпились на ступеньках, вызывает тошноту, а разговоры, доносящиеся до моих ушей, и вовсе вводят меня в недоумение. Девочки, будущее которых довольно предсказуемо, демонстративно курят тонкие сигареты, активно обсуждая очередные сплетни. Парни и вовсе превосходят меня в комплекции, да и совсем не тянут на семнадцать. Но по глупому выражению лица можно понять, что их развитие остановилось еще в седьмом классе. Серое уродливое здание в пять этажей больше походило на тюрьму. Хотя бы лужайку сделали более зеленой, что ли. Это место вызывает неприятные чувства, и, дьявол, как я сочувствую Фрэнку, который проводит здесь каждый день. 11:20. Мне уже наскучило наблюдать за брачными играми глупых детей, а Фрэнк еще не виднеется на горизонте. 11:30. Мой взгляд зацепился за знакомые рисунки на руках, видимо, парень тоже решил, что сегодня не время для теплой одежды, и закатал рукава легкой толстовки, оголяя руки по локоть. Приметив меня, мальчик начал улыбаться, показывая белоснежные зубы, отчего я переступил с пятки на носок, чувствуя волнение, которое щекотало грудную клетку. Парень стремительно ускорял шаг, стараясь как можно скорее сбежать из этого проклятого места. — Айеро, подойди ко мне, — бархатный мужской голос окликнул, как я понял, Фрэнка на лестнице, на что тот озадаченно обернулся и направился назад. Разочарованно выдохнув, я снова облокотился на дверь, смотря на того, кто посмел отнимать у нас время. Мужчина средних лет, среднего телосложения, непримечательной внешности. Его каштановые волосы были зачесаны на правую сторону, а черты лица казались слишком слащавыми. Приторная улыбка, выбеленные зубы, темный загар. Этот парень, возможно, немного старше меня, и он уже смог вызвать мою неприязнь. Он увлеченно спрашивал о чем-то Фрэнка, заинтересованно блуждая взглядом по его лицу. Я знаю этот взгляд. Я помню эти похотливые взгляды, ведь я ощутил их великое множество на своей шкуре. После того, как мужчина положил свою ладонь на плечо мальчика, у меня не оставалось сомнений. Фрэнку лучше не находиться в его обществе, ради его безопасности. Тело напряглось, словно натянутая струна, а руки сжались в кулаки до такой степени, что побелели костяшки на пальцах. Я понимаю то, чего не понимает Фрэнк. И нет, у меня вовсе не паранойя, я точно могу сказать, что у этого парня недобрые намерения. Закончив милую беседу, подросток наконец-то развернулся и направился в мою сторону под наблюдением мужчины. — Эй, ты в этой реальности? — Фрэнк щелкнул пальцами, обращая на себя внимание. — Садись, — я отступил от двери, переводя взгляд на лестницу, но мужчина незаметно слился с толпой. Заводя машину, я посмотрел на парня, задавая немой вопрос. — Я в порядке. Ничего ужасного не произойдет, и я не выпрыгну из машины на пол пути, можешь не беспокоиться, — но действия мальчика говорили об обратном: он никак не мог устроиться на сидении, а ремень безопасности поддался ему не с первого раза. — С кем ты говорил? — следя за дорогой, я вырулил на шоссе, ведущее за город. — Мистер Клиффорд? Это мой учитель по физике. — Никогда не любил физику, — ядовито проговорил я, боковым зрением наблюдая, как Фрэнк пристально осматривает меня. — Вырядился, как педик. — И это мне говорит мальчик, который подводит глаза? — на языке вертелось совсем другое, но я сам решил, что не стану разговаривать об этом. — Это было всего несколько раз. — Но было, — коварно улыбнувшись, я перевел взгляд на смущенного Фрэнка, который снова покусывал металлическое колечко в губе. Это его привычка, и я не могу с уверенностью сказать, что она мне не нравится. Это даже привлекает. — Тебе не стоит сближаться со своим учителем по физике. — Что? — парень нахмурился, не понимая, к чему я веду. — Просто послушай меня. У него плохие намерения на твой счет, — я прекрасно понял, что Фрэнк сообразил, к чему я клоню, по его возмущению на лице. — Джерард, я понятия не имею, что ты там себе надумал, но знай, что ты старый извращенец, — я знал, что он даже не прислушается к моим словам, ведь он ребенок, которого проще простого обвести вокруг пальца. — Мистер Клиффорд не такой. Он отзывчивый и понимающий, — отчетливо почувствовался укол ревности, — да и вообще, у него семья есть. Фу, Джерард, — с отвращением произнес парень, закидывая ноги на панель. — Твои кеды не настолько чистые, чтобы ты мог так делать, — стараясь придать голосу серьезности, я покосился на черные кеды, которые правда были чертовски грязные. — Я могу их снять. — Тогда мне придется всю дорогу нюхать твои носки. Пожалуй, лучше грязная панель, — Фрэнк самодовольно улыбнулся, напоминая Чеширского кота, и принял полулежащее положение. — У меня есть для тебя кое-что, — я указал на заднее сидение, на что парень быстро среагировал и с интересом полез назад. Боже, кажется, еще чуть-чуть и он вовсе окажется на заднем сидении, так как половина его тела уже там. Его зад мне совсем не улыбается, хотя... Нет, определенно нет. — Ты думал меня подкупить клубничными конфетами? — скептически посмотрел Фрэнк, шелестя обертками. Я немного разочаровался, ведь правда думал, что это ему понравится. — Прими мои поздравления, тебе это удалось, — парень включил радио, и, найдя подходящую волну, принялся подпевать еще неизвестной мне группе. Мимо проносились оживленные улицы, Фрэнк уплетал конфеты одну за другой, а я не понимал, как такой худощавый ребенок может вместить в себя столько сладостей. По радио заиграла очередная песня, стиль которой мне не очень близок, но подросток, кажется, знал тексты наизусть. Я даже не заметил, как начал в такт стучать пальцами по рулю, что явно позабавило парня. Мы уже выехали из города, направляясь по гладкому шоссе вперед, проезжая редкие хилые домишки и исполинские деревья, на которых красовалась бордовая листва. Парню порядком наскучила однообразная музыка, хотя я приметил для себя несколько сносных песен, но тот все же решил выключить радио, создавая тишину, которую разрывал лишь звук мотора. Фрэнк заинтересовано смотрел по сторонам. Я понимаю его, осень очаровывает своими пейзажами. — Как ты стал писателем? — теперь его ореховые глаза пристально всматривались в меня, на что я усиленно старался не обращать внимания и смотреть на дорогу. — Меньше знаешь - крепче спишь. Знаешь такое выражение? — Ты мне интересен. Я хочу узнать твою историю, — я посмотрел на мальчика, пытаясь понять, правда ли ему нужна "моя история". Мне нравится его смелость, нравится, что он открыто говорит о своей заинтересованности во мне. Но я уверен: Фрэнк даже не подозревает, что в то утро я все чувствовал и отчетливо помню каждое его действие. И почему кусочек того дня врезался в мою память, не желая ее покидать? — Я не такой самоотверженный и храбрый, как ты думаешь. Как только я начал интересоваться поэзией, книгами, писателями и заявил родителям, что моя мечта - писать, они сразу же в голос осудили меня, считая, что это детская наивность. Они заставили меня ни во что не верить еще в десять лет, понимаешь? Никакой родительской поддержки или что-то типа того. Я даже пытался писать свои первые произведения в тайне, делясь ими только с младшим братом, — я улыбнулся, вспоминая, как мы закрывались в моей комнате и я читал ему свои фантастические истории и короткие стишки. — Отец покупал мне только научную литературу, считая, что с детства готовит меня ко взрослой жизни. Я пошел в школу для элитных придурков, поступил в престижный колледж, и что мне это дало? Я вылетел с третьего курса просто потому, что не был заинтересован в этом дерьме, связанным с экономикой и банковским делом. И тогда я послал всех к черту и стал своего рода отшельником. — И ты не жалеешь об этом? — Жалеть? Нет смысла жалеть о том, что произошло. Сейчас я правда счастлив, пусть и с не прибыльной работой, но я занимаюсь тем, чем хотел всю свою жизнь. Я известен в маленьких кругах, и, по большей части, меня не понимают. Но это не имеет значения, ведь я занимаюсь любимым делом, и у меня даже имеются поклонники моего творчества, — гордо заявил я, немного выпрямившись и не скрывая улыбку. — Ты мне не понятен, Джерард. Но я хочу узнать о тебе как можно больше. — этот неподдельный интерес заставляет меня смущаться, но я продолжаю следить за дорогой с каменным выражением лица. — Как ты думаешь, я симпатичный? — легко спросил Фрэнк, затронув щекотливую тему, которую я так старательно избегаю в своих мыслях. — Что за сомнительные вопросы? — У меня не было девушки, а это значит, что дело во мне. Что со мной не так? — Фрэнк, — я холодно посмотрел на него, отрываясь от дороги, и столкнулся с обеспокоенным взглядом, да у этого парня полно комплексов, — дело не в тебе. Ты слишком невинный и неиспорченный, чтобы встречаться с теми особами, которые с тобой учатся. — мальчик потупил взгляд, задумываясь над моими словами. Я всего лишь хочу доказать, что они не стоят его. Он не такой грязный, он — самый невинный ребенок, который достаточно пережил за свои семнадцать лет. — Как ты относишься к людям с нетрадиционной ориентацией? — Я к ним не отношусь, — ну да, а я никогда не смешивал виски и пиво. — Ты хочешь меня соблазнить? — самоуверенно улыбнулся парень и наконец-то нормально устроился на сидении. — Я любитель брюнеток с третьим размером, у меня даже журнальчик завалялся в бардачке, — Фрэнк бесцеремонно достал немного мятый и уже местами выцветший журнал, на обложке которого красовалась мисс июль прошлого года. — У тебя дерьмовый вкус. Они все вульгарные и силиконовые, — он поморщился и принялся шелестеть страницами, изучая девушек довольно коммерческой внешности. — Ну ты и шлюха, Джерард, — Фрэнк достал контрацептив, который я вложил туда еще, кажется, в начале лета. — И как же я не вспомнил про него, когда он был так необходим, — с озорством произнес я, наблюдая за неоднозначной реакцией моего собеседника. — Даже не думай посвящать меня в подробности того, что происходило в этой машине, — я широко улыбнулся, подтверждая его опасения, на что тот с отвращением фыркнул. Яркое солнце медленно скрывается за тяжелыми свинцовыми тучами, дорога снова становится серой, а воздух не таким теплым. На горизонте виднеется грязно-белое здание в семь этажей и с высоким забором, которое одиноко стоит на небольшом пустыре. — Мы приехали, Фрэнк.