Could you make me kiss you? When we decimate the stars?

Дыхание учащается, я слышу стук собственного сердца. Восприятие всего происходящего обострилось, и эти ощущения, в которые я погружаюсь с головой, становятся болезненными. Чувствую, как по виску скатывается капелька пота, а иссиня-черные пряди волос прилипли ко лбу. Злость постепенно заполняет мои легкие, вытесняя воздух и делая мои глубокие вдохи рваными. Атмосфера в комнате кажется раскаленной до предела. В чем моя проблема? Почему за эти несколько часов, которые я провел за письменным столом, мне не удалось связать и двух слов? Обрывки адекватных идей ускользали между пальцев так незаметно, что я не успевал хвататься за них. Два гребанных часа я потратил, сидя над девственно чистым листом, пытаясь собрать себя по кусочкам. Мои мысли разбросаны в разных темных уголках моего воспаленного мозга и, кажется, не собираются концентрироваться на работе. Я потерян, взбешен, разочарован. Я осознал, что переступил грань своего здравого смысла, когда стакан с письменными принадлежностями с глухим звуком полетел на пол. Следующее, что попалось под руку — хрустальная ваза, подаренная мамой, а вместе с ней и увядшие цветы, которые я не так часто ставил и совсем не заботился о них. Вода, которую вмещал уже разбившийся сосуд, не спеша расползалась по всему полу. Грудь, будто залитая свинцом, и подступающая тошнота только усугубили ситуацию. Из моего горла стали вырываться хриплые стоны. Это чертовски пугающе выглядело со стороны, словно у меня обостренный приступ или что-то вроде этого. Удобное офисное кресло силой поворачивается в противоположную сторону. Передо мной перепуганный, немного сонный Фрэнк, который дает слабые пощечины, пытаясь привести в чувства. — Джерард, посмотри на меня, — несмотря на испуг, его голос звучит уверенно и твердо. Картинка размытая, видимо, из-за слез, которые непроизвольно подступили к глазам. — Какого цвета у меня глаза, Джерард? — сконцентрировавшись, я начал вглядываться в лицо мальчика, и это, блять, сработало. — Золотистые, — собственный голос кажется чужим. Я чувствую холодные пальцы Фрэнка, которые уверенно держат мое лицо. — Большие глаза цвета охры, — я все внимательнее всматривался, стараясь заметить как можно больше деталей. Мое тело перестает трястись как осиновый лист, а говорить становится значительно легче. — Смотри только на меня, слышишь? Думай только о моих глазах, — он успокаивающе провел рукой по моему лицу, заправляя за ухо прядь волос. — Я и так думаю только о тебе, Фрэнки, — эти странные и неоднозначные слова легко сорвались с моих губ. Едва заметное удивление на лице мальчика превратилось в легкий румянец. Все дерьмо, которое со мной происходило на протяжении десяти минут, начало отступать, давая возможность дышать полной грудью. Сообразив, что я начинаю приходить в себя, парень убрал руки от моего лица и озадаченно взъерошил волосы. — И что с тобой было? — Я не знаю. Думаю, все дело в антидепрессантах и всяких психотропных препаратах, которые я резко перестал принимать. — И чем ты думал, когда внезапно решил начать здоровый образ жизни? — в его голосе проскальзывала злость. — Теперь я в порядке. Теперь я точно в порядке. — Ни хрена подобного, Джерард, — у меня чувство, будто я подросток, которого отчитывали за найденный пакетик травки. Я встал с кресла, обращая внимания на разлитую воду, валяющиеся ручки и осколки причудливой формы. Я даже смутно помню, как устраивал этот дебош. Неуверенными шагами я начал пробираться на кухню, оставляя после себя мокрые следы. Из-за этого припадка (или как это назвать?) у меня здорово пересохло во рту. Я чувствовал на себе пристальный взгляд мальчика, который сейчас, уверен, над чем-то размышляет. — Если я тебя напугал, ты можешь уйти, я пойму. — Заткнись, — сухо проговорил парень и принялся собирать остатки подарка матери с пола. — Я тут уберусь, а потом, убедившись, что ты не вскроешь себе вены, уйду на ужин с отцом. — Семейный ужин? — после стакана ледяной воды я уже твердо стоял на ногах, наблюдая за тем, как Фрэнк перебирается по мокрому полу в поисках осколков. — Он так считает. Когда он не совсем уставший, то устраивает семейные посиделки, якобы интересуясь моей жизнью, — ядовито проговорил Фрэнк. — Я не виню его. Он работает на износ. Но не стоит создавать образ семьи, в которой все хорошо. Не нужно притворяться, я все понимаю, я не ребенок, — он начал вымакивать пол сухой тряпкой, не поднимая глаз. Удивительно, каким разным бывает этот парень. Его брови сдвинулись к переносице, а губы стали вишневого цвета от частого покусывания. Сейчас он серьезен и рассудителен, но еще с утра был ребенком с самой солнечной улыбкой на всем гребанном земном шаре. — Спасибо. — Можешь нанять меня в качестве собственной домработницы, — похотливо закусив губу, подросток, сдерживая улыбку, начал демонстративно натирать пол. — Нет, ты не понял. Спасибо, что ты не отворачиваешься от меня. — Может, еще поплачемся друг другу в жилетку? — наигранно смахнув невидимую слезу с уголка левого глаза, Фрэнк скорчил грустную гримасу. — Иди уже, — я не уверен, смогут ли выходки этого парня заставить меня когда-нибудь злиться или же возненавидеть его. Все в нем такое невинное и безобидное, даже похоть и сексуальность (а он этим не обделен), которые иногда можно заметить в его взгляде, движениях и голосе, умиляют меня. Мальчик направился к двери, вытирая влажные руки о темно-синие джинсы. — Если в твою взбалмошную голову снова придет идея разнести свой дом - дождись меня, — закинув свой рюкзак на одно плечо, Фрэнк скрылся за дверью, оставляя после себя слабый запах одеколона и теплое чувство, которое обволакивало все мои внутренности. Я лег на еще теплый диван, ощущая присутствие другого тела, чувствуя, как энергетика этого странного парня еще не покинула мой дом. Улыбка и не думала сходить с моего лица, а состояние в тот момент можно было сравнить с эффектом кислоты. Усталость медленно сковывала меня, утяжеляя веки и устанавливая нормальный ритм моего бешеного сердцебиения. И перед тем, как Морфей забрал меня в свое царство, я решил, что было бы неплохо, если Фрэнк решит радовать меня своими визитами каждый день. Так и случилось. Уже больше недели Фрэнк навещает меня после школы или прогуливая последние уроки. Я не нахожу в этом ничего странного, ведь мы не занимаемся чем-то запретным и неправильным. Мы разговариваем. Иногда мы разговариваем о несусветных глупостях, вплоть до того, что у него пастельное белье с Бэтменом, но часто наше общение принимает серьезный оборот. Я не мог не заметить, что Фрэнк достаточно просвещен в мировой классике и немного осведомлен о современной литературе. Он не понимает современного искусства и презирает его, потому что не видит глубокого смысла в темных пятнах, расположенных в хаотичном порядке на полотне. Но взгляд, такой зрелый и серьезный, наполненный экспрессией, эти глаза дают понять, что все свои трудности Фрэнк переживает в одиночку, давясь собственными слезами по ночам. Наши различия в том, что я убегаю от семьи, а у него ее нет при живых родителях. Я замечаю, как ему не хватает материнского тепла и отцовских наставлений, поэтому стараюсь время от времени давать советы, от которых он отмахивается рукой с непривычки. Этому мальчику становится неловко от проявления заботы с моей стороны, потому что прежде он никогда не был таким открытым и беззащитным перед кем-то. — Ты можешь посоветовать нормальный ужастик, от которого реально наложить в штаны, или так и будешь смотреть сквозь меня? — я даже не слышал, о чем он мне рассказывал, только видел, как двигаются его губы, уголки которых изредка приподнимались в легкой улыбке. — Ты давно навещал свою маму? — я достал из пачки последнюю сигарету, медленно прикуривая и не отводя взгляда от мальчика, который моментально напрягся и заерзал на месте от моего вопроса. — Тебя это не должно касаться, старый ворчун, — обиженно и тихо произнес подросток, наблюдая, как я пытаюсь создать колечки из сизого дыма. — Ты не хочешь к ней приехать в ближайшее время? — Нет! Я был у нее с отцом в последний раз, когда мне было 13. Она не признает меня, — его голос стал выше от напряжения, а пальцы нервно теребили пуговицы на клетчатой рубашке. — Тебе страшно? — Не говори со мной об этом, слышишь? — Все мы боимся, Фрэнк. В этом нет ничего постыдного. Ты не думал, что её лечение дает результаты? — проигнорировав его порывы гнева, я стал говорить громче. Мне необходимо, чтобы он выслушал меня. — Я никогда не говорил об этом с отцом, в любом случае, у него не найдется времени, чтобы- — Ты можешь поехать со мной, — мальчик посмотрел мне в глаза, и на долю секунды я подумал, что увидел что-то еще, кроме этой глубокой темноты. — Я серьезно, Фрэнк. Мы можем съездить, я ничем не занимаюсь, кроме того, как просиживаю диван. Мы можем поехать уже завтра, я готов. Вопрос в том, готов ли ты, — теперь он сосредоточено рассматривал свои колени, будто пытаясь найти ответ на все вопросы. — Я... Мне нужно время, чтобы все обдумать. Я завтра скажу, — Фрэнк сорвался с места, быстрым шагом направляясь к двери. — Уже темно, тебя подвезти? — следуя за ним, я встал в прихожей, наблюдая, как шнурки на кедах не поддаются его трясущимся рукам и не хотят завязываться в бантик. — И как ты предлагаешь объяснять моим соседям, что ты не старый педофил, а всего лишь мой друг, у которого я зависаю большую часть своего времени? — он поднял на меня глаза, и по его улыбке во все тридцать два я понял, что все в порядке. После ухода Фрэнка я заварил себе кофе и снова принялся корпеть над черновиками, которые обнаружил у себя в столе. Это были небольшие и неаккуратные очерки, но в них было то, что я давно искал, хоть и вскользь. Я скучаю по тому Джерарду, который был совсем недавно окрылен вдохновением и писал стоящие вещи. В итоге, провозившись до утра с мятыми тетрадными листами, исписав их полностью, я был доволен собой. Пусть и размер написанного ничтожен, но это ярко и выразительно. Уже, кажется, пятая кружка крепкого кофе за ночь вытягивает меня из сна. Неуверенный звонок в дверь оповестил меня о приходе нежданного гостя. Фрэнк приходит после обеда, но сейчас только восемь утра, так что мое нутро сжалось от мысли, что за дверью может быть тот, кого я совсем не жду. В дополнении ко всему, будет прекрасно, если это родители решили устроить сюрприз, не предупреждая о своем приезде. Мы такое уже проходили, и тогда мне пришлось несладко. И что они скажут, когда увидят меня, не спавшего всю ночь, с пятнами кофе на выцветшей голубой майке, взъерошенного и усталого? Паника подступала к горлу, пока мои ноги медленно волокли меня к двери. — Доброе утро, — холодно поздоровавшись, нахмуренный Фрэнк вошел в дом, от чего я громко выдохнул. — Ты кого-то ждешь? — я в недоумении рассматривал его одежду, которая была вся в брызгах грязи. — Нет, я просто... Разве ты не должен быть в школе? — мальчик прошел в гостиную, озадаченный и разозленный, и буквально плюхнулся на диван, скрестив руки на груди. Я знаю это выражение лица - его кто-то здорово взбесил. — Ненавижу этого ублюдка, — сквозь зубы процедил он, продолжая создавать дыру в стене своим испепеляющим взглядом. — Как он мог так поступить со мной? Как он смел поступать так с мамой? — его голос стал мягче. — Что произошло? — я подсел рядом, внимательно вглядываясь в лицо подростка, который был просто вне себя от ярости. — У него есть другая женщина, — Фрэнк посмотрел на меня, выискивая понимания и сострадание, но я лишь удивленно захлопал глазами, перебирая все возможные утешительные фразочки, которые лезли мне в голову. Но, к великому сожалению, у меня никогда не получалось утешать людей, я только заставлял их сильнее расстраиваться, сморозив что-нибудь глупое. — Как он мог ее предать? Разве она этого заслужила? — голос парня дрогнул. — Как ты об этом узнал? Может, тебе стоить с ним поговорить? — с опаской произнес я, наблюдая за тем, как выражение его лица становится более мрачным. О, да, иногда мне определенно следует держать язык за зубами. — Я давно подозревал об этом. Эти вечные звонки и внеплановые встречи. Я ссылался на работу, отгоняя от себя мысли об измене. А сегодня утром он заявил мне, что уже шесть месяцев встречается с какой-то особой, которую хочет позвать к нам на ужин. В наш гребанный дом на наш гребанный ужин. В итоге мы с ним поссорились в пух и прах, и вот я оказался у тебя. — Может, ты попытаешься понять своего отца, Фрэнки? Ему тоже нелегко, он изо всех сил старается заботиться о твоей маме, но он тоже мужчина, ему нужна любовь. — Какого черта ты его защищаешь, Джерард? Он предал свою любовь, как только присунул свой член этой шлюхе, — его возмущение росло, а мне оставалось только сидеть и ожидать последующих действий. — Ладно, извини, я не должен заваливать тебя своими проблемами, — виновато произнес Фрэнк, осматривая пятна на своих джинсах. — Какой-то ублюдок окатил меня из огромной лужи, так что я вынужден воспользоваться твоим душем. — Из меня никакой психолог, но ты можешь мне доверять, все в порядке. И да, ты можешь воспользоваться душем, — я повысил голос, так как Фрэнк был уже по направлению к ванной комнате. — Только не смей трогать мой гель для душа, его почти не осталось. — Я вылью все на себя до последней капли, можешь не сомневаться, — до меня донесся голос уже из ванной комнаты и звук воды, от чего в моей голове невольно возникли изображения обнаженного и молодого тела. Сил бороться с одолевающим меня сном уже нет. Решив воспользоваться моментом, я облокотился на спинку дивана, чтобы немного вздремнуть. У меня всегда был чуткий сон, ну, по крайней мере в трезвом состоянии, так что я услышал, как выключилась вода в ванне и как через некоторое время Фрэнк вышел из нее. — Джерард, я тут... — он затих, видимо, стоя в дверном проеме. У меня не было сил открыть глаза или что-то сказать. Мое тело обмякло на уродливом синем диване, отказываясь двигаться с места. Мое доверие к нему железное, так что уверен, что за время моего сна этот парень ничего не натворит. Услышав, как Фрэнк пошел в другую комнату, я не придал этому никакого значения, продолжая неподвижно лежать в жутко неудобной позе. И снова меня вернули в реальность его шаги, приближающиеся к дивану. Мягкая материя накрыла мое тело, он принес одеяло, и, как заботливая мамочка, позаботился о том, чтобы я не замерз. Я изо всех сил старался не заулыбаться, как Чеширский кот, чтобы не смутить мальчика, но после того, как Фрэнк убрал с моего лица спадающую челку, я и вовсе оцепенел. Я почувствовал его мягкие горячие губы на своем лбу и его холодные пальцы, которые до сих пор гладили мою челку. От этого движения волна мурашек прошлась по моей спине, а странное чувство разлилось по всему телу до кончиков пальцев. Я ощущал его взгляд и тепло, а приятный запах лавандового геля для душа вскружил голову. Я прирос к дивану, притворяясь спящим, потому что я в растерянности и не знаю, как реагировать на подобные вещи. Когда пружина в диване издала мерзкий звук, оповещая о том, что Фрэнк больше не сидит рядом и не вводит меня в неловкое положение, я продолжал наблюдать, вернее вслушиваться в его дальнейшие действия. Он направился в прихожую, это я понял по скрипящей половице, которая издает такой звук в определенном месте. Уже уходит? Через несколько минут до меня донесся тихий звук закрывающейся двери и я открыл глаза. Мне ничего не оставалось, кроме того, как молча смотреть в потолок, пытаясь переварить произошедшее. Недопустимое спокойствие в этой ситуации немного настораживало, часть меня даже ликовала такому смелому поступку с его стороны. Единственная вещь, которая мне не понравилась в событиях этого насыщенного утра: этот засранец использовал последние остатки моего любимого геля.