Orion choco pie

«Я начал развеиваться раньше, чем предполагал. Не хочу, чтобы она видела это! Не хочу пугать её! А Стася, правильная девочка: стоит, зажмурила крепко глаза, кусает губы, чтобы вдруг не поддаться соблазну и не открыть их – на лице муки выбора. Она умиляет, согревает меня! Кинул за скамейку в сквере пакет с печеньями, они мне понадобятся позже. Нужно продержаться до одиннадцати ночи, обязательно нужно выстоять! Я вдохнул воздух города, этого места – в нём всё уже прониклось грейпфрутом и шоколадом. Повернулся к Стасе: продолжает стоять с закрытыми глазами, волнуется. Медленно выдуваю изо рта шарики света, пускаю их в пространстве, летать, будто бабочки, кружить вместе с хлопьями снега. Иду к ней. По пути, касаюсь машин, включаю фары, двигаю взмахом руки людей в разные стороны, открывая площадку трамвайных путей, сам трамвай включил северным сиянием. Останавливаюсь напротив неё и выдыхаю пыльцу на её разрумянившееся лицо. - А теперь, открывай глаза, Стася! Янтарное конфетти заиграло в её зелёных глазах, каждая капля снега, тени предметов, окна зданий, звёзды на небе – всё это всплыло в радужках Стаси. Она выдыхала клубами дым изо рта, на лице сменялись чувства, как слайды – запах её души вырвался на волю, глушил всё вокруг, затапливая собой молчание неба! Стася зажмурилась крепко, помотала головой и распахнула глаза вновь: в них стояли слёзы, отсвечивающие мир, они потекли с краёв век, отражая блики фар машин и силуэты застывших кругом людей. Стася ловила ртом холодным воздух, пыталась что-то сказать, но не находила слов, она плакала и смеялась, глотала снег, чихала и снова плакала. Все пустоты и кладки во мне заполнились смыслом, пониманием, что ради этого вечера я был здесь эти нескончаемые годы. Наблюдал, как люди рождались, строились, ломались, проводили железные дороги, высоковольтные линии передач, телефоны, интернет. Как они продолжали врать себе, как умирали в муках и сожалениях, грешили, судили, убивали и любили. Вся бессмысленность наблюдений, созерцаний сегодня закончится, я существовал ради этого вечера, я был создан для этой девочки. Пусть я бракованный, пусть низвергнутый, поломанный и не ангел уже очень давно, а падший, почти бескрылый, но даже такой - я был соткан из света для Стаси, и я буду ВСЕМ, чем нужно ей, до последнего пера. - Подойди ко мне, - я протянул ей руку и ждал пока она пристально смотрела в мои глаза, в них отразились все её надежды, когда она прыжком очутилась рядом. - Дай мне свою левую руку, - она послушно вложила тонкую, холодную кисть в мою, - ещё ближе ко мне, - она подошла, - выпрямись, - Стася хихикнула, но встала ровно. Я положил вторую ладонь на её спину и притянул чуть-чуть: застыл так на мгновение, связывая нас дыханиями тел и волнами сознания, чтобы мы стали едины, один в другом, как стручки фасоли. Без слов понимая и слыша меня, Стася вдруг задышала медленно и опустила веки. Над нами кружил снег, лентами и хвостами комет рассекая воздух. Звуки неба, города, горизонта, луны выглядывающей из-за шторок облаков, далёких планет мигающих, как вышки станционных башен, даже оголённые деревья – заиграли музыку для нас, заиграли наш вальс! Шаги, затакты, повороты, едва касания стана, припрыжки – мы рисуем круги на асфальте, чертим циркулями ног стороны и углы, огибаем авто. Вплываем в сквер, обходим стелу, подкидываю нас на первую лавочку – Стася визжит от восторга и удивления, перепрыгиваем на вторую, следующую, обратно на плитку. Выскальзываем на остановку, кружим вокруг трамвая, её голова тоже кружится, тело стало легким, живёт отдельно от сознания, которое заволокло музыкой и ночью. Крепче сжимает мои ладонь и плечо, смеётся звонко, душа пузырится, щечки покраснели сильно, губы и глаза блестят. Завораживает, окрыляет меня. Отрываю нас на несколько сантиметров от земли: громко, заразительно смеётся и покрикивает одновременно! Мы летим и танцуем в воздухе, иногда бежим ногами по крышам машин, задеваем телом кипарисы в сквере. - Урррррииииииииииии, - кричит она, заглатывая снег. - Остановится? - Нет!!! Не смей! - Смеётся Стася, - Ури, сердце стучит так быстро! Кричит, чтобы я услышал, но я слышу её сердце телом, своей двоякой сущностью, крылом – всеми потоками внутри меня. - Мне кажется, оно остановится сейчас! Обнимаю Стасю, прижимаю к себе: она вся намокла, но горит, просто, кипит внутри. - Давай на крышу трамвая? - А мы сможем? - Мы сможем всё, Стася! Чуть не падаем с края, приземлившись на трамвай. Смеёмся. Когда твёрдо становимся на поверхность оба, делаю шутовской поклон: - Позволите, леди, покатать вас по городу? Улыбается мне, светит словно одна большая лампочка! Но вдруг останавливается и смотрит мне под ноги: опускаю глаза, там тёмные пятна и перья. - Ури твои перья, - почти кричит в ужасе Стася. Выметаю их с крыши ногой, убираю крыло за спину, не хочу её пугать, расстраивать. - Я линяю. Так всегда осенью. Как кошка, - улыбаюсь беззаботно. Стася сканирует меня нечитаемым взглядом, подхожу к ней ближе, убираю намокшую чёлку за ухо. На лице Стаси снова появляется улыбка и свет, она хватается за меня. - Держись крепче! А лучше сесть, - опускаемся, вытягиваем ноги. Наклоняюсь и бью рукой по корпусу, как лошадь по крупу: трамвай двигает! Стася охает, как ребёнок, водит глазами кругом, инстинктивно прижимается ко мне сильнее – мы медленно и мерно едем, не видим что впереди, только что сзади. Спящий город в восемь вечера похож на зачарованный. - Никогда не видела Запорожье таким! – Стася покачала головой – Не заканчивайся! Пожалуйста! Не хочу, чтобы сон кончался, хочу ещё покататься по городу! Смотрю в её грустные глаза: хочу, чтобы все её желания сбывались. Останавливаю трамвай, поднимаюсь, Стася встаёт со мной. - Ты мне веришь? - Да! - Тогда обними меня за плечи, по крепче: я покажу тебе то, что люблю больше всего! Стася, не раздумывая, делает то, о чём я её попросил. - Закрой ещё раз глаза! И главное – верь мне, Стася! Она прикрывает веки и прячет лицо в изгибе моей шеи. Вдыхаю аромат её волос, открываю крыло, на нём уже нет половины перьев, оставшиеся островками трясутся, делаю глубокий вдох и отталкиваюсь от поверхности. Взлетаю! Все силы бросаю на управление ветром и креном, уверенно, хоть и с трудом, поднимаю нас вверх, высоко, очень высоко, где воздух пахнет иначе, тишина чище, но звенит, даже ночью! Она ёжится, чувствует холод, чувствует настоящее огромное небо. Ещё пару рывков и прижимаю её к себе сильнее, зависаю. - Открой глаза, медленно, не дёргайся. - Урииииии, - шёпчет она, вся дрожа. На её глазах сразу проступаю слёзы от ветра. Она открывает и закрывает рот. Аккуратно поворачивает голову ко мне и одними губами говорит «очуметь». - Ты мне веришь? – Стася кивает, затаив дыхание, - Не бойся и повернись ко мне спиной. Да, так, держу, не волнуйся. А теперь, вдохни кислорода побольше! Отбрасываю нас назад телами, и мы падаем головой вниз. - Аааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа, - протяжно, в страхе, трепете и радости кричит Стася, - Урииииии, этоооооо, Урииииии... Мы падаем, как в перину, в воздушные потоки, хотя летим вниз, небо словно надвигается на нас глубокой синевой, звёзды сыпятся пылинками, луна такая большая и сиреневая. - Выставь ладонь, Стася! – она слушает меня снова, - Теперь смотри: ты можешь нарисовать тени на луне! - Это просто волшебство, Ури! – Её сердце стучит так быстро, гулко, в пальцах, в коленях, по рёбрам, в горле, луна мигает в такт ему. Мы падаем долго, ловим краски ночи, ветер качает нас, треплет моё крыло, наши волосы. Ускоряемся, кровь в теле Стаси разгоняется сильнее. Мы молчим, за нас говорят ветер и сила ускорения. А мы тонем в этом сумасшествии, в нашем с ней небе! Приближаясь к земле, я крепче сжимаю Стасю и выхожу из петли, налетая спиной в будку продаж проездных билетов, всем телом окутываю её, чтобы она не поранилась и не ощутила боли, врезаемся в неё – удерживаю нас на ногах! Стоим впечатавшиеся в лист метала, дышим часто и громко. Стася обмякает и теряет сознание в моих руках. Сжимаю её худое, высокое тело, губами провожу по шее, целую в затылок, где тёмные полоски стали чётче. Отдышавшись, беру её на руки и иду по тихому, тёмному городу. Запорожье - поспи пока, ещё чуть-чуть!