Orion choco pie

«Из-под капюшона чёрной толстовки пробиваются его пушистые, вьющиеся волосы. Он поздоровался со мной так, как никто прежде не делал этого. Его голос, похож на обычный голос человека, но он звенел, звучал по-особому во мне, как сабвуфер заухал в затылке и продолжал потом жить в моей голове, петь мне в ней… Он назвал меня по имени, словно коснулся кожи! Не было в нём столько чувств и красок раньше, это было просто имя, а он выдохнул его прямо из сердца! И когда произносил эти пять звуков, радужки его глаз расходились то вспыхивающими, то исчезающими кругами, перекатываясь из цветов зимы - в лето. Ури! Уриииии... Я пробовала в уме на вкус его имя, пока смотрела в окно, как детвора из школы вывалилась на улицу ловить прозрачные хлопья первого снега. Ноябрь. Рано пришла зима. Не хочу холодов! Ури - на вкус оно, как голубика со сливочным мороженным! И пах он сам зимними ягодами: нечто неземное, волшебное – некто не отсюда! Крыло этого инопланетянина шелестело, щекоча меня по плечу. Я повернулась к ангелу, что снится мне в середине четверга. Мне всё это снится! И сон этот нравится мне! Он – ангел – Ури - нравится мне! - Можно потрогать? - Да, прикоснись к нему, - снова музыка в затылке течёт в моём пористом сознании. Ангел раскрыл крыло и я осознала насколько мощное оно: крупнее его тела, едва помещалось в задней части вагона трамвая! Дымчато-серое, будто его обваляли в золе, с чёрными обугленными перьями на развороте. А вместо второго крыла была только торчащая кость с хрящами. Я протянула руку в порыве погладить, но остановилась в последний момент и перья зашептались, как листва в кроне дерева! Застыла, сглотнув вставший поперёк горла вдох, даже лёгкие сжались в комки, а всё тело онемело! Никогда, никогда, ни в одном моём детском сне, коих я уже и не помню, я не могла представить себе, что ко мне придёт ангел и что крыло его будет будто живое существо! Наконец-то и мне снятся цветные сказки! - Смелее, Стася! - Ури улыбнулся мне, его глаза сейчас походили на плавленое золото, тёмно-жёлтые, горячие, - Их давно не гладили, - добавил он. Растопырив всю пятерню, я погрузила ладонь в крыло: пальцы поймали тепло - мягкое, живое, отзывающееся чутко. Рука, всё моё тело следом за ней, принимало ответ, щебетание. Я вскинула голову: наши взгляды с Ури встретились: - Это удивительно! – Возбуждённо затараторила я, - Знаешь, ты поразительный, ты самое лучшее, что снилось мне в жизни! - Это ты прекрасна и абсолютна! – Он грустно посмотрел на меня, - Я уродлив. Прости за это, - свернул своё крыло, спрятав за спиной, и отвернулся к двери вагона. Через плотно опушенный капюшон, я с удивлением заметила, что его волосы стали пепельными, словно он вмиг поседел. Это значит, что мой сон, скорее всего, заканчивается? Но я так не хочу этого! Не хочу просыпаться. Пускай меня унесёт в лимб, в периферию между явью и выдумкой, где будет граница, в которой этот трамвай ходит по кругу и без остановок! Я опустила голову низко, отвернулась к заднему стеклу и всматривалась в отдаляющиеся от меня картинки города. Я смогу ещё чуть-чуть поспать, смогу! - Стася! – Он бодро вскрикнул прямо мне в ухо. Только сейчас заметила его отражение в окне, волосы стали зеленными и глаза тоже! Он скинул капюшон, и я смогла увидеть по-мальчишечьи дерзкое лицо, с улыбкой, похожей на вызов! Было ощущение, что он помолодел, остался прежним, но выражение его лица стало другим. Ури схватил меня за руку, и мы выбросились на улицу, в сырость, в мокрый холод, так внезапно ставшего в этот четверг озимым, ноября! Дыхание перехватило от скорости, с которой он бежал, подтягивая меня за собой, из-за скользких снежинок, в панике убегающих от ветра и бьющихся в лицо! - Ури! Ури! – Всё кричала я, будто губы и горло давно знают, как произносить это имя, надеясь, что он меня услышит, но тщетно. А мы уже бежали через рынок, перед глазами мелькали, пестрили ряды сухофруктов и орехов. Кавказцы кричали «джана», «красивые мои», «подходи сюда, не проходи мимо», «слушай ва, такие вкусные сушёные корольки». Ури резко остановился возле прилавка: - А у вас есть Orion choco pie? – С придыханием спросил он. - Эээ, ты слушай, какой орион-шморион... ты... Смуглый продавец мелодично восхвалял свои корольки, но мы уже неслись через овощной ряд, рыбный: шум, гомон, топот ног, сумбурный поток запахов, вдруг понимаю, что Ури выглядит полностью как человек, торможу упрямым мулом, упираясь носками сапог в грязь базарных каналов. - Твоё крыло! – Кричу на всю мясную бакалею, - Что с ним стряслось?! Ури прижимает меня к себе и смыкает мои ладони в кольце на своей спине: чувствую горячее движение под толстовкой, крыло на месте, под тканью. - Быстрее, - он снова хватает меня за руку, и мы снова бежим. Полдень давно прошёл: мы давно уже ушли с рынка, пробежали пару кварталов с автомойками, прошли кусочек центральной улицы и выпали на автобусную остановку. Снег перестал лить дождём, а хлопья стали пузатыми. - Солнце искрится, - проговорил Ури, внимательно поглядывая на раздвижные двери супермаркета, - оно всегда самое красивое именно в эти часы, не во время, а прямо перед закатом. Он продолжал сжимать мою ладонь и неотрывно смотреть на то, как двери открываются и закрываются. Его тело стало тоньше, а волосы длиннее, лицо приобрело совершенно юношеский вид. - В небесах тоже есть такие двери, - сказал он тихо и, отпустив руку, сделал шаг вперёд, - они ловят свет души и открываются, каждый раз впуская и выпуская тебя! - Ты скучаешь по дому? - Дому? Нет, - ангел покачал головой, - я не помню дом, у меня его нет уже очень давно, то «давно», когда имеет значение только «сейчас»! Ури повернулся ко мне и улыбнулся слепяще: это был парень лет шестнадцати, сейчас его волосы были неоново жёлтыми, а глаза цвета зимнего неба! - Пошли, Стася, нам туда! Мы стояли у кассы, все смотрели на нас укоризненно. Это было не удивительно: пока мы ждали своей очереди, Ури развернул уже шестую пачку печенья Orion choco pie и слопал её в считанные минуты, а сколько лежало в тележке, не счесть просто. Покупатели бурчали о его странном виде, цвете волос, шуме обёртки... Когда мы, наконец, добрались до кассы, Ури стал вываливать на гусеницу прилавка все разорванные пакеты из-под печенья, высыпать целые из карманов и тележки. Кассир смотрела на него с раздражением, но, когда Ури достал из капюшона последнюю упаковку, развернул её и стал поглощать, то её прорвало, будто водоснабжение в старом общежитии: - Вы ещё не заплатили, молодой человек! – Злобно стреляя глазами, каркнула она. Ури невозмутимо доел своё лакомство и резко наклонился к ней. Мне показалось, что время в тот самый момент, загустело. Он что-то говорил кассирше, вкрадчиво, одними губами: из его рта шла крохотная вьюга! Все предметы вокруг, люди, свет и даже воздух не колыхались, встали недвижно - двигались, слышали, понимали только я и Ури. Ангел продолжал шептать сотруднику супермаркета на неизвестном мне языке, звуки которого были похожи на подводный мир. Когда он закончил, то повернулся ко мне: во взгляде его танцевали красные чертята, лицо покрылось едва приметными линиями серого цвета, петлявшими вдоль мышц и связывающимися узлами в складках и впадинках. Я испугалась! Прочитав все эмоции в моих глазах, Ури подмигнул, широко улыбнувшись, щёлкнул пальцами: пелена спала со всех - торговый зал и кассовая зона ожили, всё зашевелилось. Люди улыбчиво и вежливо обращались друг к другу, помогали выкладывать и выбирать товар, делали комплименты. Кассирша, злобная фурия минутой назад, теперь источала нектар восторженности на Ури. Она складывала упаковки печенья в пакет, не пробивая их. От осознания этого, в моей голове усиленно защекотали извилины и капилляры. - Ты же ангел! Как ты можешь лгать и нарушать правила?! Ури взял большой пакет с печеньями, на прощанье крепко чмокнул кассиршу в левую щёку и пошёл ко мне. - Я не ангел, - он снова жевал печенье, полосы на его лице становились то бледнее, то чётче, - больше! Ури отвернулся, после сказанного последним. На его шее от кожи отлип кусок, будто тонкая бумага, сдуваемая сквозняком в комнате, и полетел к раздвижным дверям. Он снова смотрел на них, снова был не здесь. Я хотела узнать, почему он больше не ангел, но мой сон, грёза - был непредсказуем, обернулся, и я утонула теперь уже в серебре его взгляда: - Я покажу тебе кое-что, Стася! Только тебе и только сегодня! Он протянул ко мне ладонь, на которой уже почти не осталось кожи, а только подобие плоти, но не такой, как у людей, то был сплошной ток, рекой текущий в себе же. И я прикоснулась к нему, впустила в себя свет, энергию, они наполнили меня необъяснимыми чувствами: восторгом, трепетом и откровением И снова мы кинулись с места в бешеном темпе, будто бежали от стаи волков, от зомби, злой колдуньи. Ни на секунду, Ури не отпускал мою руку, он тёк во мне, я слышала и чувствовала его сущность в венах, сухожилиях, под кожей. Люди мелькали вокруг нас, автомобили, здания, фонари и собаки – калейдоскоп города Запорожье кружился по оси, играя волшебными красками - мой город стал другим, его заволокло снегом, словно звездопадом. Смеркалось. Ури и я вернулись к трамвайной остановке, напротив которой стояло моё любимое старое здание лицея, маленький сквер с четырьмя лавочками, странной стелой из бронзы, выбивающейся из общей картины, но так по-родному мешающейся в гармонии пейзажа. В булочной дымились пирожки и ватрушки, все спешили куда-то, скорее всего, домой, а мы встали в середине дороги, на зебре, смотрели друг на друга, не мигая, не отрываясь. Время замерло вновь! Он щёлкнул пальцами первый раз: остался гореть только свет фонарей, теперь походивших на волшебные сосуды. Щёлкнул второй раз: трамваи, машины, люди – всё застыло будто на паузе кадр. Щёлкнул третий: город погас, Запорожье заснуло! Ури накрыл мои глаза ладонью. - Подожди минутку, не двигайся с места, и не открывай глаз, - он убрал руку. - Зря ты выключил свет, а как же маленькие дети и старушки, которым будет опасно двигаться на улицах и дома без него? Ури не отвечал, но я чувствовала, что он где-то рядом. - Долго мне стоять так? - Нет, - его голос-свет пронзил слева, - и ничего не произойдёт с детьми и старушками, они все застыли, для них это продлится полсекунды. А теперь открывай глаза, Стася!