Orion choco pie

«Подстриглась. Она подстриглась… Ей идёт эта длина! Стася перестала плакать. Безотчётно прижалась к моему крылу вокруг плеч. Её всё ещё потряхивало комочками инерционной струны внутри. Откуда, не понимая, не видя, не осязая, тем не менее, ты тянешься всем существом к свету, который не дано познать и принять человеку?! Вы же, люди, просто сгорите, если я коснусь вас им, превратитесь в пепел. Но не ты! Нет, только не ты, Стася! На всей земле, среди миллиардов людей, есть ты, та, что постоянно ловит его – ты как маленькая лодка, плывущая в огромном океане на этот свет маяка, на мой маяк. Ты знаешь об этом? Знаешь обо мне? Предполагаешь эту связь, ощущаешь моё присутствие рядом с собой?» Ури повернулся к заплаканной девушке, не отпуская крыла, будто одеяло ластившегося к её телу, и уткнулся носом в висок, вдыхая аромат грейпфрута и шоколада. «Нет, это не запах тела и даже не химия плоти – так пахнет её душа! Мне нравится она! Абсолютна, глубока, не имеет ни дна, ни формы, как звук на самых низких, неуловимых человеческим слухом, частотах - она затягивает меня, будто в пропасть, падаю в неё! А я люблю падать! Это так похоже на «летать», как раньше. Падаю в тебя и мне кажется, что у меня два белоснежных крыла - я в голубом небе»! В глазах Ури танцевали фламинго на закате. Он протянул руку и стал нежно, рисуя подушечками большого, указательного и среднего пальцев, стирать дорожки от слёз на щеках Стаси. Его руки вытягивали из неё тёмные дымчатые комки, как бисеринки нанизывая на леску, его пальцы забирали этот смог, тлен и горечь. «Всё пройдёт, - пришептывал ей Ури, - всё пройдёт, Стася»... Он разглаживал хмурные морщинки на лбу, скорбные - вокруг её рта. «Пробуждается: она пробуждается – её внутренняя сила! Похожая на глубинные толчки земли, поднимается в шоколадном муссе цитрусовыми пузырьками. Обожаю этот взрыв мощности в ней, эти горячие всполохи возрождающейся искры. Этот запах, охровый цвет и музыку неба – люблю её душу, люблю Стасю! Она в стенах, в кирпичах, в земле, в воздухе на мили вокруг. Даже тучи над нами развеялись... Это как получить приз: никогда не кончающуюся пачку печений «Orion choco pie» - второе, что я люблю на этой грязной земле. Она – мой «Orion choco pie»! - Стася, - я коснулся большими пальцами уголков её рта и медленно потянул их вверх, - не держи всё в себе: печали, обиды, что причиняют тебе, прикасаясь прекрасной души грязными мыслями, намереньями; каждый твой вздох разочарования, услышанное нет на вопрос, просьбу; каждый не сделанный тебе звонок – всё это - отдай мне, Стася! Отдай всю свою боль мне. Я понесу их! Я приблизился к ней и приник носом к носу. Аромат Стаси был теперь внутри меня, а на её лице проснулась улыбка, на нём наступил июль! Девушка засмеялась: истерично, звонко, пронзительно, но искренне. Я прижался лбом к её ключице и ловил вибрации тела, с трудом сдерживая себя от жажды испить хотя бы маленькими глотками её радость»! Вокруг их тел свился прозрачный кокон. Они долго стояли так: ангел и девушка. Точно вместе - единое целое, но порознь, сквозь тонкую грань реальностей, которые разделяли их. Стася ещё не успела подумать, когда Ури оторвался от неё и подвинулся в сторону, пропуская. «Она уходит. Стася уходит... Пока она шла по узкому проходу между кирпичными зданиями, за ней уходил и свет. Снова капал дождь. Запах шоколада тускнел, цитрусовые пузырьки полопались – так всегда, когда уходит Стася. Ненавижу отпускать её, ненавижу смотреть в её спину, видеть и слышать каждый шаг, отдаляющий от меня, создавая с новым отрезком земного времени наше с ней «далеко»!» Ангел опёрся о стену, дождь хлестал его большим опахалом ветра. Он смотрел ей вслед: сглатывая воду с лица, всё в сердце с паникой собиралось кинуться за ней. Ури закрыл глаза, он пытался унять порывы души, разладившейся скрипкой скулящей внутри тела. Но когда открыл их, даже издалека, сквозь дождь, он заметил на шее Стаси проступающие две чёрные вертикальные полоски. И тогда... тогда... Ури взлетел! Неуклюже: его шатало, кренило, но он летел, не останавливаясь, за ней! Она вышла из коридора зданий, шла по улице - он летел за ней! Его било о столбы, о прохожих. Она переходила дорогу - он за ней. Ури сносило в сторону стоящих на трёхполосном шоссе автомобилей, он наклонялся корпусом вперёд и направлял себя за Стасей, бился о светофор сломанным крылом, боль пронзала его тело, но Ури продолжал лететь! «Я не могу оставить её! Не могу! Не её! Она настоящая! Такая же, как я - сломанная, покорёженная, поруганная миром, который её создал, но оказался хуже. Моя раненная Стася, моя маленькая девочка, с самыми чистыми слезами на земле! Она значит много! Она - самое важное для меня в этой полужизни между двумя реальностями, давно слившимися друг с другом. Мой «Orion choco pie»! Не позволю! Ни небесам, ни преисподние, ни даже творцу, забрать её»! Девушка зашла в трамвай, за ней зашёл ангел с одним сложенным крылом. Он присел на корточки рядом, в конце вагона, натянул капюшон толстовки на голову сильнее и тихо что-то шептал, будто молился. После поднялся, размял мышцы: завёл свою руку за спину Стаси, сквозь лопатку пропустил ладонь в её сердце и промолвил тихо несколько слов, голосом больше похожим на густой воздух. Ури вытащил руку, облокотился о стекло, стоя боком к ней и произнёс человеческим голосом: - Привет, Стася! «Она и не вздрогнула. Медленно выныривая из омута своих мыслей, повернулась ко мне, с любопытством, но несколько рассеяно разглядывая меня». - Привет, - картаво, ответила она, - Ури улыбнулся, его крыло зашелестело перьями. «Только она может так отреагировать на его настоящую сущность! Я не хотел скрывать её, хоть и уродливую сейчас. Ни криков, ни визгов, ни охов и вау… лишь, долгим взглядом изучая целое крыло, обрубок второго, Стася взглянула мне прямо в глаза и отвернулась к окну. - Я – Ури, - Стася снова посмотрела на меня и замолчала на три остановки. - Можно потрогать? – Прокартавила она вновь. - Да, - я повернулся к ней другим боком, раскрыл крыло чуть больше, - прикоснись к нему».