Аленький цветочек страсти

      - ...А на рассветной стороне света белого люди чудные живут да разные. Смуглые али с кожей жёлтой, как пергамент телячий. Во единого бога, в идолов страшных, учения мудрецов великих или духов предков да лесных божеств верующие. Есть среди них добрые, есть злые, как и среди русского народа...       - Ну ясен хер, что люди всякие бывают, - фыркнула я, задирая ноги на спинку бархатного диванчика и лениво жуя горьковатый кончик какого-то мохнатого колоска, за движениями которого моё чудо против воли следил краем глаза. Ну хищник же. - Это было бы слишком просто, если бы одни были только хорошими, а другие только плохими. И скучнее.       - Не перебивала б ты меня, Настя, - проворчавший, но не обидевшийся Гореслав улыбнулся. В последнее время у него получается всё лучше - научился не выщеривать все зубы, так что уже меньше напоминает голодный оскал бульдога. Впечатление на неподготовленных наверняка производит, ага...       - Может, мне ещё сквернословить перестать? - полупровокационно перекинула ногу на ногу, и была одобрительно поглажена по голени сквозь сарафан, который Чудище тут же целомудренно натянул пониже.       - Госпожа моя прекрасная, ежели испрошу я этого всё одно проку не будет, очень уж крепка ты на словцо. Не хочется мне, чтоб ты громы да молнии метала, девиц красных более того алеть заставляла, - практически пропел Гореслав. За мирно прошедшую с последнего скандала неделю выяснилось, что он и юморить умеет - перестав стесняться собственной внешности, прямо-таки расцвёл. Здоровый похуизм - залог психического здоровья, как я не раз за свою жизнь убеждалась. Даже шерсть блестеть и слегка пушиться начала - когда перелинял, конечно же (лохматился он "что пёс дворовый" именно из-за линьки); оказался он практически чёрным, но всё же тёмно-серым со стальным отливом.       - Рассказывай давай дальше!       Конечно, я знала, что он про арабов, индийцев и всяких азиатов рассказывает, но делал это так, что слушать было интересно и даже... захватывающе. Ему б в сказочники податься, да и просто поговорить приятно. Чем мы и занимались каждый день.       Гореслав продолжил мягким тоном:       - Царствуют над ними шахи, эмиры и ханы, императоры да раджи, султаны и калифы, короли...       - Сестрица моя названая! - очень знакомый ор совсем близко прервал информационный час. Так как дурное дело нехитрое, и Настенька очень быстро перестала стесняться орать (а получалось у неё громко и зычно), чтобы меня найти. - Где ты схоронилась в этом саду?!       Я почти скатилась с диванчика:       - Ходу! Встречаемся позже в условленном месте! - шикнула я и крепко, но бегло чмокнула напоследок. Нравственный мораторий на поцелуи не распространялся, так что мы могли провести за этим не один час.       И мы порскнули из беседки в разные стороны, как тараканы при включенном на кухне свете. У него это получилось лучше, чем у меня - деревья даже не шелохнули листвой. Вот что значит тридцать лет опыта шныряния по лесу - и до сих пор ведь в охуение приводит. Кстати, ни он к ней приучаться не хотел, проявляя разумное радушие хлебосольного хозяина, ни она особого желания его видеть не проявляла - может быть, потому, что каждый раз они виделись в не самых располагающих к общению ситуациях. Чему я радовалась.       Да, Настенька всё ещё находилась на каникулах у нас. Отослать-то её можно хоть когда, а потом на неё быт навалится - батька "взамуш" отдаст, пелёнки-распашонки... Никогда больше не встретимся, в общем.       И ещё выяснилось кое-что про характер Чудища - Богданка, с которой мы успели более-менее подружиться, с оглядкой и делая страшные глаза рассказала, что Гореслав, когда во дворце нет предназначенных к его расколдовыванию девушек, ведёт себя "чисто зверь лесной, свирепый да немилостивый". Только эти девицы из него верёвки вить могут, остальным же стоило поберечься. Это вот мне почему-то пофартило испытать на себе и негативные стороны характера. Хотя сама тот ещё подарочек - на местном воздухе обычно контролируемая ебанутость из меня пёрла, как сорняки на пустыре.       Так вот, за семь дней за вычетом этого я:       - вооружившись дощечками, пилой и гвоздями, делала скворечник и кормушку для райских птах, а потом вешала их, едва не свалившись с персикового дерева. В конце концов вешал Гореслав, а я периодически орала внизу от избытка чувств - копыта постоянно соскальзывали с ветвей, и мне казалось, что вот-вот сверзится и расшибётся к ебеням собачьим;       - когда в один из дней особо припекло солнышко и меня на нём разбатонило*, кое-как сшила себе бикини из трёх лоскутков и улеглась в нём загорать прямо в саду. Если бы делала топлес, то это не вызвало бы такого ажиотажа - слуги на меня ходили смотреть толпами. То есть не так откровенно, побоявшись гнева Гореслава, но из кустов палили просто по-чёрному;       - ловила рыбу, причём в фонтаны накидали столько и всякой, что можно было просто голыми руками брать; право на нормальную рыбалку - в ближайшем ручье, с червяками и удочкой - таки отстояла. Но без эксцессов не обошлось - на крючок попался один из рыбовидных слуг, повредив жабры с левой стороны - лично останавливала кровотечение клоком исподней рубахи, матеря во весь голос это противоестественное смешение обезьяны и пираньи;       - каталась на ракоскорпионе в специальном седле - ну, то есть была попросту привязана вместе с седлом к спине "лошадки" кучей верёвок и под присмотром кагала слуг, которых я в конце концов построила в колонну и поиграла в парад, заставляя маршировать - ну чисто полководец на лихом коне! (Не скажу, что были в восторге, но под нахмуренным взглядом Гореслава носок и песню одинаково старательно тянули все.)       - втихаря заказала портнихе-ткачихе Любляне (ей оказалась та самая здоровенная светло-синяя двенадцатилапая паучиха с женской головой; с её работой я уже имела дело - белая полупрозрачная шаль, которой меня укрывали после случая с фаэтоном оказалась некрашеным паучьим шёлком) кружевное боди - всё же не теряла надежды когда-нибудь в обозримом будущем очаровать Гореслава. Пришлось долго рисовать и объяснять, что к чему и как и зачем. Хотя это она создала столь любимый мной красный в драконы пеньюар, и схватила общую мысль быстро - мы всего-то пять раз поругались по мелочи и расстались взаимно довольными общением;       - вытребовала толстую подшивку японских эротических гравюр сюнга (понятия не имею, откуда они там оказались, но очень своевременно). Брала вообще-то для себя, но вскоре выяснилось, что мне через плечо смотрит Гореслав... который, будучи замеченным, принялся стесняться, и в конце концов изъял и книгу, и себя из моего общества, вскоре вернувшись более спокойно реагирующим на мои оценивающие взгляды и хихиканье.       - Да здесь я! - молодецки гаркнула, и вскоре тёзка, найдя по звуку, появилась на нужной дорожке.       Не поздоровавшись (под одной крышей живём, триста раз в день видимся), она похвально перешла к главному:       - Тоска по дому меня гложет, Настёна...       - Ага, ну бывает. - "Да не может быть?!"       - Снедают сердце моё предчувствия недобрые... Может, беда какая неминучая с батюшкой родимым да с сестрицами милыми приключилась?..       Ощущение было противоречивым - что между "Ура!!! Неужели наконец-то сваливает?!!" и "Мне даже будет не хватать этой дурочки...". Даже таким циничным тёткам, как я, нужны невинные цыплята - чтобы окончательно не стать стервой. Поэтому вышло как-то сухо и безэмоционально:       - Ну, иди. Заглядывай как-нибудь в гости. Только одна. И передавай бать... юшке мои извинения за путаницу. А, да! Я попрошу собрать тебе гостинцы - для тебя побольше, для сестёр поменьше. Проводы домой с пиром тебе устраивать или очень беспокоишься за родичей?       Настенька задумалась, но ненадолго:       - Могу я провести в этом дворце дивном ещё день и ночь, но завтра поутру вернусь я в отчий дом. Истосковались по мне родные, нет больше мочи жить вдали от них. - Помолчав, спросила: - А хозяин наш милостивый будет ли на пиру?       - А тебе зачем?       - Поклониться до земли мужу твоему, сестрица названая, хочу я за то, что принял под своим кровом, потчевал кушаньями заморскими и питьём медвяным... что с тобой, Настёна? Уж не заболела ли? - заботливо обеспокоилась шмара.       - Н-ничего, - это меня перекосило при упоминании о "муже". Ну чего всем это упёрлось-то?! Мать моя после пребывания содержанкой у отца всю жизнь таскалась в поисках крепкого мужского плеча. Плечи попадались... так себе, и бабу с "прицепом" брать в законные жёны не хотели. Что и определило моё отношение к браку. Мать считала себя чуть ли не неполноценной в глазах "приличных людей". Ну, и меня-безотцовщину заодно. Нормальное у меня было детство, нор-маль-но-е! Но больше всего раздражают знакомые девки, мигом накидывающиеся с кудахтаньем "Как так можно, не хотеть замуж?!". Да ради бога, брачуйтесь на здоровье, мне-то что, ебать-колотить?! Скатертью дорога в вашу семейную и даже может быть долгую жизнь! Или ещё лучше - высказывания типа "говори-говори, знаю я вас, женщин/феминисток - говорите так, а всё равно хотите захомутать". Сколько бы ни болтали, что уже у женщин прав появилось больше, чем у мужчин, а всё равно баба без мужика - инвалид без костыля. По крайней мере, лица такие же сочувствующие делаются, аж уебать с ноги хочется. А до "одинокой старости, когда даже стакан воды некому подать" ещё дожить надо. А я не планирую доживать до такой степени дряхлости. И при уже имеющихся "цветах жизни" это гораздо обиднее. Такого на нашем стационаре навидалась... Не, и хорошего было навалом, но плохое крепче запоминается. Светка говорила, что это механизм выживания такой. - Нет, не будет. Не захочет он тебя пугать. Ты ж орёшь как резанная каждый раз, стоит тебе его завидеть. - Сарказм прошёл впустую, вместо этого Настенька усовестилась, сделала виноватый вид и, отважно бледнея, залепетала про то, что "не убоюсь я вида его страшного". И ведь, что самое херовое, и правда не убоится. Ну ладно, Настька, сожми зубы и вперёд. Последний рывок.       - Ладно, я спрошу его. Иди, переодевайся. - Ага, молодец, даже "блять" не добавила.       И почему мне так настойчиво вспоминается Кэрролл с его "безумным чаепитием"?