Аленький цветочек страсти

      Горит костерок. Вкусно пахнет шашлычком и еловой смолой от сорванных еловых лапок. Хорошо-то как...       - Точно не будешь? - всё же переспросила я у своего чуда, всё так же обляпанного тёмно-красным после... ужина.       - Нет, госпожа моя ненаглядная, мне, зверю дикому, живая плоть более по вкусу. - Улыбается. До сих пор не могу поверить, что такая клыкастая улыбка может быть стыдливой.       - Ну как хочешь... - я перевернула очищенный от коры прутик на углях, чтобы пласты мяса жарились равномернее. В другое время меня бы не заинтересовало обугленное с одной стороны и сырое с другой пресное мясо, но Гореслав решил эту проблему - ушёл в лес и приволок каких-то приятно пахнущих травок, которыми я и натёрла мясо, которое он срезал с помощью когтей. Потом мы, насобирав сушняка, совместно бились над костром - я умела его разжигать только со спичками, а ему до этого дня, судя по пристрастиям, было без надобности - он опять же куда-то сходил, принёс кремень и вышиб искры всё теми же когтями, добыв огонь. Потом нарвал еловых лап, расстелил и усадил меня на них.       Но не всё сначала было так мирно.       Не знаю как, но готовое вырваться "ААААхтыжблятьнахуй!!!" преобразовалось в визгливо-радостное:       - Ух ты! Мяско!!! Давай шашлыки сделаем?! - несло меня, пока он приходил в себя и осмысливал, не приглючилась ли я ему, а когда осмыслил, посмотрел на себя и на зарезанное животное... - Стоять!!.. Не смей снова убегать! - взвизгнула я, совсем выходя из себя. - И только попробуй...       Доорать не успела, едва не шарахнувшись назад - Чудище в один прыжок пролетел несколько метров!       - Что такое шашлыки? - спросил он довольно мирно своим особенно зловещим хриплым и сиплым голосом, чего я не ожидала, и поэтому слегка подвисла, из-за чего вместо ответа на словах послала картинку.       - Верченое? - переспросил он, а я молча кивнула, не сразу сообразив, что именно шашлыки он и имеет в виду. Просто побоялась открыть рот, чтобы не поддаваться искушению заверещать, как ошпаренная свинья. От высокой косматой фигуры веяло убийством даже издалека, а уж вблизи...       "Слушай, давай попозже о твоём нехорошем поведении поговорим, хорошо? Когда я не буду готова повторно обоссаться?" - мысленно взмолилась я, почти клацая зубами.       - Нагнал я на тебя страху великого видом своим... - мрачно произнёс он, констатируя факт. - Не должна была ты этого видеть...       Я протянула руку и погладила его по мокрому предплечью, стараясь не думать, чем оно обляпано:       - Да не уйду я никуда, вот заладил...       После этого, не сговариваясь, мы посмотрели друг на друга и отложили разбор полётов на потом.       Гореслав завалил целого лесного быка, но целиком съесть не смог, так что в моём распоряжении оказалась большая часть туши, по виду которой сразу стало понятно, что первым делом несчастной животине вспороли брюхо и она всё ещё продолжала скакать по лесу, волоча требуху по земле и оставляя следы на еловых лапах... Теперь понятно, откуда на сарафане следы крови... И ещё мне не показалось с перепугу - он прямо залезал внутрь туши - на горбах тоже шерсть склеилась. Поэтому сидеть рядом с Гореславом было слегка... страшновато. Да чего я вру - жутко до охуения! Он это прекрасно понимал и не настаивал, устроившись по другую сторону костра, чем заслужил мою бесконечную благодарность. И что ещё более ценно - не стал каяться и мучиться. Или делал это молча, чтоб окончательно не спугнуть.       Я пыталась ещё болтать, но слова выглядели до того фальшиво, что предпочла заткнуться и молча жрать свою пайку. И думать-думать-думать. О жизни такой непростой.       Я заметила, что Гореслав открыл рот...       - Цыц, - буркнула я с набитым ртом, быстро дожёвывая остатки и облизывая пальцы - не об сарафан же вытирать? - Давай ты не будешь каяться прямо сейчас?       - Не об этом я хотел сказать, красавица моя милая. Не замёрзла ли ты?       - Ну... спина подмерзает. А так у костра терпимо. - Я говорила правду: в лесу ночью было довольно прохладно и сыровато. - А что?       Гореслав медленно, опасаясь, что я ломанусь от него сквозь лес, обошёл костёр, сел на лапник рядом со мной и взял за плечи. Стало теплее. Во всех смыслах.       Расхрабрившись, я перекинула ноги к нему на колени - спихивать не стал, а взял на руки и усадил к себе. Интимно получилось.       И молчали. Сидели, смотрели на огонь и молчали. Не потому, что поговорить было не о чем. Наоборот.       Хороши мы - я обоссанная, а он в кровище с головы до ног - вся шерсть в колючие култышки сбилась... и самое главное - мне насрать на всё это и так пиздато на душе, как давно не было...       Вот потому и молчали. Думали о нас.       А потом мы улеглись на лапник (я сверху, "чтоб не колола тело нежное"), он мягко оглаживал меня по спинке... ну и ни хера, разумеется. А я не стала приставать - обещала же. Похоже, лишить этого бугая девственности не получится, кроме как в законном браке... Ладно уж, если ему так упёрлось, то завтра же сделаю ему предложение и пускай катится на все четыре стороны...       Просто лежали, пока не заснули. Я ещё успела подумать, что с Гореславом каши не сваришь и придётся просто остаться друзьями... Ну, а стояк "друга" я игнорировала и вертелась больше нужного чисто из вредности. На любую другую человеческую бабу (фетиш у него такой, видать; надо будет Богдану порасспросить, правда ли он ни с кем ничего, для подтверждения диагноза, так сказать) в таком положении у него точно такая же реакция была бы, как мне ни противно думать об этом. Пускай тоже помучается!       Вот так, в умиротворённом расположении духа и со слегка подпорченным настроением я и заснула.