Аленький цветочек страсти

      Я была буквально вне себя. Я была так зла, что тряслась, как будто болела гриппом. Никогда не была так зла, но близкое к этому случалось - например, совсем недавно, когда выбрасывала одежду своего бывшего или когда в молодости угодила на кичман за драку... Или когда чуть меньше недели назад орала и тыкала изрезанной ладонью прямо в морду Гореславу. В таком состоянии я выкидывала такие фортели, что самой за себя потом становилось стыдно. Но это потом. А сейчас мне хотелось устроить джихад глупой девке. Только вот эта тупая блядь приняла это за страх. И пыталась прикрыть меня поданной невидимым ей слугой (на правую половину синюшный мертвец, на левую - обычный шкет самой что ни на есть деревенской наружности - конопатый и лопоухий) тонкой шалью - не из пуха, а из чего-то прохладного и полупрозрачного, поэтому толку от этих прикрываний было хер да маленько.       - Этот ужасный... просто ужасный зверь лесной, чудо морское снова покушался на твою чистоту и непорочность? Не молчи, не молчи Настёна! - она почти заплакала. - Как нам жить в этом дворце чудесном, не оставит он тебя в покое, что дела-а-а-ать, где искать спасения?!       Пощёчина вышла неожиданно звонкой и злой. Ладонь почти онемела. Огромные глаза с застывшими в них слезами и алый отпечаток на щеке доставили ни с чем не сравнимое садистское удовольствие. "А кому сейчас легко, сука?! - хотелось заорать мне прямо ей в лицо. - Не выходит у меня быть сказочной девицей-красавицей, невинной и нежной, хоть ты заебись! А вот не получается у меня здесь корчить из себя именно такую, как дома, не получается! А место ведьмы в этой истории уже занято".       - Больше не подходи ко мне. - Неживой от злости голос словно не принадлежал мне.       Я, не оборачиваясь на обиженный плач, быстро пошла в свои покои, не заботясь о том, увидит ли меня кто-то в полуголом виде или нет. Небось и не такое видали за тридцать лет, уж мои подпрыгивающие на ходу сиськи точно переживут. А я к голым телам почти совсем равнодушна из-за работы - вплоть до того, что если увижу своего мужчину без одежды до самого акта, то на три четверти потеряю пыл. Однажды, особенно зашившись на работе, рявкнула на решившего "порадовать" прямо в дверях бывшего, чтоб лежал после операции. Гореслав - единственное исключение из этого правила.       На душе - там, где не бушевала ярость, было пусто, мерзко и неуютно, как в покинутом бомжатнике. После такой эскапады моё любимое чудище точно уйдёт к этой крале. Поздняк метаться. Наверняка всё из леса видел. История восстановит своё течение. Или нет - доверия к "насильнику" отныне нет никакого. А я и без них... без него как-нибудь переживу. В первый раз, что ли, разочаровываешься в мужиках, а, Настька?       - Чего вылупился?! - рявкнула я на первого попавшегося слугу - человека-рыбу в костяной чешуе и с выпирающими пираньими зубами, заставив того выронить стопку тарелок, разбившихся с весёлым звоном, и вылупиться ещё сильнее. Он не успел ответить - то ли так испугался, то ли просто не мог, как я уже прошла мимо.       И такую стерву своей госпожой точно видеть не захотят. Творю хуй знает что и всё равно не могу остановиться. Несёт и несёт, как при диарее. И также остаётся только ждать окончания. Омолодилась, блять. Радовалась ещё. Подростковые психи вернулись. Тогда я скандалила с мамой так, что соседи грозились упечь в жёлтенький домик, а годами проверенная подруга едва выносила мои заскоки.       Но овцу эту, Настеньку, отправить домой всё же нужно. Пожалеет ещё эту ущербную... Надо будет сказать, чтобы подарков побольше в качестве сатисфакции подарил. С баблом-то она хоть за кого выйти сможет. По любви, то бишь.       Когда я вышла в "зал переговоров", намотав порядочно кругов по дворцу - специально "выбегивала" злость, то была почти спокойна. Почти.       - Гореслав, я могу попросить тебя?..       Ни ответа ни привета. Хуёвое ощущение разговаривать со стеной.       - Если слышишь меня, то подумай о том, чтобы отправить эту... Настеньку, - добавила в голос пять кило сарказма, - туда, откуда она взялась. С сати... с подарками, короче. Это моя к тебе убедительная просьба.       Осмотревшись вокруг, я вдруг с хрюкающим смешком подумала, что, если меня выпнут обратно, откуда забрали, то, придя в Эрмитаж, я смогу сказать, что там бедненько, но чистенько.       - Эй, кто-нибудь! Проведите меня так, чтобы не пересекаться с той шма... гостьей! - на страстный призыв явился уже знакомый полумёртвый-полуживой шкет, с буквально написанным на лице вопросом, за которым я пошла.       - Светлая госпожа, а ты правда меня видишь? - не выдержал тот.       - Ага. Ещё б я тебя не видела... Как бы я тогда за тобой шла, а?       - А дядьку Петра не видишь, светлая госпожа? - дядька Пётр, надо полагать, это идущий нам навстречу крупный бородатый мужик-зомби с садовым инструментом.       - И дядьку Петра вижу, и вот то безногое туловище, и безносого упыря со здоровенными клыками... еби-разъеби, удружил Ванька... - я ощутила, как колени охватывает Паркинсон, готовый плавно перейти в медвежью болезнь.       Но тут мы пришли и я поскорее юркнула за дверь своей светлицы, прижимаясь к дубовым доскам спиной.       - Та-а-ак... - я оглядела себя. - Мне нужны новая исподняя рубашка и сарафан.       Появившаяся с заказанной одеждой девушка напоминала не то кошку, не то лису-фенека - песочный мех, на голове темнеющий до каштанового, скруглённые ушки на макушке, гибкое тело с красивыми чётко прорисованными мускулами (зависть-зависть-зависть!) и небольшими стоячими сиськами, длинный пышный ухоженный хвост. Большеглазое, как у лемура (разве что зенки с вертикальными зрачками) личико умильное-умильное - аж руки зачесались потеребить за пушистым ушком и потрогать светло-серое пузико. И чем Гореславу местные девушки не угодили?! Внутри заворочалось ревнивое подозрение, что на правах королевича всех служанок огулял - это не должно мешать проклятью. Но вспомнила его обращении со мной и отмела подлую мыслишку.       - Богдана, сенная девушка. Что ещё угодно, светлая госпожа? - слегка поклонилась та. - Помочь одеться?       Я хрюкнула в кулак. Да, очень светлая, очень госпожа... Блядина, которая только одним местом думает, и то уже после всего.       - Не, не надо. Сама оденусь. Чего-то спросить хочешь?       Та не стала отпираться, задав в лоб вопрос, от которого я на пару секунд запуталась в исподней рубашке:       - Не согласишься ли ты сходить к моей матушке в стряпную, светлая госпожа?       - Зачем?! К какой ещё матушке? - мысль о том, что они ещё и размножаются, не поддавалась осмыслению.       - Моей матушке. Она хочет посмотреть на тебя. Тронула ты сердце королевича. Дюже тронула.       - Ну, пойдём... - Так, зачем она берёт меня за руку? - Бля!..       "Бля" было сказано уже в пахнущем едой помещении - таинственная стряпная оказалась кухней с кучей суетящегося народа не самого человеческого вида. И, видать, тут имели представление о гигиене готовки, поскольку зомби за приготовлением еды я не заметила.       - Матушка, госпожа пришла!       Ох, ебать-колотить...       Эта баба нисколько не походила на мою горничную - я бы не догадалась об их родстве, если бы Богдана не сказала. Здоровенная - наверняка ещё будучи человеком могла коня одной левой остановить, а плевком потушить избу. Сейчас же она выглядела даже повнушительней Гореслава. Человеческий торс на золотистом теле огромной львицы с мощными когтистыми лапами, способными одним ударом ломать хребты быкам и хвостом немногим тоньше моего плеча. И такая коса... её можно было использовать вместо якорной цепи. Я почувствовала себя почти лысой по сравнению с ней.       - Я Настёна, - употребила своё имя с местным колоритом. - Зачем я тебе понадобилась? - тут не пользуются обращением "вы".       - Ядвига, стряпуха. - Представилась та с достойной краткостью. - Это правда, чего моя дочка болтает? Языком чесать дюже любит, да всё о пустяках.       - Дочка?! - я вторично не поверила своим ушам. Припомнила полумёртвого в буквальном смысле шкета - так он что, на самом деле малолетний?! - Но ей же меньше тридцати! А вам...       Но Ядвига не обиделась.       - А чего нам, не жить, что ли? - она широко (по-другому бы всё равно не вышло) развела руками, а тесак, которым шинковала зелень, свистнул в воздухе, как меч. - Поначалу страшно было, а потом попривыкли. Даже дочу родила, - лицо смягчилось от мимолётной нежности. - И другие тоже дитёнков завели. А у тех дитёнков и свои уже пошли. Королевич вот только всё неприкаянный ходит, девицу очаровать надеется да человеком стать.       - А вы? - всё же не удержалась. - Всё же не хотите всё вернуть обратно?       - А мы уже привыкли и смирились со своей участью. - На удивление беззаботно отмахнулась повариха. - Тридцать лет - это целая жизнь. Богданка так и родилась баюнкой* - чуток больше обычного котёныша была... - невольно ударилась в воспоминания львица-кентавр, но вернулась к прежней теме быстро. - Может, кто-то и хочет. Мне ж и так неплохо живётся. Одиннадцать девиц уж королевич приветил в палатах, ты двенадцатая, а ни одна его не полюбила. Не судьба они ему, значит.       - А я? - не знаю, с чего, но я разоткровенничалась с ней.       - Охохонюшки... - Ядвига отложила нож. - Суров он был, что зверь лютый, а теперича подобрел, отогрела ты сердце его. Ходит, весь любовной тоской мается...       - Бля-а-а, - радостно разулыбалась я. Ну, я и так знала, что нравлюсь, но услышать, что кто-то по тебе "любовной тоской мается"...       Ядвига вздрогнула:       - Не говорила бы ты так часто запретных слов, Настёна! Наслышана уж, что по-всякому делу бранишься - аж камни краснеют и плоды с деревьев осыпаются!       - А вы чего, их тоже знаете? А Гореслав не одёргивал...       - Не общается он с нами почти, вот и не знает. Без крепкого словца ни одно дело не делается. - Чуть сварливо отозвалась стряпуха. - И заканчивай браниться запретными словами попусту, Настька! Нехорошо это. Ну всё, стряпать мне надо. Иди уж. Богданка, отведи светлую госпожу.       - Попиздите мне ещё... - Проворчала я, всё же улыбнувшись. Ядвига махнула на меня рукой - мол, что с тобой с такой делать, и вернулась к готовке. - В сад, пожалуйста, - обращаться к кому-то видимому - не то же самое, что приказывать в пустоту; горничная подхватила меня под руку и вместо душного кухонного воздуха хлебнула благоухающего цветами и фруктами садового.       - Есть ли ещё желания, светлая госпожа?       - Нет, иди. Прогуляться хочу. - Богдана растворилась в воздухе.       - А ну, тихо! - я махнула рукой на приветствующие меня фонтаны и деревья. - Хватит меня палить! - те послушно стали вести себя, как обычные деревья и фонтаны. Встречу тёзку - смогу заметить, что она идёт. Нет, я не буду прятаться. Просто обойду эту шмару десятой дорогой - как вспомню, хочется ей косу с корнем вырвать!       Подойдя к увитой виноградом беседке, я застала... даже не знаю, что. Сначала мне показалось, что обычные голые мужчина с женщиной сплелись в крепком поцелуе, тесно прижимаясь друг к другу. А потом... В одежде до меня бы не сразу дошло, что они... представляли собой каких-то жутких сиамских близнецов. Точнее, словно взяли двух обычных людей, оторвали от них половину их собственных тел, а оставшееся (то, что с головами) слепили друг с другом, при этом для устойчивости "подарив" третью ногу... И сейчас эти "близнецы" (обосраться пирогами!) увлечённо занимались сексом - мужчина стоял на двух, а женщина обвивала его сторону торса своей ногой, быстро насаживаясь на крепкий стояк. Понятно, что особо развернуться она не могла, но всё равно кое-что получалось, судя по стонам и блаженно закаченным глазам мужчины.       Глядя на них, я испытывала двойственное, даже тройственное ощущение - любопытство, лёгкую брезгливость и почти перебивающее второе нарастающее желание.       Блять, все трахаются, все, кроме меня!       Я поскорее сбежала оттуда, чтобы не поддаться искушению лёгкого свинга. Те наверняка были бы не против разнообразия. Если раньше они были незнакомы, то уже... поладили.       Да уж, меня крепко припекло, раз смотрела на уродов и блевать не тянуло. Затянулось воздержание. Да и энергии слишком много.       И я знаю, что делать...