Аленький цветочек страсти

      *Пять дней спустя*       Это оказалось легче, чем я думала. В смысле, терпеть Настеньку рядом с собой. Особо она не надоедала и над душой не стояла. Тихая, милая и вежливая девчонка. Аж бесит, какая тихая, милая и вежливая. И не то чтобы бесит, а так... подбешивает помаленьку. Особенно, когда садилась рядом вышивать чего-то на пяльцах - видите ли, не привыкла одна быть! А заменителем орды мамок, нянек и прочей челяди выпало быть мне. А я ведь терпеть не могу, когда рядом посторонние трутся. Очень хотелось послать... в другую комнату, но терпела, утешаясь тем, что скоро съедет обратно к батьке и сеструхам.       Оказывать на малолетку своё тлетворное влияние я не собиралась - даже материлась больше про себя. И с Гореславом огненными буквами на стене она не переговаривалась, что было хорошо. А плохо было то, что он и со мной не спешил выходить на связь, хотя при прогулках следовал за нами. Было паршиво. Но не только потому, что мужчина, который мне очень нравится, никак со мной не связывается, находясь под одной крышей, а ещё и потому, что я, оказывается, не разучилась мочить корки - просто выяснилось, что работа съедала львиную часть энергии моей врождённой дури, оставляя окружающим самый минимум и почти нормального человека в остатке. Или это из-за моего перемещения в сказку?.. Я периодически напоминала себе об "ужравшейся бухлом малолетке, отпустившей вожжи" - вроде бы отпускало, но каждым разом аргумент всё меньше аргументировал. Я словно сбросила с души лет десять, а то и все двадцать. На теле это тоже сказалось - ушли начавшие появляться мелкие морщинки, да и вообще самочувствие улучшилось.       Отоспавшись, практически бесилась с жиру, не зная, чем себя занять, кроме "показа мод" (мы обе смеялись до колик, когда напяливали на себя заказанные невидимым портным тряпки, но не как надо, а шиворот-навыворот и детали от разных костюмов - например, сразу три комплекта для танца живота или кимоно с казацким кушаком, лаптями и платочком, и устраивали дефиле по зеркальному залу - девчонка быстро освоила походку от бедра) и "игры в Штирлица" - то бишь, разговаривать с тёзкой как можно более нейтрально и выдавая по крошке правдивой информации о себе.       А уж когда она попривыкла к моему обществу (ну, ещё бы - рядом круглыми сутками торчит, только что на ночь в кровать не залазит!) и стала допытываться, с кем это я тогда целовалась (не забыла ведь, зараза мелкая!), то стало всё труднее придумывать тактичный ответ. И это на фоне того, что мне всё больше хотелось отмочить чего-нибудь эдакого - например, полазить по деревьям, вопя, как берроузовскй Тарзан (сверзиться не боюсь - они ведь поддерживать будут!), совсем как в детстве или искупаться в фонтане, крича "За ВДВ!!!"... Юмора бы никто не понял, но я бы сама поржала.       Жажда деятельности дошла до того, что попыталась научиться вышивать золотыми нитками и драгоценными камнями у Настеньки - монотонная работа нагоняла дремоту и лень - она честно старалась, но руки из жопы всё же оказались сильнее. Потерпела поражение и в попытках научить плести на коклюшках и прясть на прялке. В первом случае я нервничала и путала нити, а во втором - шерстью натёрла кожу на пальцах почти до красноты и волдырей. Я и не знала, что у меня такие нежные руки! Причём белоручкой ведь никогда не являлась. Настенькины, хоть и достаточно изящные и тонкие, были погрубее. Другой быт, как-никак.       Несмотря на все усилия дистанционироваться и фильтровать базар, своё влияние я всё же оказывала - девчонка раскрепостилась. Не до моего уровня, конечно же, и милой застенчивости не теряла, но разница была налицо. Особенно в том, что она стала говорить гораздо короче. Ну, нет у меня сил выносить всю эту велеречивость, нет! Ёбнуть с ноги в рыло сразу хочется.       И ещё она оказалась той ещё меломанкой - музыка играла с утра и до ночи, следуя за нами по пятам. А я что? А я заказывала свои песни - от оркестровой обработки они не становились хернёй. Отсутствие альтернативы примирило с такой заменой.       И, что ожидаемо, я всё же затеяла авантюру. И так слишком долго терпела за каким-то хером. Собиралась одна устроить покатушки, но тёзка увязалась за мной хвостом.       - Настёна Батьковна, а ты точно хочешь кататься со мной? Будешь жаловаться - высажу на хер!       - Хочу, - невинно опустила глазки эта краля. - Если будет позволено, то я пойду с тобой, подруженька моя милая, Настасья. Тоже хочу я покататься на повозке да посмотреть земли дивные.       - Да будто тебе откажешь, - фыркаю я. - Ладно, топай, а я с прислугой переговорю. Она тут есть, дворец не может без неё обходиться.       Она не стала спорить, хоть и очень хотела, судя по блеснувшим любопытством глазам, и пошла на выход.       Подождав для верности минут десять, я стала думать думу тяжкую.       Вопрос теперь стоял - как переговорить с невидимым и неслышимым слугой. Хотя, даже не вопрос, а фигня. Они же обязаны делать всё, что им приказано? Обязаны. Значит, надо только правильно приказать.       - Конюх! - не то заорала, не то зашипела я. - Конюх! - не пойми что мне в бедовую голову пришло, но наобум добавила: - Ванька!! И чтоб я тебя видела! - а потом добавила на всякий пожарный: - И слышала!       Заказанный конюх объявился сразу же - и был он, ясен хер, мягко говоря, странноватым. А крепко говоря - одним из тех страшных еблищ, что чуть не довели меня до инфаркта. Разве что сейчас был настроен более дружелюбно.       Этот конюх мне так больше напоминал кузнеца - высокий, широкоплечий и крепкий, в белой с вышивкой полотняной рубахе, цвет лица - кровь с молоком, глаза тёмно-голубые, почти васильковые (мне б такие, эх...), длинные светлые волосы перехвачены на лбу плетёным ремешком... всем бы красавец, только вот ему не хватало нижней челюсти, и язык розовым галстуком свисал на шею. А в остальном - не парень, а сплошное слюноотделение!       Только вот не выйдет у нас разговора, кажись - без нижней челюсти особо не поболтаешь.       - Эм... Иван, - обратилась я к нему, на что тот поклонился с медвежьей грацией никогда этого не делавшего человека, а я приободрилась: - Иван...       - А-а-а, - сказал он в ответ как-то горлом, а я, непонятно как догадавшись по звукоряду, переспросила:       - Звать тебя Ванькой?       - АА! - радостно, судя по глазам, закивал он. Это, наверное, надо понимать как "Да!". Стараясь не пялить глаза на качающийся маятником язык и удерживаясь от дикого желания сделать ему перевязку - больно похож на тяжело раненого, продолжила:       - Так вот, Ванька, - ранее принятый мной за ходячего мертвяка молодой мужчина весь обратился во внимание, - короче, покататься мы хотим. И я хочу попробовать сама водить. Это очень сложно - править двойкой?       Я честно старалась понять смысл заполошного движения руками и стонущих гласных. Похоже, раньше он был очень разговорчивым.       - А можно как-нибудь поразборчивее?       Конюх, подумав о чём-то, провёл пальцем по языку и быстро мазнул мне своей слюной по векам. Защипало. Не успела я запаниковать, что сейчас мне выест все глаза и я нахер останусь слепой, как попустило.       - Ты охуел?! - конюх Ванька замотал головой так, что язык почти хлопал по шее. - Я имела в виду - написать или позвать того, кто может объяснить нормально! И зачем ты это сделал? Это какой-то местный обычай?       - А-о.       - Надо? - кивнул. - Зачем надо?       Но тот разразился целой серией невнятных загробных стонов, помогая себе руками так, что до меня долетал ветер, как от вентилятора.       - Ладно, забудем, - я вздохнула. - Упростим задачу. Это просто? Кивни, если да, - кивок. - Куда дёргаю, туда и поворачивают? Стоять - тянуть за оба повода? - два частых кивка. - Они послушные? - снова кивок. - Ну, вот и всё. Иди, запрягай. - Он послушно пропал, предварительно не забыв поклониться.       Но вот почему у меня такое чувство, что он меня где-то наебал?..       И точно. Прямо за поворотом коридора встретила...       - Блять! - я шарахнулась к другой стене от неожиданности. Призрачная девушка с кожей голубоватого оттенка (хотя, она вся была выдержана в бело-голубоватой гамме) выронила тряпку, которой натирала золотую стену, взвизгнула слишком живо для привидения и отпрыгнула из-за моей реакции, наполовину уйдя в стену.       И вот тут до меня допёрло, что со мной сделал чёртов конюх - ебать-колотить, я теперь вижу всю прислугу!       Провожаемая её ошалелым взглядом, я поскакала на выход, не оборачиваясь, чуть не налетев на худого лысеющего мужчину неопределённого возраста - между пятым и седьмым десятком. По виду - какой-то работник умственного труда. Из образа выбивались только длинные, повёрнутые коленями назад голенастые ноги в обтягивающих лосинах. Его я припомнить по разборкам с ведьмой не смогла. Никак, местная интеллигенция. Огибая "интеллигента" с грустными глазами, чуть не напоролась на уже знакомого драного парня со скелетными руками, дёрнув к выходу ещё быстрее.       Наконец-то выйдя (точнее, вылетев, как с ракетой в жопе!) на свежий воздух, я какое-то время стояла, прислонившись к столбику беседки - коленки самым позорным образом тряслись, как овечий хвост - нельзя было идти к Настеньке в таком настроении. Подождёт, не растает. Мне не нужны проблемы.       Один-два-три. Четыре, пять, шесть, семь... Восемь. Девять. Десять. И выдох - глубокий-глубокий.       Ну, прислуга. Ну, выглядят они так. Сделаю предложение женитьбы Гореславу - станут людьми. И он тоже. Не хочется. Привыкла к Гореславу - привыкну и к ним всем.       Не обманула Светка. Работает. Больше не хочется убежать на край света, безостановочно вопя при этом.       Итак, выйдя к Настеньке, я обнаружила, что та сидит в открытой повозке, разукрашенной в пух и прах, как и сам дворец и терпеливо дожидается меня. И я порадовалась, что она не видит, кто запряжен в эту повозку и кто стоит рядом.       Почему-то я думала, что лошади будут похожи на тех тварин, которые таскали кареты в "Гарри Поттере"... Ага, щ-щаз!       Они больше походили на доисторических ракоскорпионов, разве что сухопутных. Только по рыже-коричневой расцветке (кажется, она называется "гнедой") и добрым выпуклым глазам (трём, но какая, нахуй, разница...) можно было догадаться о их лошадиной сути.       В общем, ближе знакомиться с "лошадками" я не пошла. Мало ли, чем они питаются...       - Настёна Батьковна, - "Степановна", - робко вставила та, - твоим извозчиком сегодня буду я, - торжественно объявила я ей, кивнув отирающемуся тут же конюху, села на место водителя и, повинуясь показываемым им руками знакам, взяла вожжи и тряхнула ими, сомневаясь, что одетые в твёрдый панцирь тварины это почувствуют. Но почувствовали и пошли шагом. Кто бы мог подумать, что первым я научусь водить не автомобиль, а фаэтон (вот, вспомнила, как называется!) на ракоскорпионьей тяге? - Не боись, не растрясу!       - А где же лошади? - вполне закономерно спросила та.       - Перед повозкой, конечно же, - отбрехалась я. - Ты их просто не видишь. И я тоже не вижу, - соврала я, невольно проследив за движением жала длиной в половину моей руки почти перед собой. - Наслаждайся видами.       Через час, прекратив цепляться за вожжи и относительно расслабившись, - умные животинки жрать меня не собирались и слушались поводьев идеально, а если я делала что-то не то, то не позволяли себя сбить - я позволила себе подхлестнуть двойку.       - А ну, пошли! Быстрее! - гаркнула я, и фаэтон понёсся, набирая скорость. Где бы то ни было ещё я бы побоялась так делать (тем более, что водить научилась час назад), но тут дороги быстро подстраивались под наше движение сами и попасть в ДТП просто не грозило. Я ржала, как ненормальная и улюлюкала, погоняя ракоскорпионов. Попискивала на заднем сиденье Настенька и жизнь была хороша.       А потом что-то случилось. Наверное, налетела на неизвестно откуда взявшийся камень, но мне было совсем не до этого.       Повозка подлетела вверх одной стороной, становясь на два колеса - я только успела заметить, как горизонт ложится набок и услышать дикий вопль Настеньки - наверняка без раздробленных костей не обошлось...       Но до земли долететь мне не дали крепкие и шерстистые объятия. Такие родные... Как же я по этой скотине соскучилась-то...       Поэтому в лучших голливудских традициях наградила спасителя крепким и жарким затяжным поцелуем, обнимая ещё и ногами. Для него держать меня на весу одной рукой было плёвым делом. Эта сила возбуждала ещё больше. Промежность горела так, что на ней можно было запекать мясо. Гореслав перебирал когтистыми пальцами мои волосы, выбивая их из излюбленного тугого конского хвоста, и щекотал шерстью даже сквозь сарафан. Чудище тяжело и не менее жарко сопел, лаская языком мой язык. Отвлечься от поцелуя меня не заставило и то, что я по неосторожности укололась о кабаний клык. Гореслав резко втянул носом запах и громоподобно зарычал, грубовато втискивая, почти ударяя о дно перевёрнутой повозки. Я в отместку взъерошила шерсть в области пупка, заставив почти взреветь. Когти в лохмотья порвали ткань на спине, оголяя до пояса, лёгкая боль только придала остроты и без того обострённым ощущениям. Ему пришлось меня поставить - хорошо, что было на что опереться, иначе бы упала. Горячий язык уже почти добрался до завязок шёлковых панталон, как...       - А-а-а-а-а-а!!! - зычный, какой-то неверный вопль заставил дёрнуться и чуть не обосраться с перепугу.       Визг всеми позабытой Настеньки подействовал на моё Чудище, как ведро воды на кота - по крайней мере, глаза были очень похожи, заставив отпрыгнуть от меня и скрыться в лесу. Я стояла, облизывая зацелованные, чуть припухшие губы, щупая царапинку на щеке и всё ещё чувствуя его руки и язык на себе.       Эта шмара сегодня же отправится домой!!!