Боги грешат больше всех.

И если и найдется во всем мире тот, кто назовет ее некрасивой или тот, кто посмеет осквернить ее чистую и нетронутую еще прелесть мимолетной юности, безумец этот будет проклят до скончания времен, пока великий Хронос не проглотит все сущее и не умертвит всех бессмертных. Персефона была прекрасна всегда: ни лунный свет, ни сияние солнца, ни пасмурный день в равной степени не портили и не делали ее лучше просто потому, что она была неизменно красива. Юношеская угловатость прошла мимо нее. Тонкие, мягкие черты лица, выточенная фигура и добрая, всегда искренняя душа – разве это не венец творения двух могущественных богов? Какой еще могла быть дочь Деметры, что вложила в свое чадо дыхание весны, свежесть лета и красоту ранней осени, и какой могла еще быть дочь Зевса, вложившего в нее достоинство и духовную силу? Для Аида дни ожидания проходили не просто в напряжении, а в томительном, ухудшающем его настроение мучительном течении медленной жизни, которая оказалась достаточно скучной даже для самого Владыки. Он не мог и представить, что рано или поздно ему наскучат разговоры с умершими, что Стикс, с ее вечным шумом и прекрасным переменчивым цветом станет для него самым отвратительным пейзажем. Аид не мог подумать, что он умеет так любить и так страдать, что ему открыты эти неизведанные закрома души, эти чувства, смешанным зельем катящиеся по его венам. За что амуры наградили его проклятой любовью к этой вздорной девчонке? Он не выдержал всего раз, один единственный раз. В тот день солнце особенно ярко светило на небосводе, где-то в треклятом лесу пели птицы. Жизнь бессмертных существ, любящих тепло и вечное лето, протекала своим чередом, и Персефона вновь гуляла в своем излюбленном лесу. Вокруг не было никого: океаниды остались далеко позади, а юная богиня, босыми ногами вступив на еще покрытую росой траву, улыбнулась своим мысля. Они уносили ее далеко, в иные миры, в другие пространства. Персефона была мечтательницей, и сейчас, как никогда, ей хотелось, чтобы одна из придуманных ею же сказок про прекрасных, добрых людей, про настоящую любовь, про искренние чувства, романтичные слова и томные взгляды, чтобы все это в один миг стало явью. Ей хотелось раскрепостить душу и позволить себе отпустить себя, ведь, находясь в кругу океанид, никогда не скажешь тех теплящихся в груди слов, от которых наворачиваются слезы. - Аид? – собственный голос вывел Персефону из состояния отсутствия. Девушка отступила на пару шагов от опасно выглядящего бога. Она не могла поспорить с тем, что он был красив. Она не могла опровергнуть то, что он притягивал ее к себе своим вечным молчаливым спокойствием и невозмутимым выражением лица. Персефона прекрасно знала, что если прямо сейчас он начнет предпринимать попытки добиться нее, у него все получится. Но больше всего она знала, что честь и гордость богини не позволят ей признаться ему в этом. Поэтому она немного недовольно посмотрела на него, с некоторым удовлетворением смотря на масляный взгляд этих холодных глаз. Аид осматривал богиню, смотрел на нее так пристально, что любая другая бы что-то сказала, что-то сделала, но Персефона лишь гордо приподняла подбородок, опасно отвечая таким же долгим и пристальным взглядом. Владыка, казалось, мог стоять так вечность, а что вечность, по сравнению с бессмертием? Кажется, не хватило бы и целого мира, чтобы показать размах его чувств, его мыслей и желаний. Да, он искренне любил взбалмошную Персефону, со скрытой любовью смотрел на вздернутый носик, на ее тонкую шею. Ему хотелось прижаться к ней губами, утонуть в женской ласке, но вместо этого Аид криво усмехнулся, поправил хитон, от напряжения сбившийся с плеча, мягко провел рукой по нежной коже руки и, еще раз скользнув взглядом по телу богини, стал исчезать. Ему было достаточно этой бессловесной дуэли. Точнее, Персефона восприняла это как вызов – неразумный ребенок, принявший страсть за злобу. Что же, это было только на руку Аиду, чьи желания давно унесли его в самые далекие и запрещенные реалии. Впрочем, для бога нет ничего запретного. Через некоторое время цветок был готов. Радости Аида не было предела, но он не показал этого навестившей его Гере, а только сдержанно кивнул и сухо поблагодарил ее, обещав однажды выполнить свою часть договора. Как только Гера ушла, Аид вскочил со своего места и тут же принялся за сборы. Все было заготовлено заранее, однако для встречи жены в аду нужно было немного убраться. После встречи с Аидом Персефона вела себя крайне осторожно: она оглядывалась по сторонам, всматривалась в лица прохожих, стараясь разглядеть в них что-то общее с богом преисподней. Но, вскоре потеряв к этому всякий интерес и позабыв об этом происшествии, вновь вернулась на излюбленный луг, с целью собрать цветов для матери. Та была печальна в последние дни, и единственное, что могла сделать Персефона – это порадовать ее неожиданным подарком. Вокруг было множество цветов, сладко тянущихся к солнцу, каждый пах необыкновенным и неповторимым ароматом. Персефона, дойдя почти до самого края луга, издалека заметила необычайной красоты цветок. Его лепестки при свете солнца ярко сияли и будто блестели, были выточены словно из камня – настолько красив и совершенен был этот цветок. Персефона подошла к нему, пальцами коснувшись лепестков. На ощупь мягкие, чуть бархатистые, они обязательно понравились бы Деметре. Персефона пообещала себя засадить такими цветами целый сад, чтобы радовать себя время от времени и решительно сорвала цветок. Небо внезапно померкло, богиня не успела даже положить цветок в корзину. Тучи, непонятно откуда взявшиеся, принесли за собой порывистый ветер. Вдалеке ударил гром, и Персефона в страхе попыталась отбежать от страшной долины. На месте, где был цветок, появилась огромная щель. Персефону сковал страх, она боялась, что что-то нечеловеческое появится сейчас, она боялась появления атлантов, страшилищ и чудищ подземелий. Прошло несколько томительных минут, проведенных в страхе, пока Персефона не услышала еле заметное лошадиное ржание. Подойдя чуть ближе к щели, любопытная богиня хотела было заглянуть вниз, но в этот же момент из щели выскочила золотая колесница. Персефона со смесью восторга и ужаса смотрела на возвышающуюся перед ней громаду: черные кони, запряженные в колесницу, били огромными копытами и выдыхали не пар, а воистину огонь преисподней. Их гривы, длинные, почти достигавшие пола, горели ярким пламенем, а глаза были налиты кровью. Ярость и злоба поселилась в них, ведь Аид выпускал их на волю лишь раз за их долгую жизнь в заточении, вот откуда взялась эта исполинская сила и невероятная скорость. Колесница была сделана из чистого золота. По бокам сверкали и переливались, даже без солнечного света, причудливые узоры, мастерски сотворенные неизвестными умельцами. На колеснице, уверенно смотря на Персефону, стоял Аид. В тот момент он был ужасен и прекрасен одновременно. И без того яркие глаза светились бесовским пламенем, губы то и дело расплывались в насмешке, а руки, сдерживающие поводья, были напряжены и на них несильно выступали вены. Персефона не могла пошевелиться, даже когда Аид схватил ее поперек тела и поднял на колесницу. Она не могла сказать и слова, когда его холодные ладони прошлись по всему телу, а теплое дыхание защекотало шею. Она не могла ничего сказать, когда одна рука Аида по-хозяйски легла на талию богини, крепко прижимая к себе. Персефона не вымолвила ни слова, даже когда колесница двинулась обратно к щели. И только последний крик, сдавленный и дикий, сорвался с ее губ, но никто не земле, как казалось, не способен был его услышать. Аид, очутившись в Подземном царстве, отпустил Персефону, улыбнулся и отдал управление колесницей одному из своих слуг. Юная богиня тут же, гордо выпрямившись, с ужасом взглянула на Владыку. - Аид, - сказала она с достоинством, но голос ее предательски дрожал. Она ждала немедленных объяснений. - Ты моя жена, - хмуро сказал Аид, внутренне ликуя. – Зевс отдал тебя мне. - Что? – прошептала Персефона, отшатываясь от приблизившегося бога. – Как вы… - Глупая, глупая девчонка, - прошипел Аид, когда Персефона, закрыв лицо руками, начала плакать. – Слезами здесь не поможешь, - он резко схватил ее за подбородок и приблизил себе, заставляя убрать руки с лица. - Отпустите меня, - взмолилась Персефона, смотря прямо в глаза Владыки. - Слишком многое я отдал, чтобы так просто с тобой расставаться, - прошептал Аид, приближаясь к губам богини. – Запомни, Персефона, ты – моя. - Я никогда не буду вашей, - прорычала она. – Не смейте даже касаться меня! Если уж быть пленницей, - она глубоко вздохнула. – То быть пленницей до конца. Если вам угодно истязать меня, Владыка, то не оставляйте хотя бы следов на дорогой одежде, - сказала она, дрожащими пальцами смахивая с плеча хитон. Аид, молча смотря на почти что истерику новоявленной жены, лениво сел на свой трон. Персефона разделась и развернулась к Аиду. - Ну? – спросила она требовательно. - Ты хочешь, чтобы я тебя взял? – спросил он надменно. Сердце же билось сильнее от красоты и очарования Персефоны.- Впрочем, если тебе удобно, милая Персефона, то ходи нагая. Я не против. - Вы, - прошептала девушка, бессильно садясь на пол. Он был на удивление теплым, и богиня, забыв на минуту о своем гневе, дотронулась рукой до камня. Аид снял с себя мантию и, накинув ее на плечи Персефоны, за плечи поднял ее на ноги. - Это жар от горящих душ, - пояснил он, наглухо застегивая мантию. – И не смей больше раздеваться. Только при мне. - Что ты хочешь от меня? – бессильно сказала Персефона, слабо отбиваясь от рук Аида. Тот прорычал что-то невнятное и, схватив жену под локоть, потащил в сторону страшного тоннеля. – Я не пойду! Не пойду! - Ты пойдешь, иначе я сброшу тебя в Стикс! – рявкнул Аид, в ответ получив лишь гордый, полный гнева и страха, взгляд. Дотащив Персефону до приготовленной ей комнаты, Владыка толкнул ее внутрь. – Смирись, Персефона. Я теперь твой господин.