POV Лёня.
Когда всё, что у тебя сейчас есть, это поганые белые четыре стены, всё вокруг кажется сущим адом, прекрытым белой простынью. Белой, плотной, порванной и тысячекратно зашитой, простынью. Такое ощущение, что если хотя бы малннький край этого полотна отойдёт от своей границы, всё вокруг начнёт засасывать в бесконечную чёрную дыру. Мир будет неумолимо вертеться в тёмном присталище. Но...невозможно вечно терпеть отблеск белого сияния, светящего впрямо в глаза. Это может ослепить. Иногда нужно прыгать в бездну. "Мы поставим тебя на ноги. Уже сегодня ты будешь ходить." - отголоски громко звучат в сознании. На столько громко, что слова не могут выйти за пределы головы и эхом отдаются прямо в душе. От этого хочется застрелиться. Питерский бы предпочёл кого-нибудь ударить...И почему я не такой? Мда, не думал, что когда буду на грани стану сравнивать себя с Толей. "Сделай шаг. Всего лишь двинуться вперёд, чего тебе это стоит?" А вы думали когда-нибудь, как тяжело могут даваться человеку эти шаги? Всё зависит от того, куда он шагает. До одной цели крохотное расстояние, а для другой не хватит и целой жизни. Да и в конце концов, сначала сами пройдите по этой дороге, прежде чем толкать на неё других. А за окном летают птицы. Много птиц. Стая или как их там называют. Уже забываются элементарные вещи, это край. Всё прекрасно. А пернатые летят и не о чём не думают, а им и не надо. Зачем им? У них большая семья и пока один среди множества других, он не будет чувствовать себя одиноким. И абсолютно плевать нужен ты им вообще или нет, вы просто вместе и это делает вас сильными. А если один отобьётся от стаи, то что? На вряд-ли его кто-то будет искать, да и вообще его вряд-ли кто-то вспомнит. Вот так, а в них по прежнему сила. А ты ведь чувствовал себя когда-то частью этой мощной энергии, её составляющей, а теперь...А теперь просто найди новую дорогу или догоняй остальных. Вот как сейчас, смотри на птиц и думай, что кто-то из их стаи примет решение за тебя. И небо, по которому они летят, чистое. Отвратительно чистое и сияющее. Вся эта иллюзия из мирно летящих птиц по свободному небосводу затягивает. Но нужно помнить, что это лишь первый слой. Это ноль, после которого будет ставиться много цифр. Нужно быть готовым, что когда-нибудь настанет тот момент, когда нужно будет вернуться к старым слоям, чтобы найти ошибку. Выдавить её из себя, извлечь, чтобы смотреть в глаза и делать вид, что ты её не боишься, заодно проверяя на сколько тебя хватит. Это чувство внутри, когда ты ощущаешь этот ураган мыслей в своей голове, но он застилается пеленой безразличия и ничего вокруг не существует. Возможно это таблетки, но наверное я сам довожу себя до такого состояния. "Ты берёшь на себя слишком много. Не страдай за весь мир в одиночку" - посоветовала она, когда завязался незатейливый разговор на кухне о моём душевном состоянии и её психологических проблемах. Да, страдать за всех тяжело, особенно, когда никто не хочет хочет вдаваться хотя бы в часть твоих переживаний. Но я слушаюсь, как послушный мальчик. Всегда казалось, что всё, что говорит Лера обдуманно. Между прочим, она тоже думает слишком много о том, чего бы ей лучше не знать. Впрочем, как и я, как и все мы. В каждом её движении я узнавал что-то родное, что-то заложенное внутри меня. Хотелось просто слушать всё, что она говорит, помогать ей и всегда идти именно к ней за советом. И всё по кусочкам пыталось сложиться в одну картину моего отношения к ней, но ломалось и крошилось от банального отсутствия умения распознавать свои эмоции и приводить факты к какому-то выводу. И вот одна недостающая деталь в самую середину и изображение полностью проявилось. Внутри всё начало гореть. Не от любви, как в романах и прочей дегенеративной письменности, а от щемящего чувства вины и горя. Пьянящее чувство злости на весь мир и потерянности. Она послана свыше, это всё к чему я смог прийти. Логика и здравый смысл не находят объяснения полной эдентичности моей матери и простой рыжей девушки, которая переехала несколько месяцев назад. Не находят объяснения тому, почему она рядом и меня так немыслемо тянет к ней. Этот образ, характер, глаза, я был уверен, что видел их раньше. И пережить снова смерть самого близкого тебе человека, теперь точно зная, кем он стал для тебя и как дорог, подобно душевной смерти. Как смотреть Лере в глаз после, сложившийся в моей голове, картины? Как вообще жить дальше с этой идиотской операцией? Неужели они не понимают, что это не поможет?! Неужели никто не понимает?! Да, сотни раз мною было сказанно, что я не верю в собственное выздоровление, ведь сказок не существует. Но в душе горит крохотный огонёк надежды. Я привык забывать обиды и даже на самого себя. И если в душе погаснет последняя искра, то я просто буду амёбой в нашем прагматичном мире. Все найдут в нём место кроме меня. Ведь для каждого здесь определена своя роль. Мы актёры, которые творят импровизацию на большой сцене. Вот, Толя, к чему он здесь? В чём его предназначение и что он даст этому миру? Да он и сам этого не знает. Но есть в нём что-то нужное, важное и неотделимое. Уйди он из моей жизни не могу представить, что бы было, но явно что то было бы не так. Он решительный, напористый, если Питерский решил что-то сделать, то совсем скоро вы увидите результат. Холодный, почти ледяной, замороженный, скорее так. Немногие знают, что лёд можно растопить и за ним будет самое горячее сердце. Против законов физики, но кому это важно? Он ведь умеет успокаивать, как никто другой и порою его чувства глубже чем у остальных, но проще ведь скрывать это, так? Надоело. Все эти несвязные мысли, пересылки с одного на другое, оглушающие и кричащие мысли, надоело! От этого ничего не меняется. Только изводить себя до состояния овоща, без своего мнения. Винигрет и ассорти из душевного бреда не разгребёшь ни ложкой, ни лопатой. Проще, наверное повеситься, но сдаваться так просто не простительно. Самоубийцы не люди, они эгоистичная пародия на людей. Слабаки, которые больше не хотят бороться, которые выбрали самый лёгкий путь. Как бы не было плохо, я никогда не отнесу себя к их числу. Прими решение, это же так просто. Просто до безумия, всё или ничего. Ляжешь на операцию, риск и крохотное количество шансов. Не ляжешь, слабак и потеря возможности и исцеления. Просто же, ну Скрип двери и прохладный воздух столбом повалил из коридора. Стоит обернуться, но надо ли? - Ну что, без пяти минут ходящий, как настрой? - голос с натянутым весельем и падением вниз, почти до хрипа. Долго же они в коридоре сидят. Звук увесистых ботинок, приблидающихся ко мне. Яркий аромат свежести и холод по всему телу. Определять по запаху, по звуку, по атмосфере, которую она приносит вместе с собой, проносит через всю жизнь, через чужую жизнь. Не поворачиваться не простительно по отношению к такому человеку, но что делать? Она слишком важна для меня, сшишком значима, чтобы сейчас позволить ей прочитать меня. Лера разгадывает по крупицам, складывает в одно, сама того не подозревая. - Эй, ты чего? Я тебя чем-то обидела? - кладет руку на моё плечо и наколняется. Кончики волос щекотят ключицы, вызывая мелкую дрожь и заряд тока по всему телу. Крохотно, еле заметно, но чувственно. Тактичная, чересчур тактичная по отношению к определённым людям. Она притягательна тем, что нравится всем, кто с ней знаком. Что-то вроде универсального экземпляра, для всех сразу, просто подход нужен. А действительно, может обидела? Тем, что просто родилась именно такой, такой правильной и нескладной одновременно. Наивной и продуманной, ненавязчивой и врезающейся в сознание. - Нет. - Не обидела, даже больше, помогла. Помогла разобраться в себе и собрать этот чёртов пазл. Хотя бы за это нужно выдавить из себя улыбку, Лера достойна её. - Не выжимай из себя эмоции. От этого не легче. - взгляд понимания со скрытым состраданием и упрёком. - А как иначе? - коротко улыбаюсь и отвожу взгляд в окно. Лучше не видеть её в этот момент, я знаю наперед то, что она сейчас скажет. Тирады о том, как нельзя и как можно и прекрасно знаю то, что ничего из этого она сама никогда не соблюдала. За плечом послышалось шуршание и звук открывания картонной коробки. Я обернулся на звук и моё лицо скривилось от удивления нелепости этой ситуации. В руках Максаевой была красочная картонная коробка, в форме домика, который она уже открыла и просунула руку для конфеты. Сладкий подарок иными словами. Такие обычно дарят на новый год, откуда он у неё в ноябре? - Хочешь конфету? - наивно смотрит на меня и по детски улыбается. Никогда бы не подумал, что она будет радоваться обычным конфетам, которые в обычное время ест без энтузиазма. Есть в ней эта детская непосредственномть, только Лера её глубоко прячет или ей его заталкиваеют куда подальше. - Нет. Спасибо. - улыбаюсь тому, как она пожимает плечами и разворачивает конфету из красного фантика. - Откуда? - краткость, иногда она лучший друг всех мыслителей. - Толя принёс. Это же больница, тут такое годами хранится. - рассматривает коробку. - Но срок годности в норме, не боись. - вновь пожимает плечами и уже с неким безразличием кладёт коробку на колени. - Как думаешь, почему дети так фанатеют от них? Обычный картон и набор конфет, которые купить по отдельности вышло бы дешевле? - смотрит на колени и переводит взгляд на меня, прожигающе. Никогда не задумывался, но теперь наводит на мысль. Обычный цветной картон и сладкое всегда вызывают неописуемый восторг. Честно говоря,всё моё детство сладкое было для меня ночным кошмаром. Мне по просту его было нельзя, и когда все остальные дети с упоением поедали очередную шоколадку, я негодовал и разачорывавался в самом себе. Годы прошли, и проблема с этим была решена, но желание съесть лишний батончик пропало окончательно. - Желание побыстрее приблизить праздник? - я всё больше понимаю, что рыжая девушка напротив точная копия моей матери. Я абсолютно не помню последней, но исходя из моих видений и внутреннего ощущения я воспринимаю Леру, как родную. Разумеется не как мать, а просто, как кого-то очень близкого и значимого. - Почти. Знаешь, эти фантики, они, как иллюзия сказки, чего-то светлого, когда все кажется мраком. Предвкушение этого момента, когда всё изменится. Ведь в новом году всё станет другим, мы всё поменяем, всё будет лучше, мы так думаем. Но представь ничего не меняется, всё по старому и мы остаёмся такими же потому, что... - казалось её слова надёжно закрепляются в сознании, и ты знаешь, что она скажет дальше. - Сказок нет. - в пустоту говорю я, как завороженный. Сказок нет и выдуманных нас тоже нет. Есть только безжалостная реальность, пора смириться, но этого никогда не получится. Максаева смотрит на меня с удивлением и уже хочет что-то сказать, но собирается с мыслями. - Знаешь, а я ведь всё детство не брал в рот ни одной конфеты. Все получали подарки, а я пил кефир в уголке и думал, что так надо. Вот и теперь я их не ем, потому что так надо, хотя мне это уже давно дозволено. - я смотрю на тот злосчастный подарок и в душе начинает разливаться ненависть, потому что беспорядочно в голове вспылвают моменты из детства. Как пухлые мальчуганы, которым следовало бы воздержаться от сладкого, запихивали сладости в рот, роняли их от жадности и громко смеялись. Сейчас хочется взять и рвать эти фантики, наслаждаясь каждой частичкой этого лакомства, всем на зло, чтобы поняли, что мне тоже можно, что мне всё можно. Но что-то внутри держит и не даёт идти на необдуманный шаг. - А я любила сладкое. Когда-то, когда мы жили дружной семьёй и мне было всего пять лет, мама оставила меня дома. А без маминой юбки я жить не могла и по этому тогда мне было очень страшно и я просто забилась в ближайший угол и стала ждать её прихода. Всё, что было перед глазами, это громадный белый сервант с аляпистыми узорами и обшарпаннымы ножками. На нижней полке стояла огромная миска с конфетами, котрую мама для виду доставала и ставила на стол, когда приходили гости. И в тот момент мне жутко их захотелось, так, что мне было плевать, что мама будет недовольна. Я просто ела их без остановки и только фантики летели на пол от моего стыда. Но в тот момент я забыла об одиночестве, абсолютно. С тех пор я ем сладкое всегда, когда мне плохо или я волнуюсь, помогает лучше любых таблеток. - Лера смотрела куда-то вдаль, буд-то прокручивая этот момент в голове. Она заедает эмоции, но не всегда. Лучше бы я засовыал ей в карман шоколад вместо сигарет, серьёзно. Лишний вес лучше испорченных лёгких. - Я не хотел тебе этого говорить, но лучше я буду жить с мыслью, что ты считаешь меня сумасшедшим чем с тем, что я тебя обманываю. - поворачиваюсь к ней всем корпусом и смотрю в глаза, которые выражают заинтересованность и смятение. - Тогда, когда вы с Толей зашли в кабинет и я стоял на ногах.... - Почему обычные слова даются так тяжело? - Доктор провёл гипноз и я оказался в том дне, когда стал инвалидом. - учащённое сердцебиение, глаза в пол, очень жарко. - Я был на дороге и увидел машину, в которой сидел я сам, только гораздо младше и там была ты. Ты...только старше. И всё сложилось, я понял всё. - говорить становится практически невозможно и слышится лишь моё тяжёлое дыхание. - Почему мне казалось, что ты была мне знакома ранее и я знал тебя наперед и я всё время думал, что ты знаешь меня всю жизнь. Лер, я вспомнил маму и вы с ней практически одно и тоже, вы похожи, как две капли воды. И тогда на дороге, наша машина врезалась и... - последние слова, давай! - ты умерла на моих глазах, я бежал, я кричал, я рыдал, но всё было тщетно. - выдыхаю и выпрямленная спина опускается от сброшенного груза. Лера пытается собрать всё в голове и непрерывно смотрит на меня, ища ответ. Проходит примерно десять секунд и меня касется тёплая рука. Моя холодная, от волнения, ладонь, буд-то оттаивает от её её тёплого прикосновения. Я удивлённо поднимаю на неё взгляд, всем своим видом показывая, что я не понимаю её реакции. Точнее не так, я удивлён, что она положительная. - Спасибо. - шепчет она и голос вздрагивает на определнной ноте. - За что? - сглатываю, поступивший в горло ком, который возник при столкновении с её глубоким взглядом. - За то, что открылся. Честно, я не знаю, как на это реагировать, но понимаю, что это очень важно для тебя и тебе это очень трудно даётся. - поглаживая мою руку, говорила она и старалась не порвать эту тонкую нить громкими звуками. И тут я понял, что был полным идиотои и попросту молчал, когда мог скинуть это смятение с души гораздно раньше. - Лер, что мне делать? Это ведь всё или ничего, ведь так? - понимаю, что совет нужно спросить либо сейчас либо никогда. - Нет, Лёнька, это просто ещё один шаг, который нужно пройти. Ты в любом случае будешь героем для нас, чтобы ты не решил. - измучено, но лучезарно улыбается, кажется в её глазах сверкают эти переливы солнечного света в тусклый день. Я опускаю голову и вдумчиво смотрю в окно. Герой, но видимо не этой истории. Герои всегда быстро принимают решения и без оглядки лезут на рожон, а ты...А ты сопливый мальчик, нюня, колёсико или как там тебя называл Толя? Ты просто ноль в начале запси, ты портишь всю картину. Но в тебя верят, в такого безхребетного слюнтяя верят. - Почему ты до сих пор меня поддерживаешь? - с надеждой и некой усмешкой над собой смотрю в её глаза, в которых миллионы эмоций, страницы книги летят, как по ветру. - Потому что ты самый искренний человек из тех, которых я знаю и самый лучший в мире друг. Если я что-то могу для тебя сделать, только скажи. - волнение исчезло с её лица, хоть что-то мне удалось. - Спой для меня. - тихо говорю я, но она слышит. Её глаза расширяются и она запускает руку в волосы. - Я? Петь? - заторможенно произносит Лера. Да да, ты обещала, помнишь? - Да. Это все, что я сейчас хочу. - невинно улыбаюсь, наблюдая за её беглым взглядом. - И что петь? - последняя попытка сорваться с крючка, но больше это похоже на смирение. - То, что на душе. Я же открылся. - руки всё ещё сцеплены, я отпускаю её ладонь. Она смотрит на моё движение и снова на меня. Собирается с мыслями, смотрит в пол, мнёт конец своей кофты и жадно вдыхает воздух. Кто-то редко поёт для других, похоже.***
Артём Пивоваров - Собирай меня
Больничные стены становятся тесными, когда Лера подбирает в своей голове песню. В голове всплывала лишь одна мелодия, слова под которую приелись и вспоминались, как мантра. Её состояние, её поддержка, её боль, её надежда, всё в одно. Губы приоткрываются и душный воздух заполняет её нутро. Начинают литься звуки, которые значат так много.Как бы мы не сходили с ума. Твоя глубина полна меня.
Сходить с ума по одиночке, свой маленький, непонятый другими, мир, дверь в который могут открыть лишь они сами. Их мысли доходят до безумства, так думают другие, но не они сами. Им всё равно, что думают другие, ведь в друг друге они видят нечто большее чем просто сумасшедших. Его глубина, которая бесконечна и бездонна. Никто даже не осмелится проверить её, ибо догадывается насколько там темно и страшно. Но не она. Именно она заполняет глубины его душевных порезов собой. Неосознанно ломает всё внутри, но заполняет пустоту. Голос Леры дрожит от понимания на сколько близка и важна ей эта песня, но она старается петь её нефальшиво и точно, так как знает кому поёт.Как бы мы не сходили с ума. Мы одна вселенная.
Вселенная абсурда, которая никому кроме них не понятна и от этого только приятней. Отвергать друг друга, кричать, давать волю эмоциям и всё уйдёт в глубины этой вселенной.Как бы мы не сходили с ума. Заблуждались, терялись, погружались в себя.
Вечные заблуждения друг о друге, потери в этом мире и мире друг друга, и полное угнетение и сгорание в собственном. Погрузиться в себя и не знать, как всплыть наружу, если бы не "чужая, не похожая на тебя" вселенная.Как бы мы не сходили с ума. Удержи меня.
Это самое главное, самое необходимое. Без поддержки они распадутся на куски и крохотные частицы, их сломают. Никогда никто из них не попросит о том, чтобы его ловили, но это получается само собой. Гордость и принципы не дадут попрочить о помощи.Если я упаду, собирай меня, собирай меня ты. По кусочкам. Я упаду, собирай меня, собирай меня, ты.
Лера тянет ноты и вливается в песню, всё вокруг кажется одним единым звуком. Падений очень много, проще посчитать сколько раз они их избегали. Думать, что ты брошен и оставлен один в то время, как кто-то по кусочкам, по крупинкам соберёт твою душу вновь.Как бы мы не сходили с ума. С ночи до утра я пью тебя.
До капли, заряжаясь этим жизненоважным теплом и поддержкой, как живительным кислородом. Без него всё затягивается мраком и пожирает изнутри, съедает всю душу без остатка.Как бы мы не сходили с ума. Ты моя бессонница.
Изматывает. Забирает всё, но это приятная усталость. Ночами копаться в себе, кажется пыткой для них самих, но осознание обратного приходит позже.Как бы мы не сходили с ума. Заблуждались, терялись, погружались в себя. Как бы мы не сходили с ума. Ты - вода, я - жажда.
Утолить жажду тепла и трепета собой. Утолять до иссушения, до изнеможения и боли и наконец до полного заполнения и уровня выше нормы.Если я упаду, собирай меня, собирай меня ты. Если я упаду, собирай меня, собирай меня ты. По кусочкам. Я упаду, собирай меня, собирай меня ты.
Собрать и не дать разбиться вновь. Максаева допевает последнюю ноту и открывает глаза, она и не заметила, как закрыла их от нахлынувших чувств. Руки подрагивали. Она перевела взгляд на Кузнецова. Тот боялся даже дышать вовремя песни и был примагничен её пением. Каждый звук, каждый её вдох он славливал и запускал в сознание. Хотелось пускать на повтор каждую строчку, потому что он сразу понял, что Лера чувствовала в этот момент и про кого пела. - Лер, что ты чувствуешь к Толе? - едва слышно спросил Леонид. Но этой громкости ей было достаточно. Она замялась и с болью посмотрела на соседа. - Я не знаю, Лёнь. - она опустила глаза в пол. Ненависть, сострадание, надобность поддержки, тепло, живительный кислород из моментов и нет точного ответа. - Ты всё ещё успеешь понять. Жизнь любит приносить сюрпризы в ярких фантиках. - парень протянул ей фиолетовую обёртку с красными, нарисованными, масками. - Не нужно делать так как надо, если знаешь, как тебе будет правильно. - он положил в рот конфету и улыбнулся. Собирай меня по кусочкам, посмотрим, что из этого выйдет.