Все живут вдоль, я - поперёк

Margarete: Was ist das? Gott im Himmel! Schau, So was hab ich mein Tage nicht gesehn! Ein Schmuck! Mit dem könnt eine Edelfrau Am höchsten Feiertage gehn. Wie sollte mir die Kette stehn? Wem mag die Herrlichkeit gehören? Маргарита: Что это! Боже мой! Чудеснейший убор! Мне видеть не пришлось такого до сих пор! Его б и дама знатная надела И на гулянье в нём отправилась бы смело. Цепочку бы надеть: какой приму я вид? Чья ж эта роскошь вся? Кому принадлежит? И.В. Гёте. Фауст. Пер. Н. Холодковского В кулуарах парни мигом отыскали подходящий халат: дико-розового цвета и невесомый, как пушинка. Обрядили Карди и повели под локотки вниз, где были плотно закрытые «ночные» камеры: без никаких окон, зато по всем стенам шторы, продвинутый санузел, кровать с ортопедическим матрацем высотой по колено, прикроватный шкапик для мелочей и высокий шкаф-купе для одежды, обуви и белья. Стол откидной, стулья выдвижные, обе лампы, в потолке и у кровати, светодиодные - всё от продвинутой фирмы «Икея Фэмили»: Хозяин явно рассчитывал, что квартиранты чуть позже обустроят усыпальницу в соответствии со своими личными вкусами. Валд как-то незаметно для владелицы умудрился по пути стащить с неё гаремные подштанники, поверху забрызганные бурым, и перебросить Делюку, который завладел охапкой остальной одежды и нёс её в руке, свободной от дамы. - Ребята, - проговорила Карди, едва усевшись на матрас, - вы норов Милорда знаете куда лучше меня. Все эти разговоры о долгах и воздаянии - по сути риторика: и вы своё получите, и я своё, не чужое. В смысле такая вот игра престолов. И если вы чем мне обязаны, то лишь по долгу службы. - Мы должны вас подлечить, - ответил Делюк. - Тогда иди добывай лёд - это в первую очередь. «С утра садится в ванну со льдом…». Чайльд-Гарольд и Евгений оба были денди и дело своё понимали. Никаких потом синяков и затёков. Кто видел - там у меня много крови? Делюк зарделся. Валд ответил: - Я, но только мельком. Вроде терпимо. - А-а. Тогда один волчик в поварню, другой в овчарню. То есть в ресторанный холодильник и аптеку скорой помощи. Я пока воды наберу. И скрылась за ширмой. Русский притащил дорожный холодильник - пластиковый куб с гранью в полметра. Карди вытряхнула во взмыленную воду как есть всё, он только успел спросить: - Не простудитесь? - В горных речках купалась. С лечебным массажем вышли проблемы. Кардинена, выйдя из пены, возмутилась, что нет зеркал, а свои руки сгибаются плохо. Было бы хорошо - так и лечить бы не потребовалось. После тихого спора за дело взялся латыш как наиболее стойкий в сексуальном отношении. И скоро убедился, что никаких проблем у него не возникает: спина как спина, умеренно исполосованная и по виду мальчишеская. Пока действовал, женщина дремала, раскинув мокрые волосы по изголовью. Позже заползла внутрь одеял и окончательно вырубилась. За то время, как спали оба, и мэтр, и «полугоспожа», слуги успели быстренько смотаться в «Катенькин Апартамент» где Карди снимала комнату. Вид убогий: стены, не знавшие ремонта со времён Перестройки, четвёртый этаж дома с высоченными потолками, ряд душевых кабинок напротив такой же линии туалетов и якобы «семейная» кухня. Однако тесные и сумрачные комнаты выглядят уютно, а с хозяйкой не возникло никаких проблем: знала, что имеет дело с «крутыми». Предъявили загранпаспорт постоялицы, извлечённый из внутренней пазухи голубого жилета-макси, и написанную от руки непонятную фразу: «И всякому человеку мы прикрепили птицу к его шее». Альбин, пока не провалился в забытье, успел просканировать бумагу и убедиться, что никакой тайнописи и иносказаний нет: простой пароль на случай всякого случай, как говорится. Всё-таки прослушивали стены и разбирались в вещах Делюк и Валд под равнодушным и в то же время пристальным взглядом. Багаж: снаружи -курьёзный гибрид рюкзака с колёсиками и чемодана с наплечными лямками, но внутри ничего выдающегося: документы, небольшого формата книга в тряпичном кисете, гель для тела и туалетные принадлежности, явно прикупленные здесь же, на столичном вокзале, нижнее бельишко без кружев, со скромными метками «Charlie for her» , джинсы и ветровка из дьюти-фри, большой флакон мутно-желтого лака с шариком-погремушкой и надписью: «Nail guitarists». - Скудновато для женщины, - заметил Влад. - Лето же на дворе, - отозвался Делюк. - Надолго она сюда не собиралась. Но когда они отстегнули перекрестные ремни и поднял непрозрачную плёнку, за ними обнаружился чёрный шёлк. Подняли на руках - то было платье длиной до пола. Широкие небесно-серые переливы блеска. Скупая выразительность деталей. Спереди - двойная золотая полоса шитья, переходящая на стоячий ворот. Швы почти невидимы, будто вещь не скроена портным, а выгнута оружейником из одного куска воронёной стали и покрыта насечкой. Тут же крошечные башмачки из чёрной лайки на невысоком каблуке со стилизованной круговой вышивкой - подобие стремени. И мягкий футляр с чем-то, свёрнутым вместе с ним в толстую петлю. Валд, как увидел это, сразу схватил товарища за руку: - Неловко при других людях. Пакуем всё обратно и тащим в клуб - на месте разберёмся. Натурально, мэтр ещё пребывал в отключке, поэтому разбудили его новую «метрессу». Кардинена повесила чёрное платье рядом с бело-голубым, башмаки бросила рядом с туфлями на пол, книгу, как есть, сунула в тумбочку, а «то самое» вынула из футляра и, кряхтя, попыталась приладить в изголовье вместо картины, которую, нимало не чинясь, бросила на пол. Аккуратист Делюк поднял, стал рассматривать. Почему-то все прислужники полагают, что вампирам и практикующим готам должны льстить сюжеты на их тему. Всё же здесь было нечто не совсем традиционное: вокруг овального стола - двенадцать тронов со смутными поясными фигурами. Имена одиннадцати обозначены надписями, точно выведенными жидким солнцем: Законник. Летописец. Механикус. Танцорка. Лекарь. Рыцарь. Рудознатец. Глашатай. Ткачиха. Звездочёт. Волчий Пастух. Пастырь Древес. Двенадцатый трон, почти в самой сердцевине, пуст, но мастерство живописца сделало именно эту пустоту до невероятия живой и трепещущей. Над ними своды замыкают умозрительное пространство как бы циклопической бороздчатой раковиной, и на куполе, как на своего рода театральном заднике из полированного камня, прорисованы две гигантских тени - мужская и женская. Лица их светлы и прекрасны, руки сомкнуты, но тела разъединила тьма. - Искусство есть по существу своему про-фанация и про-рочество, причём - уголовно наказуемые, - пробормотала женщина, вынимая из его рук полотно и оборачивая лицом к стене. - Недаром пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и да приветствует, так не любил поэтов. - Вы о чём,.. э? - Карди, и хватит с меня. Да так, Валди, ворчу по-стариковски. - А вот это что за штука? - Священный оберег от всяких демонов, очень мощный, потому что пахнет конским потом. Самое лучшее для женщины, когда она беременна или собирается родить. Ещё давно подарили в сухой степи, когда я там лошадей для владельца заезжала. Там ведь из табуна берут полудиких. - Вы умеете? - На всё была горазда: брать логарифмы, отбивать денники, переводить тексты с тьмутараканского на красный свет… Валд подумал, что Карди специально заговаривает им обоим зубы, чтобы отвлеклись от дальнейшего созерцания, но тут она как ни в чём ни бывало спрыгнула наземь, захлопнула полупустой чемодан и скомандовала: - Это вынесите на какой-нибудь пустырь, разожгите кругом огонь, а сами отойдите подальше. - Там что - бомба? - ляпнул он. - Нет, просто вы такие лохи, прости вас Всевышний, что даже трогательно. Можно подумать, о шпионах в детстве не читали, одну классику. Нет чтобы вечером донести старшему, он бы точно разобрался. - А вы сами не донесёте? - поинтересовался Делюк. - Какое «фи» в квадрате. Незачем мараться - сам обо всём узнает. И посмеётся. Над моей личной паранойей, пересаженной на благодатную клубную почву. Снова несуразица. - Карди, вас трудно понять: на самом деле у вас такая ирония или после сеанса мэтра мозги всмятку, - посмеялся Валд. И словно натолкнулся на незримую стену. - Ах, эти его игрушки… Девайсы… Сущая дребедень по сравнению с мастерством прошлых веков. Хозяин ведь убивает нас совершенно иначе, правда? Так что подспудной тревоги при битье не возникает, - неспешно проворила Карди, не отрывая глаз от лица юноши. - Чистые и беспримесные ощущения. Или вот, к примеру, нечто практически такое же безопасное. Если взять тебя за локоть и слегка надавить рядом с косточкой… Пальцев он совсем не почувствовал. Боли тоже. Он попросту сделался ею самой - безымянной, безмысленной, состоящей их мириада живых клеток вселенной, купающихся в сверхтяжёлой лаве. А потом вселенная схлопнулась. - Прости, - сказала Карди миролюбиво. - Гнев никого до добра не доводит. Игра на нервах, точнее - нервных узлах. Самая малость сверху - и сердечко бы не выдержало. Видишь ли, убивать меня тоже учили. Так, в качестве ремесла на чёрный день. Они распорядились о полднике и обеде (ранний завтрак их пленница благополучно пропустила), доставили, заперли комнату на ключ, который по уговору должен был передать шефу Джонни Мемноник. Парня, собственно, звали Гибсон Смит, но он отвечал за всю электронную начинку Клуба, при внешности Киану Ривза обладал беспощадной и безукоризненной памятью, а к тому же отлично пел в сопровождении гитары - как ветер в пустыне, иронизировал Альбин. Вот и прилипло. К тому времени оба молодых человека успешно забыли о неких странностях - или забыть постарались. Но до самого вечера, пока оба копошились по мелочам, перед глазами Делюка стояла таинственная картина в чёрно-серых и охряных тонах: Двенадцать и Двое. А Валд перебирал в уме детали того, что её заменило: ручка из морёного дуба с бледно-золотыми кольцами, прорастающий из неё гибкий плетёный «клинок» с таким же наконечником из латуни и в завершение - четырёхугольная резная бляшка на цепочке. По традиции считалось, что у главы заведения уйма неотложных дел, поэтому все в доме удивились, когда восставший из гроба Альбин первым делом распорядился по поводу надёжной «модистки», которая могла бы успешно подогнать по фигуре наряды раскрученных фирм и при надобности сотворить новые. - Надо же, так и сказал: «модистка», - смеялся Джонни. - Не скаль зубы - у кого-то твоих поострее, - отвечал Влад. - В триста лет без малого и «портниха» кажется смешным, и «белошвейка» - манерным. - А параллель с «гризеткой» и вообще лучше бы тебе не озвучивать, - добавлял начитанный Делюк. Итак, в камеру, что занимала собой последняя «игрушка шефа», втащили ворох драгоценных тканей, кружев и шитья. - Вот, наконец, и насчёт халата догадались, - констатировала Кардинена, вытаскивая за рукав некое пафосное рубище. - А то изображай из себя розового кролика. Халат состоял из хорошо посекшейся парчи в круглых розетках узора, был с двойным запахом, как больничные, и стоячим воротником. К нему прилагался широченный кушак из той же материи. - Бурятский дэл, - сказала Карди. - Кто-то слишком догадлив насчёт моих вкусов. Пойду в храм - вставлю ему свечу в подсвечник. Но, облачившись, сразу приобрела замечательную стать и ковырялась в остальном с некоторой долей благодушия. - Ребята, шеф хочет сказать, что вот это на самом деле носят? - она поддела носком шлёпанца пурпурный лиф с продольными рёбрами жёсткости и двойной чашкой для слоноподобных грудей. По периметру изделие было оторочено чёрной рюшью. Далее последовали такая же юбка в виде балетных «пачек», кружевной жакетик-фигаро с приподнятыми плечами, ещё одна юбка, похожая на водопад, туго схваченный за горло, и другая, с фижмами, регулируемыми витым шёлковым шнурком. Туфли, скрученные по двое резинкой, все поголовно были на тонком каблуке или высокой платформе. Цвет либо красный, либо чёрный: как в рулетке. - Шеф намекнул на возможность выбора, - ответствовал Делюк, склоняясь над грудой. - Вон то платье, из фи-фай-фо-фама с верхним и нижним декольте, по-моему, ничего. - Ты хочешь сказать - панбархатное со шлейфом? При моём росте оно спереди дойдёт как раз до полу, - Карди подняла указанный предмет, приложила к себе. - Однако глаз у тебя верный - это от Валентино. Похоже, плод творческой выбраковки. Зайти в душевую примерить, что ли… Наряд сел на неё, как ловчий сокол - на руку. - Само цвета наваринского дыма с искрой, - резюмировала Кардинена, - рукава-невидимки, лиф жарко-брусничного оттенка драпирован семью защипами с каждой стороны, трен с глубоким пурпурным исподом. Пожалуй, надо брать. Еще бы нам пару бюстов без бретелек, туфли на каблуке-«рюмочке» и, может быть, малое фишю из брюссельских блондов. У парней закружилась голова от всей этой абракадабры, но тут пришёл Альбин и бескомпромиссно выбрал два костюма в стиле, как потом выразилась Кардинена, «пламенеющей готики». - Как понимаю, чувствуешь ты себя бодро, - заметил он. - Полагаю, мы сможем на днях выпустить тебя в один из публичных залов - разносить напитки. Возможно, в полумаске: мы не знаем твоих городских контактов. Но, безусловно, в этом. Он вложил в руки женщины высокий, почти до ушей, воротник на пряжках, с обтянутым замшей металлическим карабином - и каверзно улыбнулся. - А вы даже глазом на него не повели, - заметил на следующий день умница Делюк. - Приняли как должно. - Поводят бровью, милый отрок. - Кардинена балансировала с подносом почти виртуозно, даже ухитрилась однажды подхватить на лету падающую рюмку с коньяком «Курвуазье». - А глазом моргают. И с чего бы мне не принимать? Британские полисмены такое носили, чтобы преступники не накидывали сзади удавок. Мало ли какая публика здесь по ночам водится - мозги персоналу проедает. - Извините. Давно хотел спросить, - он снял и нервически протёр очки. - Милорд Альбин, похоже, не угадывает ваших мыслей - не так давно восхищался непредсказуемостью образов и аллюзий. - Один мой приятель говаривал, что все люди живут вдоль, одна я - против своей доли. Знаешь парадокс Брэдбери-Хименеса? «Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк». Вот так примерно. - А он и вправду… - Кое-кого из еретиков и вправду сожгли. Знаешь, коли у тебя завелся хозяин, приходится быть к нему лояльным. И в крайнем случае прибегать к иносказаниям и притчам. Карди вынула из ящика книжку в зелёном изузоренном переплёте. - Читать надо учиться. В том числе и мысли. Я по жизни открыта, как дверь придорожной корчмы, только вот… Ты арабский знаешь? - Буквы. У знакомой готессы был медальон с надписью «Аллах», прикольный такой. - Тогда вот тебе Куран-аш-Шариф, Благородный Коран, эксклюзивное малоформатное издание. Открой «Фатиху», это первая сура, и найди Его имя. Это почти как рисунок. Юноша потянулся к верхней обложке. - Ага, попался, - она перевернула книгу, открыла заднюю створку. Бумага тоже оказалась нежно-травянистого цвета. - Арабское письмо идёт не слева направо, как привыкли европейцы, но справа налево. И сам текст печатают так же - с правой руки на левую. Так же и рекламы рассматривают, и моются. Динамический стереотип. Понимаешь теперь? Делюк растерянно улыбнулся. - Ладно, давай-ка ты меня ещё потренируешь. И добудь мне косметику. Никакую не фирменную, а театральный грим в наборе. У него качество превосходное, а стоит ныне гроши. Эмаль для ногтей можно обычную, но лак купи концертный. Такой, чтобы вместо плектра струны перебирать. А то с чего-то атмосфера вокруг стала нервная. Таковой она сделалась отнюдь не напрасно. По сплетням, циркулировавшим среди обслуги Лунного Клуба, намеревался пригрести (от слова «грядет») сам Создатель Альбина, грозный Ильм, Ильмар, полностью - Ильмаринен Тенебрус Сангвиус. Финская знать любила щегольнуть знанием латыни, взять того же знаменитого композитора, как его… Сибелиус. Сам хозяин не проронил ни звука, зато муштровал, школил и цукал всех своих «тёплых» немилосердно. Репетировал подходы и уходы, натаскивал «на слово», добивался, чтобы бармен разливал напитки, повар сервировал кушанья, официанты подносили то и другое с потусторонней грацией Анны Павловой или, на худой конец, Вацлава Нижинского. Но особенно все они драили Отрантский Зал. Это несмотря на то, что интерьер там, по замыслу, был пыльно-средневековый. Стены облицованы диким камнем в неровных пятнах засохших ламинарий, свод рассекли нервюры, что делало его похожим на крыло нетопыря, вместо ожидаемых глазом воинских стягов с него свисали полотнища фактурной паутины. Альбин в своё время постарался, купил натуральную сырцовую нить из паучьего шёлка за совершенно невозможные деньги и усадил всех юных готских дев за прялки и веретёна. Потом усилиями многих создали уникальное макраме, которое было развешано по потолку в полном согласии с компьютерной программой, что Джонни Мемноник разработал специально для этого случая. Монументальные кресла с острыми спинками были трещиноваты, как старая дубовая клёпка, замшелый кордуан их сидений подёрнулся вековой плесенью. Столы на львиных и бычьих лапах казались изрезаны ударами пиратских ножей. Угрюмое пламя саженных факелов загоралось и начинало коптить от лёгкого поворота выключателя. Из бара тянуло выдержанной плесенью столетних вин и сыров, из кухни - кровавыми бифштексами под соусом тартар. Каждый вечер, едва смеркалось, в Зале Отранто начиналась приветственная кадриль. Два ряда официантов и официанток, первые - в чёрно-белом, вторые - в чёрно-красном подобии формы, сходились и расходились, пропуская первых посетителей. Непредсказуемый Тёмный Ярл мог прибыть инкогнито. Только он вообще не прибывал. В разгар самого обычного, слегка подкрашенного тревогой «готик-шоу» был замечен посетитель, свалившийся буквально ниоткуда: глубокомысленная параллель с инцидентом, что произошёл месяц назад. Мужик в художественно располосованных левайсах, синей фланелевой блузе с красным шарфом и сапогах-броднях. Рост под два метра, буйно-рыжая шевелюра, плавно перерастающая в бороду, кожа розовая, как у младенца. - А ведь это сам, - шепнул кто-то. - Мастер отводить глаза. И показухи не терпит. Негласно решили обслужить с уважением и благоговейно, однако не трубя в фанфары и не раскрывая инкогнито. Срочно сообщить Альбину, что - вот оно. Пока судили и рядили, новая сотрудница уже подошла к заброшенному столику с меню, переплетённым в человеческий кожзам, карандашиком в виде черепа (ластик) на колу и блокнотом на пружинке. Как потом выразились, это придало новый смысл выражению «брать на карандаш». Что там было дальше, никто не слышал: от людей Ильм установил плотную психическую вуаль, вампиры же считают оскорблением даже намёк на проникновение в мыслеречь. Однако Мнемоник тем и славился, что умел читать по губам (сродни реставрации аудиограммы), запоминать с точностью до десятого знака после запятой и воспроизводить без потерь. По его свидетельству, диалог был такой: - Я здешними яствами сыт не бываю, - сказал будто Ярл на стандартную фразу. - Никак, Альбинов птенчик? Покажи кольцо. И сразу после того, командным тоном: - Открой силт. Кардинена произвела над узлом заплетенных рук несколько манипуляций: будто набор кода в людном банкомате. - Вот значит как. - Да, именно «вот значит как», - отозвалась Карди негромко, отнимая захваченную в плен руку. - Что за высокое забороло на тебе. Сынок боится искуса? Пил от тебя хоть сколько? - Не думаю. Нет. - Зря это он. Не иммунен (тут Джонни усомнился, верно ли прочёл. Скорее всего, Старший как бы подписался под высказыванием: «он не я, не Ильмаринен»). А стоило бы в предвидении. - Так ему и передать? - Не стоит. Замолвить за тебя словечко-другое? - Что вы. Ни в коем случае. - А твоим, если встречу? - Стандартное. «Мы привязали им к шее начертание судьбы». На том беседа, возможно, случившаяся лишь в воображении Мнемоника, завершилась, и Карди отошла как ни в чём не бывало. … Прямо в стальные объятия Альбина, раскалённого гневом добела. С ним ещё не успели поделиться информацией, но и того, что увидел, хватило бы с лихвой. - Кажется, я не просил мою избранную рабу кокетничать с одинокими посетителями? - спросил он ласково. - Голые плечи, тугой корсет, пышная юбка и, клянусь, ничего под ними. Даже обслуживать гостей, как помню, не заставлял. Кардинена кивнула: - Не заставляли, милорд. Держали за редкую мебель. - А такое по уставу Клуба - публичное наказание плетью. - И незнание правил не избавляет от ответственности. - Надо же, как смирна и покладиста. Вижу, тебе желательно получить льготу? - Альбин содрал с неё маску, приподнял лицо за подбородок. - Нет, разве салфетку для снятия макияжа. Размазался и от слёз, того и гляди, потечёт ещё пуще. - Будет и то, и другое. Я ныне щедр. Ярл по видимости хладнокровно следил за поединком. - Сначала выбери место. Женщина спокойно выдернула из держалки квадратик накрахмаленного полотна, обтёрла с лица испарину вместе с гримом. - Прямо здесь. За камчатной салфеткой последовала скатерть. Об этом фокусе знали многие: один из «фуршетных» столиков представлял собой Т-образную конструкцию, доходящую нормальному человеку до подмышек. В поперечную плаху были ввёрнуты заподлицо парные кольца - поставить вертикально их можно было с большим трудом. Наследник Ильма справился с этим мгновенно. - Теперь девайс. Здесь не найдётся подходящего, но мы пошлём. До рассвета времени достаточно. - Валд, - позвала Карди, уже стоя лицом к станку. Народ постепенно скапливался вокруг - в ожидаемом не было ничего особо шокирующего, но случалось оно нечасто. - Я. - Принеси то, что над моей кроватью. Ты видел и знаешь, а другой ещё призадумается. Вы не возражаете, мой лорд? - Я обещал. Когда латыш удалился, диспозиция несколько переменилась. Альбин придвинул к себе кресло и уселся, тряхнув роскошной белокурой гривой, Карди чуть расслабилась, оперлась на стол локтями. Воцарилось немного сдавленное молчание. - Что, так и будете изображать живую картину? - поинтересовался Ильмар. Он не представлялся публике, но его фальшивая личина слетела как бы сама собой. - Я так не играю. - Для вас что угодно, отец мой во Тьме. Что угодно, - отозвался гот. - Инэни Тергата, - незнакомо позвал Старший. - Помнишь «Старого Лиса»? - Позабыла напрочь. Одно осталось в памяти - что жуткая непристойщина. - А «Откуда приходят дети»? Там ещё этакие струнные переборы в конце. - Длинная - разве что до половины успею допеть. - А «Осеннего игрока»? «Время невинности»? Она мотала головой, улыбаясь: - То же самое. Везде то же самое. Вы и правда хотите, мой ярл? Тогда будет новое и короткое. Ильмар кивнул. - Джонни, ты как - при своём неразлучном «корвете»? Мемноник раздвинул толпу, поднёс Кардинене гитару - так называемую «мужскую», со стальными струнами. - Вот. Это не зарифмовано, я не очень люблю рифмовать. Не выровненное. И не очень короткое, прошу простить за невольный обман. Но всё-таки… Она провела ногтем по всем струнам, вырвав из них слаженный аккорд. И запела: Паучиха на крыльце нити сплетает в сеть - Процедить рассветный туман, Розовато-млечную дымку, Первородный бульон, В котором тускло плавает солнце. Солнце - круглая рыба в глуби Занебесных, небесных морей, Блескучая муха на удочке Бога, Дневные облака - сырые медузы, Комки гремучей ваты, Ваты, набухшей мирозданием, Словно венозной кровью, Что сочится из ран или губ, Клубится в лонных водах Скрюченного круглого плода, Плода, что катится за окоём Туда, где вздымает Борей Гордый дымный султан. Это пожар или костёр Или все окна силятся удержать алое небо? Небо рушится вместе с дождём, Чтобы на исходе ночи подняться туманом. Всё повторяется, как в древней сказке: Нерей ловит неводом рыбу, Арахна прядёт свою пряжу. Удивительной красоты голос наполнял собой Зал Отранто. Ни мужской, ни женский, вовсе не райский, но и не земной. Молчали все - лишь эхо отражалось от стен и трепетало подобно струнам. А когда замолк последний отголосок, тишину разорвал голос Влада: - Я принёс камчу. Но, Милорд… - Помолчи. Молчите все, - Альбин поднялся, отряхнул полы чёрного кашемирового сюртука, взял плеть в руки, недоумённо повертел вдоль оси: рукоять негибка и длинновата, ударная часть - едва ли не огрызок. Кардинена сняла с плеча и груди широкую ленту гитары - оттого показалась всем почти нагой. Джонни принял корвет в руки. - Записано, - сказал шепотной скороговоркой. Женщина приложила палец к губам. - Карди, ты вот этого хотела? Никто в зале не умеет обращаться с Конским Убийцей. С Усмирителем Духов. Разве что… Валд? - Да не изображай из себя тирана, сынок, - сказал финн, поднимаясь с места, - он же младенец сущий. Вот, смотрите оба, - перенял орудие. - Работают этой штуковиной не от плеча - сидя в седле такое не весьма удобно. Бросают руку от локтя вниз и поворачивают в кисти, смотря какой удар нужен. Но камши - никак не убийца, да и лошади достаётся куда меньше, чем (на повышенных тонах) двуногим неслухам, что садятся в седло с забора, а потом слазят на полном карьере жопой прямо в булыжную мостовую… С камши надо за поворотом руки ой как чутко следить. Плоско пустишь - удар мягкий, ребром - словно кинжал режет. Карди, стань-ка вперёд шнуровкой. Она послушно развернулась назад, ухватив по кольцу в каждую руку. Старший коротко взмахнул плетью. Раздался тонкий металлический свист, корсаж и юбка разошлись пополам, как спелый гранат от удара оземь, жёстко разостлались по паркету. Стала видна тонкая белая полоса, окаймлённая ярко-розовым. - Как, охота ещё? - Нет, дядюшка. - А это для одного порядку спрошено. Снова взлетела, сверкнула едкой звёздочкой пластинка. С одного разу два рубца - от лопаток до самых ягодиц. Наперекрест. - Что, отнялись дрожалки? Вот так бы и с тобой было, сквернавица, не перейми дядюшка жеребца за узду. Повернись-ка личиком, глянь на меня. Со стороны Карди послышался смех, пожалуй, немного нервный. - А теперь вступай ты. Без слов, - мысленно приказал Создатель своему творению. - Без счёта. Но плашмя. Резкий свист. Звонкий шлепок. Густо-алый цвет. Пурпур, в который неторопливо облачается тело вместо иных покровов. Наказание - но в то же время и защита. Чтобы добыть голос, не нужно слишком усердствовать в избиении. Альбин помнит. Альбин делает. Население зала молчало в несколько показном подобострастии. - А вас никто не просил, - вдруг рявкнул Тёмный Ярл. - Публичное зрелище само по себе в аншлаге не нуждается. И не ходите по головам там, в дверях и раздевалке! Тоненький просительный стон. - Хватит бить, сынок. А с тебя довольно? Ещё будешь? - Буду. - Правильно мыслишь, - Ильмаринен перехватил руку Сына-в-Крови, задержал в воздухе, не дав ударить. - Как тебе тогда пообещали? «Вынесла - теперь на любом верху удержишься»? Отлепил женщину от станка, положил на чистую скатерть, смахнув оттуда приборы, накрыл другой, соседней. Объяснил своему Младшему и заодно - паре-другой самых отважных зрителей: - Называется психовозрастная регрессия. Не низведи я майне либер фрау до самого нежного возраста, рухнула бы её гордость. А гордость нынче - базовая часть существа. Сломается - весь человек рухнет. Тут уж закрывайся не закрывайся: и маскировка чужая, и наряд, и занятие, - а всё без толку. Это я тебе, сынок, не в укор, ты же хотел как лучше. Типа по справедливости. Вынул плеть из неподвижных рук, взял поперёк. И вдруг приказал: - Целуй. Альбин механически повиновался. Запах хорошей кожи, застарелая вонь конского пота, нежный аромат свежей артериальной крови с лёгкими нотками чего-то непонятного… Причащение. - Молодчина, сынок, - Ильм отнял камчу от губ, заткнул за пояс. - И очень тебе рекомендую: позволь ине, то бишь госпоже Карди самой решать, во что одеться, чем заняться и какое колье на шее носить. Сегодня это, по правде говоря, нам даже помогло: «и женственность вечная куда-то возводит». - Хорошо, но за стены Клуба я её не выпущу и никаких долгов не сниму, - ответил Альбин. - Тоже правильно, - ухмыльнулся в усы Старший. - Не сдавайся. Этот сволочной народец только так и живёт. Ты с неё по всем правилам клятву сними, не забудь. - Вы её знаете? - Просёк по наитию. Если и знаю, то мельком. - Но - прочли все мысли. - Да она их, можно сказать, не прячет. Открытая книга, только нужно с правильной стороны зайти. Пойдём-ка в твою нору, побеседуем - я ведь не ради того океан перелетел, чтобы нежных дев по их двудольной лилее благотворить. Да, у тебя не найдётся случаем, кого выпить?