Light of my Life

...Мне всегда думалось, что ломание рук — жест вымышленный или, может быть, смутный отклик какого-нибудь средневекового ритуала; но когда я теперь углубился в лес, чтобы предаться отчаянию и страшным размышлениям, именно этот жест («Погляди, Боже, на эти цепи!») лучше всего мог бы выразить без слов моё настроение (c)

      - Эллисон, подожди!       - Нет времени, папа.       Крис снова резко приходит в себя. Ему не следует так легко поддаваться. Стоит один раз забыться, опустить голову на грудь, и он обречён снова и снова слушать преисполненный решимости голос дочери на том конце провода. Это был последний день, когда он ещё мог что-то исправить.       И всё равно не исправил, словно надежды на то, что Элли в кои-то веки поведёт себя правильно, были чем-то оправданы.       Его пронзает злость на самого себя. Он не представляет себе, как умудрился допустить такое. Он, клявшийся защищать всякого, кто нуждался в помощи, не смог спасти никого из своей семьи. Крис шипит сквозь стиснутые зубы и вопреки здравому смыслу опрометчиво закрывает глаза.       Возможно, ему было бы легче, если бы он хоть раз увидел её во сне живой. Но Эллисон остаётся собой только в его воспоминаниях, а в видениях является уже бледным подобием себя прежней. В этот раз Крис тоже не сразу понимает, что именно подкидывает ему искажённое болью подсознание.       - …Почему мне рассказала об этом тётя Кейт? – Эллисон, оказавшаяся неожиданно близко к нему, озадаченно хмурится и теребит рукав своего плащика. – Я думала, что ты доверяешь мне, папа.       Крис озирается по сторонам и узнаёт лес неподалёку от их дома.       - Для того чтобы стать охотником, необходимо пройти обряд посвящения, - заново, как и вечность назад, произносит он, ободряюще улыбаясь. – Всё это очень непросто, Элли, я не хотел, чтобы ты узнала раньше положенного.       - Но я хочу стать охотником, папа, - в голосе Эллисон по-прежнему слишком много решимости и почти что бравады. – Ты должен научить меня этому.       Крис, совершенно сбитый с толку, смотрит на неё в немом удивлении. Всё вокруг расплывается, и лишь теперь до него доходит, что это только его воспоминание.       - Тебя нет, и я не должен тебя ничему учить, - хрипло парирует он.       - Тогда ты сказал совсем другое, - тоже немедленно нарушает сценарий Эллисон. Опавшая с деревьев листва медленно поднимается обратно, сюрреалистично паря в воздухе, и теперь Крис осознаёт, что она невольно исполнила его желание.       Вот только договориться с живой Эллисон сложнее, чем с её призраком.       - Я совершил чудовищную ошибку, Элли, - Крис уже чувствует, как привычная после смерти дочери боль начинает переполнять его разум. – Вместо того чтобы защитить тебя, последнее, что у меня осталось, лучшую часть своей жизни, я сам отливал для тебя пули.       Эллисон с деланно задумчивым видом склоняет голову набок.       - Не это было твоей главной ошибкой, папа.       - Я знаю, Элли, я… - ему не хватает воздуха, и дело вовсе не в пропадающих солнечных лучах и исчезающей в нескольких метрах над землёй листве.       - Что «ты»? Ещё скажи, что ты не хотел, - дочь невинно улыбается. – Ты пытался избавиться от них всех – от Скотта, от Айзека, даже от Лидии, помнишь? А теперь тебе жаль, конечно. Тебе жаль, что я предпочла пожертвовать собой… Думаешь, я не слышала тогда паники в твоём голосе?       Крис окончательно понимает, что это всего лишь сон. Настоящая Эллисон так и не узнала об его главной тайне.       - Да неужели? – перебивает его размышления всё-таки призрак, устраиваясь поудобнее на поваленном дереве и подпирая щёку рукой. – Ты так уверен в этом, папа?       - Тебя нет, ты всего лишь в моём подсознании, - повторяет он почти спокойно.       - Хорошо, - Эллисон с усмешкой встряхивает своими кудряшками. – Надеюсь, что меч Они тебя переубедит.       Крис не успевает ничего сообразить, как лезвие пронзает его грудь точь-в-точь в том же месте, от ранения в которое и погибла дочь. Они, от которого ему удалось спастись много лет назад, сумел подобраться к нему, пока он неотрывно следил за Эллисон.       - Может быть, я всего лишь в твоём подсознании, - соглашается с ним дочь, вскакивая с дерева и подходя к нему. – С другой стороны, когда ты очнёшься, не будет ни меча, ни меня в каком бы то ни было виде. Ещё скажи, что ты хотел когда-нибудь избавиться от меня.       - Нет, Элли, конечно, нет, - хрипит Крис, ощущая привкус металла на своих губах.       - А стоило, правда? Может, я бы осталась в живых, не будь ты больше тренером, чем мягкосердечным папочкой, - Эллисон проводит рукой по его щеке, убирает струйку крови, стекающую из уголка рта. – Не скучай без меня. Если я была лучшей частью твоей жизни, тебе стоило заботиться обо мне тщательнее.       Меч Они резко поворачивается в его груди, и всё тело Криса пронзает чудовищная боль. Он не знает, чего боится больше, - того, что призрак Элли запытает его до смерти во сне, или того, что он опять проснётся в одиночестве. Разумеется, боль выталкивает его на поверхность, вслед за парящей листвой, оставляя Эллисон в этом проклятом лесу навечно.       Когда Крис приходит в себя, он понимает, что его худший кошмар давно сбылся, и что тоска по дочери будет продолжать терзать его, впиваясь под кожу осколками чувств, неприлично сильных для отцовских. Крис знает, что нельзя любить кого-то больше, чем весь остальной мир. Он знает, что ему придётся платить за это каждое чёртово утро, каждый чёртов день, каждый чёртов вечер и каждый чёртов вздох, разрывающий его лёгкие без неё. Он знает, что должен был отпустить её, а не ревновать к друзьям. Он знает, но всё равно шумно выдыхает, стараясь унять дрожь, когда боль уже меткими иглами проникает в сознание, не оставляя никакой надежды на то, что он сможет хотя бы вечность спустя смириться с этой утратой.       - Вы в порядке, мистер Арджент? – дежурно спрашивает Айзек, являясь из соседней комнаты. Крис знает, что он тоже разучился высыпаться с тех пор, как состоялся тот проклятый бой с Они. – Я слышал, вы разговаривали сам с собой.       - Да? И что именно я говорил? – уточняет Крис, всё ещё продолжая держаться ради этого потерянного мальчишки.       Айзек не отвечает. Его губы плотно сжаты, и он скрещивает руки на груди, не собираясь ничего объяснять. Крис испытывает странное чувство; в какой-то миг ему становится жаль оборотня, влюбившегося в охотницу, которую не спасли ни серебряные пули отца, ни его же когти и клыки.       Единственное, что теперь наверняка знает Крис Арджент, - это то, что с отчаянием невозможно справиться никакими известными ему способами.