Хроники Мультивселенной

"Что мне чужая жизнь? Я властвую над самой смертью!" - приписывается Маат, ок. 29-ого тыс. по Единому Леточислию. 28 446 год по Е.Л. Тьма дарила ей долгожданный покой. Тьма и шум прибоя в заброшенной хижине на берегу моря, грозно ревущего под чернильно-чёрными небесами. Старый дом, пропитанный запахом рыбы, погруженные во мрак комнаты. Сквозь покосившиеся проемы, шаг за шагом по покрытым слоем пыли скрипучим доскам пола. Мимо кухни с крепко сбитым столом с царапинами, знакомыми до боли... Шуршание матово-черного одеяния, словно шипение змеи - воплощения её личной Немезиды, следующей за ней сквозь века и страны... Церциллия, Леди Крови, Левая Рука Арказис, Беловолосый Демон, Матерь Крови для тысяч вампиров - сейчас словно превратилась в ту самую девушку, жившую здесь тысячу лет назад. Робкую, напуганную, полную робких надежд и желаний, которым не суждено сбыться... Она сбилась с шага, покачнувшись с подернутыми пеленой страшной боли алыми глазами. Вход в её комнату. Ноги, способные проломить череп как пустую скорлупу, сейчас словно налились свинцом. Бледная рука ухввтилась за дверной косяк, зубы впились в нижнюю губу. - Я не могу - призналась Церциллия сдавленно. - Но ты должна - жёстко отозвалась тень - ты пришла простить свой грех, вот и ступай туда. - Маат, я не могу! - обернулась к тени светловолосая стройная вампирша с полным невыразимой муки взглядом - Только не туда, нет! Тень пошевелилась, плавно проявив белый лик из абсолютной пустоты ночи. Капли дождя стучали по прогнивщей крыше рыбацкой лачуги. На лице, словно выточенном из белого мрамора, отразилась высокомерная усмешка. - Так вот где твоя слабость, так? В этом... - красные глаза пробежались по поломанным стульям и покрытыми паутиной шкафам - ...доме? - Я не могу туда идти - помотала головой Церциллия. - Можешь. И должна - густой тон Маат отдавал холодным металлом - только так ты победишь свою боль и ненависть к себе, Цирци! Блондинка обречённо выдохнула и развернувшись спиной к египтянке, шагнула через порог в спальню. И здесь все осталось как прежде - стул, стол, комод для одежды, помутневшее овальное зеркало в железной рамке, на миг отразившее широкую постель с почти истлевшим одеялом и разорванными подушками. На которых лежал скелет. - Корделия... - в этом шепоте, почти слившемся с тихим шелестом дождя и гулом ночного прибоя, выразились все чувства, похороненные под маской ледяного безразличия и преданности Матери всех бессмертных. Церциллия прошла вперёд, обходя смертное ложе своей сестры. Тонкие фарфоровые пальцы протянулись сквозь воздух и коснулись черепа, оскалившегося в безумной улыбке вечности... Брюнетка с длинными шелковыми волосами молча наблюдала за всем из дверного проема. На точеном лице, в прищуренных змеиных глазах лишь на миг блеснуло сочувствие. Так близка ей была эта боль подруги, этот холод и пустота на том месте, где раньше теплилась любовь и забота. Щёки Церциллии окропились слезами. Словно хрустальные бусины, излившиеся из кроваво-красных будто вино глаз, они пересекли щеки вампирши. - Смогу ли я когда-нибудь примириться с этим чувством? - спросила Церциллия то ли себя, то ли египтянку, тут же ответив - Наверное, нет. Моя любовь умерла вместе с моей сестрой... И я сама повинна в этом. Резко встав с края старой кровати, блондинка неловко стерла дорожки слез и бросив последний, полный нежности и раскаяния взгляд на сестру, покинула хижину, провожаемая взглядом своей бессмертной подруги...