***
Развлекательный центр «Тупичок» Здесь тоннель, идущий со второй развилки, переходил из вырубленного в естественный. Пол под крутым уклоном, метров пятнадцать протопаешь вниз — и скруглённый тупик. Низкий потолок утыкан мелкими сталактитами, будто растянули шкуру гигантского седого ежа. Я на цыпочки встану — могу макушку об иглы почесать. Верная примета: если втыкают в «подсвечники» на стенах пару светоуказок и расстилают в тупичке покрывала, значит, намечается сеанс. Кино, которое жрало литр двести бензина в час, было праздником в клане наравне с рождением нового ребёнка. Даже нет, кино мы включали реже. А теперь — жируем, братцы! — Зачем это, Дар? Из-под моей руки Рисс с интересом разглядывал толкотню, прилипнув щекой к моему бицепсу. Мы с тупичком соседи, наши с Риссом боксы в начале тоннеля. Нечасто столько народу здесь носится, вот и привёл я его посмотреть, куда все прут. Пришли, в сторонке встали, чтоб не мешать никому. Мимо Гай прочапал — одни ноги видны. Гору матрасов ему на спину нагрузили, верхний по «ежу» скрёб, края до колен Гаю свисали. Близ тупика он свалил всё ворохом, отряхнулся. Волосы пальцами причесал — а как же, иначе был бы не Гай. А ворох уже тю-тю. Омеги матрасы раскладывали по всему тупику снизу доверху. Дети тут как тут — ползали, всё вязаными покрывалами застилали, подтыкали краешки. Подушки из боксов тащили — туда-сюда мимо нас вереницей. Мелкие просто путались под ногами; эхо от весёлых визгов оглушало. — Это чтобы мягко сидеть было, — ответил я Риссу. — Кино долгое. В самом низу тупичка Вегард и Заннир бережно снимали пыльный чехол с почти новенького метрового экрана. Раньше там стоял древний телик, добытый на свалке и починенный Халларом. А этот экран Льен законопослушно купил по объявлению у какого-то коммуна из Эрхона. Тоже б/у, конечно, зато здоровенный, видно с любого места в тоннеле. Крил разматывал катушку удлинителя и прокладывал провод под стеной — до розетки далеко. На шее болтались четверник и лампочка-переноска. Астро, хохоча, полз за отцом и старался поймать провод свежевыросшими четырьмя зубами. Игруля мой. Единственный из детей на меня не похож, темноволосенький, как Крил. Но глаза всё равно мои, голубые. Туз и Сарос расселись на матрасах и перебирали содержимое картонных коробок. Коллекцию дисков убитого лесника из Залесского округа надо было разложить на две кучки: «годнота» и «шлак». Арон с братьями рядом тёрлись, от советчиков отбою не было. — Ух ты, «Речной патруль-2», продолжение! — «Бешеную белку» в какую кучу? — Эй, свет не загораживай! Новьё всегда вызывало шумиху, старое мы уже по многу раз пересмотрели. Фильмы добывались чаще всего легально: покупались в кинокиосках. Мало кто из дальнобоев, которых мы грабили, возил их с собой. Поэтому в основном в клане смотрели снятое бетами для бет. Зрители мы неприхотливые, зрелищами неизбалованные, так что коммунские истории шли на ура. Цветные и громкие, как мир за стенами пещеры, о котором многие омеги уже едва помнили. Для них приключения говорящего дельфина в Акуландии и биография коммунского теннисиста Гранте — одинаково волшебные сказки. Довоенные фильмы были огромной редкостью. Мы находили их во время мародёрских рейдов по развалинам посёлков. Сохранившиеся диски удавалось нарыть чудом, у нас их было не больше десятка. Керис берёг, как реликвии, эти затёртые до царапин болванки. Единственная возможность увидеть самим и показать детям других альф и омег, кроме нас. Лет двадцать назад, году так в пятьдесят пятом-шестом, коммуны приступили к выполнению плана по захвату власти. Тогда никто не обратил внимания, что по всему миру перестали снимать истории, где альфы и омеги были положительными героями. Какую только шелупонь тех лет мы не находили. Про гориллоподобных злодеев-альф, которые крали сладости у детей-бет, про императоров-альф, которые казнили подданных налево и направо, про альф-маньяков, хранящих в подвалах отрубленные головы в банках из-под солений. Общество бет готовили к будущей борьбе с гнусными животными. А после бойни ублюдок Сорро посчитал, что его жополизам надо вообще забыть о существовании трёх полов. Видели мы новые учебники по истории. До недавнего времени, оказывается, на всей планете была «эра смуты», которая закончилась с воцарением Сорро и объединением союзников в Коммунскую Мировую Федерацию. Девять тысячелетий цивилизации под одну гребёнку: эра смуты. Из учебников нас вымарали. Победы великих полководцев, открытие новых земель, всё, что было достигнуто волей альф, теперь приписали разуму бет. Мы сами знали о своей истории только то, что сумели вспомнить и записать Керис, Абир и Халлар. Снаружи повзрослело целое поколение, которое никогда не видело альф и омег. Для большинства молодых бет мы доисторические монстры, от которых давно избавились. Кто-то наподобие хеттанских князей, такие же кровожадные и далёкие во времени. Они знают, что недобитые чудовища до сих пор иногда вылезают из нор, но это точно не в их округе, и полиция их бережёт. И вообще это брехня всё, а нападения совершают бандиты-беты, которые отбились от своих коммунов. Их учат, что живорождение — для животных, разных быков и прочего скота. А новых разумных граждан делают в инкубаторе из клеток, которые растут в специальных телах. Омеги и альфы в инкубаторах — не личности, они материал. Войска Сорро постарались уничтожить как можно больше информации о том, что мы личности. Халлар шутил: если продержимся, наши внуки смогут спокойно топать по улицам, а то и в школы ходить. Старики вымрут, а молодые беты знать не будут, как выглядят альфы. Халлар, Абир и Керис хранили для нас и наших детей доказательства того, что рассказы о прошлом — правда. Что жил когда-то огромный альфа из телевизора по кличке Корсар, носил усы и ради сокровищ для своего омеги брал вражеские суда на абордаж. Жил невзрачный с виду омега Марк в строгом костюме, хладнокровный киллер, который забил на профессиональную честь ради истинного альфы**. И парные танцы, клубы знакомств, пышные свадьбы, семьи и родильные дома — всё было. Мы смотрели это вновь и вновь; годам к шести дети выучивали реплики Корсара наизусть. Именно это я хотел показать Риссу: мир, который я застал, но не помнил. Мы уселись на матрасах в тупичке, в самом верхнем ряду, иначе детям за мной не видно экран. Рисс привычно жался к моей груди спиной. Я ловил губами отросшие смоляные волоски над его шеей, он ёжился от щекотки. С полсантиметра выросли, а уже курчавились. Закончились приготовления: Карвел притащил ведро сушёных абрикосов, последним пришёл Зейн со стопкой мисок. Внизу, близ экрана, Керис горстями насыпа̀л угощение, полные миски пошли по рукам. Этого добра у нас навалом: летом с веток в заброшенных садах сыпется перезрелое — возить не успеваем, а омеги — сушить. Притихли даже самые баловные дети у отцов на руках. Арон шикнул на братьев, нетерпеливое ёрзанье прекратилось. Крил поймал и усадил непоседу Астро себе на колени, сунул ему в рот сушку. Карвел рядом с Наилем укачивал Мо, чтобы не хныкал. К нам с Риссом присоседился Вайлин, ухватился за мою штанину крохотной ладошкой. Вторая группа развалились на подушках среди омег. Гай с одной стороны пригрёб поближе Абира, с другой — Сино. Вот это правильно. Третья группа на вылазке, беременный Сино потерянный без них, как Льен раньше без нас. Райдон ещё и серчал на Сино за то, что он моего ребёнка носил, а альфы собственной группы в пролёте. Всю жизнь Льен и Сино грызлись, чьи альфы круче, каждый своих защищал, и на̀ тебе. Ну, извиняйте, что я в тот день мимо проходил. Зато теперь ясно, чьи альфы круче. В боксе Сино был недоволен моей победой не больше минуты… В тупичке собрался весь клан, даже не дежурил никто. Перекрыли почти все щели в пещере, так мы в полной безопасности. И вот — кто-то уполномоченный нажал «пуск», и представление началось. Коммунская жизнь — одна сплошная странность. Эти их общежития — длинные освещённые коридоры с десятками дверей. Пол стерильно блестит, то ли стеклянный, то ли лакированый, наверно, ходить скользко. В просторных залах с высокими окнами лежат светлые ковры, стоят ряды узких коек. От чистоты глазам больно. Как можно так жить? У бет нет ни малейшей потребности уединяться, они и срут хором. Всюду плакаты по стенам: «Труд кормит, лень портит», «Хочешь хлеб к молоку — не лежи на боку». Истинно бетское преклонение перед работой. Чему удивляться — беты для того и созданы природой, чтобы пахать. И за нас тоже. Мы — защищать и завоёвывать, омеги — рожать и беречь. Всё было задумано идеально. В клане не найдёшь двух похожих боксов, а у коммунов всё как под копирку. Особенно детские дома. Утречко у них такое: стоят на лужайке ряды одинаково стриженных, синие шортики, белые маечки, и одновременно ногами машут. А такой же синешортовый бета, но побольше, командует: «Раз-два-три-четыре». Я послал бы его на хрен, потому что для одновременных действий нет причины. Может, мне быстрее махать охота, кому от этого хуже? Спорт беты уважали. Есть у них общая с альфами черта — жажда победы. Отсюда и соревнования бригад — кто больше/лучше наработает, и соперничество коммун — в чьей коммуне улицы чище и машины навороченнее. Потому и закупали в репродуктивных институтах за бешеные деньги поделки категории «С», чтобы возить потом по миру и хвастаться гимнастом из девятой коммуны Задрыщенского округа. Смотреть про спортивные соревнования — тоска зелёная; единственное, что мы включали — бойцовские поединки. Прикольно, как коммуняки из себя альф корчат. В коллекции лесника оказалась битва прошлого года: Кальборский Ястреб Гарн против Феста Торнадо. Две тушки с голыми торсами выскочили на ринг и давай мутузить друг друга. Возня мышиная. Бете никогда не пережить настоящий боевой азарт, для этого нужна невыносимо желанная цель. Одно дело биться за много часов наслаждения, можно и здоровьем рискнуть. А они за что бились? За кубок — кусок железяки — и аплодисменты? Араш Кувалда Мормат, Марими Базука — гонору-то сколько! Халлар говорил, раньше бойцам-альфам такие прозвища давали, беты переняли обычай. Этого Базуку даже Арон перешибил бы одной левой, и пофиг его категория «С». Коммунам — битва года, нам — оборжака. Рисс рот открыл, абрикосину перестал жевать. Дёргался весь вместе с бойцами в телике. На экране Кувалда Мормат на руки встал, Базуку за шею щиколотками — хвать — и набок кинул. По мне, проще разок тюкнуть в темечко, но им же надо порисоваться, а то зрители хлопать не будут. Вот и выделываются: то по щекам пяткой хлещут, то в прыжке целят в череп с ноги — ий-я-я-а. Потому и смотрим — забавно. — Как все там поместиться? — удивился Рисс. — Телевизор маленький. — Потеснились, — захихикал Вайлин. Шестой годик, а уже язвит. Мой сыночек. Поняв, что действие на экране не происходит прямо сейчас, историю двадцатилетней давности про омегу-киллера Марка Рисс смотрел с почти таровским спокойствием. Чего не скажешь о других омегах. Ну сколько можно распускать сопли? Там же счастливый финал. Не зря подальше сажусь, раздражает шмыганье носов. Ещё раздражает собственная реакция на вой сирен и выстрелы в фильме. Знаю, что понарошку, а по рукам всё равно мороз, мышцы напрягаются, сердце молотит как бешеное. Кхарнэ привычка, звуки полицейских сирен ничуть не изменились за двадцать лет. Мозги готовились мгновенно решать: спасаться моей группе или атаковать. Я не один такой: вон и Вегард подобрался из вольготной позы на подушках, Карвел настороженно оглянулся и прикрыл собой Наиля, оберегая. Сино поёжился у Гая на плече, Туз перестал метать абрикосы в рот. Все, кто хоть раз слышал вой шакальей погони наяву, не мог остаться равнодушным. Омеги, которые не выбирались наружу чёрт знает сколько, тоже помнили мерзкий ужас, когда холодный пот по спине, а тебе шесть лет, и из оружия только зубы. Одним малышам было побоку. Отовсюду слышалось их тихое чавканье и бесконечный шёпот: «Что это, пап?» Про клумбы, лифты, небоскрёбы, зонтики уличных кафе, мосты, киоски с мороженым… Наши дети не видели ничего, кроме Гриарда. Только троим сегодня не до развлекух было. Льен, из-за которого праздник стал возможен, наверно, так и лежал на ложе Халлара, бездумно ковыряя дырку в одеяле. Сам Халлар фильмов до войны насмотрелся. Вот драгоценный омега в его боксе — для старейшины чудо чудное. Наверно, сидел рядом, по голове Льена гладил. Или… представить не могу, что бы я на месте Халлара делал. Омег в горе утешать — это не ко мне. Ну, а Тару кино в пень не тарахтело. Бегают какие-то гаврики на экране, ругаются, мирятся. Ему и реальная суета непонятна, а киношная и подавно. После того, как Халлар ему растолковал, по какому принципу вся эта аппаратура работает, Тар потерял к фильмам всякий интерес. От скуки засыпал ещё на заглавных титрах, положив голову Льену на колени. Арон мне шепнул, что Тар как заперся в своём боксе, так больше носа не высовывал. Бокс небось унылой паутиной порос, он там три года не жил. А трофейного оружия туда натаскано — армейский арсенал позавидует. Помню, развешано по стенам аккуратно, как в музеях, про которые Керис рассказывал. Помельче что — пистолеты всякие — в коробки разложены по какой-то системе, понятной одному Тару. И он там посередине со своим апокалипсисом внутри. Погано? Более чем. Но что я мог сделать? По согласию большинства после истории о киллере решили включить детям «Копателей» — приключения из коробки с новьём. Хотя на самом деле — старьё замшелое, пятьдесят седьмой, за год до начала войны. Там про детский дом для инкубаторских бет. Старшекурсники, лет по семнадцать, нашли карту и искали клад, как в зад ужаленные. Не себе, нет, а чтобы их коммуна текстильщиков разбогатела, завезла оборудование и вышла на первое место в округе по производству ситца. Злой бета Хог тоже за деньгами охотился, но смекалистые копатели оставляли его с носом. Керис несколько раз порывался сменить диск, но детвора смотрела, как к экрану приклеенная, и умоляла папочку не выключать. Я сразу почуял: что-то не так с Риссом. То сидел и лениво жевал сушку, а тут замер в моих руках. Сердце его заколотилось, как у меня при звуках выстрелов, затрепетала жилка на шее. Рисс прикрыл рот сжатыми кулаками, я заглянул ему в лицо и смешался. Чёрные глаза были расширены в ужасе. Так же он смотрел, когда штаны обмочил в первый день и думал, что его накажут. На экране ничего страшного: четверо бет крадутся по лесу с лопатами наперевес. Днём. Солнышко светит, птахи чирикают. — Рисс, ты чего? Он прерывисто вздохнул и начал бочком-бочком из моих объятий выползать. Сам глаз с фильма не спускает, лицо такое, будто наблюдает артобстрел посёлка, где гибнет в огне всё живое. В кино всего-навсего пчёлы жалили злодея Хога, который хотел сбросить улей на копателей, да сам и вляпался. Я хотел подгрести Рисса на место, к моей груди поближе. А он из рук вывернулся и ка-а-ак рванёт из тупичка. Я рта не успел раскрыть, как он исчез за поворотом. Вот это скорость! Кругом загомонили: — Куда это он? — Что с ним? — Тихо, смотреть мешаете! — перекричал всех Вайлин. Я бросился за Риссом к развилке. Выбрал правый тоннель, левый ведёт в Большой зал, туда не побежит. — Рисс! Ты где? Моя светоуказка щёлкнула, впереди — ни лучика не видно. Я занервничал: глупый омега в полной тьме бегает. Разломы, выступы острые — тут запросто можно шею свернуть. — Рисс, отзовись! Прошу, солнышко моё. Кхарнэ! Я представил его под мостками с разбитой головой в луже крови. Великий Отец-Альфа, пожалуйста… Если не найду через минуту, вернусь за помощью. Пофиг, всех на поиски подниму, пусть что хотят, обо мне думают… Фигура в чёрной маечке стояла у ограды над озером. Из щели над головой Рисса виднелся кусок пасмурного неба. Уютно шумел водопад, заливая скелеты погибших альф и омег внизу, на дне озера. Светоуказки в руках Рисса не было — как он отыскал сюда дорогу? Как спустился по лестнице, прошёл тоннелями? Неужели по памяти? Я выдохнул: всё пучком, Дарайн. А то разволновался, как омега перед родами. — Отойди, Рисс. Можешь упасть, там высоко. Помню, в детстве я туда до-о-олго по верёвке спускался. Он обернулся, попятился от меня испуганно. Задом упёрся в ограду над озером. Я шагнул ближе, поднял ладони: — Эй, это же я. Что случилось? — Надо упасть и нет меня. Я нельзя жить, — пискнул он и с ужасом оглянулся на тёмную пропасть. — Глупости какие… Почему? Я хотел успокаивающе погладить его плечо — Рисс отодвинулся, вжался в ограду. Зловеще заскрипели полуистлевшие доски. — Я… потом рожать альф? — обречённо спросил он. — Да, ты родишь много альфят и омежек. Это счастье для омеги. — Нет! — Рисс скривился, словно сейчас заплачет. — Нельзя рожать альф! Вы плохие! Вы плохие! Меня как мешком шандарахнуло, так и встал столбом. Мы с Керисом вторую неделю объясняли ему, что произошло с миром снаружи и кто виноват. А плохие оказались мы, а не беты! Плохие настолько, что он считает себя обязанным прыгнуть в пропасть, чтобы не рожать! Судя по отчаянному виду Рисса, у него внутренний перегрев мозга: прыгать и надо, и страшно. — Посмотри на меня, малыш. Я тоже плохой? Что я тебе сделал? — Ты убийца, — всхлипнул Рисс. — Убивать ты бета много. Здрасьте, приехали. Давно так обидно не было: две недели нашей с Керисом работы впустую, результат противоположный. Как мы могли настолько налажать? Почему Рисс посмотрел кино о коммунских детдомовцах и пожалел их, а не нас? Я схватил его, переставил подальше от ограды, он протестующе мукнул что-то. Ты у меня спрыгнешь, балбесина, ты у меня так спрыгнешь… Я плечами перегородил ему путь к обрыву. — Это я убийца? Ты что, ничего не понял, Рисс? Они нас убивают. Они это начали! У меня были родители, коммуны убили их. — Я поднял майку, показывая ножевые отметины на боку. — Видишь? Я вынужден был драться с другими детьми за глоток помоев. Я не помню, как был ранен, зато помню, как долго всё заживало. На моём бедре след полицейской пули, миллиметр в сторону — и я не смог бы ходить. Да, я перестрелял тех полицаев. Надо было дать им убить меня? Рисс часто сопел, отодвигался назад. Я раньше не говорил с ним на повышенных тонах. Сверху прибежали Гай и Карвел, глаза закатили, мол, вон чо, у вас тут разборки семейные, мы-то думали… Спасибо, братья, что волнуетесь за моего дурашку. — Смотри, разве Гай плохой? — показал я на него Риссу. — Когда я в детстве нашёл его, он сдыхал от голода. Кости пересчитать можно было, губы высохли так, что зубы наружу, и пролежни на лопатках. Я неделю кормил его крысиной кровью, пока он смог встать. В чём Гай виноват? В полумраке видно было, как вспыхнули у Гая уши. Да не парься, простил я давно этот поезд! Рисс трогательно поднял брови, разглядывая его, но следов истощения и близко не было. — Или вот — Карвел, — сказал я. — Карвел, покажи ему. Подойди, Рисс, потрогай. Солдаты добивали ногами раненого ребёнка. Халлар пристрелил их, чтобы Карвела спасти. Здесь рёбра торчали из груди, вот такие осколки. А это швы, Абир зашивал наживую, у нас был только спирт. Это ты ещё Тара не видел, там вообще капец. Мы все чудом живы. Если попросишь, Керис расскажет, как экскаваторами сгребали горы расстрелянных трупов в общие могилы, я этого не помню. Знаешь, кто морил голодом Гая, бил Карвела и стрелял в меня? Те детдомовцы из фильма, которых ты пожалел. Реши, на чьей ты стороне, Рисс. Тебе же нравится со мной? Он поглядел на ограду за моей спиной, на поспешно уходящих Карвела и Гая — кино-то крутится — и кивнул. Вот, другое дело, а то плохой, плохой. Рисс, наконец, успокоился, дал обнять его за шею. — Мне тоже с тобой нравится. Мы могли уже долго быть вместе, если бы тебя не держали в клетке. У меня и у тебя отняли и детство, и семью, и солнце. У нас есть только жизнь, и мы имеем право убивать, чтобы защитить единственное, что у нас есть. Ты со мной согласен? Он не ответил, но мою талию обвили крепкие руки. Слава Отцу-Альфе, прыжки отменяются. — Ты ещё хочешь умереть? — Я и тогда не хочешь, — шепнул Рисс. — Умереть страшно. — Тогда живи, радость моя. Ты на моей стороне, Рисс? — Да. — Ты будешь рожать моих сыновей-альф? Таких, как я? — Будешь. — Он ткнулся носом мне в подмышку. Стало горячо от его дыхания, и меня опять повело от счастья. Мой наркотик. Что за мешанина у него в голове после семнадцати лет плена? Я повидал достаточно омежьих заскоков, чтобы определить: истерика Рисса возникла не от фазы луны и не от колик в боку. Она была вызвана чем-то внешним.***
Халлар стоял перед экраном и сосредоточенно следил за «Копателями», сдвинув брови. Тупичок опустел, старейшина разогнал всех. Пять часов кино подряд — перебор. Но это ненадолго — матрасы отсюда никто растаскивать не собирался. Восьмой раз детдомовские беты отыскали в сундуке потёртую карту. Восьмой раз глубокой ночью добыли лопаты вместо заслуженного сна. Выбрались наутро с территории детдома и вошли в лес. Придурковатого вида злодей Хог выронил улей и замахал руками, окружённый злым роем. Я нажал «паузу», дальше Рисс не видел, убежал. Халлар потёр бороду: — Чтоб я сдох, если хоть что-то понимаю. Сказал, ему нельзя жить? — Нельзя рожать альф, — повторил я в восьмой раз. — Про омегу-киллера спокойно глядел? — Зевал. А коммунские бои понравились. Три диска лежали перед Халларом на перевёрнутой коробке. Он уже обглядел их со всех сторон, понюхал, лизнул, повертел на мизинце, прочитал вкладыши на коробках от «роли исполняли» до адреса изготовителя и тиража, проверил упругость и наличие отпечатков пальцев, сравнил штрихкоды, объём и продолжительность записи. Всё кхарнэ разное, кроме запаха железки, зацепиться не за что. Почему именно «Копатели» так повлияли на Рисса? Там вообще ни про альф, ни про омег не было. Арон высунулся из-за моей спины. — Может, в музыке дело? Там что — и музыка была? Истинный сын Кериса, заметил. Хотя Арон так и не научился на гитаре бренчать, слуха нет. Халлар вздрогнул от неожиданности, увидев его. — Тьфу ты! Чего таскаешься за его плечом, как ангел-хранитель? Заняться нечем?.. Так, Дарайн. Выход один. Надо показать Риссу другие диски. Найдём ещё такие — поймём закономерность. Старейшина уставился на меня выжидательно. — Ты серьёзно? Ни за что, — отрезал я. Он угрюмо кивнул. — Челюсть бы тебе выбил, если б ты согласился. Хотя выход и правда только этот. Ишь, проверяльщик хренов. Он меня до седин будет воспитывать? Вообще-то это оскорбительно. Халлар сгрёб все три диска, сунул в нагрудный карман и захромал к тоннельной развилке. Не я один спать не буду от неразгаданной загадки.***
На кухне меня встретил обтянутый штанишками зад Зейна из-под скатерти, как орех, крепкий. Рядом Рисс старательно сметал с пола рассыпанное пшено в совок с длинной ручкой. Несколько автомобильных сидений лежали на боку, кругом валялись алюминиевые ложки из лотка. Зейн высунулся из-под стола, таща за собой кастрюлю варёной лапши с крапинками соринок. — Всё, собрал. В курятник нести? — Неси, — ответил сидящий за столом Керис, ему с таким пузом стоять тяжело. — А пшено промоем и на завтрак сварим. — Вы что, подрались? — напрягся я. Вроде все умиротворённые, с чего бы им кастрюли переворачивать? — Тар поесть вышел, — вздохнул Керис. — Ничего, он быстро взял себя в руки. — Ты цел? — испугался я. — Рисс? Зейн? Зейн прикрыл от меня синяк на предплечье. — Да фигня. Фигня, говорю. Он нечаянно, я стоял слишком близко. Ну, этому омеге синяки в радость. — Просто так он не мог. Что вы ему сказали? — Я по голове погладил, — виновато признался Зейн, потирая ушибленную руку. — Жалко его. Ого. Раньше Тар только в ответ на долгие насмешки взрывался. Теперь его и коснуться нельзя? Да, он не любил чужих прикосновений (чужие для него все, кроме Льена), но не настолько, чтобы посуду раскидывать. Так он точно для детей и омег опасен станет. Кто знает, может, и я бы хотел всё крушить на его месте? Ещё и на таком голодняке, в обоих смыслах. Я отнял у Зейна кастрюлю с лапшой, поднял с пола ложку и уселся за стол. Жрать охота, чего добру пропадать? На бульончике, вкусная. Подумаешь, мусор. Свой же, гриардский. Мой желудок переварит и гвозди. Я повернулся к Керису: — Может, у нас кто потечёт скоро? Ты бы поговорил… Керис упёр руки в боки: — И не подумаю. У омеги травма на всю жизнь останется. Тар вон Абиру заявил, что ему не нравится его запах. И бросил после первой же вязки. Течного омегу. Каково? Я аж ложку выронил. Вот почему Абир злился. Притворяться Тар не умел, но иногда его честность вообще не к месту. Смотри, какие мы переборчивые. У кожи Абира чудный запах мятных настоек. Свежий и нежный, ни у кого такого нет. Неужели так трудно было не выкобениваться? Одна же вязка получилась. Был бы кто другой, отпинали бы всем кланом, а на придурка и нога не поднимется. Особенно сейчас, когда ему и так свет не мил. — Зачем тогда Тар в его бокс пошёл? — возмутился я. — Льен упросил. — Керис недовольно цокнул языком. — Два дурня, Абир туда же. Книги медицинские — это одно, а в жизни иначе. Что там Абир успел понять в свои семнадцать, когда война грянула? А я видел. Бывает, омега альфу просто гормонами привлекает. А бывает любовь. О-о-о, ну про любовь Керис обожал разглагольствовать. У Тара, значит, любовь. А у меня не любовь, раз я бы просьбу Абира с удовольствием выполнил, случись она вдруг. Конечно, если бы на тот момент точно знал цикл Рисса, чтоб за него не нервничать. В реальности дело в том, что я нормальный, а Тар — голимая шиза. — Эй-эй, только не на пол! — крикнул вдруг Зейн, подскакивая к Риссу. — Садись, я щас! Позеленевший Рисс рухнул на автомобильное сиденье, зажимая рот. Перед ним звякнуло помойное ведро, Рисс наклонился над ним, кашляя от рвоты. Какой мне Тар, какие загадки «Копателей»? Я чуть не заорал на весь нижний уровень: «Да! Есть! Да-а-а!» Дождался! Но заставил себя молча уплетать лапшу. Сегодня понадобятся силы. — Так и раньше, когда я болеть, — захрипел Рисс, хватаясь за живот. — Это течка? Керис зачерпнул из бочки воды, поставил кувшин перед ним. — Течка с другой стороны. Очищение началось. Пей понемногу, не то рухнешь от обезвоживания. Рисс потянулся к кувшину, зыркнул на меня из-под бровей. Ни следа робости перед первой вязкой. Омеги, помню, все хныкали и прятались от нас за Халлара, даже Льен. А у Рисса в глазах — чистое любопытство, без примесей. Для него это очередной урок нашей запутанной клановой жизни. Он познал забивание гвоздей, ношение трусов и приготовление пирогов и теперь собирался познать альфу. Сидел напротив и по-детски прихлёбывал из стоящего кувшина без помощи рук, зажав зубами краешек. И задавал наивные вопросы. — Ты нет течка, ты не захотеть в туалет, Дар? Двенадцать часов долгий. И спать сутки. — Схожу и вернусь. Но обычно не хочется. — Ага. И есть не хотеть ты? — Правильно «не захочешь». Нет, не захочу. Только пить, тело теряет много жидкости. — Мне дать вода часто коммуны, — кивнул Рисс. Он так спокойно говорил о них, будто не провёл семнадцать лет в аду. И ни разу на них не пожаловался, мой стойкий омежка. Я не хотел, чтобы Рисс вспоминал плохое, поэтому тему о его прошлом в институте старался не поднимать. Пусть думает о настоящем или будущем, как умеет. Только вот будущее мы с ним видели по-разному. Рисс не слышал, как трубят в небесах гимны и гремит праздничный салют. И не чувствовал, как тяжелеет воздух в кухне, пропитанный нашими феромонами, и тело начинает терять влагу задолго до положенного срока. Рисс был поглощён разглядыванием собственного живота под задранной майкой — интересно же, что там, внутри, творится — и тягучие секунды не считал. Потому что я для него не истинный. И значит, на смуглой коже, вон в том месте, между шеей и плечом, где перекатывается выпуклая мышца, завтра будет краснеть моя метка. Остальные, утритесь — занято. Великий Отец-Альфа, через несколько часов! Я зубы стиснул: не улыбаться. Не улыбаться, как дебил. Ты важный архисерьёзный альфа, отец кучи детей и координатор группы. Сиди и жуй лапшу. Ложку, свёрнутую в спираль, Керис всё равно заметил. ________________________ ** Отсылка к: http://ficbook.net/readfic/583537.