Если б не моя фанатичная страсть к Льену, я бы не понял, почему Гай радовался. Но по той же причине я сам недавно мечтал, чтобы Тара не было в клане. Когда альфа очень чего-то хочет, он пойдёт на всё.
Вот о чём они с Карвелом шушукались утром в лесу. И Карвел знал, понял я. Он пытался что-то изменить, предупредить меня об опасности, но о заговоре мне так и не сказал, потому что был заодно с Гаем. Если меня не будет, омеги перестанут рожать светленьких одинаковых детей.
Халлар предупреждал об этом, но я и не думал, что мои братья… Что это будет так скоро, подло и открыто, и так не вовремя. Я давал Тару намного больше шансов спастись.
Всё же коммуны правы. Мы, альфы — злейшее зло. Нас ведёт похоть, и нет ничего сильнее. Ни братство, ни мечты Халлара о сплочённой против врага армии. Всё чушь по сравнению с течной ароматной задницей.
Следующая остановка — смерть.
Ещё можно было выбраться на крышу, добежать до локомотива и расстрелять машиниста через окно. Но тогда пришлось бы бросить омегу и Тара. Сколько там в поезде ещё охраны, где они сидят? Поднимется тревога, я не сумею вернуться сюда и вытащить обоих. Меня всё равно убьют.
Хотелось метаться по вагону и что-нибудь крушить. Или орать от досады, что всё так позорно кончится. А я стоял и гладил омегу по тёплому бедру, в каком-то отупении. Никак не верилось, что это конец. Будто всё не со мной, сон…
Что ж, кажется, я сделал для клана всё, что мог. Никто не будет вспоминать обо мне плохо, кроме Карвела и Гая, самых близких братьев. Я не знал свою фамилию и не помнил родителей, но был уверен, что альфы моего рода умерли достойно. И я изо всех сил буду стараться, чтобы
там им не пришлось краснеть за меня. Отставить панику.
Я поцеловал омегу в смуглую щёку и перекинул его на другое плечо. Проверил автомат. Надо не забыть оставить пулю для себя. Если бы я мог, оставил бы и вторую — для омеги. Но ни один нормальный альфа не способен убить омегу, против инстинкта не попрёшь. У меня рука не поднимется выстрелить в него или выбросить из поезда, чтобы он долго страдал с разбитыми внутренностями.
Поэтому придётся оставить его коммунам. Он так никогда и не узнает, что один невезучий альфа держал его на руках. Беднягу снова будут терзать в неволе и использовать как источник сырья для инкубатора. Простил бы он меня?
А вот Тара следовало выбросить немедленно; коммуны не должны видеть гордого альфу таким жалким и уж точно не должны взять его в плен. Может, ему повезёт не свернуть шею? Он живучий.
Я уже шагнул к тамбуру, когда заметил за окном взметённую столбом пыль. За полосой деревьев по просёлочной дороге мчался «Раск», обгоняя поезд. Гай хотел удостовериться, что я не выпрыгну. Смог бы он добить меня, расквашенного о камни?
Я прицелился: попаду в него отсюда, есть шанс. Хотя поезд и шатает, а «Раск» то и дело ныряет за ветки. Но чёрное пятно головы на мушке. Предатель!
Автомат затрещал, очередь взбила листья. Гай пригнулся в машине и добавил скорости, пыльное облако скрыло его. Кхарнэ. На том свете отыщу тварину.
Прыжок через дым — я ворвался в аптечный вагон, хватая в зубы светоуказку. Выстроил ряд коробок и осторожно уложил на них омегу.
Тар истерично заскулил, учуяв пламя за дверью, вжался в стену. Прости, брат, подставил я тебя.
Карвел видел его на крыше поезда и до конца своих дней будет помнить об этом. В нашей битве за омег Тар вообще не участвовал, но вот — попал под раздачу… И ты, Льен, прости меня. Особенно ты.
Кулак обрушился на красно-синюю шапку, завывания смолкли. Нокаут с одного удара, он-то меня и сгубил. А как ещё Тара в огонь вытащить? Я поднял обмякшее тело — здоровый кабан — и поспешил к выходу. Санеб уже, наверно, из окна видать.
Сплошной белой полосой мелькала щебёнка между шпалами. Острая, я помнил. Надо бросать Тара подальше, туда, где зелёным забором топорщатся кусты. Пришёл бы сейчас в себя — сам бы от огня выпрыгнул.
Локомотив пронзительно загудел, вагон резко дёрнуло. Я свалился набок, в коптящую кучу дряни; мокрый от пота Тар придавил сверху. Завизжали рельсы, и в окне я стал различать отдельные столбы с проводами.
Быть не может! Мы тормозили! О, великий Отец-Альфа, да я везунчик!
Колёса стучали всё реже. Я отпихнул Тара, высунулся в окно. Впереди, в голове поезда, заклацали выстрелы, там что-то чадило чёрным. Уже различались отдельные куски щебёнки внизу. Всё, валить надо отсюда, пока ветер без камней.
Я выпихнул Тара из окна. Тело перекатилось по насыпи и замерло. Не пойдёт. Пришлось выскочить следом — поезд еле полз — и оттащить Тара подальше в кусты. Из передних вагонов сыпали коммуны в синих формах, бежали к локомотиву. Там тарахтели автоматы. Один взгляд на дым из моего окна, и они попрут сюда. Что происходит-то?
Да пофиг.
Я метнулся обратно в горящий вагон, стягивая на бегу куртку. Жар обжёг кожу через майку — что ж я, долбодятел, раньше не подумал, как тут горячо? Омега так и лежал на коробках среди аптечной вони. Я замотал его в куртку и вытащил на свободу.
Как хорошо-то снаружи! Дыма я на всю жизнь нажрался.
Выстрелы грохотали ближе, охранники что-то орали в мегафон. Я пригнулся в кустах, добрался до спрятанного Тара. Убраться надо как можно дальше, сейчас тут такой ералаш начнётся. Бежать мне до Файгата, потом по воде, потому что по моему следу стопудово пустят псов.
Кряхтя, я взвалил на свободное плечо Тара. Ого! С двойной ношей далеко не убегу.
Что-то я не помню, долго ли после моего нокаута отходят? В такие моменты всегда был в боксе с пищащим подо мной омегой. А знать хорошо бы.
Итак, где я? Санеб сзади, значит Файгат справа, где-то за холмом. Ещё и на холм лезть.
Солнце жарило не хуже горящего вагона, тяжесть давила в землю. Но стрекотание автоматов за спиной — лучшая подгонялка. С каждым шагом смерть была всё дальше.
Добравшись до вершины холма, я позволил себе передышку. Здесь всё заросло каштанами, нас давно не было видно. Я скинул Тара, аккуратно положил омегу на траву в тенёк. И с блаженством уселся рядом.
Живой! Кто-то на небесах точно за меня впрягается. Я признательно поднял им большой палец: спасиб, чуваки.
Вытащил у Тара из-за пазухи фляжку и выхлебал до дна, пить хотелось жутко, хоть чего-нибудь. Виски обожгло горло, тараном вдарило в голову. Как он эту дрянь пьёт и не морщится? Напрасно я: в башке и так от дыма ломило, теперь вообще окосеть могу.
Перестрелка внизу вроде поутихла. Что там всё-таки случилось? Я залез на похрустывающее дерево, надо же рассмотреть. Лишь бы не сломалось под моим весом.
Отсюда виднелись близкие крыши Санеба, курящие трубы котельных, придорожные щиты с президентом Сорро. Вдоль стоящего внизу состава уже никто не бегал. Морда локомотива дымилась, под ней угадывались искорёженные останки автомобиля. Нас спасла обычная авария?
Я глянул вниз — не преследует ли кто — и чуть с каштана не сверзился. По холму карабкался Гай с автоматом в руке. Лицо в кровоподтёках, щегольская куртка разорвана и вся в пыли. Правая рука висела плетью, перетянутая куском майки поверх рукава. Сам пришёл, голубчик. Не в него ли коммуны стреляли?
Догадка пришибла.
Это «Раск» догорал на рельсах под локомотивом. Гай пустил его под поезд и выпрыгнул, вот и ободранный такой. Получается, он в одиночку от охранников отбился? Хренасе. Захочешь жить — и не такое сотворишь.
Но если он хотел моей смерти, на хрена тогда поезд остановил? Решил, что прикончить меня лично — вернее? Что за фигня творится?
Я спрыгнул с дерева, поднял автомат и вышел вперёд ждать, когда Гай доберётся до вершины. Я должен был посмотреть ему в лицо.
Он показался из-за каштанов, шатаясь измученно. Явно не ожидал меня увидеть, остановился в пяти шагах, тяжело дыша. Я взглянул в чёрные глаза, и всё стало ясно. И Гай понял, что мне всё ясно, но не пытался ни напасть, ни убежать, словно ему всё на свете осточертело. Только вяло кивнул на мой ствол:
— Да брось ты. Мог бы тебя завалить, уже б давно завалил…
Он откинул автомат, уселся на траву под нацеленным дулом. И молча смотрел куда-то вбок. Безразличный, окровавленный и побеждённый. Так альфы сдаются.
Не хватило духу, понял я. Гай даже предать толком не сумел, а ведь возможность была роскошная. Но для предательства надо яйца покрепче.
Почему же ничто не говорило о надвигающемся срыве? Да, Гай всё больше огрызался на меня, но так с детства повелось. Карвел — тот вообще вида не подавал. Встретит меня утром, как обычно, и только ссадины на его лбу напоминают о последней драке за омегу. Но чтобы вот так — удар в спину?
— Всё так плохо? — я опустил автомат.
Гай теребил травинку.
— Хуже некуда… — вздохнул. — Ты ж нам жить не даёшь.
«Нам». Значит, Карвел с ним заодно, верно я догадался.
Я сел тоже, в пяти шагах от Гая, и уставился на ветки.
Да, когда другие группы на вылазках, в клане с Карвелом и Гаем всегда рядом я. Что это за чувство, когда у тебя из-под носа выхватывают омегу, который уже почти твой? Я не помнил. Зато передо мной несколько лет вертел недостижимым задом белобрысый хамлёныш, насквозь принадлежащий Тару. Несложно понять Гая. Но разве я виноват, что он не может взять то, что хочет?
— И что, значит, надо меня убить?
— Не ссы, не убью, — отозвался Гай через плечо.
— Чего ж так?
— Помнишь, ты в детстве нашёл меня и поделился гнилым сухарём?.. Зря ты это сделал, я тогда почти сдох… — Он горько хмыкнул: — Сколько раз хотел тебя убить, а хрен. Всё из-за того грёбаного сухаря.
Вот как.
Горечь поднялась в горле, мерзко — глотаешь и не можешь сглотнуть. Я был не прав, вовсе не слабость останавливала Гая от предательства. Халлар никогда не врал — есть вещи сильнее похоти. Есть. Я где-то очень серьёзно ошибся.
— И что мы делать будем? — спросил я.
Он так и не обернулся, но и глядя на его затылок, где чёрные пряди слиплись от крови, я видел, как ему паршиво. Поэтому сказал «мы», хотя уже знал, что буду делать сам. Даже сейчас мы с Гаем всё равно «мы», потому что я тоже виноват в этом дерьме.
Нельзя было забывать, что клановые омеги — единственные на многие тыщи квадратных километров. И все мои: когда дурею, ни словами не остановить меня, ни кулаком. Только выстрелом. А братья — живые здоровые альфы, у которых яйца взрываются от переполнения. У них не было другого выхода.
— Иди к Файгату, — сказал Гай, — коммуны скоро псов подвезут… Дай мне уйти из клана.
— Не дури!
Он лениво отмахнулся:
— У Карвела смысл есть оставаться, у него сын. А я в клане не альфа. Я фальшивый коммун, чтоб вашим детям было что жрать. Я принял ваши с Халларом правила. Я делал для вас всё, что мог. Если это чего-то стоит, одного прошу. Дай уйти.
Всё оказалось ещё хуже, чем я думал. Халлар всё про братство, про будущее. А Гай столько лет лез под коммунские пули ради чужого будущего. За что ему воевать — за надежду? Этого мало.
Ну я и ослище. Надо было довести братьев до предательства, чтобы это понять.
Отпустить Гая — всё равно что бомбу под Гриард подложить. Он знает, где клан. Завтра коммуны возьмут его спящим, и он расколется. Если не под пыткой, то у них какая-то дрянь есть вроде наркотика, которая заставляет говорить правду. Ему это известно, а всё равно просит отпустить. Что, если бы он не поднялся на этот холм и мы бы не встретились?.. Сам Отец-Альфа направил Гая сюда, чтобы я его остановил.
— Подожди, покажу кое-кого.
Я встал и пошёл к деревьям, где оставил омегу и Тара. Поднял лёгкое тело — омега так и не пришёл в себя. Я завернул его в куртку плотнее. Не хотел, чтобы другой альфа разглядывал голого. Вот не хотел, и всё.
— Он был в поезде, в плену у коммунов. Спит. Ему, наверно, снотворное дали. Думал, брехня, пока сам не столкнулся… Кажется, это мой омега.
Гай оглядел смуглые босые ноги, блестящую на солнце бритую голову. Устало кивнул.
— Тоже твой?
—
Только мой. Истинный.
Да, по-дурацки звучало. Не дети уже, чтобы в сказки Кериса верить. Но как-то же находились пары до войны? Семьи создавали. Раньше думал — почему? Что заставляло альф отказываться от остальных омег? А теперь поставь мне вот тут течного… Льена — и не знаю… Наверно, свихнулся бы от такого выбора.
Гай поднялся, но ближе не подходил. Долго разглядывал омегу, меня. Искал подвох, которого не было. И выдал с недоверием:
— Гонишь. Он даже не красивый. Чо в нём такого-то?
Нашёлся тоже — знаток омежьей красоты. Хочет зубы по траве собирать?
— Ты не понял. В нём всё.
— Чёрный какой-то… — Гай всё не верил, несчастный балда.
— Он лучший. Не спорь.
— С тобой? — Гай безнадёжно махнул рукой. — И что? Хочешь сказать, ты теперь на одну волну настроенный? Как Тар?
Я честно пожал плечами:
— Не знаю. Надо посмотреть на других, почувствовать их запах. Вдруг правда как Тар стану?
— Ты — однолюб? — он скривился. — Скорей у президента Сорро яйца вырастут… Этот омега ничего для меня не меняет. Нашей группе хана, Дарайн. И мне хана.
Не хотелось признаваться, что раскаиваюсь. Я поступал, как учил Халлар: омег надо завоёвывать, слабый альфа недостоин продолжения рода. Но ещё больше не хотелось унижать Гая жалостью. Его уход в другую группу не поможет, в любой группе — четверо альф сильнее него. Кто согласится работать с ним после сегодняшнего? Кто будет виноват, когда Гай на вылазке подставит Райдона, Туза, Айсора?
— Я понял свой косяк, Гай. Давай забудем всё, что сейчас было. Никто ничего не узнает, и наша группа сохранится… Я не могу отпустить тебя к коммунам, в клане мои дети. Или остаёшься, или… я должен буду тебя убить.
Он опустил голову. Даже после того, как он чуть не сдал меня, я понимал, что до отчаянного вопля
не хочу в него стрелять.
— Убей, — он посмотрел в глаза. — Какие варианты? Вернуться и ждать, что у тебя на других не встанет? Сам-то веришь?
Кхарнэ. Тупик. Я смотрел на потрёпанного Гая и не мог поверить, что конец нашей дружбе и нашей группе. Приобрёл истинного омегу и потерял почти равноценное. Равновесие счастья, что ли? Чтоб я не скопытился на радостях?
Напряжное молчание прервал Тар:
— Кто выжрал мой виски?
Он вышел из-за кустов, хмурился, потирая висок. Это Гай к моим нокаутам привычный. Тар уже не трясся, оказалось, кулаком по башке — быстрое лечение от панических припадков. По непроницаемому лицу ничего не поймёшь, но мы давно научились понимать его по тону голоса. Слышал он сейчас многое и по-своему злился, что в нашей группе всё наперекосяк.
Гай не удивился.
— Герой в шапке.
— Кончайте срач, — сказал Тар, глядя, как обычно, мимо нас. — Истинный, говоришь? Почему ты так решил?
Спросил тоже. Как такое объяснить?
— Просто знаю… Ударило. Понимаешь?
Описывать Тару чувство лучше не пытаться, летучие мыши в пещере скорее поймут. Я ожидал, что он зависнет, как всегда, раздумывая, кто меня ударил, куда и чем, но Тар просто кивнул. Его ведь тоже ударило когда-то.
Он внимательно рассматривал моего омегу. Я прижал его крепче: если Тар скажет о нём плохо, садану в другой висок. Но он и не думал оценивать моё сокровище.
— Значит, правда истинный. Этот…
удар не перепутаешь.
Интересно, он тоже имел в виду то чувство, когда у меня мозги кувырнулись от запаха спасённого омеги? Как-то не по себе стало.
Настолько сильных перемен я в себе не ощущал. Ну, чтобы не думать о вязке с другими. Вряд ли это возможно.
Тар потряс пустой фляжкой, где и намёка на хлюпанье не слышалось, и со вздохом сунул её в карман.
— На других — встанет. Сам не захочешь вязаться с одним и думать о другом. Такое вспоминать тошно.
Разве Тару было что вспоминать? До меня вдруг дошло.
— Поэтому Абир два месяца с тобой не здоровается? Ты был в его боксе!
Значит, Тар тоже пробовал сделать лекарю ребёнка. Ну да, полгода не трахающийся альфа — Абир бы не упустил возможность, а мнение Тара вряд ли его заботило. Как это Льен промолчал? Хотя, ни у кого в клане не хватит наглости отказать Абиру. Он бесплоден из-за нас.
Тар опять равнодушно кивнул.
— Чтоб меня… — охнул Гай.
Честно, я опять позавидовал Тару. Репутация — вещь незаменимая. У Гая не было причин ему не верить: за время нашей дружбы Тар ни разу не был пойман на лжи. Я подозревал, что он просто не понимает, зачем нужно лгать.
Он спас нашу группу второй раз за день. Его слова стали решающими. Хотя я по-прежнему сомневался, что один омега, пусть и лучший на свете, способен заменить мне всех. Но если это так, проблема решена: наша группа станет явлением уникальным. Два альфы-однолюба плюс два счастливчика, которым достанутся все остальные омеги. Я кисло обратился к Гаю:
— Не перегрызитесь с Карвелом, когда будете омег делить. Очередь там, что ли, установите… Тар, подержи-ка его. Только осторожно!
Я передал омегу, стараясь, чтобы куртка не сползла с голого тела — нечего пялиться. Заглянет Тар куда не следует — буду горящим факелом по всему Гриарду гонять.
Ошеломлённый Гай не знал, что сказать. У нас всех сегодня был непростой день, переварить надо. Кровь капала с его рукава, стекала с исцарапанного лба. Видок далеко не боевой.
Я ударил вполсилы, не хотел его на себе до укрытия тащить. Клацнула челюсть, Гай рухнул в траву. Поднялся на колени, шатаясь, вытер кровящие губы и молча встал.
— Мы квиты, — сказал я. — И ещё: никогда не называй моего омегу некрасивым… Тар, давай его сюда, хорош лапать.
Он вернул омегу, но при этом сжал мой локоть так, что едва кость не хрустнула.
Я сразу понял, о чём он молчит. В вагоне, на котором мы прокатились, было чересчур жарковато для Тара. Я унизил его тем, что заставил показать слабость.
Полный комплект, Дарайн, браво. Умудрился настроить против себя абсолютно всех в группе.
Ну, а кто виноват, что у него с огнём нелады? Я затащил Тара в кхарнэ вагон не ради своей прихоти. Пусть спасибо скажет, что у меня руки заняты, а то бы двинул ему.
— Ждёшь извинений? — нахмурился я.
Ага, щаз, только чёлку причешу.
— Не жду. Ещё так сделаешь — я тебя самого подожгу.
Глаза серые, холодные, как стена, и взгляд в пустоту. Мне не по себе стало. Он не шутил, Тар так же далёк от юмора, как коммун от вязки. С него станется. Закоротит что-нибудь в черепушке, и устроит он мне небольшое ЧП. Однако угрозу я решил игнорировать.
— Больно вообще-то.
— Ты не знаешь, что такое боль. — Тар отпустил мой локоть.
Н-да… Послушали бы нас те, кто первой группой восхищается. Это со стороны у нас — идеальное согласие.
— Лады, пошли.
Шесть километров до укрытия, там аптечка есть — Гаю нужна перевязка. Я зашагал вниз с холма, прижимая к груди омегу.
Сегодня я ненавидел коммунов больше, чем когда-либо. Всегда можно было обвинить их во всех наших бедах. Но надо же — есть беды, в которых коммуны умудрились оказаться ни при чём, твари.
Собрать альф и омег в клан вовсе не значит достичь мира и согласия, как мечтал Халлар. Инстинкт размножения, чтоб его. На хрена всё так сложно?
Впереди Тар тащил автоматы и сосредоточенно сканировал каждый встречный куст. Мы могли быть уверены: ни одну подозрительную букашку не пропустит. Он чемпион в прятках по зарослям, ещё у родителей научился этому «лесному чутью».
Гай волочился следом за ним, болталась перетянутая лоскутом майки рука.
— Охранники ранили? — оглянулся на него Тар.
— Дарайн стрелял из поезда, — прохрипел Гай. — Повезло, что не ты.
Повезло, что не в голову. Если бы я убил Гая, нас с Таром уже потрошили бы на органы в морге Санеба. Никогда не пожалею, что поделился тем сухарём в детстве.
***
Двигатель «Силано» жужжал тихо, по-шмелиному. Это я настоял взять в укрытии бензиножор: не хотел, чтобы обнажённый омега простудился в открытом джипе. Мягко шуршал под колёсами серпантин Гриарда; приёмник пел что-то заунывное об окнах ночного города. Мы городов не видели, поэтому оценить не могли.
И вообще, коммуны петь не умеют, от их завываний в сон клонит. То ли дело, когда Керис поёт — о любви, о мирной жизни. О том, что было до нас, а при нас уже вряд ли будет…
— Это корыто может быстрее? — торопил Наиль.
Он уже изгрыз все ногти. То и дело оглядывался назад, где за моей спиной лежали четыре бесценных коробки с лекарствами — вдруг исчезли? Наверняка и Карвел на шлак исходил, телепаясь сзади на джипе вместе с Таром.
— Как ты назвал лучшую модель семьдесят первого года? — возмутился Гай.
После того, как Тар вколол ему бычью дозу лидокаина и вытащил пулю, Гай заметно повеселел, хотя на меня смотреть избегал по-прежнему. Кхарнэ, сказал же, что мы квиты. Пожалуй, Гай стремился в клан не меньше Наиля, чтобы увидеть, стану ли я снова покушаться на других омег или нет.
Я и сам хотел бы знать. Пока понял одно: когда на коленях лежит спящий истинный омега, становится охренительно спокойно. Вон он, Наиль, сидит впереди, всё такой же смазливый и ароматный. Я вовсе не стал в одночасье импотентом. Но мне спокойно, даже когда мой член пульсирует, прикасаясь сквозь одежду к тёплому плечу спасённого омеги. Потому что омега мой, и никто его не отнимет (у меня-то?), и никуда он не денется, предвкушением можно наслаждаться, сколько захочу.
Поцелуй Наиля нежный, я помнил, но кому надо мечтать о нежном, когда можно мечтать о жгучем? Поцелуй упрямых губ будет жгучим, без сомнений. Меня уже жжёт.
У кого ещё в клане такая грудь — гладкая, твёрдая, словно вручную вылепленная? Тёмная полоска волос спускается к животу. Мой рот наполняется слюной, уже сам теку…
Я убрал свою ласкающую ладонь и прикрыл грудь омеги курткой. А ты, Гай, следи за дорогой, или я это зеркало заднего вида выкину в форточку к чертям.
Кожа у омеги ровнейшая — ни единой царапины, ни шрама, словно он вчера рождён. Как умудрился даже палец не поранить? Я такое впервые видел. Альф без шрамов по определению не бывает, но у нас и омеги все с отметинами. Пройти через войну целеньким никому не удалось. Да и дети наши смалу то падают, то дерутся.
И ступни у омеги мягкие — ни одной мозоли. Он вообще ходил когда-нибудь?
— Интересно, его клан далеко? — спросил Наиль. — Почему мы их не встречали?
Потому что вряд ли их адрес есть в коммунском справочном бюро.
Наверно, и Гай о том же думал, только говорить со мной тушевался после железнодорожной эпопеи. Но если тот клан и был, скорее всего, его уже нет. Не похоже, чтобы моего омегу пытали, однако о препарате, который заставляет говорить правду, Халлар объяснил красочно. Омега должен был сдать всех бетам, а против коммунских артснарядов не устоит никакой клан.
Даже если небеса дали нам бонус, и тот клан жив, там тоже должны быть альфы. Какой Гаю смысл уходить туда и менять шило на мыло?
— Что у него на шее написано? — заметил Наиль. — Его имя?
Я погладил синюю татуировку.
— Как я понял, РИС-С — это Репродуктивный Институт Саарда, категория С, «супер». Высшая у коммунов считается. На память не надеются, твари, на телах пишут.
— Странно. Почему у него высшая категория? Он даже не красивый.
Ещё один ценитель великий, что он в этом понимает? Не надо меня злить. Я приподнял омегу, чтобы уложить удобнее, и застыл, увидев раскрытый рот Наиля.
— Что такое? — перепугался я.
И впервые посмотрел на спину спасённого.
Вся верхняя часть, начиная от мускулистых лопаток, была исчерчена синими татуировками. Цифры, символы, хреновы непонятные значки в полном беспорядке, будто мой старшенький, Вайлин, исписал ручкой для забавы. Сладко пахнущая кожа, полосы мышц, бугорки позвоночника… Всемогущий Отец-Альфа, зачем было портить такое совершенство?
Я понятия не имел, что означают все эти надписи. Возможно, Халлар, Абир и Керис разберутся.
Ниже, в перепадах рёбер, тянулся столбец вытатуированных цифр:
73.09.09
73.10.11
73.11.13…
Я насчитал девятнадцать строк и уже на шестой догадался, что это. Календарь. Каждый месяц — даты забора созревших яйцеклеток. Совсем юный омега был биологическим отцом уже девятнадцати младенцев-бет. Меньше, чем за два года. И на его спине оставалось ещё много места.
За свою жизнь он стал бы отцом сотен наших врагов. Клану никогда не перегнать инкубатор, омегам в Институте не нужно вынашивать детей по семь месяцев и рожать. Я всегда знал это, но когда вот так тыкают носом в нашу ничтожность, становится особенно тоскливо. Сколько в Институте Саарда таких омег? А в других городах?
— Выглядит жутко, — сочувственно скривился Наиль.
Я отмахнулся:
— Спину Тара видел? Вот где жутко. А тут просто рисунки. Как у Кериса, только не цветные. Может, Абир сумеет их убрать?
— У Кериса на спине рисун… ки? — заинтересовался Гай, но осёкся и отвернулся на дорогу.
Любопытство его распирало, а расспрашивать было стыдно. Что за долбоклюй! Он так и будет считать себя недостойным со мной заговаривать?
— Ага. Красивые, — я улыбнулся, хватит Гаю думать, что я злюсь. — Попроси, он покажет.
— Сразу по приезде, — насупился Гай.
Все мы перед Керисом с детства робели. Вот Халлар как ни ругается, всё равно не страшный — понятный, он же альфа. А Керис как рявкнет — даже если вины никакой за собой не чувствуешь, хочется свалить подальше.
Только Вегард, Райдон и я его не стеснялись. Как стесняться после того, как Керис стонал подо мной, закатив глаза, в разгаре вязки? Эти воспоминания затмили предыдущие, про то, как сердитый омега гонял нас по Гриарду метлой за шалости.
Интересно, а как воспитывался мой найдёныш? Судя по отсутствию шрамов, на вылазки он вряд ли ездил. А судя по отсутствию мозолей, у них в клане омегам не приходилось работать с утра до ночи, как нашим. Что это за клан такой? Может, омега жил с родителями? Знал ли он свою фамилию, как Льен и Тар?
Не стоило вспоминать этих двоих, потому что следующим пришло в голову, как говорит Халлар, провести параллели. Что, если я тоже не истинный альфа для моего омеги? Может, у него вообще постоянный альфа есть где-то? И что мне с этим делать? Приковать смуглёныша цепями в своём боксе?
Тогда мне захотелось, чтобы омега не просыпался подольше, потому что едва он откроет глаза, у меня не станет надежды.
***
Пещеры Гриардских гор,
общая протяжённость тоннелей более 6000 метров, максимальная глубина 317 метров
Солнце ушло за Циренский пик, и впереди гостеприимно вздыбились знакомые скалы.
Как же я любил возвращаться домой! Наиль — тот почти пищал от нетерпения, пока каменная глыба поднималась, открывая нам въезд в технический зал через короткую штольню.
Встретила нас двухприцепная фура, которая занимала треть зала. Вчера утром её пригнала третья группа. Омеги почти всё уже разобрали.
Добытые большегрузы мы использовали несколько раз. Сразу после угона ехали в ближайшее укрытие и перегружали добычу в другой грузовик, незасвеченный. На нём груз и доставлялся в Гриард, а на опустошённой машине перебивали номера, перекрашивали её и оставляли в укрытии на несколько месяцев, пока коммуны не перестанут её активно искать.
Когда же машина совершала три-четыре таких превращения, она оставалась в пещере, а круговорот фур пополняли новые, свежеугнанные. Вот такую машину-ветерана и разбирали омеги.
В клане всё пригодится. Сиденья в первую очередь растащили. Стенки фургона на перегородки пойдут — малыши растут, каждому отдельный бокс нужен, личное пространство. Чего-чего, а места в шахтах много. Шины заполнят землёй и посадят лук в Большом зале, где много солнца — беременным зелень надо свежую…
Мы въехали под своды пещеры; лучи из щелей в стенах освещали мирную картину. Потрошение фуры в зале подходило к концу. От обоих прицепов остались днища на рессорах; четверо омег раскручивали движок. Что-то отправят на запчасти, остальное погрузят на вагонетку и увезут в дальний тоннель на «кладбище машин».
Наверху, на мостках над залом, очень беременный Керис отчитывал за что-то хмурого Арона, вымахавшего с него ростом. Такой же располневший Льен тащил в свой бокс ворох цветных тряпок — наверно, занавески из кабины. Его бокс прямо над техзалом, он ещё мало̀й настоял именно у входа в пещеру жить, такая вот прихоть. Мы всей группой ему стены оббивали паклей, чтобы звуки снизу не мешали Льену спать.
«Силано» пересёк рельсы для вагонетки и притормозил у единственного не заваленного деталями столика, где красовались алюминиевые кружки и миска сахарной пудры. Зейн в замызганном фартуке как раз принёс работающим большой дымящий чайник. Поставил на столик, показал остальным скрещенные руки, мол, я пас, разливайте сами, и устало привалился к лестнице, ведущей на мостки. Медные кудряшки короткие слиплись на лбу, щёки красные — ушатала беднягу эта кухня.
Гай открыл дверь ещё раньше Наиля и тут же закрыл её.
— Что, адресом ошиблись? — съязвил я.
Успел заметить, как приклад автомата летит мне в висок; в голове пыхнуло фейерверком, и стало темно.
Послышался задорный свист Арона:
— Фьють-фьюу-у-у! Ставлю ночное дежурство на Райдона! Жги, альфа!
При чём тут Райдон?
В тот же миг до меня донёсся знакомый густой аромат. Кровь с напором ринулась в голову и в член, сердце замолотило сто сорок в минуту. Безотказная система засекла чью-то течку. Ближайшие сутки будут горячими.
Я открыл глаза на заднем сиденье «Силано» и тут же встретился с томным взглядом Зейна, который так и стоял у лестницы напротив. Вот и источник запаха. Точно, Арон предупреждал вчера утром, что красавчик должен потечь. Похоже, я вырубился всего на несколько секунд, но Наиля и Гая в машине уже не было.
Зейн едва заметно улыбался, его глаза приглашали. Этот омега знал, что я могу, и, кажется, не прочь был повторить. Прошлая трёпка ему понравилась, вряд ли многие альфы соглашались на жесть. Длинные пальцы Зейна поглаживали шею, плечо — его тело просило прикосновений, на лице всё ярче проступал жаркий румянец. Омеги нереально красивые становятся, когда текут. Какой он сейчас горячий внутри, упругий, влажный, кхарнэ…
Что-то капнуло с моей щеки, я поймал пальцем — оказалось, кровь. Наивный Гай учуял Зейна первый и думал обезвредить меня прикладом. Для этого нужен кузнечный молот.
Спасённый омега лежал на моих коленях, такой же прекрасный и неподвижный, и стало ясно, что номер не прокатил. Я всё равно хочу другого. Безумно хочу — до дрожи внутри, до рвущегося утробного рёва. Вон он стоит, зараза такая, течёт и дразнит. Попробуй удержись.
На капот «Силано» кто-то грохнулся, аж я вздрогнул. Лобовое стекло пошло сетью трещин, протараненное головой. Я узнал Райдона из третьей группы, с длинным шрамом на месте глаза. Принесло его в техзал! Сверху, с разобранного прицепа, спрыгнул Гай. Стянул за куртку Райдона, оглушённого падением, вдарил его башкой о кабину фуры. Ты смотри, и про ранение забыл. Хорошо сработано. Но Райдона не просто так прозвали Танком, Гаю он не по зубам. Я сам его с трудом осиливаю.
Джип догнал нас: Карвела я заметил на мостках с тремя коробками лекарств, Наиль с четвёртой скрылся в тоннеле. На это стоило поглядеть: Карвела разрывало. Шагнёт к тоннелю — остановится, глаза бешеные, грудь ходуном. Под мостками, наверно, собралась лужа слюней. Что победит — беспокойство за Мо или сладкий призыв Зейна? Как ни странно, победил Мо — Карвел из техзала исчез. К лучшему, минус один для меня.
Я открыл дверь «Силано». Запах приманки окутал меня, и перемкнуло окончательно. Стало ясно: такого мне не выдержать, даже пытаться сил не было. Я альфа, я рождён для вязки. Отказаться от неё — всё равно что перестать быть собой. Взяв омегу на руки, я шагнул из машины.
Прости, Гай, надо было бить сильнее.
Положить спящего на стол, о нём позаботятся. Атака с правой Райдону, он слева не видит, его проблема. Гаю вмазать в раненое плечо, потом в лоб до отключки — иначе не успокоится. И всё, Зейн мой. Первую порцию спермы я спущу в этот приоткрытый — ох, проклятье! — рот.
В штанах посырело, член приготовился; разочаровать его — себе дороже.
— Кто это? Они привезли кого-то! Раненый? — затараторили омеги, заметив, кого я держу на руках. Но подойти не спешили: я шёл к Зейну, опасно стоять на пути.
— Очухался. Плакала моя ставка, — сокрушался на мостках Арон, увидев меня.
Сквозь тягучий аромат приманки еле слышно почувствовался запах спасённого омеги, но это заставило меня остановиться. Он лежал на руках беспомощный, в чужом месте, а я собирался его бросить на целых двое суток. Он откроет глаза, а меня рядом не окажется. Что, если мой омега тоже потечёт, кому он достанется? Я в тот момент буду уничтожать последнюю надежду Гая и делать брата опасным для моих собственных детей. Едва Гай удостоверится, что есть другой клан, он сбежит в одиночестве в лапы к коммунам; войска оцепят Гриард сразу же, как его поймают…
Да! Я стоял в пяти шагах от течного омеги и
мог связно рассуждать, чего мне будут стоить эти пять шагов. Наверно, в ту минуту я по-настоящему повзрослел.
— Кто это, Дарайн? Что с тобой? — спрашивал Зейн, кажется, уже не в первый раз.
Омеги уставились на меня огорошено, будто я снял штаны и заплясал джигу с притопом. Наверно, моя борьба с собой выглядела по-дурацки. Нет ничего хуже, чем выглядеть по-дурацки перед омегами.
— Куда полез на сносях, придурок? — услышал я крик Кериса сверху.
Льен бросил занавески, которые тащил, и заковылял к приставной лестнице. С трудом сполз по ней — пузо мешало. Тар шагнул навстречу, снял его с нижних ступенек и довольно облапил. А я впервые не хотел досадно отвернуться или пнуть Тара коленом в пах. Я просто смотрел и просто был рад за них. Оказалось, это возможно.
— Надо… его Абиру показать, — ответил я удивлённому Зейну, кивнув на спящего.
Халлар выглянул из тоннеля, но тормознул, словно о стену ударился, и захромал обратно. Он в драки с нами никогда не лез. К сорока годам каждый, наверно, сможет легко себя контролировать. Сейчас мне это давалось с трудом, но давалось же!
Тар тоже не лез в драку. Он обнимал Льена, спрятав нос в его торчащих волосах, что-то шептал ему. А Льен гладил его обожжённые в вагоне пальцы и ржал надо мной, нахалёныш пузатый.
Так вот как это работает. Запах истинного омеги сильнее и желаннее всех других. Вот он, кузнечный молот, который единственный мог меня остановить.
Клубок из Гая и Райдона приближался к столу с посудой. Один из омег предусмотрительно убрал горячий чайник. Раненый Гай сдавал позиции. Удар опрокинул его на стол навзничь; кружки, звеня, покатились по камню. Рука Гая нашарила миску с сахарной пудрой. Я бы шваркнул ребром миски по голове, но он сгрёб горсть пудры и бросил Райдону в глаза, то есть в глаз. Тоже вариант.
— Недомерок хренов! — взревел Райдон.
— Нечестно! — возмутился Арон сверху.
Весело было альфёнку. Посмотрю я на него через год-другой, достойный соперник растёт. Только, кажется, уже не мне.
Не дожидаясь, пока Райдон протрёт глаз, Гай рванул к Зейну. Тот смотрел неверяще и покорённо. Всё, красавчик снова, считай, выбыл на семь месяцев — залетит на раз.
— Не вздумай! — Я попятился от гаечного ключа на семьдесят, которым Гай замахнулся на меня. Заденет моего омегу — пополам порву.
Гай обошёл меня по большой дуге и ключ не бросил, пока они с Зейном не скрылись в тоннеле. А я остался с ослеплённым Райдоном, толпой недоумевающих омег, каменно стоящим членом и полным разбродом в голове. Как там называются тот… который ничего себе, всё другим? Аль-турист? Нет, как-то по-другому… Так вот, оказалось, погано им быть.
— Эй, Арон, — хмуро крикнул я. — Найди Халлара, попроси подойти в лазарет. Скажи, мы нового омегу нашли… Эй!
Я поднял голову. Альфёнок застыл, глядя на нас с омегой сверху, как громом пришибленный. Куда и веселье делось.
— Ты… Зейна… как же ты… почему? — кривились побелевшие губы, будто сейчас заплачет, как малец-пеленашка.
Мне бы самому кто объяснил, почему.
— Кому сказал!
Он очнулся, развернулся как-то деревянно и, сгорбившись, поплёлся в тоннель. Пресвятые кулебяки, с ним-то что? Или слишком много на проигрыш Гая поставил?
