Повстанцы(омегаверс, постапокалипсис)

Я шёл по второй тоннельной развилке к своему боксу, когда услышал одинокий детский плач из игрового зала. День в разгаре, там должны быть все дети и воспитатели. Почему их не слышно? Свернув к переходу, я выбежал в игровой зал и оторопело остановился. Солнце из щели наверху освещало груды одинаковых плюшевых пони, завалы в два моих роста высотой. Откуда столько? Посреди зала лежало залитое кровью тело альфы в сине-красной шапке. Лица не узнать — ото лба до пят сплошные рваные следы псиных когтей и клыков. А мой старшенький, Вайлин, сидел рядом на коленях и теребил изувеченное плечо: — Ро-ми! Ро-ми! Ро-ми! У меня ослабели ноги. Оправдываться нечем: это я убил брата, потому что хотел его омегу. Сбылась шкурная мечта — Льен свободен. Как же терпеливо и ласково я буду утешать его… Но я, честно, не хотел так страшно. — Это не Роми, сынок, — потрясённо сказал я. — Это наш Тар. Вайлин обернулся, моя маленькая копия. Голос застрял у меня в горле: знакомое до мелочей лицо покрывали чёрные язвы, как на картинках в медицинских книгах Абира. — Папочка! — Вайлин радостно бросился ко мне. — Ты привёз мне вирус? Я ошалело присел к нему; покрытая язвами ладошка привычно потянулась в мой карман за гостинцем. Сквозь прогнившую щёку виднелись крошечные зубки. Я боялся прикоснуться — ему же больно. Всемогущий Отец-Альфа, что с моим сыном? Куда смотрит Керис? — Где твой отец-омега, Вайлин? Где твои братья? Он вытащил из моей куртки яркую упаковку «тянучки» и ткнул за спину чёрным пальцем: — Вон. Они ползли к мёртвому Тару из-за плюшевых завалов. Трёхлетний Сайдар — моя гордость, первый сын-альфа. Марик, который боялся высоты и Халлара. Шани, неразлучный со своим пластмассовым слонёнком… Шестнадцать моих сыновей с чёрными от язв щеками. Тянулись из-под лохмотьев изъеденные болезнью ручонки, и весь игровой зал звенел многоголосым: — Ро-ми-ро-ми-ро-ми-и-и! Я отшатнулся. Хотел закричать от ужаса, но не мог набрать воздуха — тяжёлого, отравленного. нетнетнетнетнетнетнетмоидети Плеча что-то коснулось. Я вздрогнул и ударился затылком о кору дерева. Наиль протягивал пластиковую бутылку с холодным кофе: — На, тебе оставили… Дарайн, ты чего? Железная дорога близ поселения Вардон, Предгорный округ Над полосой отчуждения разгоралось розовое утро. Два ряда рельсов, лежащих на белом щебне, уходили влево и вправо, прятались в ветках цветущих акаций за поворотом. Где-то мирно чирикали зарянки. — М-м-м. Замёрз просто, — прохрипел я, запахивая куртку, и жадно хлебнул из бутылки. Недомолотые зёрна заскрипели на зубах. Холодный кофе, да ещё и остатки — дрянь. Но греть негде. Халлар учил нас не разжигать костров: это след, коммуны так не делают. Ничего, и холодный — самое то, чтобы проснуться и привести в порядок взбесившееся сердце. В голове всё не умолкал жуткий детский хор. Верить в вещие сны тупо. Но откуда тогда это гадкое чувство, что если Тар действительно мёртв, то и мои дети… Да ну на фиг, не надо думать о всякой фигне. Хотел же от Тара избавиться, верно? Программа максимум: пусть от каждого омеги в клане у меня родится по ребёнку. Я, наконец, увижу, как кончает Льен; почувствую, как сжимает его желанная задница узел моего члена. Слишком долго я этого ждал. Сын от него будет самым любимым. И с бесплодием Абира ещё поработаю, для Дарайна нет слова «нет». Я выдохнул из себя мерзкий страх и взглянул на наручные часы. Семь двенадцать, три часа проспал. Всю ночь по району катались, разрабатывая план. И сколько ни искали в укрытии, потерянного наушника так и не нашли. Я поставил на свою удачу. Наиль сидел на корточках и ёжился за поднятым воротником, выглядывая из-за ствола акации на рельсы. Карие глаза блестели от нетерпения. На щеке краснела передавленная полоска — всё-таки поспал в машине. Провести бы языком по полоске этой, оставив влажный след, и чтобы Наиль уткнулся носом мне в грудь, тёплый такой в утренней зябкости. И спустился нежно ниже, туда, где в штанах напряжённо давит. Почему-то член всегда просыпается раньше меня. От минетика я б не отказался… перед возможным боем. Но не время сейчас развлекаться, иначе спать буду на ходу. Да и вряд ли меня поддержит омега, который сейчас только о сыне думает. — Где Карвел и Гай? — Дрова готовят. Наиль уже нарядился в оранжевый жилет путейца. Мы три штуки таких спёрли ночью из путейской будки близ Вардона, недалеко отсюда, за поворотом. На Наиле сидел — как для него и пошит, Гаю тесноват оказался, а у Карвела разошёлся по шву на спине при первой же примерке. Одежду моего размера коммуны вообще не изготовляли; и я, и Халлар, и другие носили то, что омеги умудрялись перешить. Ну, а обувь мы давно сами делали, у меня неплохо выходило. Не как фабричная, конечно, зато удобно. Ещё с первой победы в драке стало ясно, что в альфе главное вовсе не наряд. Я доедал третью банку тушёнки, увезённую из укрытия, когда в просветах между акациями показались Карвел и Гай. Каждый нёс охапку сушины. Рыжие лохмы склонились к чёрным: шушукались о чём-то. Об омегах, о чём ещё? Карвел мотал головой: не сошлись во мнениях, чей зад в клане соблазнительнее? Зад Льена, не спорьте, у меня спросите. Или у Тара, хотя это теперь сложно. Тогда у Халлара, он тоже замечен в неравнодушии. Старейшина знает толк в омегах. Я открыл багажник «Раска», спрятанного в кустах: — Живее! Двадцать минут осталось. Солнце уже выкатилось, жаркий будет денёк. Они смутились, как альфята. Такой же взгляд я видел у Карвела, когда застал того за дрочкой. Они что там — целовались за кустами? Сухие ветки полетели в багажник поверх канистр с бензином. Мы сверили наручные часы. Без расхождений. Я повесил на шею автомат, сунул длинные клещи-кусачки в рюкзак за спиной. — Лады, езжайте. — Дарайн… — Карвел тоже взял автомат, покосился на Гая. — Лучше я пойду. Я закатил глаза: удумал тоже! Уже обсудили и решили. План рассчитан до мелочей, перемены ни к чему. Карвел что — сомневается во мне? Это даже обидно. Я взял его за плечо: — Помнишь, как тот коммун сказал? Если и правда вирус придёт в клан, он уб… заразит наших детей. Тебя ударит один раз, а меня — шестнадцать. Иди в машину. — Карвел! — рявкнул Гай. И правда — какого хрена время тратить? Карвел отвернулся: — Не ходи, Дарайн… Убьют тебя. — И зашагал к рельсам. Пророк хренов, гавкает на дорожку! Да не создал инкубатор того коммуна… Я обогнал его, толкнул плечом и ткнул часы под нос. — Семнадцать минут! Ещё поболтаем? — Карвел! — заорал Гай из машины. — Чего с ним спорить? Он когда-нибудь уступал? — Кхарнэ! — Карвел бухнулся на сиденье «Раска». Грязные ногти взъерошили рыжую голову. То-то же. Спасибо, Гай. Есть дела, которые я никому не имею права доверить. Наиль взволнованно выглянул в окно: — Осторожно там, ладно? — Обещаю. У тебя течка скоро, как я пропущу? «Раск» рыкнул движком и запылил по грунтовой дороге меж акаций в сторону Санеба. Ничего там с ними не случится. Они просто поезд остановят, а я просто залезу в него. Великий Отец-Альфа, зачем мне так страшно-то?

***

Участок Федеральной железной дороги Вардон-Санеб Поезда — это вонь креозота и привкус металла в воздухе. Я к ним никогда не подходил, незачем было. Они коммунами пропахли, опасностью, смертью для нас. Нам — убегать только, чтобы аж пятки сверкали, беготнёй отполированные. Теперь я узнал, что поезда — это ещё и многотонное железо, которое несётся тебе в голову. Удовольствие то ещё, когда громадина пролязгивает колёсами на расстоянии руки. А ты наблюдаешь за мельтешением вагонов и ждёшь, когда тебя подцепит крюком каким-нибудь и потянет по щебёнке полосой кровавых ошмётков. Чего ж я подальше не сел? Я досчитал до тридцати, пятидесяти… Ну сколько можно? Гай, у тебя совесть-то есть? На счёте пятьдесят шесть грёбаный поезд всё-таки замедлил жуткий перебор колёс, и противный скрип обозначил, что братья собирали дрова не зря. Ещё немного — и бесконечный состав «Саард-Кальбор» остановился, мерзко грюкнув напоследок. Как мне не хватало связи! Я бы слышал, что сейчас Наиль и Гай в путейских жилетках бормочут под взглядом машиниста, заливая огонь на путях. Гай подаёт вёдра из реки, из-за кустов не выходит, мелькает оранжевый наряд — и ладно. Не должны их раскусить. Беты в поезде что подумают? Ветер деревья поломал, а потом сигарета упала непотушенная. Мало ли, откуда на рельсах груда горящих деревяшек? А может, повстанцы, сволочи, опять вредят. Лишь бы настоящие железнодорожники не подъехали. Я, пригнувшись, быстро двигался вдоль состава к хвосту. Первый вагон ушёл за поворот, машинист меня не видел точно. Где этот прицепной фармацевтический, как он выглядит-то? Пузатые цистерны с нефтью, ароматные блоки пиленого леса, запечатанные контейнеры «Собственность южного отделения мебельной корпорации»… Во-о-он он, зелёненький, с тем же аптечным крестом. Ещё четыре вагона ползти. Гладкий, как лысина, как в него забираться? Я ускорился: за это время можно дом потушить. Миновал клетищу, полную живых кур под дырчатым тентом, ярко-алый зерновоз… И тормознул от неожиданности. Прямо перед аптечным нелепо выделялся бело-голубой вагон с надписью «Репродуктивный Институт Саарда» и единственным окном посередине. И окно это было приподнято. Там кто-то ехал! Если высунутся сейчас — конец всей затее. Я прилип плечом к зерновозу, двинулся дальше, поднырнув под окном. И, добравшись до цели, жёстко обломался. Никакого входа в аптечном вагоне не было. Я чуть в штаны не наложил, пока перелезал под вагоном на другую сторону. А ну как сейчас тронется? Размажет меня жидким слоем до самого Санеба. Поезд не тронулся. Но и с той стороны я обнаружил ту же металлическую стену. Никакого замка, чтобы клещами перекусить, никакой двери. Замурованный аптечный вагон соединялся тамбуром с предыдущим. Зашибись. Решение тут одно: входить через то окно. Я понятия не имел, что находится внутри вагона Репродуктивного Института. Младенцев из инкубатора заказчикам везут? За ними кто-то приглядывает, стопроцентно. Проскользнув под поездом обратно, я бесшумно ухватился за край окна. Упёрся в вагон ногами и повис на пальцах, не решаясь заглянуть внутрь. И в этот самый миг состав тронулся, и щебёнка подо мной поплыла вбок. Мой час на поиски лекарств затикал. Ещё можно было соскочить, взобраться на соседний зерновоз и придумать более разумный способ. Но поезд дёрнуло, рука соскользнула, и в попытке удержаться мне пришлось хлопнуть ладонью по стене вагона. Слишком громко. Чьи-то пальцы рванули окно вверх. Надо мной склонилась краснощёкая харя коммуна в погонах частной охраны. — Повста-а-а-анцы-ы!!! Я ударил краснощёкого прикладом, обрывая вопль, хрустнули зубы. За его спиной что-то загремело. Я заглянул в вагон и едва не сорвался под колёса. Какие на хрен младенцы? Толпа охранников наставила на окно тонкоствольные гюрзы. Еле успел убрать голову. Наушник Наиля нашли, это засада. У меня не будет детей от Льена. Захлопали выстрелы. Спрыгивать! Перекатиться — и в кусты, словлю пару пуль, может, выживу. Я почти разжал пальцы, но вдруг из-за моего плеча в окно что-то влетело, и глухо гупнулось там о пол. — Держись! — заорали откуда-то. Пригнулся я автоматически, вцепился в окно и чуть не оглох от взрыва внутри вагона. Стеклянное крошево посыпалось за шиворот, пальцы на миг обожгло. Да это же граната! В ушах зазвенело, загудело в башке. Я робко заглянул в выбитое окно. В вагоне стекало по стенам красное месиво. Вперемешку с покорёженной мебелью дёргались живые ошмётки тел; язычки пламени шипели, встречая на пути кровь. Только за перегородкой, в закутке, куда вела решётчатая дверь, горела лампа. — Лезь! — крикнули сверху. Надо мной на крыше вагона лежал Тар, поигрывая чекой от гранаты. Живой, зараза, ничто этого альфу не берёт! Всё с той же равнодушной мордой. Я ещё никогда не был так рад его видеть. — Ты откуда? — счастливо заорал я, но вспомнил, что на неконкретных вопросах Тар зависает, и исправился: — Как ты узнал, где мы? Он молча приподнял шапку и показал ухо в старых ожогах. А на нём — наушник Наиля, потерянный у Санебской аптеки. Так он наш план подслушал! Чёртов Тар, как это у него получалось? Почему же тогда столько охраны было в вагоне, если это не засада? Ладинолы от нас берегут? Хотя, уже неважно. Я подтянулся и перекинул ногу в дымящий гарью вагон. Из набравшего ход поезда увидел Наиля в оранжевой жилетке. Глаза круглые, рот потрясённо раскрыт — нас с Таром увидел. Ага, ты ещё помаши нам. Из-за камышей с таким же обалдевшим видом выглядывал Карвел. Я чертыхнулся — почему Карвел? Это Гай должен был помогать Наилю заливать пожар на путях. Какой из Карвела путеец — размером со шкаф и в дырявой жилетке? Он мог Наиля подставить! Вернусь, повторим, что такое распоряжения координатора. Я взглянул наверх: — Идёшь со мной? Тар покачал головой. Ну да, тут огонь. Надо поторопиться, скоро всё запылает. — Дарайн… — он остановил меня. — Как ты собирался Льена успокаивать? Кхарнэ. Он и это слышал. Неужели залез на поезд, только чтобы об этом спросить? Вот теперь дрогнула скала, но тоже по-таровски: лишь прищурились глаза и едва подёргивались ноздри. Это значило «и мечтать забудь». Гадковатая ситуация. Но вряд ли Тар догадался, почему именно ему достались прятки по Санебу вчера. Слишком он прост для этого. Я хотел было огрызнуться в ответ, да не придумал, чем парировать. Он только что спас всю операцию и мою жизнь. Поэтому я молча спрыгнул в вагон. Захрустели под сапогами битые стёкла: какие-то пробирки, как у Абира в лазарете. Подошвы липли в крови. Пламя лизало раскуроченные останки вагонной мебели, вонючий дым выедал глаза. Перескакивая завалы, я добрался до двери в тамбур, дёрнул железную ручку и взвыл — горячая! Пришлось обмотать ладонь рукавом. Но сколько я ни дёргал, только ручку погнул. Мне что — надо будет отыскать во всей этой срани ключ? Я осерчал, лягнул дверь сапогом. И чуть не вывалился следом за ней в тамбур с автоматом наготове. Ф-фух, пусто. Кхарнэ коммуны. Кто в здравом уме сделает дверь, которая открывается внутрь? Из темноты аптечного вагона несло чем-то настолько горьким, что я почувствовал во рту вкус съеденной тушёнки. Нет уж, блевать некогда. Где тут свет-то включается? Понастроют, сволочи, поездов. Выключателя не нашлось. Я чиркнул светоуказкой и присвистнул. Насколько доставал луч, тянулись по обе стороны ряды с коробками. От пола до потолка, дерьмо дерьмущее, а у меня всего час. Я положил автомат и рюкзак с кусачками у входа. Что ж, погнали. Ладинол. Аналоги. На них написано должно быть, верно? Выбрасывать проверенное в горящий вагон оказалось плохой идеей. Первая же коробка сразу занялась, и к вездесущему дыму добавился ядовитый привкус лекарств. Я тут загнусь совсем. Негорящий пока ещё тамбур заполнился отбросами слишком быстро. Столько лекарств я в жизни не видел. А вонища от них — в пещере из сортира не так прёт. Пришлось натянуть майку на нос. Скоростную схему я вывел быстро. Скинуть в проход под ногами очередной ряд коробок — светоуказка в зубах поверх майки. Прочесть надписи — названия большими буквами пишут. Составить ряд обратно. Иначе потом не найду, что проверено, а что нет. И метнуться через тамбур глотнуть ветра из окна. Ага, и дымка глотнуть. Взорванный вагон Репродуктивного Института горел уже весь: мерзким низким огнём по полу, коптящим — по обшивке стен. Постепенно обугливались коммунские останки. Только в закутке за решёткой в дальнем конце ещё не полыхало. Поезд тарахтел колёсами, шатался, скрипел. Как в шахтёрской вагонетке, но скорость — попутать можно, от леса за окном в глазах рябит. У них там коммунский вариант Льена за рулём? Тот тоже гоняет безбашенно. Продолжим мчаться так, у меня и часа не будет. Я глянул на время и набрал обороты — полчаса уже откатался. Перегретая одежда обжигала; сапоги то и дело пытались затлеть, когда я выскакивал к окну. От кашля уже свело живот, так все лёгкие выхаркаю. Я мечтал о прозрачной воде пещерного Бура и ненавидел синий скотч с эмблемой ФЖД. А скотина Тар лежал на крыше и гадал, на что похожи облака. Нужная коробка рухнула мне на голову с верхнего яруса, оцарапав краем лоб. По привычке я едва не откинул её к остальным, но слезящийся взгляд зацепился за яркое «ЛА…». Есть! Уже начал волноваться, что с этой партией запретную хрень не везут. Или вообще не возят по железке, и я протупил со своим выводом. Но фиг. Я умнейший из альф, абы кого координатором не выберут. Выхватив из кармана широкий скотч, я шустро обмотал коробку целиком в два слоя — а то вдруг повредится — и отставил к выходу. Двадцать пять минут на поиски загадочного «аналоги», потная насквозь одежда и ни глотка жидкости. У Тара разбавленный виски всегда с собой, только просить некогда. За следующие десять минут я прошерстил остатки фармацевтического бардака, но никаких «аналогов» не нашёл. Может, я не так старого пердуна-коммуна понял? Надо ж было Наилю его раньше времени прихлопнуть! И почему Абир не написал об «аналогах»? Вопрос-то важный. Надо было нужное место не пропустить, иначе я и ладинол потерял бы. Время поджимало. На сорок пятой минуте я схватил драгоценную коробку и выскочил в горящий вагон, закрыв майкой лицо. Подбежал к окну, вглядываясь в мелькающие деревья. Каким же кайфом было высунуться наружу! Ветер ворвался в рот, выдувая из лёгких дым. Впереди длиннющей змеи поезда уже громадились опоры свежеотстроенного моста через Файгат. Вовремя я, верно мы всё рассчитали. Прицеливаемся — и добытая коробка, кувыркаясь, летит из окна, приземляется в камышах рядом с электровышкой. Как и договорились. Вышка последняя перед мостом, найдём. Я довольно вытер потную морду. Задание выполнено, браво, Дарайн. Следующая станция — «вылезайка». Сойду, и первым делом Гай узнает, что отступать от намеченного плана чревато разбродом в группе и гневом координатора. Высаживать меня должен был Карвел. Надо мной вяло горел уже и потолок. Пожалуй, пора было выбираться из вагона, поджаренный альфа — вряд ли вкусное блюдо. Хотя Льену нравилось. Я закинул за спину автомат и рюкзак, напоследок оглянулся по-хозяйски, может, прихвачу что полезное? На недогоревшей половине туловища тлела знакомая кобура. Я обмотал пальцы рукавом и достал новенькую гюрзу. Нерасторопный был коммун, не успел вытащить, чтобы стрелять в повстанцев. Штучка красивая, пусть для дальнего боя и не годится. Только запасные патроны к ней, видимо, остались на другой половине охранника. Не помню, зачем я решил сунуться в дальний конец вагона. Там клубил дым в свете лампы, огонь уже закоптил прогнутую взрывом перегородку и гулял по полу за решётчатой дверью. У меня зверски разболелась голова, и казалось бы — вали на свежий воздух, хорош травиться. Но я решил взглянуть, что прятали там коммуны. Разглядел за решёткой бритую до блеска голову. Гладко-мускулистые плечи без единой царапины. Крепкие ноги с темневшим пушком. Едва заметно поднималась грудь, примотанная эластичными ремнями к койке… Гюрза выпала из рук. За перегородкой в едком дыму лежал омега. Голый, неподвижный и живой. Я схватился за решётку, обжигаясь. Рванул изо всех сил, железо только звякнуло. Он задыхался там, кхарнэ! Толстенные прутья не гнулись, решётка ходила ходуном в мощных петлях. Да ни в жизнь мне её не вырвать! Где тут ключ искать? Я взялся за голову. Замок сейнский, на складах такие ставят, пуля не возьмёт. Клещами эти прутья не перекусить. Задёргал снова, захлёбываясь дымом. Решётка лязгала в стальной раме, прикрученной болтами в потолок и пол. Пять, семь, десять болтов. Слишком много для одного альфы. Но я должен! Должен! Он там умирал — из-за нас! — Та-а-а-ар! — я высунулся в окно по пояс. На крыше его не было. Я повертел башкой: Тар сидел наверху соседнего зерновоза, скрестив ноги. Перелез — тут припекало, видно. Оглянулся вопросительно. — Здесь омега! — заорал я сквозь грохот поезда. — Живой! Скакнув с зерновоза, Тар склонился надо мной, обмотав руки рукавами — крыша горячая. Глядя на клубящий вокруг меня дым, побледнел и напряжённо сглотнул. — Там живой омега за решёткой! — надрывался я. — Один не вырву, помоги! Тар помотал головой. Да не время же дрейфить! — Здесь уже потухло всё, — соврал я. — Скорей, он умирает! Горло саднило от крика и гари. Тар только дальше отполз от дыма. Не слезет, тварина — убью. — Он задыхается, гад ты трусливый! А если бы это был Льен? Как я это придумал? Уже хотел лезть за ним и спихивать силком, но перед лицом свесились сапожищи. Я загородил плечами окно, чтобы он не видел раньше времени, что внутри. Ещё спрыгнет на скорости за сотню. Тар вцепился в нижний край окна. Я — в его руки, потому что горящий потолок он уже заметил. Следа не осталось от хладнокровия: на меня умоляюще смотрели расширенные глаза. Тар захрипел сквозь стучащие зубы: — Н-н-не могу. Бздун паршивый! Я дёрнул его за шиворот и затянул в вагон. — Зажмурься! Мы рухнули на горящие обломки; автомат больно ткнул в ребро. Я подскочил, сбил с волос искры. Тар скрючился на полу, обхватив голову, отчаянно заныл на одной ноте. Я поднял его за ворот и залепил леща по зажмуренной морде. — Не смей раскисать! Потянул его в дальний конец, спотыкаясь о завалы. Не переставая выть, Тар волочился за мной безвольным кулём: — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… Что ж за ссыкло такое! Ничего, не околеет. — Хватайся! — Я вытянул его рукава, чтобы не сжечь ладони, дал ему нащупать прутья. — Выведу, когда вырвем решётку! Омега ещё дышал, затянутый ядовитой пеленой. Сейчас, сейчас… — Дёргай! Заскрежетали болты под двойными рывками, стальная рама заболталась легче. Трещали мышцы и плыло в глазах. Из чего эти двери варят, кхарнэ, я же джип приподнять могу! Тара трясло, бормотал что-то несвязно, мёртво цепляясь за прутья. Великий Отец-Альфа, только не сейчас, брат! — Ещё! Я заорал, потянул на себя, упираясь ногой в стену. С резким скрипом тяжёлая решётка вместе с рамой оторвалась и накрыла нас, повалив на спину. Под лопаткой чавкнуло — угодил в кровавый шматок охранника. Я отбросил раскалённую решётку через голову. Тар свернулся в клубок на закопчённом полу, поскуливая. Ох, горе моё. Подождёт. Шаг за перегородку — в серую муть, слезящую глаза. Я сорвал эластичные ремни, подхватил лёгкое тело и бросился к окну. Дыши, дыши, мой хороший. Всё кончилось. Я с тобой. Омега, наверно, потерял сознание в дыму. Дрожали длинные ресницы на смуглом лице — такую тёмную кожу редко встретишь. На атлетичных руках выделялись выпуклые вены, на гладком животе — изящные квадратики пресса. Сильный омега, как Льен. Безупречно сложённый — от бритой макушки до нежно-розовых пальцев ног, будто детских. Где он жил раньше, как его беты поймать смогли?.. Порыв ветра случайно донёс сладкий аромат его тела, и что-то громко щёлкнуло во мне — дзын-н-н! Будто встряхнуло мозги, и там всё встало на место в один миг. Я понял, для чего выжил в разорённой деревне, лазал по помойкам, грабил фуры и продолжал трепыхаться в луже вселенского дерьма, куда нас окунули коммуны. Для того, чтобы сейчас держать на руках сокровище. Никому не отдам, никогда. Это он, истинный, как Керис в детстве рассказывал. Я взял самую дорогую в мире добычу. Из тотального шока меня вывел протяжный гудок локомотива. Мне же сходить! Глянул на часы — до оговорённого времени пять минут. Гай уже должен заложить взрывчатку под рельсы, и скоро послышится большой бабах. Развести второй пожар на путях мы не успевали, но развороченная дорога тоже заставит машиниста притормозить. Я оглянулся и ошалел: Тара не было в вагоне. Неужели выпрыгнул в окно, пока я освобождал омегу? Он в припадке вообще невменяемый. Но хлопающая дверь в тамбур успокоила: Тар просто уполз от огня. Значит, глаза всё-таки открыл, а это амбец. Осторожно перекинув омегу на плечо, я заторопился к тамбуру — надо готовиться к выходу. Распахнул дверь и щёлкнул светоуказкой. Тар сжался на корточках среди коробок в дальнем конце аптечного вагона. Уделанные сажей руки прятали перекошенное лицо, на них вздувались свежие волдыри ожогов. Полз по вагону не глядя, полоумный. Из-под трясущихся пальцев катились градины пота и сипело безумное: — Ы-ы-ы-и-и-и-и… Всё, тушите свет. Это уже не Тар. Если он от вида факела в пещере под лавку забивался… Что за сила превращает могучего альфу двадцати лет отроду в сгусток паники? Я взял светоуказку в зубы, наклонился, стараясь не ударить омегу о коробки. Фляжка всегда у Тара во внутреннем кармане. — Глотай, живо! — Я залил виски между лязгающих зубов. Тар давился, ошалело хапал дымный воздух и вряд ли меня видел. Безнадёжно, такого Тара только Льен мог успокоить. И то не за пять минут, которые у нас остались. Ничто не заставит его добровольно вернуться в горящий вагон. Если я не вытащу его из поезда, он так и просидит здесь, пока коммуны не придут и не потушат пламя. Что ж, как раз верну должок за гранату. Я пошёл обратно к окну ждать остановки. Мы рассчитывали на то, что если в голове поезда есть охрана, то после взрыва все побегут вперёд, и я сумею выпрыгнуть и скрыться. Гай будет ждать с «Раском» в условленном месте. Подберём ладинол, съездим за Карвелом и Наилем и вернёмся в укрытие, где лежат три коробки из аптек. Обедать будем уже дома. Омега лежал на моём плече. Я касался щекой его бедра и утопал в сладком аромате. И не мог поверить, что буквально два часа назад хотел Тару смерти, чтобы получить Льена. Льен хорош, спору нет. Единственный омега в клане, для меня недоступный, кхарнэ вызов. Столько лет при взгляде на него я только и думал, как же чертовски я хочу его, так что в паху болью сводит. Оказалось, есть вещи, которых можно хотеть куда сильнее. И это даже не навязчивое желание погружать член в горяче-мокрый рай. А просто держать омегу на руках. Прикасаться, оберегать, дышать его запахом — и всё, я почти кончаю, и не сотни раз пережитым способом, а до сих пор неиспытанным. Душой. Неожиданно, ново… охренительно. Я стоял в закоптелом коммунском вагоне и млел от счастья. Моё сокровище всё не приходил в себя. Может, его усыпили, чтобы не вырывался во время перевозки? Какие ужасы пришлось ему пережить в коммунском плену?.. Я взял омегу удобнее, чтоб ветер овевал напряжённое лицо с упрямо сжатыми губами. Чёрные брови вразлёт и во сне хмурились, непростой у него должен быть характер… Пожалуй, мы были одного возраста, а значит, он родился незадолго до войны. Как ему выжить удалось? Неужели есть и другие кланы? На крепкой шее от уха до плеча темнела татуировка. До сих пор я видел тату только у Кериса на спине, там был цветной хищно-витой узор, на белой коже он смотрелся дразняще. А шею найденного омеги пересекала уродливая синяя строка: №015-РИС-С/4 Знакомая надпись, я видел такие в колонках коммунских газет в рубрике «Купите себе будущее». «На этой неделе ожидается поступление генного материала, происхождение…» — и списки вот таких же знаков с ценами рядом. Коммуны клеймили его, как скот на ферме. C радостью убил бы их ещё раз. Номер пятнадцатый, Репродуктивный Институт Саарда. Категория С, уровень четыре из трёх существующих — элитный геном. Про четвёртый уровень вообще не писали в газетах. Материал для спецпоставок, что ли? Это значило, что заказать младенца из яйцеклетки этого омеги стоило бы бетам бешеных денег. Я не знал, по каким признакам учёные Института разделяли пойманных омег на категории и уровни. По красоте? Состоянию здоровья? Но альфье чутьё уже подсказало: в Саарде разбирались в генах. Это лучший из омег, под стать мне. И теперь он мой. Очнувшись от приступа эйфории, я встревожился. Пять минут истекло, а большого бабаха не слышно. Может, далеко, и грохот поезда заглушил взрыв? Но состав уже должен тормозить. Вон водонапорная башня, мимо которой мы проезжали ночью с группой. До Санеба тридцать километров. Объяснение одно: с Гаем что-то случилось! Ну почему у меня нет связи? Гай один отправился обгонять поезд. Пусть и мелкорослый, но альфа. Любой наблюдательный коммун его раскусит. Поехал безо всякой подмоги и прикрытия. И на эту рискованную авантюру послал его я. Вернее, Карвела послал, но какая разница? Любой альфа легко убивается пулями. Верный Гай, он вообще не обязан был ехать с нами. Неужели он погиб, спасая чужого ребёнка? Погиб ради Наиля, который ему всё равно вряд ли достался бы? И если поезд некому остановить, то и нам с Таром крышка. Спрыгивать на скорости за сотню — будет лепёшка из альфятины. Ближайшая остановка — вокзал Санеба, где коммунские шакалы превратят нас в два дуршлага. Моего омегу снова запрут за решётку; я так и не узнаю, каков вкус его поцелуя… Зловеще тянулись секунды, а я всё надеялся. Гай, братишка, пусть ты будешь жив. Надежда сбылась. Проезжая мимо того места, где мы планировали разворотить рельсы, я увидел его из окна. Гай сидел на капоте «Раска», скрестив руки на груди, и спокойным взглядом провожал поезд. Я видел его всего миг, но мог поклясться, что он улыбался. Гай не собирался ничего взрывать.