Повстанцы(омегаверс, постапокалипсис)

Когда Рисс появился в клане, перевернулись мои понятия о желанном и прекрасном. Сказал бы кто раньше, что Льен будет свободен, да я бы все сталагмиты в пещере посносил, выплясывая на радостях. А теперь — как дедушка отшептал. Свободен он — ну и пусть. Раньше Льен был для меня идеалом омеги, как и для всей группы. Каждый молчком тащился от его наглости: и я, и Карвел, и Гай, про Тара говорить нечего. Одно из первых моих эротических переживаний — зрелище: Льен передёргивает затвор. Взлохмаченный, злой и кроющий матом коммунов. Я дрочил в своём боксе на эту картину, но чтобы признаться кому — скорее бы бетой стал. Поэтому я завидовал Тару по-чёрному. Никогда не понимал, почему из всех альф Льен выбрал именно нашего обожжённого тихоню, к тому же долбанутого на голову слегка, а местами и не слегка. Кхарнэ чудеса. Только сейчас я понял всю глубину задницы, в которой всё это время находился Тар. Как сказал Керис, неудачный вариант: привлечённый альфа и равнодушный омега, и некуда им деться друг от друга. Льену просто интересно было иметь постоянного альфу: ни у кого нет, а у него есть. В такой же заднице оказался и я. То, что Рисс со мной — случайность, и не факт, что это навсегда. А чтобы перестать нуждаться в Риссе, мне пришлось бы несколько лет не видеться с ним. В наших условиях такое нереально, нет возможности просто уехать в другой город. Я был обречён всю жизнь тянуться к нему и вечно бояться его потерять. Метка — единственный способ избежать напрягов. Напряги эти я наблюдал с самого детства на живом примере. Тар, тот вообще и жил-то из-за Льена. Или благодаря ему. Я помнил, как Халлар принёс в пещеру девятилетнего Тара, замотанного в свою куртку, и спрятал от нас в лазарете. Мы только и видели окровавленные тощие ноги и красную ладошку из-под куртки, скрюченную. Родители Тара несколько лет скрывались с ним по лесам, но коммуны нашли их. Его отцов разрубили на части, а ребёнка облили сзади бензином и подожгли на спор: добежит до реки или не добежит. Видно, чем-то сильно насолила коммунам их семейка. В реке старейшина Тара и выловил. Нам, мелким, не разрешали лезть в лазарет. Да мы и сами побаивались альфёнка с живым мясом вместо спины и обгорелыми кустиками волос на алой голове. Лежит на животе, бинты в кровавых пятнах, молчит и так смотрит — жуть пробирает. Лекарь Абир как только не пытался разговорить Тара или поесть заставить — без толку. Не хотел он жить. А потом лекарь отвернулся на минутку, и в лазарет пробрался вездесущий Льен. Разболтал Тару, что его собственных родителей повесила во дворе виллы их же прислуга. Дёргались тела, стра-а-ашно, и языки синие-синие. Самого Льена Халлар с виселицы снял, чудом живого. Малой он был и слишком лёгкий, чтобы на верёвке задохнуться. Рассказал, как Халлар и Керис нашли окровавленного Райдона, который подрался за еду с такими же мелкими бродягами. Теперь вместо глаза у Райдона чёрная повязка, и ничего, живой. А Карвелу коммуны рёбра сапогами переломали — аж кости наружу, во-о-от такущие, и бросили помирать. Мол, мы все тут побитые, так что хватит валяться, вырастай скорей, а то ему потом альфу себе выбирать не из кого. Болтовня чумазого омежки Тара и спасла. Сам Халлар офигел. Через три месяца Тар уже учился вместе с нами угонять фермерский скот, только шапку носил всё время, шрамов стеснялся. Его вернула к жизни смутная надежда, что Льен когда-нибудь выберет его. Своего истинного омегу, оказывается, с детства узнать можно. Едва Тар из лазарета вышел, уже долбанутым прославился. Мы, альфята, тогда в Большом зале землю рассыпа̀ли. Там солнца много, и Халлар придумал овощи выращивать, огурцы всякие (правда, кроме укропа и лука, хрен что выросло, пещера всё-таки). Работаем мы, значит, из досок борта сбиваем, мешки с землёй для грядок таскаем. Тут Тар — ещё под глазами синяки после болезни — прётся из лазарета к нам. Спереди полбашки налысо обрито, сзади всё в рубцах на сморщенной коже, истончённой, кажется, пальцем ткни — мозги потекут. Зато серьги-кольца блестят, как у Халлара и некоторых омежек. Тар в первый раз в этом месте оказался. Другой бы хоть постоял, пещеру поразглядывал. Этому же побоку пещера, пошёл сразу к нам. — Кто Вегард? — говорит. Ни «здрасьте», ни «привет». Вегард опустил молоток в непонятках. — Ну я. Он Тара впервые вблизи видел — такого, не лежачего и не через щёлку в шторке лазарета. А это красноголовое чудило, не говоря ни слова, хреначит Вегарду с ноги в живот. Ни с того ни с сего, причём в лице вообще не поменялся — равнодушный. По уху Вегарда — хрясь, коленом в лицо; переносица хрустнула. Мы кинулись, оттащили бесноватого. Вегард от неожиданности даже сдачи дать не смог. Мы сами отбуцкали Тара немножко, он едва из лазарета вышел всё-таки. А Тар и не вырывался, успокоился сразу. Сколько его потом Халлар с Абиром и Керисом ни расспрашивали, так он и не сказал, почему на Вегарда напал и откуда вообще его имя узнал. Молчал — как ни уговаривай. Конечно, не вспомнил никто, что почти месяц назад Льен прибегал в лазарет залепить царапину на животе. Вегард нечаянно толкнул его на острый камень, когда они бегали по пещере. И Тар, который тогда ещё не мог встать с койки, целый месяц помнил эту неотомщённую царапину Льена, и первое, что сделал, когда смог ходить, — отомстил. В его понимании было нормально отмудохать альфёнка и переломать ему нос из-за ерунды. Это мы ещё не знали, до какой степени он шизанутый. Если бы Тар тогда сказал взрослым о царапине, они бы сразу поняли, что Льен его истинный омега. Но разговаривать Тару было почему-то трудно. Я слышал, как лекарь Абир шушукался с Халларом о том, что это такое психическое расстройство. То есть у Тара с рождения крыша протекает. Тар сказал о причине нападения на Вегарда, только когда повзрослел и научился отвечать через силу, если к нему обращаются. А сразу после нападения мы сделали вывод, что в голове у новенького не просто опилки, а отборный навоз, и с таким началом мы вряд ли подружимся. Поэтому Тар стал Копчёной Жопой. Странности его быстро выявились. Придурковатым он казался: глазами зырит, понимает всё, а молчит. Только «не-а», «угу» и Керису «спасибо» за обед. На вылазке скажут бежать — бежит, скажут нести — несёт. А в остальное время муха сонная. Шуток он не понимал вовсе. Да и вообще тупил. Говоришь ему, типа: «Что, ссышь?», а он на штаны свои тычет, мол, нет, сухие, не ссу. Буквально всё понимал, короче. Говорю же, долбанутый. Хотя я, если честно, ещё тогда начал ему завидовать. Тар Леннарт единственный по-настоящему помнил родителей. Несмотря на всю долбанутость, он многому интересному успел научиться у отцов, как потом выяснилось. Плавать, например. Ориентироваться в лесу, гамаки плести из веток. Такого не умели ни Халлар, ни Абир с Керисом, и не могли нас научить. В этом было несомненное превосходство Тара. Я даже фамилию свою не знал, не говоря уже о том, чтобы помнить родные лица. Прошло немного времени, и как-то Халлар сказал нам по группам разбиться, чтобы начали срабатываться с малых лет. Мы с Гаем сразу спелись. До прихода в клан вместе по помойкам лазали, уже сработанные. Конопатого Карвела взяли за то, что на днях он обоим умудрился морды начистить — заспорили из-за конфеты. Такой боец группе нужен. Льен сам за нами увязался. Не хотели мы брать омегу, но Халлар настоял. В будущем, говорит, омега пригодится, это сейчас нас издали за бет принять можно, если запах не чуять. Но как вымахаем дылдами, за стенами пещеры при свете дня уже фиг появимся. А омега — запросто. По Льену уже сейчас видно, что справится. Пришлось взять, в Халлара мы верили больше, чем в Отца-Альфу. И тут Тар присоседился: — Я с вами, — говорит. Мы фыркнули — нам только такого героя не хватало. Чем он пригодится? Мы за каждый кусок жизнью рисковали по свалкам, а он сидел себе в лесу у папочек под крылышком, заласканный. Но пока мы хихикали над Таром, остальные группы сформировались — пятый лишний. И Халлар его нам всучил. Мы обозлились: нечестно — и так в группе омега, ещё и этот… Жопа Копчёная в шапке. Несколько месяцев мы дулись на свою обузу. Сколько пинков он получил — не счесть. Тишком, по тоннелям, где Халлар не видит. Отбивался Тар молча и рьяно, но куда против трёх дружных рыл? Вот и ходил — сзади под курткой красный от шрамов, спереди фиолетовый от синяков. И ни разу никому не нажаловался. Выпереть его из группы «по собственному желанию» мы так и не смогли и не понимали такого упорства. Всё изменилось, когда Халлар раздобыл где-то заржавленный АМ-25 с самодельным глушителем и стал учить нас стрелять в низком зале пещеры, отведённом под оружейную. Мы дырявили древние пластиковые диски ТВ-тарелок, толкаясь за место у прицела на стойке. До этого держали в руках разве что водные пистолетики в забытом счастливом детстве. Тар стоял в стороне, его очередь по умолчанию была последней. Даже после Льена и Сино (омега не только нашей группе достался). Мы с Карвелом и Гаем, мазилы, уже исчиркали пулями стену за мишенями и ждали, чтобы поглумиться лишний раз над краснозадым. Халлар начал и ему объяснять, как и что, но Тар покачал головой. Сам зарядил тяжеленный АМ-25 и влепил пули, одну за другой, в ровный кружок вокруг центральной точки. Невозмутимый как танк. Не моргнул ни разу, от выстрелов не вздрагивал. Только гильзы по стойке — дзын-дзын. Последняя пуля улетела в центр, выбитая серединка диска грюкнулась на пол. Наши челюсти упали следом. — Тебя на снайперских курсах учили? — вылупился Халлар. Он сам так не умел. — Нет. Мой отец-альфа был до войны инструктором по стрельбе в училище, — выдал Тар самую длинную фразу, что от него слышали, и спокойно освободил место. Такой эффектной сцены мы в жизни не видели. Выходит, он с родителями не просто мухоморы по лесам подъедал? Зубатое семейство — сколько же они коммунов перебили? Вот почему их не расстреляли, а устроили казнь. Райдон из третьей группы первый опомнился: — Давай к нам! Они тебя всё равно не хотят. Но мы загородили Тара тройным щитом из несогласных морд. Наша обуза-то на деле оказалась сокровищем. Все группы обзавидуются. Нахальный Льен высунулся между наших плеч. — Перебьётесь! — Сунул дулю Райдону под нос. И мы увидели, что Тар умеет улыбаться. Столько времени он сносил наше презрение ради того, чтобы работать в одной группе с Льеном. Он уже тогда был настоящим альфой, а мы всё считали его инвалидом и чудиком. Поскольку Тар молчал, никто из взрослых не понял, в чём дело. Да и мы принимали его заботу о Льене как должное, всё-таки единственный омега в группе. Поверили, что Тар не любит вкусняшки, поэтому отдаёт свою долю Льену. И не мёрзнет, поэтому самые тёплые вещи и лучшее место для ночлега достаётся омеге. И очередь дежурить на вылазке в самом начале, когда ещё не спится, и последний глоток воды в степи — тоже Льену. Даже когда мы выросли, никто ничего не заметил. Первую в клане драку за течного омегу устроили мы с одноглазым Райдоном прямо во время ужина, разгромив полкухни. Благо посуда у нас алюминиевая. Халлар ушёл сразу, не хотел мешать нам взрослеть. Теперь у него появились соперники. И пока я неумело и жадно трахал Кериса, который вдруг разомлел и растерял взрослую строгость, тоже повзрослевший Тар начал бухать. Видать, понял на примере Райдона, что ему предстоит в случае неудачи. Утирать кровавые сопли и смотреть, как кто-то другой уносит Льена в бокс на плече. Наши омеги текли один за другим, я зарабатывал «боевые» шрамы и право называться отцом. (До этого только Керис рожал от Халлара, правда, каждый год). Тар не участвовал ни в одной драке. Вдохнёт запах омеги, аж передёрнется весь и уходит. А потом торчит где-нибудь в уголке с фляжкой виски. Мы подумали, может, у него между ног тоже что-то сгорело на фиг? Но мы же в одной группе, сто раз его раздетого видели — всё нормально вроде. А может, он стеснялся перед другими омегами раздеваться? Они же не Льен, который с детства с нами. Раздетый Тар зрелище то ещё — без слёз не взглянешь. Он с детства понасмотрелся брезгливых взглядов и даже купался всегда в самом нижнем «озерке» пещеры, куда вода из горячего источника дотекает уже остывшей. Лишь бы не пялился никто. Так или иначе, с расспросами мы не лезли, молчуна расспрашивать — занятие неблагодарное. Не хочет омег и не надо. Нам же лучше, с таким лосярой драться не придётся. Мы никогда не прикалывались над его невинностью, потому что какой альфа добровольно откажется от вязки? Явно были у него проблемы. Что ж, пускай себе бухает, хуже не будет. У чувака между ушей всё равно сквозняк ходит. Некоторые омеги уже детей родили, а Льен всё не тёк. Я от него старался не отходить далеко — вдруг течку пропущу? Потом заметил, что вся группа старается от Льена далеко не отходить. Против меня у Карвела и Гая не было ни малейшего шанса, Тара я в расчёт не брал, поэтому был уверен, что мечта всей юности сбудется вот-вот. Буквально завтра. Сегодня. И дождался, кхарнэ. Мы тогда только с вылазки приехали, стояли в техническом зале, гордые. Клановые омеги мешки добытые таскали — вдвоём один, а мы наблюдали и в себя приходили. Когда возвращаешься, не сразу осознаёшь, что ты в безопасности, хоть спи с автоматом в обнимку. Льен уже из купальни вернулся и распекал нас за прозёванную фуру, которая сама ухнула в реку. В дороге-то не до споров. — С оврага надо было, с оврага! По колёсам стрелять — сразу встали бы! На фига до моста отпустили — рыбы теперь муку нашу жрут! Орал, слюнями брызгал. В одних штанах, полотенце на плечах и пряди мокрые во все стороны. Красивый, гад, до невозможности. Я ему не перечил, хотя обе фуры мы бы не сумели вовремя перегрузить и спрятать. Пожадничаешь — коммунскую пулю выхватишь; правило Халлара я усвоил назубок. Это Льен в процессе увлекался, хрен остановишь. Он чуть волосы не рвал, когда мы тонущую гружёную фуру бросили. Сказывалась кровь родителей-дельцов — ни солдо выгоды не упустить. Возмущался омега роскошно — слушал бы и слушал. Уже меня за грудки схватил, едва морду не бьёт, а я чувствую — жаром меня всего наливает, в штанах тесно. Карвел и Гай по привычке на омег таскающих нацелились, источник неги вынюхивали. — Наконец-то, — сказал я Льену. — Обещаю, тебе понравится. Я буду о-о-очень ласковым. Он аж охнул, впервые я увидел его таким испуганным. На нас посмотрел — четыре пары безумных глаз. Попятился растерянно и ка-а-ак маханёт на лестницу, в свой бокс. И надо же — Тар дёрнулся за ним! Я схватил за плечо: — Куда? Старших пропускаем. В мою челюсть полетел кулак в шрамах от ожогов. Я ошалел: тихоня чуть зубы мне не выбил! И понеслось. Сцепились все четверо, как и не уставали. Карвел, тем более Гай — мне на один зуб, но Тар преподнёс сюрприз. Оказалось, его лобовой таран под стать моему коронному. Не увернёшься — по колено в камень вобьёт. А тут ещё эти двое мешаются. Короче, нашла коса на камень. Кровь хлещет, куртки рвутся, рёбра хрустят под ударами. Что бок о бок с детства, что спины друг другу прикрываем на вылазках — всё забывается. Одна цель: раскидать, убрать с дороги. Дорваться до источника сладкого аромата, который разнёсся сквозняком по техзалу. Злейшее зло, классический вариант. Омежки мешки таскать бросили, стоят, смотрят представление. Как будто не видят такое постоянно. Один Керис догадался, почему Тар ожил. Пожалуй, именно Керис спас мою жизнь, хотя я об этом тогда не подозревал. Только сейчас понимаю: за истинного омегу можно убить, я бы за Рисса убил. А в тот момент как-то мимо внимания прошло, что обычно серые глаза Тара стали полностью чёрными. Керис не растерялся — побежал наверх, за Льеном, и скрылся за дверью его бокса. Потом выскочил на мост, крикнул нам вниз: — Разойдись, альфьи морды! Льен сказал, ему всё равно, кто это будет. Вот, мы жребий тянули. Керис размахнулся, и к нам слетела скомканная бумажка, бухнулась мне в лоб. Я поднял, развернул и чуть не зарычал. Корявым почерком Льена было нацарапано: «Тар». Грёбаная не судьба. С этой стороны соперничества я не ожидал никак. Я вбил записку Тару в раненое плечо, стараясь побольнее, и он унёсся наверх на радостях. А мы опять братьями стали, хоть и бухает ещё ярость в башке, и в штанах разочарованно ноет. Я отошёл к выгруженному тюку козьего сена, плюхнулся в досаде. Справа рухнул Карвел, вытирая кровь с рыжей брови, слева Гай протянул руку: — Слышь, палец-то мне обратно вправь. Я вправил, и с воплем Гая слился грохот Тара, слетевшего с моста вниз головой. Он с офигевшим видом выполз из кучи мешков и коробок, поправляя шапку. Наверху Льен крикнул со слезами в голосе: — Вот и вали, Жопа Копчёная! Чтоб у всех вас яйца отсохли, альфы сраные! — Он хлопнул дверью. Всех обласкал, буйный наш. Только намного позже мы узнали, за что Тар выхватил памятный пинок с моста. Льен встретил его по обыкновению любезно: — Ну, чо стал? Жарить меня будешь или нет? Тар, который всё понимал буквально, возмущённо закачал головой: ни в коем случае! Кто-кто, а он знал, что чувствуешь, когда тебя поджаривают. Разве он мог причинить боль любимому? Ну, а Льен забыл про эту тупость Тара и рассвирепел. Он же сам себе альфу выбрал, Тару и побеждать нас не пришлось, халява. Что было Льену думать, если даже невинный и второсортный альфа от него нос воротит? Вот и решил, что он и для Тара, и для нас всегда будет только боевым товарищем. Знал бы он правду… Короче, со свистом пролетел наш Тар со своей первой вязкой. Мы такие сидим, опять воспрянули в надежде, смотрим друг на друга зверями. Любое движение в сторону лестницы — и снова война. Наверху Керис ломился в бокс: — Льен, открой, не дури! Всё равно откроешь, поверь! Хрен он открыл. Уже омежки фуру разгрузили, уже малышня потянулась с ужина. Потерянный Тар сидел на полу, глядя в одну точку, и разрывал на мелкие клочки свою типа счастливую записку. Я подумал: наверно, у него что-то и правда там не в порядке. И не жалко ничуть, в этом состоянии жалости к сопернику нет. Но Тар даже не успел раздеться. Что такого он мог сказать, чтобы течный омега от себя альфу прогнал? Льен открыл только Халлару. Старейшина долго уламывал, прислонившись спиной к двери бокса: — Со мной-то можешь поговорить? Нет их тут, вон внизу сидят. Видел бы ты их побитые морды, за тебя дрались вообще-то. Не расстраивайся, они хорошие альфы, просто растерялись. Н-да, я бы не растерялся… Заплаканный Льен открыл. Халлар исчез в боксе, а мы посматривали наверх, напряжённые до предела: сейчас снова драка. Смотрели и смотрели, пока не поняли, что Халлар уже не выйдет. Наш старейшина хоть самый мудрый и умелый, но тоже альфа. Кто бы смог устоять? Я бы точно не смог. — Пропустили старших, — сплюнул Карвел. Керис, ожидавший на мосту, с досадой покачал головой: — Вот же кобель бородатый! Тар заистерил, молча рванул к лестнице. Но мы навалились трое: нефиг буянить. Пусть лучше Халлар, чем Тар, не так нам обидно. У Тара был шанс, он его просрал. Омегу до слёз довёл, и кого — Льена! Это умудриться надо. Так что всё по справедливости. Льен выбрал самого авторитетного, губа не дура. Никогда мы Тара таким бешеным не видели, еле угомонили. Всё уже решилось, чего быковать? Пришлось в лоб ухнуть, чтобы вырубился. — К обрыву его отнесите, — сказал Керис. — Я там с ним поговорю. Есть у нас такое место в пещере — площадка, куда можно спуститься только по верёвке. А назад без верёвки — никак. Штрафной изолятор для очень провинившихся. Просьба Кериса нас удивила. Зачем Тара изолировать? Ну, вспылил, бывает. Не пойдёт же он на самом деле в бокс ломиться и Халлара с омеги стаскивать? Но Керис ничего просто так не говорил, поэтому Тара мы с обрыва спустили, оставив ему фонарь. Сами злые, как черти, не до работы. Какая работа, когда кто-то другой наяривал членом в невинно-узкой дырочке, о которой все втихаря грезили? Льен же ни разу не намекнул, что отдаёт кому-то предпочтение. Шансы были как бы равны, хотя весь клан знал, что это не так. Самое обидное: если бы он не стал сам выбирать, никто из альф против меня не выстоял бы. Даже Халлар. Я давно считал, что Льен по-любому мой. Выходит, он эту затею со жребием сочинил, потому что не хотел именно меня. Но какого, спрашивается, хрена? Что ему во мне было не так? Всё время, пока Халлар пыхтел на Льене, исполняя нашу мечту, Тар прокуковал в изоляторе. Мы не слышали, о чём говорил с ним Керис, сидящий наверху обрыва, но мудрый омега своего добился. Сейчас я понимаю, что Халлара спасла случайность. Льен почему-то сам захотел, чтобы его первым альфой стал Тар, и написал об этом. Только поэтому Тар не тронул Халлара: он был счастлив, когда узнал о желании Льена, хоть оно и не исполнилось. Зато мы с Гаем и Карвелом обломились. На другое утро, когда Льен и Халлар дрыхли в боксе, к нам в гараж пришёл Керис, шлёпнул на стол три знакомые измятые бумажки: — Не грызитесь, альфы. Вам работать вместе. На всех трёх бумажках корявым почерком Льена было написано: Тар Тар Тар Такой, значит, у него был жребий. Ссорить нас не хотел, притворялся, что ему правда пофиг, кто это будет. Боялся, что Тара гнобить станем, как в детстве, когда хотели вытурить его из группы. Ненавидеть брата за искренний выбор омеги глупо. Нам ничего не оставалось, кроме как проглотить это. Тар получил непонятно чем заслуженный приз, о котором мечтал с детства, а Халлар остался жив. Через пару дней Льен заявился к нам в технический зал. Как ни в чём не бывало вскинул автомат на плечо, заткнул за сапог нож. Всё тот же белобрысо-лохматый и невозмутимый, только губы искусанные припухли: — Что, погнали? Дарайн, куда сегодня, на карьер? Я молча кивнул, ещё не остыл, чтобы разговаривать с ним. Мы погрузились в раздолбанный джип. Гай утопил газ, и мы выскочили из пещеры под безоблачное небо, вдавленные жарой в дерматиновую обшивку. Я смотрел на довольного Льена, который устало закемарил на переднем сиденье, на сияющего Тара рядом со мной, и чуть не кусал дверные ручки. Керис, видать, и Льену ума вставил. Льен до первой течки вообще альф не жаловал, так что хранить верность одному, похоже, не стоило ему усилий. Так они с Таром стали постоянной парой, единственной в клане. Наследник автомобильных магнатов и сын простого майора, война их уравняла. Мне досталось наблюдение и вечно грызущее «почему?» И Халлар ничего не собирался с этим делать. Влюблённому на старости лет Халлару тоже не сладко было те записки увидеть, но кто омег поймёт? Тем более старейшина знал, что такое истинный, и проблем в клане не хотел. Мог только следить, чтобы Льен был счастлив со своим альфой. Да вот не получилось. Я же, наученный многолетним опытом брата, решил избежать всех проблем разом. Рисс пришёл ко мне в результате непредсказуемых случайностей, чудом. Я не имел права теперь это чудо профукать.

***

Всё началось две недели назад. Только после охоты за лекарствами Льен перестал мне сниться в злобно-ревнивых снах. Как говорит Халлар: не было бы счастья, да хрень приключилась. Ну, или как-то так. Пещеры Гриардских гор, апрель **75 года, две недели назад День был как день, мы завтракали с группой — обычный домашний завтрак. Будущий папаша Тар заботливо наваливал побольше в тарелку беременного Льена. Тот жадно сметал всё подряд, даже тушёную капусту, хотя всю жизнь плевался от неё. Я смотрел и завидовал Тару, потому что и очень пузатый Льен умудрялся выглядеть тем же хамоватым идеалом. Так же самоуверенно расставлял локти на столе и очаровательно швырял обглоданные кости. Умилительная картина. Другие омеги к концу беременности становились всё плаксивее, а наш буйный Льен — всё злее. Рвал и метал из-за любой мелочи, всем доставалось. Собственная беспомощность его нешуточно бесила. Я считал, что у меня есть неплохие шансы. Наверняка Льену надоело быть с одним и тем же альфой столько лет подряд. Даже будущий ребёнок от этого альфы его, похоже, не радовал. Конечно, Льену льстило, что он единственный в клане стал истинным для кого-то, и он платил Тару верностью и вот таким преданным взглядом. Я сильно сомневался, что это искренне — ну на что там так смотреть? Халлар говорил, повезло нереально, что из восемнадцати омег клана один вот так Тару подошёл. Но по мне — везение сомнительное. Скорее повезло остальным, что истинных для нас в клане не было. Да я б рехнулся семь месяцев ждать, пока мой омега родит, потом ещё пару месяцев, пока снова потечёт. Как можно не обращать на других внимания? Их вон сколько. Причёсанный и подтянутый Гай перемигивался с Крилом, который сидел за соседним столиком и сегодня собирался потечь. Точно собирался: не ел ничего, только кормил старшего сына. А раз омега не может есть, течка вот-вот: у них пищеварительные пути перекрываются, как объяснял Керис. Я поглаживал округлившийся живот Сино, сидящего рядом, и думал, что надо тоже побриться и причесаться. Хотя и лень — в ближайшие дни мы на вылазку не собирались. И ещё думал, что Крила на этот раз придётся уступить, иначе Гай меня окончательно возненавидит. У него до сих пор шрам со лба не сошёл после нашей драки за Сино. Халлар советовал мне умерить пыл. Мол, раз удар поставлен, это не значит, что можно грести под себя всех течных омег. Если у других альф имелись шансы, пока я на вылазке, то у Карвела и Гая — минимальные. С каждой моей победой у них было всё больше причин меня недолюбливать. Когда-нибудь собственная группа могла меня же и подставить, а в нашей работе надо быть стопроцентно уверенными друг в друге. Да и у моих детей в будущем могли возникнуть проблемы: с кем они будут вязаться, если полклана — родные братья? К Халлару я всегда прислушивался. Но вдавиться членом в поджарую задницу симпатяги Крила желал от этого не меньше. Я же помнил, как сладко он хрипел подо мной в прошлый раз: «Я хотел тебя… всегда хотел… очень хотел… Дарааайн…» Красотулечка мой, вот как его другому отдать? Да ещё проныра Арон сообщил, что Зейн тоже на днях альфу захочет. Арон всегда сообщал мне взамен на гостинцы снаружи, к кому из омег и когда лучше подкатить. Он тут всё время тёрся, про всех знал. Зейн, соблазн ходячий, стоял на раздаче еды. Ягодицы крепкие под фартуком, пальцы так и чесались впиться в них, и не только пальцы. Он странный, любил боль, чтобы за волосы его тянули, за кудрявые эти, чтобы зубами в плечо. И сынок наш, омега, такой же: ущипнёшь его — улыбается в колыбельке… Один Карвел не разглядывал всю эту красоту вокруг. Увлечённо перебирал коммунские газеты, которые привезла вернувшаяся только что третья группа. Качалась над страницей рыжая чёлка, грязные ногти отбивали ритм на столе. Следить за новостями снаружи было его делом, Карвел тащился от одного запаха свежих газет. — «…ожидается прорыв в технологии воспроизводства», — читал он с полным ртом. — Ха, тебя на них нет, Дарайн. «Репродуктивный Институт Саарда объявляет о продаже младенцев улучшенного качества» и ля-ля, и ля-ля… — Он отбросил газету, пролистал следующую. — Про повстанцев нигде ничего. Хорошо работаем. Крил потянулся к сыну через стол, я с усилием отвёл глаза от прорисованного бицепса. Ещё бы — конечно, хорошо работаем. Дорожных грабителей и среди бет достаточно, наше дело — свалить на них свои делишки. И вот нас будто бы и нет. Карвел долистывал последнюю газету: «разрушенный в прошлом году мост через Файгат восстановлен», — и тут в кухню влетел взъерошенный Арон: — Первая группа! Вас отец в лазарет зовёт! Мы привычно повскакивали с мест, дожёвывая булки на ходу. — Льен, сиди ты, — хмыкнул я. Тар ласково опустил его обратно за плечи. Наш боевой омега так и не привык, что его дело теперь — доносить ребёнка. Конечно — столько лет с нами проездил. Льен отдёрнул плечо и уставился в тарелку. Я понимал: ему не место тут. Среди болтающих о пустяках омег, среди домашних запахов кухни. Он годами проводил угнанные фуры через коммунские КПП, пичкал пулями дальнобоев и охранял в укрытиях измученно спящую группу. — Сам не дождусь, — сказал я ему. — Тоска без тебя, знал бы ты. Они такие зануды. Он раздражённо бросил в меня куриной костью. Льен такой Льен. Просторный лазарет гудел лампами и пестрел разноцветными простынями на пустых койках. На столе — груда раскрытых книг, которые мы наворовали у коммунов. Знакомая картина, значит, наш лекарь столкнулся с чем-то новым. Ему пришлось стать специалистом по всем существующим болячкам. Вокруг одной из коек собрались встревоженные Халлар, лекарь Абир со шприцем, рядом крутился любопытный Арон, его попробуй выгони. Расстроенный Наиль бросился на шею Карвелу: — Он вчера кричал полночи, я тебя будить не хотел! От его дрожащего голоса меня скорёжило, хоть из лазарета беги. Когда кто-то плачет, всегда такое чувство, что виноват я. Тару тоже явно не по себе было тут находиться: он как встал у входа, так дальше и не пошёл. Они из-за чего-то повздорили с Абиром, лекарь с ним даже не здоровался второй месяц. Может, это как-то связано с беременностью Льена? Мы прошли к койке: крошечная фигурка Мо лежала на простыне, из-под мокрой тряпки на лбу выбивались рыжие волосёнки. На побледневшем лице Карвела проступили такие же, как у Мо, веснушки. Он потрогал малюсенькую ножку, рыкнул на Абира: — Горячий, как движок на подъёме! Мы тебе ящик этих срантибиотиков припёрли! Какого хрена? Я оттолкнул его от лекаря: что бы ни случилось, на омегу орать — последнее дело. Тем более на Абира. Клан обязан ему своим существованием не меньше, чем Халлару. — Что с ним, Абир? Лекарь нервно сунул шприц в карман застиранного халата. В глаза не смотрел, его платиново-белые волосы неряшливо торчали из хвоста на затылке, наверно, и ночевал здесь, с Мо. Я насторожился: если даже Абир не может скрыть беспокойство, всё и правда очень плохо. — На вирусное похоже, — сказал он. — Анализы бы сделать, обследование. Что я тут могу? У меня даже реактивов нет. А если эпидемия? — Что за пидемия? — вскинулся Карвел. — Это когда полклана вот так сляжет, — хмуро отозвался Халлар. — Заразятся друг от друга. У нас-то прививки ещё до войны сделаны, а дети?.. Я должен был это предвидеть, кхарнэ. — Он виновато взглянул на опечаленного Наиля. — Ну так лечи эту пидемию! — снова заорал на Абира Карвел. Лекарь возмутился: — Ещё один. Я тебе кто — Отец-Альфа? Первый курс акушерского не успел закончить! Меня роды принимать учили! Я сгрёб Карвела за рубашку: — Остынь. Забыл, кто ему в детстве в этом самом лазарете грудную клетку по кускам собирал? Из года в год весь клан ждал от Абира чудес, непонятно, как он это выдерживал? Каково чувствовать себя виноватым за то, что чего-то не знаешь? Карвел кивнул ему: — Прости. Погорячился. Единственный сын всё-таки. И тот был бы моим, если бы в тот день я не закрылся в боксе с Зейном. Гай подошёл и обнял лекаря — правильно, молодец Гай. Никто не обязан уметь всё. — Он умрёт… — заскулил в углу Наиль. Я скривился: это невыносимо. Карвел покачал головой: — Нет. Мы всё сделаем, обещаю. Халлар задумчиво чесал бороду. Он до войны владел фермой, разве что быков лечить умел. — Арон, уведи Наиля! — махнул. — Пусть ему Зейн чаю заварит. Альфёнок скрылся за плёнчатой шторкой, заботливо провожая Наиля к кухне. Наконец-то. Сюда не позвали бы всю группу, если бы у Абира не было для нас задания. Я прошёл к шкафчику, оторвал лист от тетрадки и сунул лекарю: — Пиши. Всё, что нужно. Гай проводил его за стол, ручку подал. Внимательный. На Абира нацелился, что ли? Если лекарь иногда и звал его в свой бокс, это ещё ничего не значит. Он всех звал. Особенно тех, кто подолгу связей с омегами не имел, поэтому я лишь раз попал. Абиру нужен не альфа, а его семя, чем больше, тем лучше. А Гай решил, что Абир его выделяет. Наивный. Впрочем, я тоже никогда не забуду свою первую вязку и своего первого омегу, даром что Керис мне в отцы годится. Я залюбовался: лекарь хоть и сильно постарше нас, но сам ничего так. Глаза большие, синие, плечи сильные под халатом, и пальцы чуткие ручку сжимают. На вид — цветущий здоровый омега, совсем не изменился. Таким и был, когда Халлар привёл нас с Гаем в клан. Мы были детьми и не понимали, чего Абир лишал себя, чтобы мы все жили. Крепкий настой полыни предотвращает течку не хуже препаратов. А с началом войны препараты для омег коммуны перестали выпускать. Абир глотал настойку полыни не раз и не два, потому что не хотел бросать на двое суток израненных детей в лазарете и оставлять клан без единственного взрослого альфы — Халлара. В пещере тогда не было ни защиты от коммунских облав, ни склада провизии, только голый камень, солома и кучка мелких оборванцев. И Абир травил себя, а Халлар соглашался на это, потому что они двое были незаменимы. А теперь… течки у Абира продолжались, но зародить новую жизнь в отравленном полынью теле не сумел никто. Даже у меня не вышло. Он сгубил себя ради нас и продолжал губить. В клане не погиб при родах ни один ребёнок, ни один омега, в тяжёлых случаях лекарь всегда был рядом… Карвел уйдёт в нокаут, если ещё раз поднимет на него голос. — Вот. — Абир протянул Гаю листок. — До войны это в аптеках продавалось. — Поможет? — с надеждой спросил Халлар. У Абира ручка в пальцах треснула. — Синтоиммунитет от любого вируса поможет. Убьёт даже полезные микроорганизмы. Восстановлю потом, если заменители достанут… Больше я ничего не умею. — Он обернулся к Гаю. — Хотя бы по упаковке привезите. А то вдруг правда эпидемия? — Привезём. — Гай вчитался: — Ла-ди… Чо? — Аптекарь поймёт, — сказал Абир. Я заглянул в наполовину исписанный листок. Сколько же надо всего! — А готовый синто-чего-то-там нельзя купить? — Готовый сразу вводить надо, он не хранится. Раньше в больницах бесплатно кололи, по назначению. Значит, и сейчас колют, у коммунов соцуслуги налажены. Жируют, твари. — Вам омега нужен, — сказал мне Халлар. — Не рискуй, Дарайн. Я вздохнул. Вряд ли кто из группы сойдёт за настоящего бету. Кто отправится в аптеку? Двухметровый я или Гай с царапинами на подбородке после бритья — бородатых-то бет не бывает. Хоть таблички нам на шеи вешай: «повстанцы». Легальные покупки — дело Льена, но бет с беременным пузом не бывает тоже. По этой же причине третья группа на меня дулась за то, что я их Сино из строя вывел. Сино пускай и на небольшом сроке, да хрен бы я его пустил рисковать моим ребёнком. Также опыт работы снаружи имел Керис, хоть и не выезжал много лет. Но его вывел из строя Халлар. В который раз. Грабить же аптеку — пустое дело. Никто из нас в этих препаратах не разберётся, не макароны в магазине. Абира не возьмёшь — у нескольких омег роды вот-вот, без лекаря никак. А грести в аптеке всё подряд — это угонять под коробки целый фургон и ехать подальше от Гриарда. Времени мало, кто знает, что будет с малышом Мо. Досаднейшая досада. Из-за шторки выглянула просящая морда Арона: — Давайте я куплю? — Нет! — дружно рявкнули все. Ещё не хватало на вылазках за ним следить. И тут везде суётся, неугомонный. То ступню в мостках защемил — ящик большой нёс, то ухо обжёг — Зейну помогал хлеб доставать. Керис не простит, если старшенького сгубим. — Я поеду. — Успокоившийся Наиль вошёл в лазарет, вытирая лицо. — Это мой сын. Наиль посмотрел на Карвела, тот — на меня, я на Халлара. Халлар пожал плечами: а что делать? И сам бы поехал — но куда с хромой ногой? — Лады, собираемся, — сказал я. — Тар, неси коммунские шмотки Льена. Сине-красная шапка Тара скрылась в тоннеле. Гай рвался на две части: с нами ехать надо, но тогда течный Крил не достанется ему в который раз. А кто из альф будет ласкать Крила в тёмном боксе? Кто-то из третьей группы либо Халлар. Хоть специально ноги себе ломай, чтобы остаться. — Без тебя никак, — похлопал я по спине. Бета из Гая выйдет только с очень большой натяжкой, но всё равно он не такой бугай, как остальные. Он посмотрел зверем, ещё не знал, что претендовать на Крила я в этот раз не собирался…. м-м-м… наверно. Но за цивильной одёжкой Гай пошёл следом за Карвелом. Меня на выходе остановил Халлар, отвёл в угол лазарета. Для назидательного напутствия, по обычаю. Он всё считал нас альфятами, которым лишь бы на воле порезвиться. — Дарайн, Наилю ещё рожать и рожать. Я тебя очень прошу… Он так и не простил нам тот случай с дальнобоями, когда Льен ухватился за коммунское дуло, направленное на Гая. Альфы бесценны, но омеги бесценны втройне. Каждый палец омеги бесценен. Мы проморгали единственный раз, а уверенность старейшины в своей надёжности подорвали навсегда. — Он не Льен, он не полезет… — У него сын при смерти. Никто не знает, что у омеги на уме. Если с Наилем что-то случится, я тебе в зад кирку воткну… — …и провернёшь четыре раза, я помню, Халлар. Не подведём, клянусь.