***
— Халлар, нас уже у фургона… ждут. — Я запнулся на входе. Кровь, кровь, кровь! Брызги на исцарапанном паркете, на ножке стола, на высокой спинке компьютерного кресла, на столешнице — багровые потёки. Заляпан красным монитор и выглаженные штанины старого Салигера. Монитор работал: показывал толпу народа, выступление какое-то. Бесцветно-серые глаза лежащего на полу Мыша смотрели в потолок, полчерепа — в кашу. Из майкара в башку. Входное отверстие — точка, выходное — глубокая воронка в мясе. Халлар протёр свои забрызганные берцы вязаной кофтой убитого, поднялся с корточек. — Ты же Бернарду обещал, — удивился я. Он оскорблённо оглянулся: — Такого ты, значит, мнения обо мне? Ну, спасибо. — Это не ты его… Майкар с глушаком лежал на столе рядом с дедом. Тому спуск нажать — как пальцами щёлкнуть. Сколько бет с разодранными задницами он добивал за Хитом? — Мне показалось, вы с ним подружились, — сказал я деду, указывая на мёртвого. Салигер подкатил в своём кресле ближе к столу, скрюченные пальцы запрыгали по клавиатуре. Прошуршав дисководом, компьютер выплюнул диск. — Товарищ Кройт мне больше не нужен, — объяснил дед, вкладывая диск в коробку. — Он выполнил свою задачу. — Бернард не обрадуется. — Кройт был обычным завхозом, — дед пожал плечами. — Если господину Холлену нужен интеллектуал, ему привезут академика. — Он посмотрел на Халлара, протягивая ему диск в коробке. — Для меня было честью работать с вами, господин Тэннэм. И с вами, Дарайн. Удачи. Перешагнув через Мыша, Халлар взял диск, спрятал во внутренний карман куртки и закрыл на «молнию». Видно, это и был наш драгоценный груз — видеосюрприз для коммунов. — Благодарю, господин Салигер, — сказал Халлар. — За всё, что вы для нас сделали. И лично для меня. — Я сделал это не ради вашей общины и не ради вас… — дед покачал головой. — Уверен, Хитэм одобрил бы мои действия. — Вечная память. Кулак к сердцу: — Вечная память. И тебе, глазки чёрненькие. Если есть там что-то, свидимся скоро.***
Край леса рядом с транспортной базой в трёх километрах от Биншаарда, за 64 часа до трансляции Сверху, с холма, ряды гаражей и складов походили на десяток вытянутых в поле гигантских гусениц с белыми от снега спинами. «Гусениц» медленно поглощали промозглые сумерки. По далёкой полосе дороги сновали к складам и обратно разноцветные пятна грузовиков. Дальнобои заказы развозили: транспортная база работала круглосуточно. Обнажённый лесочек секла снежная крупа. Большинство альф даже из фургона вылезать не стали: студило так, что печёнки примерзали друг к другу. Некоторые всё же вышли ноги размять. Кто-то курил, прикрывая ладонью огонёк сигареты и распространяя вонь табака; кто-то грел озябшие пальцы о кружку с чаем из термоса. Так себе начало весны. В Гриарде в это время пролески из земли прут вовсю. Сидя на поваленном деревце, Бернард не отводил глаз от бинокля, следя за движухой грузовиков внизу. Расстёгнутый ворот его куртки трепало ветром, перчатки лежали на ветке рядом. Снег таял, не долетая до непокрытой головы: перед жаром Бернарда сам мороз пасовал. На покрасневшем ухе висел наушник. Более получаса назад фургон, гружённый разобранными декорациями, скрылся там, между «гусеницами» складов. Сдавать груз Чет поехал один. Да, «супер», гениальный, изворотливый, сильный. Но — один. Безоружный, беззащитный омега с палевной родинкой, замазанной гримом. Нервничали все. Транспортная база бралась за перевозки любой сложности. Наёмная фура доставит нашу чудо-конструкцию в Саард к оговоренному времени. Довезут всё в целости и сдадут под роспись получателю по имени товарищ Одо. Ни псы, ни сканеры на КПП не найдут в грузе наёмника ничего подозрительного. После летнего прорыва пытаться снова попасть в Саард через Защитную Стену безнадёжно. Повстанцев так и не поймали, а значит, охранные меры на въездах ужесточили по максимуму. Букашка не проскользнёт, не то что полный фургон альф. Поэтому мы проникнем в город по частям: декорации — отдельно, мы сами — отдельно. Крысиными тропами. Я вжикнул «молнией» на куртке, расстёгиваясь, и подставил морду снегу. Ветер обрадованно сыпанул крупы за пазуху, вторгся в тепло под синтепоновой подкладкой, выстуживая там до костей. Вот бы душу можно было так заморозить, сделать себе ледяную анестезию… Мои берцы вязли в рыхлой почве, подошвы чавкали при ходьбе. Чавканье с лёгким хрустом: грязь начало морозом схватывать к ночи. Стылый лесок чем-то напоминал меня самого. Пустой, мёртвый — голые ветки и ни запахов, ни звуков, ни шевеления живого. Но, в отличие от меня, через пару недель здесь потает всё, набухнут почки, заползают тараканы всякие и прочие жучары. А моя тушка к тому времени разлагаться будет полным ходом. — Застегнись, дурень. — Прислонившись к дереву, Халлар смаковал сигару. — Хорош ты будешь, если завтра рухнешь с температурой. Я послушно запахнул полы и натянул на уши шапку задубелыми даже в перчатках пальцами. — Слышь, Дарайн. — Зажав сигару в зубах, Халлар потянулся во внутренний карман куртки и вытащил смотанный кусок синей ткани. — Думаю, я должен с тобой поделиться. Так будет честно. Сердце запнулось. Рухнуло в живот, тут же ракетой взмахнуло к серым тучам. Мозолистые руки Халлара размотали знакомый синий шёлк. Нежный омежий шарф затрепетал на ветру. Тот самый — шарф Мио. Омега Халлара носил его перед своей гибелью семнадцать лет назад. Халлар отдал его Риссу. И в последний час Рисса этот шарф был на нём, я помнил. Малыш сбросил его, выходя на поляну к коммунам, чтобы показать им татуировку на шее. Шарф смерти. Не может быть! Сложив шёлк пополам, Халлар рывком разодрал его на две части поперёк и протянул мне половину. Я торопливо стащил перчатки, дрожащими руками схватил нежданный подарок. Холодный шёлк, лаская, коснулся кожи; снежинки не таяли на нём, соскальзывали по гладкому. В груди колотился набат, перехватило дыхание. Слабые ноги подкосились, жопа рухнула в мокрое и ледяное. Смяв ткань, я неверяще уткнулся в неё лицом и прикрыл глаза. Да! Мой бред, мой рай, моя наркота! Шарф ещё хранил аромат Рисса. Повело голову, как пьяному, потеплело внутри, заныло сладко. Я вдыхал снова и снова, аж в глазах кружиться стало. Больше не чуял холода, не видел ненастного леса и озябших альф у фургона. Я снова касался Р и с с а. Мне сияла улыбка на бронзовом лице, я слышал певучий голос: — Да-а-ар… Будто он рядом. Пусть недостижимый: не обнимешь, не проведёшь по кудряшкам, не прижмёшься к горячему телу. Но и это много. Он не исчез бесследно — у меня остался его аромат. Пропитанный Риссом кусок тряпки. И пустота, и бессильная тоска, и немой крик — «очень дерьмово» знало свою работу. Твёрдая рука сжала моё плечо, в нос ударило сигарной вонью. «Соберись, — понял я несказанное. — Немного осталось. Капельку. Надо, Дарайн». Альфы отворачивались от меня, сидящего в грязи. Наблюдать чужую боль напряжно. Кому понравится? — Халлар… Спасибо. Шикарный последний подарок. — Вставай, — он потянул меня за локоть, помогая подняться. Обрывок шарфа синел у него вокруг шеи. Всё правильно. Шарф смерти носят те, кто вот-вот… Лютый ветер продувал мокрые штаны, колол тело ледяными иглами. Обернув своей половиной шарфа шею, я застегнул «молнию» куртки доверху. А то ещё выветрится аромат, и снова останусь ни с чем. Под воротником чувствовалось шёлковое прикосновение — будто сам Рисс гладил меня там. Он никогда меня не гладил. Открылась дверь фургона со стороны водителя. Сино в строгом коммунском пальто спрыгнул с подножки. Краснощёкий: в кабине печка кочегарила. Чавкая ботинками, он прошагал к Бернарду, сел рядом с ним на ветку и натянул ему вязаную шапку на голову: — На тебя смотреть холодно. Бернард нехотя отвёл взгляд от бинокля. По-деловому поправил завернувшийся клапан кармана у Сино на груди. Тот опустил ресницы — кажется, принял это за ласку. Судя по обожающим взглядам, Сино готов был хоть сейчас подставиться Бернарду, не дожидаясь течки. Ишь, как к плечу ластился. Альфы угрюмо косились на них, переглядывались, хмуря суровые рожи. В этих переглядываниях не было ничего хорошего. Зависть. Я не понаслышке знал, куда это может привести: урок Гая и Карвела пошёл впрок. Особенно угрюмо зыркал Райдон, пожёвывая палец перчатки. Как я слышал краем уха, у них в третьей группе так и не срослось. Во время беременности Райдон дулся на Сино за то, что тот забеременел от меня, а Сино ему так этого и не простил. Вроде умный омега, но всего ума ему не хватало, чтобы понять, что он подставляет Бернарда. Правда, тому доставало соображалки не замечать омежьего призыва. По крайней мере, на виду у всех. Что там наедине было, фиг знает. — Иди назад, не мёрзни, — отогнал его Бернард. — А то будет товарищ Одо с насморком груз принимать. Сино покорно поднялся, спросил с надеждой: — Со мной поедешь? — Со всеми поеду, — обломал его Бернард. — В кабину сядет господин Тэннэм. Он лучше дорогу знает. Разочарованный Сино затопал к фургону. Какими бы умными и опытными ни были омеги, а суть одна: близость самого авторитетного альфы заставляет их таять и стелиться. Халлар подтвердил бы, он столько лет был в роли «самого». Поправив наушник, Бернард опустил бинокль и встал. — Порядок. Чет возвращается, — сообщил он. — Садитесь, едем… Райдон, ты, наверно, дежурных не три, а четыре раза в сутки меняй. Пусть начеку будут. Как вернёшься, первым делом во флигеле приберите всё. Станки спустите в бункер, в каморку к Ливу. — Сделаем, — кивнул Райдон. Пока Бернард на вылазке, одноглазого оставляли в коммуне за главного. Размазывая по кузову грязь, альфы полезли усаживаться. Точнее, укладываться: в тесноте, в холоде, на жёстком полу фургона, накинув капюшоны и положив под головы рюкзаки. Я успел отвыкнуть от таких поездок. А дорога неблизкая — Сино и Халлару успеть бы довезти нас к утру, пока темно. Изначально хотели взять в Саард Чета. Всё-таки «супер» покруче будет, понадёжнее, да и компьютерным заморочкам Чет научился бы куда быстрее, чем Сино. Но старик Салигер отговорил. По нашему плану омега в любом случае увидит заражённую видеозапись. И если коммунов она заставит возлюбить альф и омег, то поделка Чет воспылает любовью… к самому себе? К альфам? Во что это вылилось бы, никто предугадать не брался. Все помнили, как реагировал на скрытую программу Рисс, который готов был с обрыва броситься. Рисковать и проверять реакцию Чета не стали, омеги не подопытные зверьки. Пришлось брать в Саард живорождённого Сино. Старик несколько месяцев учил его своим премудростям… Через пару минут в быстро густеющих сумерках лесочка остался мёрзнуть один Райдон, поджидая Чета. Фургон, который отвозил груз до транспортной базы, сегодня же будет уничтожен. Ничто не свяжет коммуну «Надежда» с декорациями для саардского телецентра. Какие ещё декорации? Мы аграрии. Трактор вон чиним — посевная на носу. Саард, заброшенный участок подземных тоннелей, за 34 часа до трансляции К такому моё тело готово не было. Оказалось, отмахать тридцать километров по низким петляющим тоннелям — непростое испытание для того, кто семь месяцев провалялся пластом на тюфяке. Ноги отвыкли от нагрузки, и, чтобы не отстать, приходилось реально напрягаться. Привычные к подземельям крысы шли весело, грубо подкалывая друг друга на ходу. Бернард — тот за восемь часов непрерывной ходьбы даже дыхалку не сбил. Чему тут удивляться, если чувак состоит из мускулов и огня? Следующий за ним по пятам Сино тоже, как заведённый, отмахивал километр за километром, не показывая признаков усталости. Омега шёл налегке: в рюкзаке портативный комп, вода, бутеры да коммунские ботинки, чтоб переобуться, когда наверх выходить. По сырой каныге он шоркал в резиновых сапогах. Изредка Бернард притормаживал у развилок. Вытащив из кармана карту, изучал её и махал рукой: — Сюда. Какую-то часть тоннелей наши попутчики узнавали — здесь всё же была крысиная территория. Но некоторые скрытые места удивляли даже их. Составляя подробную карту, Хитэм, вечная ему память, проделал колоссальную работу. Пробираясь в спрятанные ходы, покрытые многолетним слоем пыли, мы могли быть уверены, что ни одна нога современного коммуна здесь не ступала. Плечи ныли, передавленные лямками рюкзака. Жалкие тридцать килограммов, которых я в начале пути не чуял, под конец потяжелели и по ощущениям тянули на центнер с гаком. Двести сорок полых внутри деталей (из них двести тридцать семь я выточил на станке лично) поделили на нескольких альф. Коммуны, которые рисовали эскизы, задумали эти детали в виде декоративных креплений для частей подиума. Но наши спецы эскиз доработали: каждую деталь начинили парализатором под давлением и заткнули «пробкой» с электродатчиком. В нужный момент все «пробки» отлетят единовременно по сигналу с пульта. Мы не рискнули отправлять наполненные парализатором запчасти через Защитную Стену вместе с остальным грузом. Кто знает, что там за охранные меры у коммунов? Вдруг заподозрят что-то, или сканеры почуют электронную начинку там, где её быть не должно? Поэтому палевные «снаряды» мы потащили через каныгу под Стеной на своём горбу.***
— Руки подними. «Некусайка» щипала нос, морозный воздух — влажную от брызг кожу. Стоя голышом в облаке аэрозоля, я сцепил пальцы на затылке, дрожа от холода. После нескольких часов сидения в сыром тоннеле, когда я уже рук и ног не чувствовал, пришлось ещё и раздеться. Альфа из крыс — я не спросил его имени — убрал уже второй пустой баллончик и полез в потёмках шарить в рюкзаке в поисках третьего. Брызгал щедро, до мокрых потёков — «некусайка» должна была маскировать мой запах целые сутки. Да, большую часть времени мне сидеть без движения, но всё равно маскировка на грани провала: силы «некусайки» хватало максимум часов на двенадцать. Из приоткрытого люка в потолке сюда, в тоннель, долетал шум Саарда: редкий отдалённый гул транспорта. Карта вывела нас под огромную охраняемую стоянку. Трасса, видимо, проходила где-то рядом. Люк пропускал еле заметную полосу света: в городе стояла глухая ночь. Альфы тихо сопели в темноте: шахтёрские фонари все потушили, чтобы нечаянный прохожий не спалил огни из-под земли. Только слабенько горели светоуказки. Недалеко от этой самой стоянки сегодня вечером состоялась встреча товарища Одо (в лице Сино) и наёмного дальнобоя, который провёз наши декорации через Защитную Стену. С помощью арендованного погрузчика декорации переместили в также арендованный, уже в Саарде, фургон. Теперь Сино снова грелся в кабине, тогда как из меня выдувало последнее тепло. — З-з-закрой, пожалуйста. Сквозит, — попросил я Бернарда, стуча зубами. Прижавшись к вертикальной лестнице, Бернард бесшумно опустил люк и спрыгнул к нам вниз. Луч включённого фонаря осветил тоннель, где, рассевшись на рюкзаках, дремали остальные альфы. Рядом брызгали Халлара — его губы посинели от холода, тощие рёбра выпирали под гусиной кожей. Но на лице с подрагивающей от холода челюстью мне привиделось знакомое ликование. Кхарнэ, да ему, похоже, не терпелось встретиться с Мио. Крыс рядом со мной смотрел косо, откупоривая найденный баллон. — Очкуешь? — спросил с пренебрежением. Я не стал отвечать. Крыс не понимал ни хрена. Болван думал, меня от страха трясёт. Он не подозревал, что самое страшное — это не коммунские пули, которые пробьют мне лёгкие и раздробят кости, и не разгрызенный комок парника, обжигающий пищевод. А чудовище, которое поселилось в груди. Пули — моё спасение. Горькое лекарство: сначала недолго будет паршиво, но потом я освобожусь. И правда, скорей бы… — Зажмурься. Брызги «некусайки» оросили моё лицо. — Сино говорит, сторож заканчивает обход периметра, — сказал Бернард. — Сейчас в будку свою уберётся, и можно выходить. Сев на корточки, он открыл деревянный ящик с ровно уложенными рядками деталей. Нашпигованные парализатором минибомбы готовы были присоединиться к остальным частям декораций. Удовлетворённо осмотрев содержимое, Бернард закрыл ящик и клацнул защёлками. — Ну, хватит с тебя, — смилостивился надо мной крыс, убирая последний пустой баллончик. У меня сегодня всё последнее. Я потянулся к свежим чистым шмоткам, что лежали, приготовленные, на рюкзаке. Халлар уже надел штаны и дрожащими на морозе руками повязывал на шею заветный обрывок шарфа. — Чаю? — предложил кто-то из альф. — Согреетесь. — Чаю мы теперь с Отцом-Альфой попьём, — ответил Халлар. Занырнув в свитер, он вытащил из рюкзака пустую бутыль из несминаемого пластика и сунул её в глубокий карман штанов. За сутки ожидания по-любому понадобится отлить. Я вжикнул молнией джемпера, повесил на шею светоуказку. Озябшими пальцами застегнул ремни разгрузки, зашнуровал сапоги. Кнопка микрофона заняла место на груди. Побольше семян горянки распихать по карманам, плюс пару плиток шоколада — моя последняя в жизни еда. В рюкзак — маску-респиратор, связку дымовых гранат, комочек парника в спичечном коробке. Вот и готов. Бернард заметно маялся. Мы с Халларом были частью его стаи. Даже я — паршивой, но частью. А он вынужден был оторвать нас от себя и скормить этой бесконечной ненасытной войне. — Господин Тэннэм… — вздохнул он. — Всё-таки ещё раз спрошу: вы действительно хотите этого? — Мало чего в жизни я хотел так же сильно, — ответил Халлар. — Шесть тысяч триста сорок пять дней. Хватит с меня. Кхарнэ, он считал… Бился с коммунами, заделывал омегам детей десятками, учил нас жить, давал надежду. И всё это время считал каждый прожитый без Мио день! Бернард охнул сочувственно. Имелось и у него слабое место. Чума не выносил, когда кому-то рядом было плохо. — И ещё, Холлен… — добавил Халлар. — Извини, что называл тебя восторженным дураком. Нет, моё мнение о тебе не изменилось. Но за грубость извини. — Он протянул Бернарду диск — тот самый, что вручил ему старик Салигер позавчера. — Запись для Сино. Передашь ему? Бернард взял диск. — Прощайте, господин Тэннэм. Каждый в нашей коммуне будет гордиться тем, что был знаком с вами. И в будущем… много поколений будут помнить о том, что вы с Дарайном завтра сделаете. Вы станете легендой. — Да ты пророк, — бурчание Халлара смазало торжественность момента. Интересно, говорил бы Бернард в таком тоне, если бы знал, как Халлар и дед перед отъездом расправились с его дружком Мышем? Халлар повесил наушник и уложил в куртку пульт, с помощью которого мы в нужный момент активируем минибомбы. В самый защищённый нагрудный карман был спрятан модем. Крошечная фигня размером с палец. Завтра, десятого марта, около десяти часов утра, с помощью этого модема Сино через свой портативный комп получит доступ к компьютерам телецентра. И пустит в эфир дедову запись. Наша с Халларом задача по-альфьи проста: добраться и воткнуть. Накинув рюкзак, я встал за Бернардом у вертикальной лестницы, что вела наверх. Халлар поднял ящик с деталями и засопел за моей спиной. — Пошли. Из поднятого люка дохнуло холодом. Я столько раз представлял, какой этот Саард вблизи. Все эти небоскрёбы, парки со скамейками и фонтанами, клумбы для цветов и клубы для развлечений, стадионы, пестрота, движуха… Как бы не так. Мы выползли из люка и оказались между забором из ребристого металла с одной стороны и длинным рядом разномастных легковушек, что стояли к нам задницами — с другой. Снег в Саарде подтаял: под ногами стелился сырой асфальт, разлинованный белыми полосами на прямоугольники стояночных мест. — Нам на ту сторону, — прошептал Бернард. — Место «Е-79». Из-за забора доносился редкий шум от шоссе. Какая может быть движуха в третьем часу ночи? Коммуняки побросали тачки на стоянке и расползлись ночевать по своим общагам в небоскрёбах… где-то там. Выше забора виднелся только густой туман. Я выглянул из-за капота. Стоянка была воистину огромной: ряды машин тянулись в неведомую даль. Натыканные вдоль рядов фонари честно пытались осилить туман. Но если лобовые стёкла худо-бедно освещались, то в тени машинных задниц можно было хоть целой армией прошмыгнуть. Опасаться стоило только ряда «Е», где и ждал нас Сино. Там стояли длинномеры, и какой-нибудь водила мог остаться ночевать в кабине, чтобы сэкономить на мотеле. Мы переключились на режим максимальной тишины. Прокравшись через ряды будок, добрались до белого фургончика с рекламой проката транспорта. У арендованного драндулета даже кузова нормального не было. Эконом-вариант: платформа с каркасом из арматуры, а сверху тентовое полотно на шнуровке. Это чтобы дверцами не грохотать посреди ночи, рискуя перебудить полгорода. Бернард расшнуровал и отогнул край тента. Халлар загрузил свой ящик с деталями, шмыгнул внутрь. Я оглянулся. Недружелюбный Саард прятался за плотным туманом. Даже напоследок не показал себя. Проклятых машин на стоянках каждый из нас насмотрелся столько, что на несколько жизней хватило бы. Ну нет, так нет. Рисс вырос в Саарде, но тоже его так и не увидел. А для меня — вполне подходящий последний кадр: мрак, спящие фуры, сырость и туман. Молча я нырнул под отогнутый край тента. Светоуказку — на минимум, чтоб только место своё найти. Разобранные декорации со свежим ароматом опилок лежали на поддонах деревянной мешаниной. Сбоку — мини-тележка на гидравлике, чтобы утром на складе телецентра подкатывать поддоны к краю платформы и подавать на автопогрузчик. За спиной Бернард наскоро зашнуровывал проход: ремни шуршали в люверсах. — Здесь! — шепнул Халлар. Забравшись на поддон, он открыл крышку ящика-трибуны, скинул в него рюкзак и снова закрыл. — Тебе туда, Дарайн. Моя трибуна лежала на боку наверху поддона. Буду внутри словно в самом настоящем гробу. Только скрюченный, как эмбрион. Я взобрался на трибуну, положил рюкзак на край вместо подушки и включил микрофон. — Сино? — Устроились? — послышался в наушнике бодрый голос: Сино вторые сутки жевал горянку. — Четыре часа вам на сон. На рассвете выезжаем, чтобы в пробки не попасть. Расположившись на трибуне, я ослабил узел шарфа и натянул шёлковое полотно прямо на нос. Тронутая рана в душе отозвалась болезненным спазмом, но тут же меня окутало присутствием Рисса. Почти настоящим — казалось, я чувствую «отражение» его вечного исследовательского любопытства. Льен говорил, что иногда ощущает свои отстреленные пальцы, вот и у меня — фантомная эмпатия. Сладкая боль — это возможно. Доедай меня, «очень дерьмово». Шарф не сниму. Не-а. Нет.***
Саард, складское помещение в здании телецентра, 09 марта **76 года, 23:14, за 11 часов до трансляции Тук-тук. Тук-тук-тук. С тихим скрипом крышка моего «гроба»-трибуны сдвинулась, в глаза ударил луч светоуказки. — Сказал же горянку жрать! — тьма возмутилась шёпотом Халлара. — Вылазь! В наушнике вступился за меня виноватый Сино: — Я подумал, пусть поспит, всё равно ждать. — Подумал он… — Светоуказка Халлара уже мелькала где-то за нагромождением поддонов. — Куда они сунули этот сраный ящик? В высоком просторном помещении склада было темно, тепло и воняло затхлостью и пылью. Я с трудом выполз из деревянной коробки, пытаясь распрямить затёкшие без движения колени. Восемнадцать часов пролежать на одном боку, не разгибая ног — это только кажется, что просто. Бедро и плечо занемели, так пролежни и образуются. Глянул на часы: скоро полночь. Телевизионщики давно покинули здание, только охрана ошивалась где-то вблизи тревожной кнопки. C тех пор, как утром автопогрузчик завёз поддоны с декорациями и сгрузил на складе, нас с Халларом, упакованных в деревянные ящики, постоянно беспокоили. То кто-нибудь из сотрудников, прогремев стремянкой, шарил на верхней полке: в тусклом свете ламп сквозь специально проделанную в трибуне щель я видел лямки рабочего комбеза на коммунской спине. То автопогрузчик жужжал: вывозил и завозил полные поддоны. Без конца звучали голоса, мимо меня шаркали шаги; сквозь щели даже просачивался запах разгорячённых тел грузчиков. Склад бурлил до самого окончания рабочего дня, а трудились тут аж до одиннадцати. Наконец, коммуны погасили свет, и в дверном замке повернулся ключ, запирая нас внутри. C тех пор сюда никто не входил. Снаружи уборщики должны были уже закончить мытьё и разойтись по домам. Как Халлар мог подумать, что свои последние часы на земле я потрачу на сон? Сам же дал мне возможность почти быть с Риссом… Затолкав драгоценный шарф под джемпер, я щёлкнул светоуказкой и огляделся. Заставленный поддонами павильон, полки вдоль стен, теснота. Чего только нет: стопки бумаги и прочей канцелярии, канистры моющих средств, офисная техника в новых коробках, разобранная мебель, рулоны клеёнок, навороченное съёмочное оборудование со спутанными проводами, стройматериалы в мешках. Рядом с выходом стол-конторка, на нём чайные чашки и стопки документов. На стене чуть выше — малогабаритный телик: в спокойные минуты кладовщики расслаблялись. Собственно, ничего неожиданного. Мы всё так и представляли. Вечерами в коммуне «Надежда», собирая вокруг себя толпу любопытной мелюзги, покойный товарищ Кройт рассказывал о «своём мире». О том, как саардские улицы моют по утрам поливальные машины, как воспитатели детдомов раз в неделю вывозят школоту в цирк или в музей древностей, о разных прочих ништяках, недоступных для наших детей. И, конечно, о своей работе завхозом в телецентре. Затесавшись в толпе малышей, подосланный Бернардом Чет невзначай вставлял нужные вопросы и сиял неподдельным интересом. А мышиный товарищ Кройт и рад был поделиться с друзьями всем, что знал. Он не подозревал, что из миллионов коммунов повстанцы выбрали именно его только ради этих вечерних посиделок. Кройт мог рассказать о телецентре изнутри. Не просто в общих чертах, а подробно о каждом из трёх его этажей. — Вон, на другой поддон запёрли! — обрадовался Халлар. Лавируя между складским хламом, я дохромал до него на непослушных от долгого лежания ногах. Заветный ящик с деталями, начинёнными парализатором, стоял на четырёх канистрах с надписью «растворитель». Ну не раздолбаи? Никакой техники безопасности. Вместе мы спустили ящик на пол. Из своего рюкзака Халлар высыпал резаные куски тряпок: каждую деталь надо было обернуть, чтобы не бряцали друг о друга при ходьбе. Завернуть — в карман, завернуть — в карман. По сто двадцать штук на каждого, постоянно прерываясь, чтобы прислушаться, не звучат ли в коридоре шаги охранника. Набив разгрузки железяками — сколько влезло — мы прокрались к двери. Я присел перед замком, зажал в зубах светоуказку. Так и есть — стандартный врезной «Пасек». На «случайный» вопрос Чета Кройт обмолвился, что сам отпускал со склада замки для установки на большую часть внутренних дверей в здании. Защита символическая: никто не рассчитывал, что в охраняемом телецентре кто-то надумает взламывать помещения. Повозиться с отмычкой мне всё равно пришлось. Одно дело — вскрывать «Пасеки» в мародёрских вылазках, где можно не нежничать: штифты погнуть, а то и вообще личинку с мясом выдрать. Совсем другое — сработать тихо и аккуратно, не повредив замок. Завтра, когда сотрудники придут на склад, они не должны заподозрить, что в замке кто-то ковырялся. Протестующе скрежетнув, «Пасек», наконец, поддался. Халлар оттолкнул меня и первым вышел в бледный свет коридора. Полуночный телецентр спал. С потолка светили слабые лампы: лишь бы охрана не натыкалась на хлам при обходе. А наткнуться тут было на что. Широкий и высокий — метра четыре вверх — коридор был заставлен по бокам разномастной ерундой. Какие-то металлоконструкции, ящики, тележки, шкафы, малярные леса, обмотанные плёнкой… Будто в нашем бункере оказались, где со свободным местом напряг. Ремонта телецентр не видел давно: стены оказались обшарпанными, под потолком торчали провода, под ногами — треснутая плитка. Так себе стратегический объект. Наверху крупные стрелки-указатели вели случайных посетителей, чтоб никто не заблудился: «Живописный цех», «Студия №4», «Костюмерная», «Студия №5», «Механический цех», «Буфет», «Студия №6»… Наша цель — «Центральная аппаратная» — находилась двумя этажами выше. Именно оттуда режиссёры будут управлять трансляцией церемонии и решать, что выпустить в эфир. Завтра на нашем пути от склада до «Центральной аппаратной» не должно остаться ни единого коммуна, способного нам помешать. Метров пятьдесят мы крались вдоль хлама и закрытых «студий», пока не упёрлись в тупик. Коридор заканчивался железными воротами, запертыми на электронный замок. К воротам поднимался длинный пандус. Значит, отсюда автопогрузчик забирал на склад всё, что привозили снаружи. Получалось, мы бродили по полуподвальному этажу. Пришлось повернуть обратно. Указатель «лестница» нашёлся в другом конце коридора. На цыпочках, не дыша, мы вышли на лестничную клетку. Этажом выше горел свет, оттуда слышались приглушённые голоса скучающих охранников. — …и он мне: переводитесь на восточный участок по состоянию здоровья, — гундосил кто-то с забитым носом. — С моим-то стажем — на восточный! Ап-пчхи! Хам, одним словом! — На каком основании? Ну простудился, это ж временно… А видали, сегодня в «Новостях» показали? Приозёрный парк на перепланировку закроют. — Товарищи, небольшой якорь на гребных судах, четыре буквы… Трое их там было, это минимум. Может, четверо: кто-то мог по зданию шастать или в сортире заседать. Прошмыгнув освещённый этаж с охраной, мы поднялись выше. Плакат с планом эвакуации висел прямо на стене лестничной клетки. «Этаж 3, КОММУНИКАЦИОННО-ВЕЩАТЕЛЬНЫЙ КОМПЛЕКС» — значилось крупными буквами. Всё, как рассказывал Кройт. С минуту Халлар изучал схему, пока я озирался по сторонам на стрёме. — Направо, — шепнул он и толкнул тяжёлую дверь. В отличие от подвальных цехов, на третьем этаже обстановка выглядела посовременнее. Стены украшали светлые пластиковые панели, в холле с зеркально блестящим полом стояли пухлые диваны, кресла, журнальные столики, стойки для персонала. Такой же тусклый свет, как и в подвале, лился с потолка. По стенам кое-где висели огромные экраны — для посетителей, видимо. Чтоб им не скучно было на этих диванах ждать. Кройт говорил, сюда часто экскурсии водят и дедов всяких, которые на съёмках шоу зрителей изображают. Работа такая — хлопальщик в ладоши. За поворотом коридора открылся просторный холл, также заставленный диванами, стойками, рекламными стендами. По одну сторону тянулась вереница дверей, а напротив… Я остановился. На миг забыл про Халлара, полные карманы «бомб», про болтающую внизу охрану и скользкий под сапогами пол. За огромными панорамными окнами — от пола до потолка — мигал стеклянными фасадами центр Саарда. Вчерашнего тумана и след простыл; внизу сиял настоящий ночной проспект, как в кино. Четырёхполоска дороги с яркой разметкой, рекламные щиты и вывески, фонари, троллейбусная линия, выложенный плиткой тротуар со скамейками. Несмотря на полночь, по проспекту катили легковушки. Ёжась от холода, вдоль тротуара таскали свои задницы пешеходы. Везде мелкие огни, огоньки, огонёчки, словно кто-то смял, уплотнил кусок звёздного неба и бросил его туда, вниз. И над яркими пятнами окон возвышалось над домами железное кружево Центральной телебашни — освещённой, как ярмарочный балаган, до самого шпиля. Так близко. Саард был настоящим, живым, красивым щемящей болезненной красотой. Рисс был бы в восторге. — Нравится? — шёпот Халлара вывел меня из транса. — Вон там моя школа. За башней, через два квартала. А вон то здание с нотами на крыше — консерватория имени Файласта. Там учился Керис. Теперь консерватория имени Победы. Ну, ты понял, какой победы… Топай, Дарайн. Стыдил меня за то, что стою и таращусь по-бараньи. Как мне в голову могло прийти, что Халлар смирился? Устал подсирать коммунам — возможно. Решил подосрать в последний раз по-крупному. Но чтобы смирился? Не-е-ет… Его ненависть и на том свете половину хоромов у Отца-Альфы выжжет. Я взглянул в окно напоследок. Пёстрый Саард был чужим и чуждым. Шастали по тротуару поделки, которые завтра готовы будут ковровые дорожки перед нами выстелить и хвостами завилять виновато. Нам с Халларом на те дорожки не шагнуть. Завтра мы освободимся. Наконец-то. Минут пять мы крались по извилистым коридорам. Пальмы в кадках, снова диваны, витрины с какими-то выставками, бесконечные двери: «Аппаратная №16», «№17»… В «Центральную аппаратную» вела обычная дверь, с такой же вывеской с золотыми буквами. Я нашарил в разгрузке отмычку, присел у замка. Снова «Пасек», со второго раза открыть будет проще. За спиной Халлар уже бесшумно размотал рулон двусторонней клейкой ленты. Зубами отгрыз кусок и вытащил из кармана «пулю». Первую деталь с парализатором он прилепил лентой к днищу дивана, что стоял рядом с «Центральной аппаратной». Вторую — под столешницу журнального стола; третью, вскарабкавшись на стол — наверх, на блок кондиционера, что висел у потолка. Пока я возился с замком, Халлар с десяток «призов» успел навешать вдоль коридора, через каждые несколько шагов. Когда все пульки бабахнут одновременно, коммуны из кабинетов сюда повыскочат, и хошь не хошь, а парализатору хапнет каждый. В коридоре столько хлама, что наши липучки вряд ли заметят с утра. Их могли спалить разве что уборщики. Но они, по словам Кройта, шуровали тут швабрами по ночам, после окончания рабочего дня. А значит, вернутся они только завтра вечером. Справившись с замком, я бесшумно открыл дверь и просочился в «Аппаратную». Тесный кабинет, шкафы с техникой. Напротив — ряд широких столов и четыре кожаных кресла. Столы были заставлены экранами разных размеров, на стене выше — снова экраны, круглые динамики, какие-то приборы, с которых свисали пучки проводов. На столах — кнопок немерено: и обычные клавиатуры от компа, и целые пульты с рядами рукояток и рычажков. Это чем-то напомнило сектор для альф в РИС, там похожие пронумерованные кнопки управляли дверями клеток. — И куда тут модем втыкать? — шепнул я. Сзади Халлар, вытянувшись на цыпочках, крепил «пульку» на верх шкафа. — В подходящий разъём в любом системнике, — отозвался в наушнике что-то жующий Сино. — Там одна сеть. Я не знал точно, где устроился Сино. Затаился где-то на стоянке, в честно арендованной тачке в радиусе пятисот метров от телецентра, чтобы установить бесперебойное соединение с модемом завтра… Ближайший системник стоял прямо на столе, поблёскивая чёрной боковиной. На меня таращились дырками аж три разъёма. Дед Салигер объяснял, что если воткнуть модем заранее, внешнее вторжение в сеть могут обнаружить в два счёта. Поэтому втыкать его мы будем утром. Когда весь коммуникационно-вещательный комплекс поляжет парализованный, хватая воздух ртами, как рыбы. Вынув из разгрузки рулон клейкой ленты, я отмотал кусок и нащупал замотанную в тряпку «пулю». Среди хаоса проводов в «Центральной аппаратной» мы спрячем их аж три штуки, чтоб наверняка. Пять часов. Около двухсот метров коридоров. Двести сорок «бомб». Три раза приходилось возвращаться вниз, чтобы заново набить карманы деталями. Каждый час двое охранников делали обход здания. На последней ходке я всё-таки с ними столкнулся. Завидев свет фонаря, успел шмыгнуть в открытую дверь сортира и минут пять сидел на корточках, забравшись с ногами на унитаз в кабинке. Сидел не шевелясь, едва дыша, отстранённо думая, что, вообще-то, биение моего сердца должно быть слышно в соседней кабинке, где журчит струя охранника, или даже там, у раковины, где моет руки второй и сопит носом подозрительно: — Чем тут несёт? Псиной какой-то. Чуешь? Наша «некусайка» давно отработала двенадцатичасовой ресурс. — Ап-пчхи! Ничего я не чую с таким насморком, — пожаловались из кабинки. За уходящими коммунами клацнула дверь сортира, и я слез на пол, так и не дождавшись привычного с раннего детства ожога страха. Пальцы уверенно нащупали «пульку», зубы откусили клейкую ленту — неплохая мысль: прилепить за бачок унитаза. Я просто автомат по распихиванию «пулек». Во мне больше нечему дрожать, нечему бояться. Снаружи шкурка вроде бы целого альфы, но под ней — жалкий съёженный огрызок души, замотанный в толстый слой боли. Жить нечему. И высветилось 5:14 на часах; и снова полуподвальный склад с поддонами — пустой ящик из-под «пулек» заброшен на верхнюю полку, подальше. По языку расползается пресный вкус горянки — спать нельзя: одно неосознанное движение во сне, шорох — и нас обнаружат. Сотрудники явятся вот-вот, к шести. Заново запертая на замок дверь склада, будто никто не входил и не выходил с тех пор, как вечером кладовщик повернул в скважине ключ. Укладываясь в свой «гроб»-трибуну, я наконец-то вытащил из-под джемпера дразнящий своей близостью шёлковый шарф. Ароматное прикосновение к щеке: скоро, скоро. Ещё немножко, Дарайн, капелюшечку. Скоро…***
10 марта **76 года, 09:45, город Саард, население 3.102.346 жителей (без учёта пригородов). Складское помещение в здании телецентра — Дарайн? — голос Халлара в наушнике. — Да. Кусок парника приклеился на дальний зуб — хорошо держится, надёжно. Нос и рот закрыла давно подготовленная маска-респиратор. — Сино? — Готов. Руки нашарили связку дымовых гранат. На часах светилось без пятнадцати десять. Что ж. Начали. — Ш-ш-ш… Товарищи, вы слышали? Как будто голос вон оттуда. Слыша… Клац! «Пульки» хлопнули негромко. По полу задзынькали отлетевшие затычки. — Что это было? — всполошились коммуны. — Юмо, не вдыхай это! — Ты чего?! — Бегите за помощью! Грохнула дверь склада, впуская звуки коридорной паники: — Это диверсия! — Охрану зовите! — Все к воротам! — Эвакуируемся! Сквозь крики скрежетнула крышка трибуны Халлара, сброшенная резким пинком. Он рявкнул, уже не скрываясь: — Пошли! Я выскочил из «гроба», выдёргивая чеку. Прыжок через поддон к выходу — дымовая граната покатилась в коридор, где в облаках парализатора нарастали вопли. Бегущих заволокло маскировочным дымом. Кто-то споткнулся, послышался грохот падающих тел, лязг металла: задели хлам, стоявший в коридоре. На полу склада, в голубых клубах парализатора, растянулись трое грузчиков. Четвёртый пытался ползти к выходу. Халлар остановился над ним, с ледяным взглядом и с тяжёлой канистрой растворителя в руке. Один удар — и… Конечности грузчика отказали окончательно, только ступня ещё дёргалась. Он с ужасом смотрел на чудовище, готовое оборвать его жизнь. Но Халлар не ударил. Не выпуская из рук канистру, он перешагнул через лежащего к двери и, взяв на столе пульт, включил телик. Экран на стене запестрел сборищем голов на площади: речь Сорро готовились транслировать все каналы. Вернувшись к грузчику, Халлар ногой повернул его голову, чтобы тот видел экран. Я ни хрена не понял. Каким чудом этот коммун заслужил помилование? Перекрывая вопли из коридора, телецентр огласил гудок тревожной сирены: стандартно, через каждые пять секунд. — Не отставай, Дарайн! Вперёд — гранаты, за ними — мы. Вслед за Халларом я ступил в затянутый дымом коридор. На метр видимость, дальше — плотный белёсый смог. Сзади надрывно кашляли, кричали: кому-то повезло добежать до пандуса, ведущего к открытым воротам. — Это яд! — Они там ещё живы! — Нужны противогазы! Под ногами слабо шевелились тела — как бы не споткнуться. Маска давила на лицо, мешала свободно вдохнуть, долго в ней не пробегаешь. Впереди, в паре метров, звучали тяжёлые шаги Халлара. Открылась сбоку дверь, кто-то выбежал, наткнувшись на него. В дыму хрустнуло: лопатками о стену. Халлар не церемонился. Полсотни метров ходьбы вслепую с препятствиями — мы выбрались на лестничную клетку. Здесь голубой кумар парализатора рассеяло сквозняком. Я только теперь разглядел, что Халлар захватил пятилитровку растворителя с собой. Так я и думал. Он обещал Бернарду не стрелять, но вот пробивать чем-нибудь коммунские черепа не зарекался. На ступенях растянулись двое в ломаных позах: скатились кубарем, видно. Брошенная дымовая граната спрятала лежащих в белом облаке. Укрытые дымом, мы двинули по ступеням наверх. Цепляясь за перила, наощупь. — Трансляция продолжается, — сообщил Сино. Значит, в «Центральной аппаратной» полегли все. Иначе пустили бы в эфир пропагандистские ролики, как положено при внештатных ситуациях. О вреде курения, о необходимости вовремя платить налоги, «вместе заботимся о чистоте улиц» — подобная чушь. Чтобы эфирное время занять, пока проблему разруливают. Два лестничных пролёта — и из дыма показался вход на третий этаж. Полпути позади, осталось добраться до нужной «Аппаратной». Но едва Халлар коснулся дверной ручки, как из-за двери загрохотали выстрелы. Пистолетные, редкие, в паузах между ними звенело битое стекло. Ритмично гудела тревожная сирена. Снаружи наряд полиции уже должен был заезжать на территорию телецентра. — Кхарнэ! — Халлар достал дымовую гранату, выдернул чеку. Наш налёт застал кого-то из охранников на третьем этаже. Я приоткрыл дверь. Там было тихо, только c экранов на стенах далёкий столичный диктор вещал, что речь президента ожидается с минуты на минуту. Брошенные в щель гранаты заполнили коридор дымом. Дым дёрнулся, закачался в порыве воздуха, открывая взгляду лежавшие вповалку тела. Там, на этаже, кто-то снова выстрелил, зазвенели стёкла. Из коридора дохнуло морозом, быстро рассеивая нашу дымовую маскировку. Засевший у аппаратных охранник палил по панорамным окнам. Этажом ниже скрипнули двери, оттуда послышался частый топот. Наряд полиции уже прибыл? — У нас шесть минут, — нервничал в наушнике Сино. Халлар оглянулся на меня: — Прикрою. Только посмей не сделать. Синие глаза над маской блеснули счастливым предвкушением. Халлар снял наушник и микрофон, смял их в пальцах и сбросил между перилами, в лестничный пролёт. Чтоб не нашли на трупе и не начали тут же искать Сино. Значит, всё. В мою ладонь ткнулось маленькое и тёплое: нагретый в кармане Халлара модем. — Спасибо, что подождал, Дарайн. Да, я ждал. Целую неделю наедине с моим «очень дерьмово». По-честному. Я спрятал модем на груди. Кусок пластика ценой в две наших жизни. Снова шаг к двери — две гранаты заволокли третий этаж дрожащим дымом. Пригнувшись, я прокрался вслед за Халларом: дорога знакомая, полночи туда-сюда бегали. Метров десять прямо, поворот, сражённые парализатором тела. Мокрый пол под рукой: Халлар приоткрыл канистру, растворитель хлюпал тонкой струйкой. Ещё гранаты, ещё. Дым сносило сквозняком, я перелезал через мычащих коммунов. — Одер? Видан? — послышалось впереди жалобное. — Есть живые? Охранник засел за стойкой администратора у расколоченного окна. Снаружи гудел город, там визжала полицейская сирена, ближе и ближе. — Одер? — Клацнуло: в пистолет дослали патрон. Грохнуло дверью сзади, затопотало по полу: к охраннику спешила подмога. — Дарайн! Последние гранаты задымили, пряча мой рывок через открытое место. Кувырком — за ближайший диван. За спиной — обильный плеск жидкости и щелчок зажигалки: Халлар перекрыл выход к лестнице огнём. Спотыкаясь о лежащих, я завернул за угол и, дёрнув знакомую ручку, ввалился в «Центральную аппаратную». Подскочить — схватить ближайшее кресло — хрясь! Отломанная пластиковая ножка вставлена в дверную ручку: это добавит мне немного времени. Над полом «Аппаратной» стелились голубые клубы парализатора. Уже не опасные, если только нарочно не спуститься под стол, чтобы вдохнуть. Двоих режиссёров вырубило. Один свесился набок через подлокотник кресла. О второго я чуть не запнулся — тот ничком лежал на полу, видно, пытался ползти. Глубоко надышались — без сознания оба. Работали все экраны: нижние, на столах, показывали уйму каких-то цифр и надписей; с верхних, висящих на стене, столичный диктор так же болтал о судьбоносном моменте, который вот-вот… Из-за двери сквозь гудки сирены раздались выстрелы. Автоматными очередями. Значит, маскировочного дыма там больше нет. Шансов у Халлара — тоже. Я шагнул к ближайшему системному блоку и вставил модем в разъём. На часах — девять пятьдесят восемь. — Сино? У меня готово. — Пробую, — зашипело в наушнике. За дверью частили выстрелы. Кроме привычной тревожной сирены, зазвенела новая: непрерывное дребезжание. Сработала пожарка. — Сино? Есть доступ? — Не могу… Не получается… Кхарнэ! — Две минуты до эфира. — Не надо меня дёргать! — занервничал наушник. — Чёрт… С той стороны не пускает! — Я не туда воткнул? — Туда! Связь установлена, но там замок! Ригар сказал, никакой защиты не будет! Выстрелы снаружи раздавались реже; там упало что-то тяжёлое, отчего содрогнулся пол. Перевёрнутый шкаф? Халлар согласился сдохнуть ради сраной видеозаписи, а мы тупили и не могли включить её — всего лишь включить! Несколько секунд я зависал в растерянности, пока каким-то чудом не заметил на одном из мониторов неприметную надпись на сером фоне:РАЗРЕШИТЬ ВНЕШНЕЕ УПРАВЛЕНИЕ ≤ДА (Д) –––– НЕТ (Н)=>
Рухнув в кресло перед монитором, я вдавил на клавиатуре «Д». — Есть! — вскричал Сино. И холёная морда столичного диктора на экранах сменилась на ещё более холёную. На меня уставились с десяток одинаковых Сорро. Вот он, средоточие зла, инферно в костюме и галстуке. Кхарнэ, как же я ненавидел эту рожу раньше, когда ещё мог ненавидеть! Мы сумели. Я расслабленно откинулся в кресле, слушая речь восьмилетней давности и звон пожарной сирены из коридора. Старый толстый живорождённый бета, убивший своих родителей, вдохновлённо обещал избирателям, что построит справедливый мир. Мир без меня. Без моих детей, без милого Кериса, самоотверженного Абира, без всемогущего Бернарда и умирающего сейчас за дверью Халлара. Без моего Рисса, которого сожгли заживо. Старый бета врал. Мы никуда не делись. Мы пришли. И сейчас с каждого телевизора двадцати шести округов — пятой части суши, с каждого экрана на площадях — каждый инкубаторский поделка слышал то, что мы хотели сказать. Что мы не сдались. Что это по-прежнему и наша земля тоже. И что мы умеем прощать. Когда-то я готов был подарить Риссу весь мир. Теперь я дарил этот мир другим. За дверью топотали, оттуда слышались приглушённые голоса. — …зачистить этаж. — …ещё здесь! — …по возможности живьём… Невредимый кусок парника надёжно держался на дальнем зубе. — Береги нашего сынка, Сино. — Дарайн, всё хотел тебе сказ… Сняв наушник, я раскрошил его в пальцах и ссыпал под стол, в ведро для бумаг. Туда же отправился раздавленный микрофон. Ненужная больше маска-респиратор легла на стол. Я нащупал под джемпером шёлковый шарф смертника, вытащил поверх разгрузки. Ещё немного рая. Ручку «Аппаратной» дёрнули снаружи, чей-то сдавленный голос позвал на помощь. Под ударами затрещал дверной косяк, осыпаясь кусками штукатурки. Я развернул кресло, чтобы встретить их лицом к лицу. Пластиковая ножка, которую я воткнул в ручку двери, хрустнула под напором. Выставив «муху» и держа меня на прицеле, в «Аппаратную» шагнул шакал в бронике. На морде болталась коробка противогаза. — Руки поднял! — скомандовал мне. Я продолжал поглаживать шарф. Глаза шакала за стёклышками противогаза дёрнулись с меня на экран, где Сорро всё так же чесал свои обещания. Глаза расширились, будто в ужасе, застыли. «Муха» в руках шакала дрогнула, повело в сторону ствол. Десять секунд молчания. Пятнадцать… Не отрывая взгляд от экрана, шакал охнул, попятился от меня к выходу. Его рука в перчатке одним движением стянула с головы противогаз, открывая коротко стриженую башку, лицо в блестинках пота. Молодой — как я, наверно. Глаза навыкате — в ужасе пялятся на Сорро. А я ведь уже видел такой взгляд… В прошлой жизни. Когда в Гриарде Рисс смотрел «Копателей», довоенный фильм, заражённый той самой компьютерной программой… Бахнуло — из коридоров раздались выстрелы. Одиночные — ещё, и ещё. Неужто Халлар до сих пор жив? Шакал на выстрелы не отреагировал. Опустив «муху», он потянулся к кобуре и вытащил ПЛ. А потом, всё с тем же заворожённым видом, снял предохранитель и, поднеся пистолет к подбородку, прострелил себе голову. Загораживая вход в «Аппаратную», тело растянулось на спине. Кровь выплёскивалась толчками из простреленной шеи. Был коммун — и нет коммуна. Телецентр затих. Ни шагов, ни голосов за открытой дверью. Только пожарная сигналка дребезжала, да Сорро продолжал свой лживый чёс о справедливости. Его натренированный выступлениями голос разносился по этажу эхом — с каждого экрана, что висели там на каждом шагу. Несчастный шакал увидел выступление и прострелил себе башку. Как заколдованный. Точно как… Надо упасть и нет меня. Я нельзя жить. Кхарнэ, неужели… Поднявшись из кресла, я переступил через трупака и вышел в коридор. Маскировочный дым давно сдуло, сильно воняло гарью. Коммуны в гражданском лежали вповалку, там, где настиг их парализатор. На тело в бронике я наткнулся под одним из работающих экранов. Простреленный висок, ПЛ в руке, «муха» и противогаз валяются рядом. Второй полицейский жмур лежал чуть поодаль — тоже с мозгами наружу. Так-так-так… Я заторопился мимо тел туда, откуда доносилось морозное дыхание с привкусом гари и шум города — другой, рваный, неправильный. К панорамным окнам, что были выбиты выстрелами охранника. Сорро выкрикивал свои лозунги с экранов мне вслед. По тревоге должны были прибыть два экипажа полиции — двенадцать коммунов. На пути к окну мне попались восемь тел в бронежилетах и с противогазами. Без признаков жизни. С неряшливыми дырами в головах, совсем не похожими на удары канистрой из-под растворителя. Да ни на какую атаку безоружного альфы это похоже не было. Полицаи стреляли в себя сами. Я растерянно вышел в холл, залитый дневным светом из битых окон, и закашлялся от дыма. Горел далёкий коридор напротив, который Халлар залил растворителем, прикрывая меня. Корёжились пластиковые панели стен, диваны из искусственной кожи коптили чёрным. Пламя поглощало рекламные буклетики на стендах, квадратики потолочной плитки. И тела. Отравленные парализатором телевизионщики, не в силах ни пошевелиться, ни закричать, задыхались там в дыму и сгорали заживо. Большинство — в полном сознании. Не мгновенно вспыхивали, как погиб мой милый, а медленно, частями, успевая прочувствовать прикосновение пламени. Штурм без жертв с Халларом? Ну-ну. Бернарду и правда стоило меньше времени уделять омегам. Может, он смог бы лучше понять, чем дышат его бойцы. По тому коридору живым не пройти и по лестнице не спуститься. Большую часть ядовитого чада вытягивало сквозняком, но горький дым понемногу заполнял холл. Я опустился на колени в приступе кашля, ближе к полу, где ещё оставался чистый воздух. Ладонь попала в липкое — через холл тянулся широкий кровавый след. Он исчезал за диваном, что стоял прямо у пустого окна во всю стену. Здесь полз кто-то раненый. Я двинул по алому следу на четвереньках. Туда, где два дивана стояли спинками к окну. Там ещё можно было дышать. Большая часть стеклянных осколков выпала наружу, но и здесь на полу валялось немало крошева. Я дополз почти до края, глотая свежий морозный воздух. Снаружи слышались тревожные звуки: крики, визг шин, звон стекла… Наверно, новый экипаж полицаев подоспел. Да и пофиг. Кровавый след вёл влево, а справа… Привалившись к стене, за диваном справа сидел охранник в униформе. Бессильно раскинутые ноги не шевелились — парализатор надолго обрубает связи в мозгу. Какие-то — полностью, какие-то, как в этом случае, частично. Видно, он успел прострелить стекло прежде, чем надышался по самое не хочу. Охранник сидел живой и в сознании; я видел, как дёргается жилка на тыльной стороне ладони, из которой выскальзывал ПЛ. Видать, патроны ёк. Все по стёклам выпулил. Его дряблые щёки обвисли: парализованное лицо не выражало эмоций, только глаза подрагивали, неотрывно таращась в одну точку за моим плечом. Туда, где, прислонившись к спинке второго дивана, сидело ещё одно тело в багровой луже. Хрустя стеклом под коленями, я пополз к нему. — Халлар… Его разгрузка спереди почернела от крови. Несколько пулевых в грудь, лёгкие в сито — никакое чудо не спасёт. Я тронул пальцем: на шее, под шарфом смертника в алых пятнах, жилка уже не билась. — Вечная память. На мёртвом лице застыла безмятежность и какая-то даже гордость. Везучий Халлар ушёл счастливым: ему больше не нужно было существовать без Мио. Может, он уже обнимал сейчас своего любимого. А меня здесь бросил. Нечестно вышло. Синие глаза Халлара смотрели на город, на переполошённый нашей атакой проспект внизу, перед окнами. Я проследил за его взглядом и… Сначала показалось, что коммуны выбрасывают на улицу мебель. Вдоль проспекта из окон высоток вылетало что-то разноцветное и тяжёлое, грузно брякаясь на тротуар. Много, очень много тяжёлого. На четырёхполосной дороге собралось столпотворение автомобилей. Они беспорядочно сталкивались друг с другом на скорости, образуя на проезжей части стальную кашу. По тротуарам коммуны бестолково бежали в разные стороны. Доносился жуткий вой. Визжа покрышками, какая-то легковушка разогналась поперёк улицы и с ходу вмазалась в кирпичную стену. Полмашины смяло: в том хаосе металла и стекла не выжить. Такое водитель никак не мог сделать случайно. Он нарочно влупился в стену с разгону! Я пригляделся: вовсе не мебель коммуны выбрасывали на тротуар. Открыв окна высоток, они шагали из них сами. Десятки, сотни тел — насколько хватало взгляда — летели к земле и чмякались об асфальт. Нас не должно быть! Никого из нас! Мы — ошибка! Полицаи с дырами в головах, прыгуны из окон, самоубийцы за рулём… Посмотрев обращение обожаемого президента, город коллективно сошёл с ума.