Повстанцы(омегаверс, постапокалипсис)

Лахтинский лес застыл в ожидании. Притихли чирикалки в ветках; горячее солнце молча вползало в гору над нашими макушками. Туз и Гай шушукались поодаль, не желая принимать участия в нашем дерьме. Мы же растерянно переглядывались, рассевшись на ещё сырые от росы папоротники. В метре от меня — даже не рядом — больше не мой Рисс теребил на шее кончик синего шарфа, что дал ему Халлар. Малыш сидел, одуревший от непривычных чувств: для него открылся новый мир, чтоб тут же перед носом схлопнуться. — Дарайн, хватит, пожалуйста, — еле слышный шёпот. Вот и всё. Я больше не Дар. Интересный Рисс, конечно. Пырнул в душу и требует, чтобы кровь не шла. Льен нервно бил по верхушкам папоротников и задирал морду, матерясь в облака: — Они что там — совсем охренели? Надо признать, «они» несколько раз намекали, что у Рисса с Таром больше общего, чем с любым из нас. У меня изначально не было шансов. Оказывается, чтобы подойти Риссу, надо было родиться со сдвигами. Всего-то. Я вспомнил, как мы с Таром мёрзли в карцере после Ласау. Рисс пришёл туда за мной, и, когда я выбрался наверх по верёвке, бросился мне на шею. В тот миг — да, именно тогда — я отразил его чувство почти привлечённого омеги. Думал, мечта сбылась, малыш всё-таки узнал меня… Не меня он узнал тогда, а частицы аромата истинного альфы, что остались на мне после драки с Таром… …с дебилоидом, который сидел теперь в бурьяне в одних трусах и прятался от проблемы, увлечённо раскручивая на запчасти ПЛ. Будто его наши тёрки не касаются. Солнце вспарывало лучами кроны и бликало на таровской башке: половина недельной щетиной темнело, на другой половине уже ничто никогда не вырастет. Драные ногтями плечи краснели подсохшими царапинами поверх узорчатых рубцов. Кхарнэ, чем вот это лучше меня? Как красножопое убожество, которое порет дикую пургу, едва открывает рот, может быть ро́вней идеальному омеге? Его не должно быть рядом с Риссом. За километр не должно быть! Даже в одном округе! На одной планете! Бесстрастная харя дурня просила пинка — нос расквасить о дерево, чтоб алые брызги по бугристой коре, чтоб хрустело и чмякало смачно, и снова, снова… Взгляд Рисса обжёг, прерывая мои кровавые грёзы. Взгляд угрожал: «только попробуй». Малыш защищал истинного, который даже не знал, что взглядом можно говорить. Прикосновение чёрных лазеров заставило мои кулаки разжаться. Перед волей Рисса я был бессилен: хошь — верёвки из меня вей, хошь — кружева плети. Прихвостень. Стандартный. Будто почуяв угрозу, Льен пересел на другое место, загородив от меня своего альфу. Я без особых сложностей уничтожил бы дурика. Подстроить несчастный случай — фигня вопрос. Гай вон справился, просто передумал в процессе. Но вместе с Таром пришлось бы уничтожить Льена. Может, не физически, но такие потери бесследно не проходят. Арон, бегающий с ведром между подвалом и ручьём, оглядывался на меня сочувственно. Брякнул нелепое: — Дарайн, ты хоть ел чего-нибудь? Одного меня спросил, будто только я на заброшке почти неделю проторчал. Совсем не палился, ничуть. Да всем не до него было. Тем более не до еды. — Вижу только один выход… — хриплый голос, наконец, прервал молчание. Во мне зародилась надежда, что сейчас Чума — р-р-раз — и всё порешает. Ведь он может, да? Пожалуйста, пусть может. — Раньше, как я помню… — сказал он. — В такой ситуации разъезжались подальше. В глушь куда-нибудь. Ни адресов, ни концов. Чтоб не искать. Чтоб не найти, если всё-таки сорвёшься на поиски. Рядом останетесь — это обязательно плохо кончится. Для всех. Пожимая плечами, Льен поглядел на меня: да фиг его знает. Надежда проклюнулась, неуверенно подняла голову. Ни живого Тара, ни мёртвого? Совсем никакого? Так правда можно? Рисс поёжился несчастно: для него Бернард предлагал самое сложное. Отпустить. Отказаться. Позволить истинному альфе быть счастливым без него — с тем, кто близок. — Уехать?! — всполошился проходящий мимо Арон; брошенное ведро опрокинулось, разливая воду. — Вдвоём, без помощи? Рисс не умеет ни черта! А я много чего могу. И еды куплю. И водить умею. Можем с Риссом по очереди… — Арон! — прервал я его глупости. Он возмущённо фыркнул: — Даже не думай, что я буду стоять и смотреть, как ты уезжаешь! Вот кому бы не помешало умение отпускать и отказываться. Его отчаянный выпад без внимания не остался: Бернард смерил Арона проницательным взглядом. Льен только головой покачал. — Как ему ехать? — буркнул он. — У него дети. — Рисс знает, где убежище, — подал голос Тар. — Мы с Льеном — нет. — Он защёлкнул магазин в собранный ПЛ и поднялся. — Одежду дадите? Вмешался Гай, подбежал испуганно: — Вы всерьёз?! Но… как же… — Рисс нужнее клану, чем мы, — вздохнул Льен, вставая. — Я всего лишь водила. Любой научится. Новеньких подключайте. Путаясь в ремнях, Арон спешно стащил свою разгрузку, бросил дурику, торопливо потянул с себя штаны. Я должен был открыть рот и положить конец их дурацким сборам. Но вместо этого боялся дыхнуть, чтоб не спугнуть удачу. Неужто Тара правда не будет? Вот так просто? — Постойте! — Рисс подскочил, глядя, как Тар застёгивает ремень — молния коммунских штанов на нём не сошлась, штанины не доставали до лодыжек в оковах. — Вы… прямо сейчас? — Лучше не ждать, пока ты надумаешь меня растереть, — ответил Льен. — Мокрого места не останется. Малыш захлебнулся возмущением: — Нет! Я не стану делать тебе что-то плохое! Я не хочу стать созвездием, как тот Аша! — Хто? — не понял Льен. Рисс с его феноменальной памятью помнил ту легенду, что я рассказывал ему на вершине Циренского пика. Об омеге, что соперника приговорил. Ну, хоть тут он выводы сделал правильные. Льену вредить не станет. А то ведь и правда… растёр бы. — Чем скорей он уедет, тем быстрей это пройдёт, Рисс, — утешил его Бернард. Рисс огрызнулся: — А может, я не хочу, чтоб это проходило! Он ещё не понял, что с нами происходит в основном то, чего мы не хотим. Всё скомканно, несуразно, сумбурно. Пожатие ладоней, хлопок по плечу. — Ты это… — сказал мне Льен с неловкостью. — Халлару скажи и Керису с Абиром… Скажи, мы очень благодарны за всё. И я, и Тар… Тар тоже, ты не смотри, что он… Короче, сам знаешь. — Угу, — кивнул я. — Скажу. Льен обнял Гая, пожал руки Тузу и Бернарду, подмигнул Арону, сияющему пещерно-бледным пузом. Да, мне надо было топнуть тогда ногой и придумать лучшее решение. Группа моя, мы на вылазке, я за всё в ответе. Какой на фиг отъезд в неизвестность? Но было страшно шевелиться: только бы всё не отменили. Хотелось рвануть вперёд, чтобы завести для них «Листанг». Думал, кхарнэ, сколько можно возиться с этим оружием? Тар, все стволы забирай, мы себе ещё найдём, только вали! Подальше, чтоб ни адресов, ни концов. Увози на хрен с собой мою личную катастрофу! Ещё бы и Арона с ними отправить — было бы совсем прекрасно. Но это значит объяснять всем причину, пихать малька в машину силой — он ведь от меня не отвяжется, не отлипнет. Целая эпопея начнётся, а вдруг Тар и Льен за это время передумают уезжать? Тар взял только АМУ, со вздохом оставив «танатос» прислонённым к дереву у ручья. Я ожидал от Рисса чего угодно. Вдруг с ними рванёт? В истерике забьётся? Он спокойно сидел в траве, разрывая гроздь ясеневых серёжек на кусочки. Истинный альфа не сказал ему ни единого слова. Я опасался безумств брошенного омеги, когда загудел мотором «Листанг», и Арон пробормотал за моим плечом: «Куда же они?» Я был готов ловить Рисса, когда он побежит догонять джип по следу из примятых папоротников. Гудели от напряжения и тело, и душа: не верилось, что судьба просто возвращает мне малыша обратно — вон он, сидит и даже не смотрит джипу вслед! И только когда жужжание движка растворилось в лесной чаще, до меня дошло. Они действительно уехали. Вдвоём против целого мира коммунов. Без припасов, без убежища, с одним АМУ и в штанах не по размеру. Омега, который ради группы и чужих детей себя не жалел. Альфа, который столько раз спасал мне жизнь, что пальцев не хватит сосчитать. Я не попрощался толком, не сказал глубокомысленных слов напоследок, как пишут в книгах. Тварь неблагодарная.

***

Всё начало разваливаться с того момента, как Льен сорвался на Тара в лазарете после родов. Нет, я не привык, чтобы судьба баловала меня пряниками. Но к тому моменту я был вполне всем доволен, и жизнь катилась паровозиком приятных дней. Да ещё привалил даже не пряник — целый караваище в виде Рисса. Но в тот день, когда Льен родил бету, мой довольно пыхтящий паровозик пошёл под откос. От самой успешной в клане первой группы остался огрызок. От нашего дома — только память. От репутации хорошего отца, наверно, и памяти не останется: кто будет гордиться папашей — омежьим прихвостнем? Да и хорошим координатором меня уже не назовут. И теперь я потерял лучшего снайпера Федерации и вместе с ним друга, каких больше не будет. Никто не поприветствует меня лихим: «Здоро́во, альфятины кусок!» и не примет мою сторону в любом споре. А ещё немного — и должен буду кинуть Арона. Похоже, единственного, кто в этой жизни меня любит… просто так, за то, что я есть. Всё развалилось и продолжало разваливаться, а я так и сидел в паре метров от Рисса, не в силах оторвать глаз. Боже, как же он был красив! Солнце играет в кудрях; грациозные, но сильные пальцы теребят пучок травинок. Под нежным ушком из-под синего шарфа темнеет краешек татухи — «…С/4». Бронзовое изваяние — и взгляд в пустоту. В охапку и валить его прямо на эти папоротники, футболку эту коммунскую — долой. Подмять, распять под собой, в губы впиться, чтоб унесло его моей бурей похоти, чтоб забыл, где он, и всё, что было, и башку в шрамах ожогов, и даже имя его чтоб забыл… Да только недостаточно было теперь моей бури, чтобы Рисс забыл. — Не надо, Дарайн… — Он поморщился. — Не сейчас… Не хочу, ты понимаешь? Зачем ты вообще сделал это со мной? Я столько раз отхватывал в драках, в меня несколько раз даже стреляли, но никогда не было так больно, чтоб захотелось выть. Теперь хотелось. Здесь развалилось тоже. Собирай, не собирай, склеивай, не склеивай — уже будет не целое. Вот и выла, вопила, бесновалась внутри моя система безопасности, которая чуяла необратимое: что я теряю его, теряю, теряю… И вместо первого пришедшего в голову, гордого: «Недоволен? Ну и шуруй на все четыре стороны!» я проблеял униженно: — Жалеешь? Грациозные пальцы сунулись под синий шарф — туда, где зацеловано было мильён раз. Сморщив нос, Рисс раздражённо потёр шею, даже ногтями чесанул, будто хотел стереть, содрать вместе с кожей, отбросить всё, что меня с ним связывало. Метку. Ему не нужна была моя душа нараспашку и сердце на ладони. Не нужна моя забота и навязчивое обожание, и всё, что я мог ему дать. Я бы отдал больше, да не было у меня ни хрена. Ни глазомера волшебного, ни таланта попадать в любую цель. Ни фамилии даже. Рисс ничего не ответил, но я и так знал. Жалел он. Жалел. Уже и солнце над Лахтой взобралось в зенит, и проезжающие грузовики, что виднелись с нашего холма в просветах кустов, поплыли рябью от разогретой трассы. А мы с Риссом так и зависли, сидя в паре метров друг от друга — не договорив, не решив, не сумев определиться, как же мы теперь будем, и есть ли вообще «мы». Туз и Гай переговаривались в сторонке. Судя по доносившимся отрывкам беседы — грезили об омегах из подвала. Тихо, почти шёпотом, словно у постели тяжелобольного. Наверно, то, что произошло с Риссом, и есть вид болезни. Вон Халлар сумел стащить своего омегу с иглы. Возможно, и у меня получится освободить малыша от разрушающей зависимости — тоски по истинному? Когда-нибудь… В какой-то момент я ощутил, что меня уже долго и настойчиво толкают в локоть. Арон, понурив зашитую морду, протягивал мне пластинку вяленого мяса и огурец. Несчастный малёк, который через несколько часов всё-таки будет стоять и смотреть, как я уезжаю. Ещё один альфа, любовь которого на хрен никому не всралась, ей даже не подотрёшься. Огурец я взял. Плюхнувшись в траву рядом со мной, Арон косился туда, где поднималась над бурьяном и пряталась обратно полосатая спина Бернарда. Заглянув на пару секунд в подвал к омегам — просто поставить полное ведро у входа — Чума вернулся красный и нервный и затеял отжиматься. Голый торс блестел от пота, побликивал приколотый к поясу микрофон. — Он вчера по триста раз на каждой руке отжался, — с благоговением поведал мне Арон. — Семьдесят пять… Семьдесят шесть… — На фига? — Я равнодушно пожал плечами. Малёк подсел ближе, наклонился доверительно: — Он сказал, в «одиночке» упражнения были любимым развлечением… Восемьдесят… Он там только и делал, что спал, жрал и нагружал мышцы… Восемьдесят один… Если резко теперь бросить, поплохеть может… Восемьдесят два… Он так и залип с мечтательной рожей, забыв прожевать откусанный огурец. Стриженая башка кивала в такт отжиманиям. Отец-Альфа точно раздавал нашему клану симпатии под мухой. Хоть бы одна попалась к добру. И ладно бы речь шла о том, кто с кем вязку проведёт — разобрались бы. Но в нашем случае проклятые симпатии определяли слишком многое. Всё наше будущее. Самый томительный в моей жизни день тянулся бесконечной резиной. Наверно, так себя чувствуют типы, которые попадают в чистилище. Пытка ожиданием: ни туда, ни сюда. Уже бы хоть куда-нибудь. Нет, правда, уже сказал бы Рисс: шагай ты лесом, Дар… то есть Дарайн — больше мы не пара. Я бы хоть знал, от чего отталкиваться. Но малыш так ничего и не сказал. А когда солнце коснулось горизонта, залив закатным багрянцем далёкую, виднеющуюся с холма авторазвязку на Сигат, появились они. Отдалённое гудение донеслось из леса, с той стороны, куда уехал утром «Листанг». Там умолкли пичуги, порхнули всполошённо с кустов, шелестя крыльями. Заткнулись Гай и Туз; мокрый Бернард спрыгнул с ветки, где он висел, зацепившись ногами, и качал подъёмами мышцы на брюхе. Арон прервал счёт на третьей сотне. — Халлар? — Гай цапнул за кобуру, с вопросом глядя на Бернарда. Звук приближался подозрительный. Слишком лёгкий, слишком тихий. Халлар должен был добираться на фырчащем фургоне, а к нам ехало что-то поменьше. — Господин Тэннэм? — Бернард поправил наушник и покачал мне головой. Сердце взяло разгон; я машинально потянулся к автомату. Не наши. Гая и Туза оставили охранять омег у подвала. Пригибаясь в зарослях, остальные двинули навстречу звуку. Неужели каким-то коммунским туристам вздумалось устроить пикник на развалинах? На соседней поляне среди руин остановился белый минивэн с затемнёнными окнами, не доехав до подвала полсотни метров. Мы подползли поближе. Арон сопел мне в плечо, выглядывая на гостей из-за веток. За ним притаился Бернард, сжимая АМУ. С другой стороны от меня, прижавшись к стволу, присел напряжённый Рисс. Бледный, капля пота струилась по щеке. Раньше я не замечал за ним страха перед коммунами, но сейчас малыш был реально напуган. Что-то изменилось в нём сегодня. Несколько мгновений было слышно лишь перекличку кригачей над головами. А потом боковая дверь минивэна отъехала в сторону. И на поляну вышел — нет, выпал, был вытолкнут изнутри в спину… …Тар. Он неуклюже рухнул в бурьян на колени, опираясь на руки, скованные впереди наручниками. Подбитый глаз заплыл синевой, морда темнела кровоподтёками. Болтались на груди разрезанные ремни ароновой разгрузки; под ними виднелись бинты. За Таром из минивэна тянулась прикреплённая к наручникам цепь. На меня обрушился страх Рисса. Вот что изменилось в нём сегодня. Малыш боялся не за себя. И не за меня, конечно. Подняв голову, Тар крикнул сипло: — Дарайн!.. Рисс!.. Это ловцы… Пожалуйста… Выходит, мы не оторвались от хвоста в каныге! Выходит, Тара они всё-таки выследили! Но как? Из минивэна раздался отчаянный вопль. Хриплый, пронизывающий, от которого волосы зашевелились. Льен не мог так орать. Боже, он не мог… Тар зажмурился, скорчился, проскулил умоляюще: — Пожалуйста… Дарайн… Сдал нас дурик. Сдал бетам, не выдержав пыток Льена. Да кто мы ему? Те, кто всё детство над ним издевался. Он же сам себе старейшина из клана жмуров! Жужжа мотором, из чащи выкатил ещё один минивэн, размалёванный яркой рекламой «Пирогов товарища Волле». Смяв колёсами хворост, остановился тут же, на поляне. Приторможенная страхом соображалка зашевелилась. Почему Тар позвал меня и Рисса? Почему не Бернарда — ведь он здесь за старшего? Может, потому что ловцы не знают об остальных? О Бернарде, омегах в подвале, об Ароне, Гае с Тузом? Они знают обо мне, Льене, Таре и моём омеге, чью метку нашёл Эскулап на моём запястье! Вот почему Тар привёл бет не на поляну с подвалом, а сюда. Он давал остальным шанс. Всем, кроме меня. Похоже, ловцы приехали сюда за мной. Некогда было раздумывать. — Кажется, про вас им не известно, — шепнул я Бернарду и в последний раз заглянул в чёрную пропасть глаз Рисса. — Беги, — сказал ему. Прощай. Рисс отодвинулся, я подтолкнул его: шевелись, ну же! Лишь бы спорить не стал! Он не стал. Не обнял, не начал протестовать, мол, Дар, не бросай меня. На секунду показалось, что он хотя бы шепнёт что-то на прощание. Но нет. С тихим шуршанием листья сомкнулись за уходящим Риссом. Пусть, не нужно ничего. Только бы жив был. Только бы свободен. Мой автомат лёг в траву. Сдавленно замычал Арон, которого Бернард прижал к себе спиной, закрыв ладонью рот. Чума всё правильно понял. Он не даст Арону уйти за мной. Отодвинув ветки ясеня, я вышел к минивэну с поднятыми руками. Голый, босый, одна рубаха на бёдрах повязана. Берите. Если я ошибся, и Тар сдал остальных тоже, ловцы попытаются взять и омег из подвала. Правда, сначала придётся положить четырёх альф. Но до Рисса они не должны добраться в любом случае. Пусть попробуют догнать омегу суперкатегории. Я остановился за несколько метров от минивэна, напротив стоящего на коленях Тара. Дурик шумно сопел расквашенным носом, пялясь в ветки. И куда делась моя утренняя ненависть? Да, он предал нас. Но позволить коммунам мучить истинного омегу значит предать самого себя. Из двери минивэна вылетела связка чего-то металлически-блестящего, дзынькнула мне под ноги. Чей-то голос приказал: — Надень. Я медленно поднял кандалы, ещё медленнее защёлкнул браслеты на своих лодыжках чуть выше старых оков. Каждая секунда промедления расширяла площадь поисков Рисса и снижала шансы коммунов найти его. Теперь мои ноги сковывала короткая цепь толщиной с палец — идти будет напряжно, про бег можно забыть. Подобрав валявшиеся там же, в траве, наручники, я отодвинул выше старые браслеты, что растёрли кожу до крови, и сковал свои руки. От наручников цепь тянулась обратно во тьму минивэна: привязал сам себя, как пса. — На колени! — приказал тот же голос. Я послушно опустился напротив Тара. Скрипнув, раскрылась пассажирская дверь. На поляну шагнул, тыча на меня автоматом, знакомый очкарик с Саардской пластмассовой фабрики. Яйца испуганно сжались, будто на жаркой поляне повеяло затхлостью подвала, где остался висеть на цепях обескровленный Хит Салигер. Коммуны в брониках и с автоматами наперевес высыпали из минивэнов. Обступили нас, настороженно вглядываясь в чащу. Семь… Десять… Я насчитал четырнадцать. Всего лишь. Либо остальные окружают сейчас Лахту сплошной цепью, и Риссу сложно будет прорваться, либо… здесь все, кто вышел на охоту. Последним важно шагнул в траву Эскулап, промакивая носовым платком потную лысину. Как и тогда, в светлой рубахе с мокрыми кругами на подмышках. — Поздравляю, Шейл, — произнёс он с издёвкой. Без опаски подойдя к Тару, Эскулап покровительственно похлопал его по башке. Как ручного тигра. А чего им опасаться? Пока Льен у них, Тар им и спляшет, и на дудочке сыграет. И меня убьёт, если прикажут. — Шейл, ищем? — спросил один из коммунов. — Вдруг дальше есть целые дома? Другой — видимо, тот самый Шейл, тощая оглобля лет сорока — покачал головой. — Дальше спуск с холма, — ответил. — Здесь не ездят, сам посмотри. Этого вернули — уже хорошо. — Могут другие быть… — возразил коммун, но Шейл оборвал его: — Ты часто в лесу охотился? Я заметил: с опаской выставив стволы, коммуны озирались по сторонам. Дичь глухая: деревья, папоротники. Кусты — где по колено, а где и по пояс, примятые «Листангом», проехавшим тут пару раз. Клан они искали, понял я. Ведь и прицепились к нам хвостом, чтобы мы привели их к остальным. Теперь сообразили, что Лахта — не то место, где можно надолго обосноваться. Одни руины и тонюсенький ручеёк, застывающий с первыми же морозами. Тут они сели в лужу — обломался весь спектакль с нашим подстроенным побегом с фабрики. Вот Эскулап и поздравлял их издевательски, что хоть меня вернуть смогли. Горстка коммунских бойцов, оказавшись в лесу, явно бздела. Привыкли к своим саардским тоннелям. Если б они позвали с собой полицаев, у омег из подвала точно не осталось бы шансов. Но, кажется, на нашей стороне оказалась обыкновенная жадность. — Как вас нашли? — спросил я Тара. Он кивнул вниз, где бинты в засохшей крови перетягивали его живот. — Локализатор, — шевельнулись разбитые губы. — Внутри. Во мне. Я растерянно уставился на его пузо под разрезанными ремнями разгрузки. Идиот я. Был на тыщу процентов уверен, что мы оторвались от хвоста в лесу у Файгата. Но беты не отпустили бы нас, если бы не знали абсолютно точно, что биншаардский снайпер никуда от них не денется. Они прикрепили следилку не к нашим шмоткам, которые мы сбросили. В подвале пластмассовой фабрики они разрезали Тара, вставили следилку прямо в его тело и наспех заштопали. Трындец! Так было нечестно! Нечестно! Слишком по-коммунски, неправильно, нелогично! Кхарнэ, как с такими тягаться? Ну как? Ещё немного — если бы Рисс не узнал в Таре истинного альфу — локализатор привёл бы ловцов прямиком в новое убежище! — …один из двух вариантов, — Эскулап поучал остальных бет, вытирая платком лоб. — Если живые дети всё-таки есть, сейчас омега вместе с ними улепётывает отсюда со всех ног. А деревенщина вышел нас отвлечь, чтобы прикрыть свою семью. Это вероятнее всего. Но если всё же Ассасин сказал правду, и детей тут нет… то омега может быть где-то рядом. Сами видите, насколько они слабые и жалкие, когда дело касается их пары. — он кивнул на Тара. — Шурат, неси-ка свою штуку! — скомандовал Шейл. Один из ловцов нырнул в кабину минивэна. Через полминуты выпрыгнул, опасливо обошёл меня по дуге и подал Шейлу длинный прут. На конце прута был закреплён обычный автомобильный прикуриватель. Хрустя папоротниками, Шейл зашёл мне за спину. Цепь, что привязала меня к минивэну, не дала бы напасть на него. А вот он своим длинным прутом до меня дотянулся бы запросто. Съёжившись, Тар отполз на коленях подальше от прута, отвернул морду. Я сухо сглотнул. Возможность пыток не была, конечно, сюрпризом. Но разве к такому подготовишься? Эскулап действительно разбирался в «сексозависимых». Однако тут он просчитался. Мой меченый омега не примчится на помощь, когда услышит мои вопли. Не станет выполнять коммунские условия, лишь бы прекратили мучить его альфу. Ему на меня насрать. Я ничего не мог с собой поделать и трусливо закрыл глаза. Среди коммунов послышалось движение, удивлённые возгласы. Кто-то присвистнул. Я дёрнулся, оглянулся. И земля ушла из-под колен. Отводя с дороги ветки ясеня, к минивэнам шёл Рисс. В одних штанах, без футболки; плясало солнце на смуглых плечах. ПЛ с глушаком в его руке был направлен на Эскулапа. Другой рукой Рисс размотал с шеи потемневший от пота шарф, он синей змейкой скользнул в траву. — Ну вот — о чём я и говорил, — довольно сказал Эскулап, поднимая руки. — Значит, детей нет. Я подскочил, звеня цепями: — Беги! Рука Рисса стремительно дёрнулась, раздались два тихих щелчка. Что-то сильно толкнуло меня по ногам. Колени будто занемели. Коммуны шевельнулись, но ПЛ Рисса уже снова был направлен на побледневшего Эскулапа. — Я — Пятнадцатый! — прозвенело на поляне. — Категория «супер», четвёртый уровень. Был похищен весной при транспортировке из РИС. Вы меня знаете. У меня к вам предложение. Он остановился под нацеленными на него стволами и повернул голову, чтобы видно было татуировку на шее. Очкарик ахнул: — Туды меня в ухо! — Это он, — шепнул Шейл. — С объявления. Некоторые коммуны опустили стволы, другие продолжали целиться в Рисса — наверно, оружием со снотворным. — Спокойно. Брось пистолет. — Эскулап протянул к нему пустые руки. — Тебе не причинят вреда. — Зачем, Рисс? — выдохнул я в отчаянии. Неужели ради меня?.. Я того не стою… Ноги внезапно подкосились, я снова рухнул на колени. В тело впилась лютая боль, перехватило дыхание. Опустив голову, я обнаружил два красных ручья, что начинались чуть выше колен. Это же… Рисс прострелил мне ноги! Какого хрена?! — Я брошу пистолет, — уверенно сказал малыш, — когда вы согласитесь на сделку. Если не согласитесь… — ПЛ в руке Рисса описал дугу, уткнувшись в его собственный висок. — Я выстрелю сюда. Вы потеряете мно-о-о-ого денег. Попытаетесь меня усыпить — всё равно потеряете много денег. Успею выстрелить, прежде чем усну. Что он творил, что творил, господи! Я дышать не мог. Это было слишком: два куска свинца во мне и осознание, что омегу своего сберечь не сумел… — Успокойся. — Эскулап сделал шаг к нему. — Не нужно делать глупостей. Вдруг палец дёрнется случайно, и всё… Ты же не хочешь умирать, да? Что ещё за сделка? — Я хочу, чтобы вы отпустили Тара Леннарта, — выпалил Рисс. Коммуны загалдели, зафыркали насмешливо: вот это заява! Эскулап покачал головой. — Чтобы он снова убивал? Это невозможно. — Он стоит двести тысяч! — подгавкнул кто-то. — У него руки в крови по плечи! Рисс невозмутимо пёр своё: — Попробуйте поймать его в другой раз. Он стоит всего двести тысяч. Если вы его отпустите, то, во-первых, получите меня. За меня дадут больше, чем двести тысяч. Во-вторых, мне известно, где находятся омеги, которые сбежали пять дней назад из РИС. Из них двадцать четыре «супера», за каждого из которых тоже дадут больше, чем за Тара Леннарта. И альфы из гетерогаметного сектора. И ещё семнадцать омег и несколько альф из повстанцев. И девяносто семь их детей. Вы получите всех, если сейчас дадите Тару Леннарту уйти. Я ушам не верил! Легко и просто Рисс предал нас. Кериса, Халлара, моих сыновей. Меня самого… Эх, дурачок. Эскулап не просчитался. Когда дело касается пары, мы становимся жалкими и слабыми. Тем более, когда пара истинная. — Что-то разводом попахивает, — недоверчиво скривился очкарик. Шейл кивнул: — Больно говорлив для асоциального. — Вот-вот, — отозвались из толпы. — Больно социален. Презрительно глянув на ловцов, Рисс медленно повернулся к ним спиной, демонстрируя испещрённую татухами спину. ПЛ также целил в его висок. — Он. Никаких сомнений, — определил Эскулап. — Четвёртый уровень это… специальная разработка. Ускоренная обучаемость — одна из основных характеристик. Успел за три месяца социализироваться. И даже истинного узнал, — он снова похлопал по башке ручного Тара. — Недооценил я тебя, альфа. Ты у нас, значит, тоже какой-то талант? Тар не протестовал, он косил подбитым глазом на минивэн, в глубине которого удерживали Льена. — Да как можно омеге верить?! — сказал кто-то. — Врёт он всё! Развернувшийся обратно Рисс глазом не моргнул. — Если я вру про остальных, у вас всё равно останусь я, — заявил в ответ. — За меня награда намного больше, чем за него. Вы же ради денег здесь? Отпустите Тара Леннарта. А потом я поеду с вами по своей воле. И вы убедитесь, что я не вру. В голове гудело: жизнь обильно хлестала из меня, пропитывая землю под коленями. Рисс мышцы прострелил, вслепую — пули застряли в теле. Хотел бы насмерть — целил бы в артерию. «Супер» не мог ошибиться; Халлар учил его. Зачем тогда? Скрипя зубами, я зажал раны пальцами, не отрывая от Рисса взгляд. Кхарнэ, он говорил с превосходством, будто действительно был хозяином положения. Наивный малыш не знал, что с коммунами невозможно сговориться и поладить. Вон Хит сговаривался — и чем это кончилось? В своей детской попытке спасти Тара Рисс просрал шанс на свободу, который дал ему я. Сейчас ему даже страшно не было — только нервно-горячо. Я чувствовал, насколько горячо. Я уже испытывал такое — перед тем, как проглотить парник, когда висел на цепях в подвале пластмассовой фабрики. Рисс готовился нажать спуск. — Не надо… — проскрипел я, задыхаясь от боли. Вселенная сжалась, и остались только мы: Рисс, неотрывно глядящий на поверженного Тара, и я, глядящий на Рисса. — Детка… милый… Ненавидь, топчи, предавай. Только живи. Остальное можно исправить. Всё-всё исправить! Даже если Рисс сдаст убежище, Бернард найдёт способ срочно предупредить Халлара. Они перевезут клан — куда угодно, ловцы не найдут их… Возмущённый голос Эскулапа донёсся будто издалека: — Как можно?! Вы делаете серьёзную ошибку, Шейл! Он профессионал! Больше вам его не поймать! Я выпал из транса. Мне почудилось или… Шейл обращался к Риссу: — Ты должен понимать, Пятнадцатый. Мы не можем допустить, чтобы он снова стрелял в мирных граждан… Шурат, заведи машину. Коммун в бронике влез за руль «Пирогов товарища Волле». Рыкнул мотор. — Это произвол! — заспорил Эскулап с Шейлом. — Вы нарушаете интересы общества! Я что-то не понял ни фига… Шейл подошёл к Эскулапу, требовательно протянул руку. — Коммуна наделила меня полномочиями принимать такие решения. Я действую в их пределах. И как раз собираюсь позаботиться о том, чтобы учесть интересы общества. Мы благодарны вам за помощь, но теперь… будьте добры, товарищ. Возмущённо фыркающий Эскулап развёл руками и, бормоча протесты себе под нос, сунулся в открытую дверь минивэна. С кряхтением вылез и подал Шейлу амбарный замок с тянущейся за ним цепью. Другой конец цепи вёл к наручникам Тара. Не может быть… Шейл демонстративно поднял замок, показывая его Риссу. Господи, неужто правда отпустит? — Не думайте, что я глупый! — сказал малыш, перекрикивая рычание движка. — Я всё слышал. Сначала отключите ваш локализатор. — Илес! — Шейл устало вздохнул. — Вытащи его. Рисс встревожился: — Вытащить? — Он неглубоко, — успокоил Шейл. Один из его шестёрок юркнул в кабину минивэна, там раздался хруст, скрип, грохот. С кислой рожей Илес вытянул на свет здоровенный автомобильный динамик с торчащими обрывками диффузора, бросил на землю. Подобрав увесистую каменюку, несколько раз долбанул по корзине и поднял из травы металлический бублик диаметром с тарелку. Магнит. Ну, конечно. Мы на таких отвёртки вешали в мастерской. Бублик шлёпнулся в траву перед Таром. — Сам допрёшь, альфа, или на пальцах объяснить? — пренебрежительно сказал ему Шейл. Дурик зевал на облака. Тупил, пока Рисс держал дуло у виска — ведь и правда, палец дрогнет — и всё. Я рявкнул: — Возьми! Стоящие кружком коммуны аж отшатнулись. Тар разморозился, неловко рванул на себе окровавленные бинты скованными руками. Неряшливый шов под ними, который за последние дни начал затягиваться, разошёлся снова — видать, пинали намеренно. Подхватив магнит, Тар приложил его к ране. Битая морда скривилась; он зашипел сквозь зубы. Из-под бублика обильно заструилась кровь, пропитала штаны, будто на Тара надели кровавый фартук. Сунув под магнит пальцы, Тар ковырнул там, и что-то влажно чмякнуло. Я бы в жизни не догадался, что так можно. Отброшенный магнит упал под ноги Шейлу. Тот с усилием отколупал от него кругляшок локализатора и поднял с победным видом. — Видишь? — сказал Риссу. — Он чист. — Теперь снимите цепи. — Малыш застыл от напряжения: он слабо верил в успех, как и я. Горячее перед последним нырком в неизвестность — это когда уже ни на что не надеешься. — Я не уйду без Льена, — прохрипел Тар, зажимая раскуроченное пузо. Разве могло быть иначе? — Отпустите его омегу, — скомандовал Рисс. — Он ни на что не годная пустышка, даже рожать больше не будет. Сколько вы за него получили бы? Пять тысяч? — Не много ты требуешь? — Шейл хмыкнул раздражённо. Рисс не смутился. — Я требую только одно: чтобы Тар Леннарт ушёл отсюда живым и свободным. Если для этого нужно отдать ему омегу — отдайте. Шейл цокнул языком: — Специальная разработка… Илес! Отдай омегу. В отличие от Эскулапа, тщедушный Илес Тара и меня опасался. Прокрался мимо, не поворачиваясь к нам спиной. Тар подался вперёд, нетерпеливо вытянул шею. В открытых дверях минивэна показался, щурясь на свет, самый крутояйцый омега в клане. С кляпом во рту, зарёванным лицом и скованными впереди руками. С его ладоней капала кровь; наполовину выдранный ноготь на большом пальце висел на куске мяса. На втором большом пальце ногтя не было. Я охнул. Мрази! С омегой так. С омегой! Какие с ними договоры? Прав Халлар — под корень всех до единого! Тар дёрнулся навстречу, поймал Льена, который вывалился из минивэна, звеня цепями на ногах. И даже сейчас — измученный, дрожащий от боли, Льен оставался собой. Возмущённо оттолкнул Тара, который привёл коммунов в Лахту. Развернувшись на коленях, яростно замычал сквозь кляп: Рисса проклинал. Льен не считал, что их с Таром жизни стоят жизней всего клана. Но так считал Рисс. В лице Льена с опухшими от рыданий глазами и красным носом было столько ненависти… что захотелось загородить от неё Рисса собой. — Теперь снимите цепи, — повторил малыш. Шейл не торопился доставать ключи от наручников. Я же чуял, знал, что не выгорит ни хрена. Рисс — дитё, не ему тягаться с бетами. — Твоё единственное требование — чтобы мы дали ему уйти живым и свободным… — произнёс Шейл, наматывая цепь Тара на руку. — Но мой долг перед коммуной и обществом не позволяет отпустить биншаардского снайпера. Все, кого он расстреляет, будут на моей совести. Пойми это, Пятнадцатый. Поэтому… Так и быть, я сделаю, как ты хочешь. Тар Леннарт уйдёт отсюда живым и свободным. — Уйдёт? — пискнул Рисс неверяще. — Уйдёт. Но больше никогда не станет стрелять в моих сограждан. Зловеще это звучало. Мы у них на привязи, как захотят — так и расправятся. Что можно сделать со снайпером, чтобы он никогда больше не стал стрелять? Хоть бы не глаза… От Рисса повеяло триумфом. Глупенький, он не допёр ещё, что радоваться рано. Зато Льен допёр: перестав гневно мычать на Рисса, он настороженно зыркал на коммунов. Шейл намотал цепь на руку — и ка-а-ак дёрнет. Хотел свалить Тара, но тот только шатнулся от толчка, стоя на коленях. — Лечь! — скомандовал ему Шейл. — Лицом вниз. Давай! Тар растерянно заоглядывался. Придурок, он не понимал, что из-за него Рисс на грани. Что на грани мы все. — Ложись! — гаркнул я. Подтолкнул бы его, но когда вокруг десятки нервных бет с автоматами, лучше не делать резких движений. Продолжая зажимать пузо, Тар завалился в бурьян. Шейл снова дёрнул за цепь. — Руки вперёд! Тар послушно вытянул руки перед головой — раненое пузо по земле тёрлось. С десяток стволов смотрели ему в спину. Оглянувшись на поляне, Шейл отошёл к ближайшим развалинам. Поковырявшись, с натугой вытащил из-под обломков, длинную железную хрень: широкий уголок от какого-то каркаса. Шкребя по земле, подтащил уголок и подсунул под скованные запястья Тара. Я оцепенел: Рисс затопил меня ужасом. — Шурат! — крикнул Шейл. — Ну-ка, давай! Коммун в бронике, что сидел за рулём «Пирогов товарища Волле», дал по газам. Высунулся в окно, чтобы видеть, куда едет. «Пироги», переваливаясь на кочках, сделали медленный круг по поляне. Только бы Рисс выдержал, кхарнэ, только бы не сделал ещё хуже! Не выдержал Льен. Подскочил на скованных ногах защитить Тара — тупо, яростно, на стволы. Кто-то засадил ему прикладом в висок; обмякшее тело рухнуло в папоротники. Я не мог смотреть, я пялился на Рисса. Только слышал, как переднее колесо «Пирогов», сминая бурьян, наехало на вытянутые руки Тара, как отчётливо хрустнуло. Скрипнув передачей, «Пироги» катнулись назад, перемалывая, перетирая в месиво сломанные кости. Рисс не шевельнулся, не изменился в лице, только часто-часто поднималась голая грудь. Спокойный и почти равнодушный, он бесконечно долго стоял и смотрел, как Тар катается по траве, завывая в небо. Лучший снайпер Федерации, который никогда больше не сможет взять оружие. Я прирос к земле столбом. От потери крови начало звенеть в ушах; чёрные броники расплывались перед глазами. Качнись не туда — они и меня расплющат. Чего им со мной церемониться? Стандартный деревенщина, ценности ноль. Им, может, даже забавно будет наблюдать, как я стану так же биться в трясучке и грызть землю. Стоят вон — хоть бы один поморщился. Сунув в затылок одуревшему от боли Тару аж три дула, бздливые коммуны сняли с него железо. — Льен! — Дурик на локтях подполз к лежащему без чувств телу. Я осмелился взглянуть — ни рваных ран, ни торчащих обломков костей. Размозжённые ладони Тара, уделанные кровью, выглядели целыми, только наливались неестественной синевой и висели безвольно. — Свободен, — сказал Тару Шейл. — Мотай с глаз моих… Ох, и везучий ты. Я захлопал глазами — неужели всё-таки… Тар рывком подсунул руки под омежье тело, снова отчаянно взвыл. Я поёжился: так недолго и отрубиться от травматического шока. С трудом подняв Льена, Тар перекинул его через плечо и поднялся. Его штормило; штаны уже до колен пропитались кровью. Он не оглянулся, так и не сказал ни слова Риссу. Шатаясь, по-таровски молча заковылял к чаще сквозь коридор из стволов: беты ссыкливо расступались с дороги. Вот сейчас и должна была последовать очередь в спину. Не может же быть, чтобы и правда… Покачивая зелёными серёжками, ясень скрыл из виду красную башку в свежих ссадинах и омежьи руки, что свисали с плеча Тара и болтались в такт шагам. Правда… — Всем стоять на месте! — вскинулся Рисс. — Я каждого вижу. — Споко-о-ойно, — протянул Шейл. — Мы уговор выполнили. Теперь будь хорошим омегой, опусти пист… Рисс вспыхнул: — Повторяю: не надо считать меня глупым! Я не говорил, что опущу оружие немедленно. Брошу пистолет — и вы тут же пойдёте за Таром по следу! Нет уж! Сейчас вы все сядете по машинам. Сначала в эту. — Он кивнул на «Пироги». — Эта поедет первой, чтобы я её видел. Остальные сядут вместе со мной в другую машину. Спустимся с холма и двинем на запад. Нигде не останавливаться, никому не выходить. И только когда въедем в Сигат, я отдам вам пистолет. Малыш уводил их подальше от Тара, в другую сторону. Хотел выиграть для него время — целых двадцать минут. Шейл подумал и снисходительно ухмыльнулся. — Резонно… Хитрющая ты зверушка! Не будь ты омегой, я б тебя в отряд взял. Беты опять зафыркали свысока. Глумились над тем, кто на голову выше них — что по разуму, что по духу. Шейл перешёл на деловой тон, прервав зубоскальство: — Только всё-таки поставь на предохранитель, мало ли… Корт! Илес! — он кликнул своих шестёрок, ткнул на меня пальцем. — Грузите его. — Нет! — Возглас Рисса остановил шестёрок, что дёрнулись исполнять приказ. — Этот альфа обманом связал меня меткой. Я должен избавиться от этой связи. Поэтому вы не заберёте его в РИС. Он умрёт здесь. Как мощным пинком под дых. В самом жутком кошмаре не приснилось бы, что сотни раз зацелованные губы могут говорить такое обо мне. Но презрительное выражение на лице Рисса никак не вязалось с тем, что он ощущал на самом деле: благодарность за прошлое и сожаление, что так вышло. Я чувствовал подобное, когда Керис умолял меня не ехать в проклятый Саард. И теперь я понял, почему Рисс прострелил мне ноги. Малыш меня не предал. Он вытащил Тара и теперь пытался вытащить меня. Нелюбимого, ненужного — всё равно пытался. Мой умный бесстрашный омежка; я достоин разве что подошвы его вылизывать… — Вот теперь ты меня дуришь, — сказал Шейл Риссу и направил автомат мне в голову. — Если хочешь, чтобы он сдох, давай его прямо сейчас и пристрелим. От Рисса донёсся не страх. Раздражение. — Я же говорю: этот альфа связал меня меткой, — ответил малыш. — Когда он умрёт, это будет… очень острое для меня переживание. А в ближайшие полчаса я должен себя контролировать. У него два тяжёлых огнестрела; без медицинской помощи он умрёт здесь меньше, чем через час. Вы… по мне поймёте, когда это произойдёт. Шейл переглянулся с Эскулапом. Старпёр пожал плечами, вытирая платком лоб, пробормотал: — Гибель партнёра… эм-м-м… даже при отсутствии взаимной симпатии — очень травмирующее событие. Спектр эмоциональных реакций от чрезмерно бурной до полной апатии. Зависит от особенностей психики. И если… Очкарик перебил нетерпеливо: — Возьмём лося с собой! Пускай сдохнет в дороге. — Не возьмём! — отрезал Рисс. Голос дрогнул, словно он готов был заплакать. — Я не могу быть уверен, что когда брошу пистолет, вы не откачаете его, чтобы потом продать в Институт. И я снова должен буду переживать всё, что переживает он. Вы не представляете, что это такое: когда ему постоянно плохо, и он душит меня этим! С утра до ночи — плохо, плохо! Я мог отдохнуть от этого «плохо», только когда он вставлял в меня член! И это на свободе. А как он будет киснуть в Институте? Нет уж, хватит с меня! Вам же ценен мой душевный комфорт? Регулярный цикл, хороший сон и аппетит. Если так, то я должен от него избавиться! Переболеть и забыть! Рисс ныл, умолял. Что ни слово — гвоздь мне в душу. Я знал точно: сейчас он почти не актёрствовал. В том, что он говорил, было слишком много жуткой правды. — Развод это! — завозмущались «броники». — Пятьдесят на пятьдесят, — покачал головой Шейл. — Если и развод, то красивый, согласитесь. Никогда не думал, что скажу подобное, но этот омега демонстрирует поведение, достойное уважения… Бросьте альфу. Пусть живёт. Пока. Голова кружилась уже так, что всё плыло перед глазами; заложило уши. Окружавшие меня чёрные силуэты всосались в открытую дверь «Пирогов». Двигатель, чихнув, затарахтел. Я собрал все силы: только бы не отрубиться. Не отрубаться! Не сейчас! Увезут же Рисса — нужно что-то сделать! Но уже не смог бы даже встать. Из открытой двери минивэна вылетел мне под ноги амбарный замок. Меня спустили с цепи, забыв снять наручники. — Рисс… — Пересохшие губы не слушались, затерялся голос. Лес закружился каруселью, ускоряясь. — Рисс… Меня обдало его ароматом, когда он прошёл мимо. Я видел, как смуглая тень скользнула в распахнутое чрево минивэна, слышал, как грохнула, захлопываясь, дверь. Он не мог попрощаться, он играл роль. Или не захотел… Гул в ушах нарастал, давил на мозги. Две громадины на колёсах, обдавая меня выхлопными газами, протряслись в сторону подвала, где прятались два десятка омег, и, переваливаясь на неровной дороге, захрустели бурьяном, спускаясь с холма к трассе. Небо над Лахтой начало чернеть в глазах. Меня затрясли чьи-то руки, рядом заверещал Арон: — Дарайн! Дарайн! Не умирай, мы щас, щас! С меня сорвали завязанную на поясе рубаху, треснула ткань. Оторванные рукава перетянули бессильные ноги. Я стал одной сплошной болью. Кругом суетились: — Туз, хватай там! — Сюда, скорей! — Несите! — Клади здесь! Кто-то квохтал и бормотал рядом, я лежал без сил. Проигрывал битву с собой: чернота почти поглотила меня. Но сквозь гул в ушах услышал звук, который заставил вынырнуть, вырваться из тьмы. Резкий металлический щелчок. Кто-то дослал патрон в «танатос». Из последних сил я заставил себя видеть. Меня успели перетащить на поляну, откуда открывался вид на трассу. В нескольких метрах от меня, на краю, где начинался спуск с холма, маячила драная спина Бернарда. Стоя на колене, он целился вниз через просветы между листьями. Бандура любимой таровской игрушки на его плече означала только одно. Чума рехнулся! — Нет! — Я в ужасе дёрнулся вперёд, ватное тело не слушалось. — Бернард! Нужно предупредить Халлара! — Дарайн, лежи! Чьи-то руки прижимали меня к траве, я не видел, чьи. Бернарду нельзя было нажимать спуск! Пусть клан снова потеряет дом, пусть на нас будут охотиться ловцы, пусть весь мир перевернётся. Но мой омега должен жить! — Бернард! — я взвыл от бессилия: чужие руки не давали подняться. — Перевезём клан в другое убежище! Мы успеем! — Нам некуда перевозить их, брат, — послышался голос Гая. Он был согласен с приговором Риссу! Они все были согласны, все рехнулись! Я не унимался: — Рисс будет тянуть время, блефовать! Он их обует, вы же слышали, как он чесать может! И как же то, что жизнь омеги бесценна? — У меня там трое сыновей, — отозвался Туз. — Двое из них тоже омеги. Чума отворачивался от прицела, колебался. Замер палец на крючке. Далеко внизу белое пятно минивэна ползло в закат по серой ленте шоссе. — Кхарнэ! — Бернард резко скинул «танатос» с плеча, виновато оглянулся на нас. — Не могу я… омегу… Туз пожал плечами, отворачивая морду; Гай опустил глаза, мол, на меня не рассчитывайте. Да кто из альф такое смог бы? Никто. Альфа не способен убить омегу. Я растёкся от облегчения: если даже Бернард не в силах перебороть закон природы… Да, мы влипли, но это не конец. С Риссом не случилось ничего непоправимого. Я встану на ноги и вытащу его, верну себе! Руки, что прижимали меня к земле, отпустили мои плечи. Кто-то прошёл мимо к Бернарду, хрустя папоротником. Перед глазами плыло, я с трудом мог сфокусировать взгляд. Услышал спокойное: — Дай мне. Паника подстегнула — я поднялся, опираясь на локти. На краю, где начинался спуск с холма, Арон встал на колено и положил на плечо «танатос». Арон, который срать хотел на природу с её законами. — Не смей! — заорал я. — Ты слово дал не причинять ему вреда! — Я обещал не трогать его. — Арон посмотрел в прицел. — Но только если он не будет угрожать моим близким. Далёкий минивэн белел на трассе уже не пятном — крошечной пуговкой. Я не помнил о долге, не думал о детях. Да какое там — лежал почти в отрубе с пробитыми ногами. Но истинному омеге грозила гибель. И взгляд заволокло алой яростью. Всё глубинное, звериное и мощное, что было во мне, подбросило тело в последнем рывке. Высвободило все резервы, заставило сокращаться обескровленные мышцы. Бешеный порыв протащил меня по траве. Бросок вперёд — выдранный из рук Арона «танатос» полетел с холма. Руки в наручниках нашли его шею — удар затылком о землю, ещё, ещё! Не сметь! Моего! Рисса! — Дарайн! — Хватит! Из горла рвался рёв. Я отбрыкивался от чьих-то рук, что оттащили меня от посмевшего. Рёв взлетел над деревьями; горела и обугливалась душа. Я не смог, я всё просрал, я ничтожество! Сквозь отступившую пелену ярости проступила кровавая лужа под головой Арона; в его стекленеющих глазах отражалось лахтинское небо. Далеко внизу, над трассой на Сигат, на месте белой пуговки минивэна распухал красный, с багровыми вкраплениями, взрыв.