Повстанцы(омегаверс, постапокалипсис)

Тар так резво ломанулся по тоннелю, что Хит Салигер с его короткими ножками едва за ним поспевал. Я шёл последним, не спуская глаз с колтунов на голове недорослика, которые качались в такт шагам. Не внушал он доверия, хоть тресни. Хит и правда отменно мимикрировал под коммунов. Такой причесон можно только в парикмахерской замутить. Альфу в нём и заподозрить сложно, если бы не след запаха, что тянулся за ним — запаха определённо альфьего. — У нас в норе бета… — начал Хит несмело. — Он… — Жив, жив. Отпустим, — успокоил я его. — Твоё слово не будет нарушено. Халлар ведь обещал. Хотя, оставшимся в норе альфам только этой заботы не хватало. Им теперь длинномер надо где-то подыскивать: тот небольшой фургон, что мы припасли возле Залесского шоссе, для вывоза всей оравы омег не подходил. — Льен давно сбежал? — спросил я. — Больше трёх часов назад, — покаялся Хит. — Я все ближайшие тоннели исходил. Там рядом территория крыс. Они могли его утащить. А лезть за ним в крысиные норы без оружия смысла нет. Пришлось дожидаться пересменки на фабрике, чтоб прекратили горячую воду лить. И идти домой. Несмотря на то, что Хит конкретно перед нами провинился, он не лебезил в надежде смягчить кару. Прямой разговор по делу — никаких виляний хвостом. Это шло ему в плюс: значит, как и мы, он прежде всего был озабочен тем, чтобы исправить последствия своего эпичного провала, а не прикрыть собственную сраку на будущее. Правда, обращаться к Тару он по-прежнему избегал. — Вам деда рассказал про крыс? — очнулся Хит. — Рассказал. — Мы с ними не то чтобы друзья… — он замялся. — Хотя я никогда в них не стрелял. Тронь одного — стая найдёт и расправится. Но если омега у них, по-другому его не отбить. — Чем они вооружены? — Обычно ножами. Иногда у меня отжимают огнестрельное. Недели две назад АМУ отжали с полным магазином. Может, расстреляли всё уже, может, нет. Здорово. Противник с неизвестными данными. А Льен, выходит, сбежал почти сразу. Да, он находчивый и ловкий, но ни фига не ориентируется в этом царстве темноты, отходов и вони. Одна надежда на удачу. И на то, что батарейка в светоуказке не сядет. А главное — на то, что эти сраные крысы его не найдут. — Льен мог уже подняться в город, — предположил я. — Мы договорились о месте сбора для отставших от группы. Он будет добираться туда. Хит отмёл мою версию: — Чтоб оттуда выбраться наверх, надо плыть. До десяти вечера все выходы с того участка будут затоплены. Пока на производствах вторая смена не отработает. А плавает ваш Льен хуже топора. Без посторонней помощи не выберется. Что ж, с одной стороны, это хорошо. Круг поисков сузился. — И большой там участок? — Девять квадратных километров, — обрадовал Хит. Ничего себе «сузился»… Добравшись до входа в убежище, который с той стороны маскировался под кусок стены, Тар заколотил по кирпичам. Я поймал его за кулак: не гони волну. Терпение. Хит опасливо приблизился, спешно нажал на нужный кирпич и тут же отступил назад. Будто Тара окружал невидимый круг в пару метров радиусом, находиться в котором для Хита было гибельно. Стена бесшумно отъехала в сторону. Дурик выметнулся из прохода в осыпающийся тоннель и зачастил знакомой дорогой, по которой мы сюда шли. Плети корней хлестали его по башке, на бандану липла паутина. Хит закрыл проход и бросил мне метлу, которой совсем недавно омеги затирали наши следы. Понятно: коммуны, которые станут нас искать, не должны понять, откуда мы вышли. Я недолго волок метлу за собой, затирая отпечатки наших подошв, потом бросил и рванул догонять коротышку. Хит оглядывался на меня то и дело. Может, боялся, что я ему сзади припечатаю? Он чем-то напоминал хитрого мышонка из мультика. Узкая мордочка, взгляд бегающий, будто ищет, чем поживиться. Что-то от «деды» в нём было: черты лица, глаза те же — как небо ясное, не выцветшие ещё. Но если в дряхлом Салигере даже в этом возрасте чувствовались остатки былой силищи, то в случае Хита силищей и не пахло. Дрыщ — он и есть дрыщ. Через минуту молчания Хит всё-таки решился: — Господин Леннарт… Таргейр… Послушайте. Я понимаю, что ваш омега может попасть в беду по моей вине. Я очень сожалею, что так получилось. Даю слово: сделаю всё, что смогу, чтоб ему помочь. Чего бы мне это ни стоило… Только скажите, мне есть смысл надеяться на ваше прощение? — Нет, — отрубил Тар, не сбавляя шага. Хит обречённо опустил плечи. А чего он ожидал? — Не очкуй, — утешил я. — Тар, он… прямолинейный. Он ответил на прямой вопрос. На прощение можешь не надеяться. Но тебя он не тронет. Он обещал твоему деду. — Я обещал простить изнасилование, а не похищение, — возразил Тар. Вот зачем он рот открывал, правдоруб хренов? Сейчас хиляк решит, что живой он до тех пор, пока нам нужен. Зассыт и бросит нас в каком-нибудь бункере, который заливает отходами под потолок. — Изнасилование? — возмутился Хит. — Вы меня за выродка принимаете? Я хмыкнул: — А ты много раз был рядом с течным омегой? — Но он не… — У него очищение должно вот-вот начаться. — Ах, чёрт! Так вот почему… — Хит оглянулся на меня, ослепив своим фонарём на лбу. — Говори! — Я заподозрил неладное. — При тебе началось? Тар подпрыгнул к коротышке, грозно нависнув над ним. Хит поднял руки, испуганно пятясь, затараторил: — Я думал, он воды нахлебался! Мы только вынырнули, он сразу как начал блевать! Я подошёл, помочь хотел, а он меня ножом! И всё! Клянусь, я к нему всего пару раз прикоснулся! Всё-таки завилял он хвостом. Ещё бы: надо здоровьем не дорожить, чтобы лапать чужого омегу. Значит, Льен уже четвёртый час чистится. Потечь с минуты на минуту может. И «некусайка» с него уже выветрилась. Приманку разнесёт по всей территории крыс, а у Льена при себе только нож. Гневно фыркнув, Тар заспешил вперёд чуть ли не бегом. — Как же дерьмово получилось, — сокрушался коротышка. Не знаю, почему, но я поверил в его искренность. Он дал слово из шкуры вылезти, но помочь омеге. Значит, судьба Льена для него важнее целости этой самой шкуры. Как и для любого нормального альфы. Ну, а что бы другой сделал на его месте? Хит просто мечтал стать для кого-то нужным и желанным, придать своей жизни какой-то смысл. И, если подумать, действовал он изворотливо и достаточно смело. Похищая омегу внаглую на глазах у вооружённой группы, он рисковал жопой: если бы дело не выгорело, хана бы ему. Дело выгорело, да только с омегой он промахнулся. Фатально. — Лады, не бзди, — сжалился я над ним. — Ты теперь наш брат. А своих не обижаем… Так чтоб слишком. Тар упал на колено перед люком, ведущим на нижний уровень, поднял тяжёлую крышку и запрыгнул внутрь. Его сапоги загрохотали по железной лестнице; из люка поднялся густой пар. Я подбежал, крикнул вниз: — Постой! Ты там сваришься! — Не сварится. — Хит тоже опустил ноги в люк. — Двадцать минут назад ещё горячее было, но я прошёл. А вот через две минуты, когда спустят новые отходы… — Да понял, понял. — Я полез по выдвижной лестнице вслед за Хитом. В нижнем тоннеле из-за клубов пара дальше метра ничего не было видно. Духота стояла, как в гриардской купальне. Я с опаской ступил в сырую тьму: горячая вода ошпарила ноги, вмиг промочив сапоги и штаны до колен. Ничего, терпимо, хоть и неприятно сразу. — Я нырну первый, открою дверь на ту сторону, — предложил Хит, догоняя Тара. — Ключ там, внизу, спрятан. Замыкаю, чтоб крысы по моим тоннелям не лазали. Здесь моя территория. Тар отступил, пропуская его вперёд. Сквозь облака пара я разглядел длинную выбоину на кирпичной стене: Халлар выдолбил ножом, отмечая место, где Льена утащили под воду. — А… далеко плыть? — спросил я, тут же мысленно хряснув себя по затылку за жалобный тон. В чёрной глубине под ногами притаилась неизвестность. Там свои законы физики, другая гравитация. Это совсем не по мне: проваливаться чёрт-те куда, где нет воздуха, и нельзя контролировать даже себя. Зараза, неужели нельзя как-то без подводных заплывов? Под ногами плеснуло, и Хит исчез с глаз, подняв брызги. — До двери девять метров тридцать сантиметров, — ответил мне Тар. Ох! Это всё равно что километр. Тар — тормоз: если я начну задыхаться, он может не понять, в чём дело. Подумает, я рожи корчу. Я напомнил: — Тебе придётся мне помочь. — Помогу. Подойди, я наступлю на кнопку, — поторопил он. — Сейчас… секундочку… — Я положил ладонь на скользкую ненадёжную стену, не решаясь шагнуть. Льен точно сделал бы такое ради меня, но… Я мало приятного помнил с момента последней встречи с водной стихией — это когда мы всей группой чуть не утопли в Файгате. Ненавижу чувствовать себя беспомощным. Нетерпеливый Тар устроил подлянку: дёрнул меня к себе за руку — совсем, как Хит Льена недавно. Я не успел и воздуха толком набрать, как ноги потеряли опору, и мы провалились в горячую бездну. Ориентация исчезла мгновенно. Ни стен, ни пола — куда плыть? Луч светоуказки на шее не пробивал жидкую муть: руку вытянешь — пальцев не видно. Слух тоже пропал. Паника шибанула по нервам; я задрыгался в плотной обжигающей ловушке. Срочно назад, наверх! А где он, этот верх?! Спасительная рука сунулась из мглы, схватила меня за разгрузку и потянула куда-то. Сориентироваться я так и не смог: волочился следом безвольным мешком, с единственной мыслью, что рот открывать нельзя. Организм требовал дышать, сердце шпарило на пределе, а я не представлял, сколько ещё плыть. Голову ударило обо что-то, меня рванули и протащили по чему-то острому, сдирая кожу на предплечьях. В отчаянном рывке я дёрнулся вперёд — руки не встретили сопротивления воды. Меня сгребли за шиворот и вытянули на шершавое, холодное, мерзкое, но великолепно твёрдое. Я уселся, с блаженством вдыхая спёртый воздух с уже привычным душком канализации. Ф-ф-ух-х. В принципе, всё оказалось не так уж и страшно. На этой стороне тоннель был значительно выше — луч освещал такие же плотно подогнанные кирпичи потолка метрах в пяти над нами. Зато ширина — метра полтора всего. По сторонам на уровне колен из стен торчало немало боковых труб, из них что-то вытекало с шумным журчанием. Но воды здесь стояло едва по лодыжку. Стены — влажные, хотя и без налёта слизи. — В какую сторону Льен ушёл? — требовательно спросил Тар. Зачесался кулак хряснуть ему. На кой ляд утянул меня в пропасть без предупреждения? Но вспомнилось, как я три месяца назад точно так же затащил его в горящий вагон, хотя Тар умолял этого не делать. Тогда тоже было очень нужно. Лады, будем считать, мы квиты. Задрав мокрую футболку, Хит заклеивал рану на боку новым пластырем, извлечённым из непромокаемого пакета. С его колтунов стекали водопады. — Первым лучше идти мне, — сказал он. — И фонарики ваши выключайте, хватит моего. Я поднялся, вытряхивая воду из своего АМ-300. — Почему это? — Голоса издали не слышно, вода глушит. А свет заметно сразу. Если крысы вас увидят, можем застрять надолго. — Чего от них ждать? — поинтересовался я. Опустив подол майки, Хит зашлёпал по тоннелю; мы потянулись за ним, погасив светоуказки. — Ну… во-первых, им станет интересно, что делает в их тоннелях сам Таргейр Леннарт, — ответил он. — А ты заинтересуешь их ещё больше, потому что меченый и пахнешь омегой. Омега — это… — Он вздохнул. — Хоть с меткой, хоть без метки — не столь важно, сам понимаешь. Убивать крыс мне не хотелось. Какие-никакие, но они альфы, а не коммуны, и ничего нам не сделали. Пока что. Конечно, если они схватили Льена, то, скорее всего, стрелять придётся. Но завалить их просто так, потому что дикари помешают нам пройти… — Тут разве можно спрятаться? — Я огляделся: голый тоннель, прямой, как магистраль. — Обычно я здесь хожу наощупь, — поделился Хит. — Чтобы свет не засекли. Каждую кочку тут знаю. А когда вижу их огни, поднимаюсь по стенам и жду, пока мимо пройдут. Вот и все прятки. Иногда прокатывает, иногда палюсь. Я прикинул: подняться к далёкому потолку вполне можно, если руками опираться в одну стену, а ногами — в другую. Тоннель-то тесный. — Так что увидите огни — поднимайтесь, — сказал Хит. — Меня-то они пропустят. И я думаю… лучше бы нам их встретить. — Крыс? — офигел я. — Да. Тогда мы точно будем знать, что Льен не у них. Не придётся к ним в норы вламываться. Потому что если он у них, они не по тоннелям шастать будут, а… — Он не стал говорить вслух. Драться они за омегу будут, если схватят. И его драть. Может, даже на части. — Быстрее! — прорычал Тар Хиту в спину. Тот и так пёр на всех парах, загребая ногами помои. — Сколько их там? — спросил я. — В стае Руста шестнадцать альф. В других — примерно так же. Здесь место козырное, под центром города. На этом участке три стаи живёт. Наверху несколько гастрономов. Коммуны каждый день просрочку по мусорным бакам сыпят. По ночам вода в тоннелях уходит — выползай да бери. Сейчас, летом, просрочки много, это по зиме с едой туго… Мне всё больше нравились саардские условия. Коммуникации у них под боком: вода, электричество. Еды хватает. В этой каныге запросто выживет целый клан наподобие нашего. А ведь сколько существует старинных городов, где полно подземных тоннелей и забытых бункеров! Где-нибудь по-любому жизнь теплится. Не везде же дикари, могут быть и такие, как Салигеры. Может, нам стоит пересмотреть отношение к городам? Перестать бежать от них? Надо сказать Халлару… На развилку мы набрели несколько минут спустя. Прямой тоннель нахально раскорячивался на две совершенно одинаковые половины. Те же высокие своды, те же, слегка выпирающие из стен трубы сочатся вонючей жижей. — Правый ведёт к центральному коллектору, — пояснил Хит. — Там чем дальше, тем глубже. Вода выше пояса стоит. Недолго, правда. Но Льен этого не знает. Если он пошёл сюда, то заметил, что воды прибывает, вернулся и выбрал второй тоннель. Здравое рассуждение, согласился я. Одно «но»: Хит не знал омег. Омежья логика может плутать такими дебрями… Разделиться мы не могли. Тар, может, и не потеряется, но вот я без Хита заблужусь тут враз, самого искать придётся. Что ж, попробуем левый тоннель. У Льена такая же неприязнь к глубокой воде, как и у меня. Я уже зашагал за Хитом налево, как сзади окликнул Тар: — Верни свет! Он сидел на корточках в правом тоннеле, возле ближайшей трубы, из которой хлестало ему под ноги. Хит обернулся в недоумении, поправляя свой шахтёрский фонарик на лбу. Двумя пальцами Тар взял что-то крохотное, лежащее на краешке трубы, который выступал из стены. Поднялся и положил себе на ладонь зелёную пластмассовую бусину. До тошноты знакомую. За последние две недели Льен этими чётками глаза нам намозолил, всё трепал ими без конца. Бусинки ему цокают прикольно. — Это вам о чём-то говорит, — сообразил Хит. Я кивнул радостно: — Льен ушёл сюда. Вторая бусина лежала на следующей трубе. Сомнений не осталось: зная, что мы будем искать его, Льен оставил нам зацепки. Золото, а не омега. Как пёс, напавший на след, Тар зашлёпал во тьму. Хит заторопился за ним. — Первым лучше идти мне… Тар молча сгрёб его за футболку, толкнул вперёд, ещё и пинком в спину подогнал. Возмутиться Хит не осмелился. Дно действительно начало опускаться. Сначала вода обхватила холодными пальцами икры, потом добралась до колен. Трубы по бокам скрылись в глубине, журчание вытекающих помоев заглохло. Слышалось только наше дыхание, шлепки ног и требовательное урчание у меня в животе. От голода начинало подташнивать. Так всегда: если перестать питаться, первые два дня тошниловка, слабость и резь в желудке, зато на третий — сил внезапно прибавляется. — У вас в клане правда… омег в шесть раз больше, чем альф? — заговорил Хит. Кто о чём, вшивый о бане. — Не-а, неправда, — отозвался я. — По последним данным — в восемь раз больше. Он поражённо присвистнул. Ликуй, кореш. Трахать тебе не перетрахать. Ещё пощады запросишь. — И детей много, — добавил я гордо. — У меня шестнадцать, семнадцать скоро будет. Ещё до метки родились. — Семнадцать спиногрызов?! — офигел Хит. — На хрена столько? Я вспыхнул гневом: — Ещё раз так их назовёшь — вмажу. Он тут же спасовал: — Понял. Оценки держать при себе. Ишь, его спросить забыл, сколько мне детей иметь. Пусть свой приплод наклепает и оскорбляет. А про моих никто не смеет говорить плохо. Странные тут понятия. Потомство — гордость альфы. А по Хиту выходило, что много детей — повод для сочувствия. Совсем тут одурели в своей каныге. — И у вас много детей, Таргейр? — Хит по незнанию сунулся с острым вопросом. Я открыл рот переключить тему, но Тар ответил сам: — Один был. Я убил его. Шокированный Хит заспотыкался, получив подтверждение коммунской молве о маньяке. Пришлось объяснять: — Это был бета. Мы… не оставляем их. — Простите, — огорчился Хит. Натянутая пауза плескалась вокруг ног холодными потоками, припахивая коммунской мочой. Залило уже до бёдер, Хит — тот и вовсе яйца в лужу макал. Идти становилось всё труднее, вода тормозила шаги. Я держался за стену: течение было едва заметное, но вдруг усилится и снесёт меня на фиг с ног? — Здесь, в тоннелях… у крыс этих — ни одного омеги, что ли, нет? — спросил я, чтобы развеять гнетущую тишину. — М-м, — отрицательно промычал Хит. Возможно, это был острый вопрос для него. Ещё бы. Оставаться невинным в тридцать-то лет. «Деда» его не вечен, уже в гроб поглядывает. Через несколько лет Хит остался бы вообще один. Пустота, бесцельность и бессмысленность. Зачем жить? Коммунам назло? Заговорил он нескоро. — Один омега был, очень давно. В стае Шатуна. Их нора в северной части, под хеттанским кладбищем. Тогда как раз зима началась, крысы голодали. Шатун сам меня нашёл. Сказал по большому секрету, что у них омега. Другие стаи узнали бы — война б за него началась. Шатун сказал, он своих альф убедил, что дети от такого, как я, в их стае пригодятся. Ну… — Он замялся. — Похожие на бет, — выручил я. — Угу. Вырастут и станут таскать им сверху всё, что нужно. Стая никогда голодать не будет. Показали мне его даже… омегу. Чтоб раздразнить. Дамил его звали. Как сейчас помню — он сидел у них в норе, в покрывало закутанный, одни глаза наружу, чёрненькие. Я даже не понял — красивый или нет. Да какая разница? Коснуться мне не дали, но я почуял его запах. Сладкий… м-м-м… как пион. Говорит, через три недели у меня течка, приходи, повяжешь меня. А голос такой… до мурашек… Шатун сказал, остальная стая взбунтоваться может, если вожак не им, а какому-то дохляку даст омегу повязать. Говорит, чтоб успокоились, за три недели натаскай им три тонны консервов. Сейчас сразу бы понял — разводят. А тогда мне было шестнадцать. Дамил этот из головы не шёл. Я три недели дома не появлялся. Не помню, когда спал, что ел. Запах пиона днём и ночью грезился… Сколько коммунов ради сотни солдо прирезал — счёт потерял. Всю нору Шатуну заставил ящиками. Там больше, чем три тонны, было. — Не срослось? — уже понял я. — Нет, конечно. Пока я туда-сюда бегал, они часть ящиков припрятали. Время подошло, они говорят, двести килограммов не хватает. Дуй отсюда, пока цел, и чтоб на нашей территории не появлялся. А если кому про омегу заикнёшься — долго не проживёшь. — Эх, ты… Лопух доверчивый. Поделом проучили. Похоже, ему тяжко было вспоминать это. Может, в другой обстановке он и не стал бы рассказывать, но сейчас Хит шагал впереди, и мы не могли видеть его лица. — Следующие месяцы как в тумане жил, — жаловался он. — Что ни делаю — одна мысль: пойди и возьми его. Автомат с глушаком найти и расстрелять всю стаю прямо в их норе. Чтоб никто не ушёл. Деда меня уговаривал: не ходи, прикончат, один не справишься. Я думал, справлюсь. Если внезапно ворваться, они опомниться не успеют. В других стаях не узнают, что напал я, на ловцов подумают. Ловцы, если живьём кого поймают, под пыткой всё про стаю выведывают и возвращаются за остальными… А сам всё не шёл и не шёл. Знаете, казалось бы: расстрелять пару десятков альф — всего-то! Я бет в печи жёг по две штуки в неделю. Но на крыс — не мог оружие поднять. Как блок стоял какой-то. Что свои, нельзя. И ещё надеялся тогда, что не последний омега, найду себе другого. Если б знал, что единственный шанс теряю… — Что стало с тем омегой? — спросил я, хотя уже догадывался. — Не сберегли, — ответил Хит с горечью. — По лету Шатун меня снова нашёл. Выручай, говорит, Дамил в горячке лежит после родов. Представляю, в каких они условиях роды принимали, у них мыла нет руки вымыть. Антибиотики я дал, но было поздно… А ребёнка они сожрали, тоже бета родился. Последний живорождённый в Саарде… Выходит, я дал угробить омегу, потому что пожалел каннибалов… В этот раз так не облажаюсь. В этот раз и омега другой. Льен всей стае жару даст. Он не станет с бараньей покорностью позволять кутать себя в покрывала и ублажать немытое быдло. Сдрыснет оттуда при первой же возможности, ещё и всё полезное, что найдёт, прихватит. Если только эту течку переживёт. Вода высотой по пояс стояла недолго. Спустя минут десять мы снова шлёпали по помоям глубиной до колен. Впереди из тьмы показалась очередная развилка. — Умный у вас омега, — подлизнул Хит, вкладывая новую бусину Тару в ладонь. Точно такая же зеленела на соседней трубе. Тар добавил их к остальным, сжал в кулаке, как самое ценное сокровище, и пнул Хита в плечо: шагай. — Тс-с-с, — зашипел тот, и я увидел прыгающий огонёк в тоннеле далеко впереди. Шепнул Хиту: — Крысы? Он торопливо вытащил из карманов ПЛ, запасные обоймы, пару модифицированных гранат, непромокаемые пластыри. Сунул всё мне. — Спрячь, отнимут. Что бы они ни сделали, не обращайте внимания. Они всегда такие. Эх, был бы тут Чума. Он бы как зыркнул на этих крыс, как завернул бы что-нибудь заумное, но волшебно эффективное. Эти подземные бродяжки нас бы по всей своей территории под рученьки провели, как братьев любимых. У Бернарда вопрос — стрелять или не стрелять в них — и близко бы не стоял. Вздохнув, я рассовал по карманам разгрузки добро Хита и опёрся руками в одну стену, а ногами в противоположную. Стены были сырыми, но не скользкими. В детстве в Гриарде и не такие упражнения приходилось проделывать, когда мы пещеру изучали. Тар уже висел под потолком и глупо улыбался: если бродячая компашка тут, значит, Льену удалось от них уйти. — Салигер!!! — По тоннелю прокатилось рычание. Хит обречённо ждал чуть впереди под нами. Из мрака показались шестеро. Все на голову выше коротышки, бороды криво обкромсаны. На дебёлых тушах — выцветшие лохмотья. Я-то думал, это мы забили на свой внешний вид, но эти альфы нас перещеголяли. Тусклый фонарь нёс только первый, у него же на плече красовался шакалий АМУ на ремне. Для нас с Таром перешмалять всех отсюда было бы делом нескольких секунд. Хит жался к стене, пропуская их мимо, будто надеялся, что пронесёт. Поравнявшись с ним, лохмач с АМУ бесцеремонно схватил его за горло. Придавленный к кирпичам Хит заёрзал, признавая за собой какой-то грешок: — Я же сказал, приведу! Нужно время… — Ты привёл семерых! — прорычал лохмач, обшаривая его пустые карманы. — Как мы должны были делить их? Ты нарочно хочешь, чтоб мои альфы перебили друг друга? Под потолок поднялся тяжёлый чужой запах, напоминающий вонь сырой псины. Молодые, сильные. Им бы под солнце, им бы в порядок себя привести да нормальной едой откормиться — и наши омеги за них сами биться начнут. Может, стоит попробовать? Что сделал бы Халлар? — Кхарнэ! — кряхтел Хит, хватаясь за руку, что душила его. — Нет, Руст! Просто… это не так легко. — Ты уже делал это. Сделай то же самое. — Точно! — забасили остальные. — Себе, небось, каждый день водишь. — Я не могу собирать экскурсии по подземельям так часто! — воскликнул Хит. — Меня вычислит полиция! Охочий до коммунских задниц Руст задрал окровавленную футболку Хита. Обнажился приклеенный на животе пластырь. — Мне насрать, Салигер, — рявкнул Руст. — Даю семьдесят два часа. Всё бы ничего: здешние альфы могли иметь какие-то свои разборки, как и мы в клане. Обычное дело. Но лохмач не просто вытрёпывал из Хита то, что ему было нужно. Сорвав пластырь, он принялся ковырять грязным пальцем его свежую рану. Намеренно, с мерзкой радостью глядя, как Хит корчится от боли. Стая гиен, говорил о них дед. Неуправляемые, говорил. Как с такими ладить? Как вести таких в клан, если они готовы уничтожать слабого, который им не враг? Здесь не один десяток этих крыс, и не исключено, что слабыми они посчитают нас. Меня, Халлара, Райдона — ведь нас меньше. Какие у нас шансы поднять их на наш уровень «интеллекта и взаимодействия», как дед выразился? Завтра возникнут перебои с провиантом, и они сожрут моего Астро. И Притта, и Сайдара. — Шестнадцать бет, — Руст требовательно потряс Хита за шею. — Или в следующий раз, когда ты покажешься на нашей территории, мы трахнем тебя. Все по очереди. Освобождённый Хит бессильно опёрся о стену, кривился, зажимая живот. Крысы потянулись за своим вожаком в темень тоннеля. Проходя мимо Хита, каждый посчитал нужным его пнуть. А я просто висел, раскоряченный под потолком, и смотрел, как стекают по кирпичам струйки с моих мокрых сапог. Нет, глупо ждать от этой мразоты помощи. Клану с крысами не справиться. Такие поймут только приставленное ко лбу дуло. — Почему ты не пошлёшь их на хрен? — спросил я, когда шлепки крыс по воде стихли за поворотом, и мы с Таром спрыгнули вниз. — Зачем помогаешь им? Я подал пластырь, Хит заклеил кровоточащую рану. Спиртом бы её промыть, так и до заражения недолго. — Приходится появляться на их территории. — Он зашагал, побито сгибаясь и кряхтя. — Из моих тоннелей нет выходов в город, только за Стену. Я не могу проходить каждый день по десять километров, чтобы попасть на работу, потом ещё десять — обратно. Можно, конечно, комнату снять наверху. Но не хочу деду бросать надолго. Он с каждым годом слабеет. — Выход за Стену — это тот, про который ты говорил Халлару? — Их несколько. Но да — один из них ведёт через мёртвую ветку метро. Мы из норы к люку налево пошли, а к метро — направо. — Ясно… Значит, ты действительно работаешь у коммунов? — восхитился я. — И что ты у них делаешь? — Миксы, — отозвался Хит. — Танцевальную музыку. Днём миксую, ночью выступаю по клубам. Иногда на фестивали езжу. Хорошие деньги платят. За ночь могу загрести четверть месячной зарплаты какого-нибудь токаря. Что за миксы-хрениксы? Я ни фига не понял. — Беты… танцуют?! — Беспонтово. — Хита чуть отпустило, уже не крючился, зажимая рану. — У большинства нет чувства ритма. А потусить по выходным не дураки, особенно молодые. Нажрутся колёс, курнут травы, пойла насосутся. И дёргаются под биты, как эпилептики. Нелепейшее, наверное, зрелище. Танцы я видел только в фильмах про альф и омег. Там показывали парные танцы — чувственные и страстные, которые со стороны смотришь — и в жар кидает. А как спляшет бета без партнёра? Курам насмех. — В клубной среде я известен как диджей Соло, — поделился Хит. — Мой сценический псевдоним. Соло — потому что я ни к какой коммуне не приписан. У бет таких изгоев — один на тысячу. Хотя, какие они изгои? Они понятия не имеют, что значит на самом деле быть «соло», — помрачнел он. Об этом Хит и сам понятия не имел. Бернард Холлен рассказал бы ему, что такое настоящее одиночество. — У нас тоже один с кличкой, — вспомнил я. — Тузом зовём. Халлар его в зачищенном поселении подобрал, малого, он ещё разговаривать не умел. Одет был в ползунки с пёсиками и с надписью «Тузик». Халлар подумал, несолидно альфе называться Тузиком. Поэтому Туз… Слушай, неужели беты тебя не палили ни разу? — Я, как из норы выхожу, всегда начеку, — похвалился Хит. — Но да, пару раз чуть не влип. По дури. В одном клубе развлекуха стояла: молот и наковальня. Датчик силу удара измеряет. Для соревнования — кто сильней всех ударит, тому приз. Я на азарте со всего маху и приложил. Датчик зашкалил, беты офонарели. Хорошо, все уже насинячились, я им тему про состояние аффекта скормил… Вот. А второй раз серьёзнее попал. Тоже по дури. Коммуна ювелиров годовщину победы на теплоходе справляла. Трёхдневный круиз, артисты приглашённые. Заработок шоколадный давали, я и согласился за пультом постоять. А там официант один был… такой лакомый, просто о-о-о-ох… Я все три дня им бредил. Под конец не выдержал. Затащил его в холодильный склад и оприходовал, пока все на верхней палубе отжигали. Там целая комната была с мясными тушами, везде мёрзлая свиная кровь. Отодрал я его — полегчало сразу. Сижу, как дурак, дрожу там, в морозилке, не знаю, что с ним делать. Он живой ещё, лежит, стонет. А дверь в холодильник с кодовым замком оказалась. Когда захлопнулась, мне не до того было. Полночи дверь эту ковырял. Как закончил, теплоход уже к порту подходил. Официант и остыть успел. Я ему котёл чугунный примотал к ногам и в кухонный иллюминатор вытолкал за борт. Пронесло… Весёлая у Хита, оказывается, работа. И теплоходы, и соревнования. Не то что угонять фуры и отсиживаться по неделе в укрытиях, нюхая собственное говно в ведре. В том, чтобы быть коротышкой, есть свои плюсы. Неудивительно, что он теряет берега и позволяет себе чересчур уж рискованные развлечения. — Ты не мог замок железякой какой-нить раскурочить? — удивился я. Хит возразил: — Грубо. Хотел, чтоб никаких следов, будто меня там и не было. Я код подобрал. Всё-таки меня вырастил профессор кибербезопасности… Правда, с числами не очень дружу, если честно. Пароль от нашего входа полгода запомнить не мог. — Почему? — неожиданно спросил Тар. — Он простой. Хит поразился: — А вы откуда знаете? — Твой дед набирал его при нас, — пояснил я. Тар выпалил: — Первые восемь чисел, которые делятся только на единицу и себя, в обратном порядке. Хит аж заикаться начал: — В-вы… откуда… как вы поняли… Тар подпихнул его в спину, чтоб шаг не сбавлял. — Меня вырастил инструктор по стрельбе, — сообщил он не к месту, и стало обидно за Халлара. — А всех остальных — фермер, акушер и музыкант, — я воздал им должное. Хит казался вконец растерянным. — Музыкант? — Лауреат и всё такое… Постой, а как же запах? Постоянно на работе бегаешь «некусайку» обновлять? Хит удивился: — Что ещё за «хусайка»? Тёмное пиво. Немного внутрь и много снаружи. В итоге — коммунский тусовщик, идентичный натуральному. Три-четыре поллитры на всю ночь феромоны перебивают. В диджейских кругах прослыть алкашом не беда. А за пультом мне равных мало, — заявил он хвастливо. Век живи — век учись. Нам бы и в голову не пришло обливаться пивом. — Каждый день травишься? — посочувствовал я. — Не смеши, — он горько фыркнул. — Что я теряю? Лишних несколько лет в этом дерьме? Да, травлюсь. Который год. Пять дней в неделю. Ничего, цел. Папаня мой, вечная ему память, тоже, бывало, годами не просыхал… Его фонарь осветил очередной перекрёсток тоннелей. Зелёная бусина лежала на трубе справа. Мне показалось, что Льен ходит кругами, и мы здесь уже были, но Хит и Тар уверенно направились по правому тоннелю. Тар прижимал к груди горсть бусин в кулаке: каждая находка усиливала его нетерпение. — Ты и родителей помнишь? — спросил я Хита не без зависти. — Родители… — Он снова фыркнул. — Одно название. Папаню-альфу помню. Деда потерял мужа, когда папане два года было. Деда сам его растил, больше не вступал в брак. В той аварии… в общем, ему парализовало не только ноги. В мужья он уже не годился. Он депрессовал сильно и воспитанием не заморачивался. Папаня мой оторвышем вырос — ни учиться, ни работать не хотел. Всё бухло да гульки. Кое-как деда пристроил его к себе на факультет. Ну, а папаня спутался с омегой, с таким же гулякой, и эти двое заделали меня под «гилчем». Знаете, что такое «гилч»? — Слыхал, — ответил я. От Кериса недавно. Если я верно понял, Халлар накормил этой синтетикой своего Мио, чтобы тот потёк вне цикла. Н-да, не повезло старому Салигеру. Я поначалу считал, что «деда» ближе к старости в инвалидное кресло пересел. А выходит, он в нём с молодости катается! Где-то с моего возраста. Вот так взять и в один день потерять и любимого, и здоровье, ещё и импотентом сделаться… Не то что депрессовать — жить не захочешь. — Может, я поэтому таким уродился? — погрустнел Хит. — Папа-омега мой… так называемый… и со мной в брюхе «гилч» глотал. Глотал, тёк и с альфами кувыркался. Очнулся, что беременный, когда аборт уже поздно было делать. Хотел сам меня вытравить. Колёса горстями, нагрузки. А я живучий оказался. Он меня высрал и в роддоме бросил. Деда только через три года его встретил и узнал, что у него внук есть, которого таблетки не взяли. С тех пор мы с дедой вместе. Папаня мой с годами одумался, конечно. Омегу нашёл, детей наклепал. Только ублюдок — ошибка молодости — его семье на фиг не сдался. Мне и с дедой хорошо было. А того упыря, что меня высрал, я не видел никогда. От откровений Хита у меня волосы на черепе зашевелились. Неужели омега действительно способен покуситься на самое святое?! Они же, если ребёнка потеряют, от горя умом тронуться могут; Льен вон такого начудил… А этот сам, своими руками, сына травил? Вот кто действительно выродок. И ведь ничего ему за это не было по тем равнодушным довоенным законам. Даже отец Хита за ещё не рождённого сына не вступился! Таких и не жалко, что сгинули. Я ещё удивлялся, что Хит спокойно пережидал зачистку в бункере, не пытаясь никому помочь. Да он в жизни ни от кого добра не видел, кроме как от деда. Отец-омега сгубить хотел, в школе гнобили, «папаня» кинул. Всем на него было насрать. Вот и Хиту насрать на всех. Одинаковые тоннели казались бесконечными. После –надцатого поворота стало чудиться, что мы бродим по канализации уже не одни сутки. От голода перед глазами скакали мошки — фиг отгонишь. Донимала и жажда: язык лип к нёбу, губы пересохли и зудели. От постоянного пребывания в холодной воде пальцы ног начало стягивать болезненной судорогой. Зелёные бусины уже не умещались у Тара в ладони. Он благоговейно складывал их в карман разгрузки. По моим прикидкам, через несколько поворотов чётки Льена должны были снова собраться в том кармане целиком. И тогда мы попрём вообще наугад. — Странно это… — заметил Хит, когда мы миновали новую развилку. — Шестой раз подряд он угадывает поворот. Либо он очень везучий, либо… — Ты о чём это? — насторожился я. Хит оглянулся, ослепив нас фонарём. — Этот путь ведёт к выходу наверх. К одному из них. Он как будто знает, куда идти. — Шестой раз, говоришь? — Мне стало не по себе. Такое и правда невозможно. Шесть раз подряд выбрать нужную дорогу из двух-трёх вариантов? Если бы Льена тащили тут насильно, бусины не лежали бы аккуратно на краешках труб. Очевидно, что шёл он сам. — Может, кто-то помогает ему выбраться? — предположил я. Хит пожал плечами. — Кто? Крысы? Или коммунские ловцы? Больше здесь никого быть не может. Я и про голод забыл. Какая-то нездоровая хрень здесь творилась. Добравшись до очередного поворота, Хит остановился, освещая фонарём выступающую из стены трубу. На её краешке поблёскивала зелёная бусина. — Что? — напрягся я. — Он снова угадал? — Дальше тупик, — сказал взволнованный Хит. — Там, в конце, если проплыть под стеной, можно вынырнуть на территории пластмассовой фабрики. Сейчас она закрыта на реконструкцию. Из неё можно выйти в город. Оттолкнув его, Тар рванул по тоннелю, я — за ним. Тревога хлестанула по нервам. Льен не мог знать, что здесь выход. Но что, если он каким-то образом узнал? Подслушал крыс или ещё как-то. И решил выбраться. Сам, не умея плавать… Тоннель резко сужался. Опускался потолок, прибывало воды. Снова залило до пояса. Через пару сотен шагов идущий передо мной Тар споткнулся, рухнул в воду ничком и скрылся в глубине с головой. — Чёрт! — Я еле притормозить успел. Держась за стену, нашарил ногой впереди — подошва не встретила дна. Опять яма! Обогнав меня, Хит без предупреждения нырнул следом за Таром, бросив меня в кромешной тьме и в воде по пояс. Нашарив светоуказку на шее, я выкрутил её на всю мощь. Луч освещал мутный кисель с плавающим поверху мелким мусором: окурки, шелуха, фантики — какой только шняги сюда не нанесло. Метров десять вперёд — и луч утыкался в кирпичную стену. Тупик. Льен где-то там, внизу. Боже! Я ждал, не решаясь ступить в неизвестность. Чем дольше пропадали Тар и Хит, тем ярче представлялось то, что могло произойти. Не так и важно, везение это или Льен от кого-то узнал, где выход. Важно то, что несколько часов он шёл по ровному полу, спрятанному под водой, и вдруг этот ровный пол предательски ушёл из-под ног. И теперь… если Тар вытащит из воды бесчувственное тело с синими губами, кто из нас сможет, как Бернард, оживить утопленника? Мои часы утверждали, что прошло десять минут, как я топчусь тут один. Казалось — раза в три дольше. Меня мелко трясло от холода и тревоги. Мы не успели сказать Хиту, что я не умею плавать. А Тар… не мог же он забыть обо мне? Он с приветом, но не до такой же степени. Нет, с ними точно что-то случилось. Там, с той стороны, на территории пластмассовой фабрики. Семнадцать бесконечных минут. Даже если Льен… такое нельзя исключать — даже если Льен мёртв, и Тар… что с ним будет, силы небесные! — то в этом случае Хит уже обнаружил бы, что меня нет, и вернулся бы сюда. А раз он не вернулся, возможно, они в беде. Члены моей группы в беде, а я стою тут, грызу кулак и мну яйца. С другой стороны, чем я помогу им, если захлебнусь в этой затхлой жиже? Можно было вернуться, постараться найти крыс и приболтать их вывести меня к «Дубовой роще» в обмен на какие-нибудь ништяки. Можно было подождать: Хит говорил, что выходы из этого участка затоплены до десяти, а шёл девятый час вечера. Может, вода отсюда уйдёт, и я переберусь к фабрике пешком, и отыщу там Тара и Хита? Но вода может и не уйти. А может и наоборот по макушку залить. Оба варианта нисколько не увеличивали мои шансы выжить в проклятом Саарде. Не повезти могло при любом раскладе, просто сдох бы я чуть позже. Так что если уж сдыхать, то как координатор. Неужели я не смогу сделать то, что делает какой-то дрыщ с модными колтунами на голове? Я несколько раз глубоко выдохнул и вдохнул, как делал Чума перед нырянием. И снова. И опять. Пока в голове не зашумело от избытка кислорода, и я не признался себе, что просто тяну время. Шаг в чёрную бездну — вода сжала меня ледяной хваткой. Держаться за стену! Едва меня относило в сторону, я испуганно протягивал руку: стена была здесь, прочная и надёжная. Стена — слева, дно — внизу. Всё на своих местах, только мне тут не место. Во время прыжка в воду я больно саданулся обо что-то спиной. Теперь луч высветил сзади перекладины вертикальной лестницы. Можно было не прыгать, а спокойно слезть. Я хотел просто идти по дну, но непослушное тело теряло опору. Меня несло, вертело, и все силы уходили даже не на борьбу со страхом, а на попытки не потерять из виду спасительную стену. Стена — слева, дно — внизу: как молитва. Тусклый свет выделил очертания ступеней подо мной. Три ступени, а дальше — снова ровный пол, что терялся во мраке. Вода была плотной, казалось, стою на месте. Но левая ладонь касалась других кирпичей, с другими выемками, а значит, я двигался. Барахтался один в мутной мгле, трепыхалось буйно сердце, горели без воздуха лёгкие. Бесконечная борьба с водой — не на равных. Прошло полвечности, и я с ужасом осознал, что ошибся. Переоценил свои возможности. Отсюда никто меня не вытащит, никто не поможет. Сил вернуться назад уже не хватит. Выход даже не маячил впереди, недостижимый, как взаимность Рисса. Кхарнэ, неужели мне был дан истинный омега, этот великий дар, чтобы я через три месяца сдох в жидких помоях? Вода просила — требовала вдохнуть её. Она коварно отпустила меня, позволила погрузиться на самое дно. Ноги задели новые ступени, задёргались, я панически рванул вперёд. Рука коснулась твёрдого, луч осветил железный прут, выше ещё один. Лестница! Одним отчаянным движением я вытолкнул себя наверх, цепляясь за прутья. В уши ворвался гул, пустые лёгкие не выдержали, и я, не в силах больше терпеть, вдохнул… …тёплый воздух, наполненный бензиновыми парами и летней пылью большого города. Гул в ушах затих, накатил снова. Что-то знакомое… Да это же большегрузы! Где-то рядом проходила оживлённая трасса. Я выбрался из чёртовой каныги наверх! Светоуказка, выкрученная на максимум, далеко разгоняла темень. Виднелись высокие своды огромного ангара с фермами, что держали крышу. Впереди блестели гигантские вертикальные цистерны с подсоединёнными трубами, какие-то станки угадывались под брезентовыми чехлами, между ними — мостки из арматуры. Пластмассовая фабрика на реконструкции? Похоже. — Шейл, тут ещё один! — внезапно крикнул незнакомый голос совсем рядом. Что-то свистнуло, ужалило в шею. Я вздрогнул от неожиданности, цапнул рукой и вытащил из шеи толстую иглу. — Вот же… В теле будто резко вырубили внутренний генератор. Пальцы ослабели, уронив иглу, в глазах помутнело. И я обмяк, бессильно проваливаясь в мокрую черноту.

***

где-то когда-то Очень болели запястья. Будто кто-то пытался вырвать мне кисти рук. Именно боль привела в чувство. Я разлепил глаза; по ним резанул яркий свет. Низкое длинное помещение: столы, металлические шкафы, цементный пол, беленные известью стены. Пыль, грязь, запустение. Я висел, подвешенный за руки, на цепях, что крепились к потолку. Полностью обнажённый. Попытка встать на ноги удалась, запястьям сразу стало легче. Внизу забренчало металлом. Каждая нога оказалась закована в браслет, от которого тянулась цепь. Встать было можно, но цепи не давали сдвинуть ноги вместе. Я попытался пошевелить пальцами рук. Передавленные кисти затекли, не слушались. И только теперь меня обжёг страх. Сколько я так провисел? Вдруг рукам уже кирдык? — Ну, где этот эскулап? — раздражённо послышалось сзади. Я выкрутил шею. За моей спиной на одном из столов, скучающе качая ногами, сидел молодой чернокожий бета, лет восемнадцати, не больше. Действительно, чёрный, как смола, я таких только в телевизоре видел, темнее Рисса. В каких краях его купили? Второй, постарше, по виду — мой ровесник, в очках с тонкой оправой, подпирал стену, сложив руки на груди. На столе рядом с ними лежали два ПЛ и незнакомая винтовка. Наверно, та, с сонными иглами. На меня оба беты обращали внимания не больше, чем на мебель. — Он на симпозиум собирался, в полночь рейс, — ответил чернокожему очкатый. — Я его не предупреждал, что сюда второй раз ехать придётся. Чёрный зевнул, широко растянув пасть. — Давай до полдесятого ждём и вызываем наряд. Мне на работу завтра. — Не егози! Если б не он, мы бы аристократа в РИС продали, — осадил его очкатый. Похоже, решения принимал он. — И потеряли бы пять кусков. Они что — коммуне лишние? А кто-то из этих может быть ещё ценнее. Скажи спасибо, что он согласился на нас время потратить. С ним поуважительнее: в Саарде нет спеца по сексозависимым лучше, чем он. А пока сиди помалкивай. Если не тянешь, больше не ходи с нами в рейд. Значит, здесь действовал целый отряд коммунов. А эти двое ждали третьего по имени Эскулап. Пленили меня не больше часа назад. Я повертел башкой, разглядывая помещение. Голый Тар висел на таких же цепях справа, метрах в пяти от меня. С него тоже сняли всё — от трусов до часов, размотали даже бинт на ладони. Яркий люминесцент отражался бликами на бритой голове. Волосатая грудь часто вздымалась; Тар нервно таращился по сторонам. Было от чего выйти из равновесия. Ещё дальше, за Таром, распяли на цепях такого же голого Хита. Снова содранный с живота пластырь валялся у его ног, кровь из раны стекала тонкой струйкой по бедру. Хит поймал мой взгляд, прошептал одними губами: «Ловцы» и с досадой опустил голову. Ловцы. Вот и конец нам. Я потянул цепи: они крепились к скобам в потолке с помощью толстых альпинистских карабинов. Нет, тут и втроём не справиться. Ловцы крыс, которые специально спускаются за ними в каныгу, знают физический предел альфы. Иначе уже были бы сожраны там, на крысиной территории. На столе напротив Тара угрожающими рядками блестели инструменты. Я заметил какие-то клещи, тонкую пилу, скальпель, газовый паяльник… Даже грубый топор в сторонке. Они что — кости им крушат? Халлар с детства уши прожужжал про коммунские пытки, если нас словят. Я всегда быстро хотел, как Раван — от пулемётной очереди. Или как Сокол — из гранатомёта на клочки. Вот тебе и быстро. Неподалёку ржавела жестяная раковина, под ней — длинный смотанный шланг. На полу виднелись сливные решётки в пятнах… крови? Сколько крыс здесь побывало до нас? Сколько из них выдало местонахождение своих нор? На соседнем столе я узнал свои вещи: АМ-300, разгрузку, мокрые штаны, гранаты… Рядом, неопрятной кучей — вещи Тара. Отдельно — окровавленные шмотки Хита. На видном месте лежали остатки чёток на разорванной леске — четыре яркие зелёные бусины. Когда Хит говорил о сказочном везении Льена и шестом угаданном повороте, я позорно проморгал опасность. Когда они бросились с Таром в воду в надежде, что утонувшего Льена ещё можно спасти, я снова прошляпил. Льена уже не спасти, он тоже у ловцов. Нам помахали приманкой перед носом, мы и ринулись, сломя голову, по фальшивому следу из бусин. Три идиота, озабоченных поисками омеги и не способных думать о чём-то ещё. Однозадачные, как говорят беты. Как же обидно, господи.