Повстанцы(омегаверс, постапокалипсис)

Подслушивать я не собирался. Само вышло: сырая лестница в бокс Халлара как специально не скрипнула ни разу, пока я поднимался, а дверь наверху оказалась открыта. Вот я и застыл перед брезентовой шторой, услышав, что беседа обо мне. — …при чём тут ты, Рисс? — уговаривал Халлар. — Дарайн решил за тебя. Он сам не знал толком, что из этого получится, у нас нет меченых. А пометил, чтоб за тобой другие альфы не ухлёстывали. Вот тебе главная причина. В этом весь Дарайн: он, если чует опасность, из кожи вон вылезет, лишь бы себе соломки настелить. Только способы не всегда достойные выбирает. — Соломки? — не понял Рисс. — Перестраховывается. Риск он не любит. Мои уши запылали, ногти больно впились в кулаки. Так вот какие мы совещания тут проводим? Обсирать меня за глаза перед моим омегой, значит, достойно? Злость злостью, но больше всего накалило то, что за все годы Халлар изучил меня слишком хорошо. И видел насквозь. — Брось ты, Халлар! — это Льен за меня заступился. Не Рисс. — Допустим, с меткой он дурканул. Но кто скажет, что Дарайн ссыкло, тому я плюну в рот! Тебе напомнить, кто нас из Ласау выта… — Могу тебе напомнить, кем он от опровца закрывался, — Халлар перебил мягко, разве что зайкой не назвал. — Помолчи, Льен. Думаю, Рисс уже успел почувствовать, что из себя представляет его альфа: эмпатия пары у них сильная. Я не говорю, что перестраховка — это всегда плохо. Наоборот, с его чувством ответственности — очень удачное сочетание. Из Дарайна вышел идеальный координатор, он за все годы не потерял ни-ко-го. И с ролью старейшины справился бы, несмотря на все свои недостатки. Его… э-э… осторожность помогла бы сберечь клан. Да что говорить, Дарайн был лучшим вариантом. — А теперь нет? — спросил Рисс таким ровным тоном, будто тут обсуждают засолку огурцов, а не поливают дерьмом его альфу. Я стоял статуей, забыв дышать. Что значит «был лучшим»?! А кого ещё Халлар мог назвать преемником?! Райдона, у которого нелады с тормозами? Кто за ним пойдёт, кроме сыновей? Вегард тем более не годится, его даже в координаторы не группой выбрали, а Халлар назначил после гибели Арби. Халлар это серьёзно? Интересно, мне сказали бы об этом, если бы я случайно не подслушал? Или потом, через много лет, поставили бы перед фактом? С сегодняшнего дня, типа, подчиняешься Райдону? Ага, хрен. Одноглазый где сядет, там и слезет. Совещание превратилось в перемывание моих костей, а мой омега, мой милый Рисс, который час назад растекался под моими ласками, ни словечком не заикнулся в мою защиту. Вся эта клевета на меня не вызывала в нём возмущения: я не чувствовал ничего, кроме собственной горечи. Что же я сделал такое, что всем неугоден стал? — Какой из него теперь старейшина? — ответил Риссу Халлар. — Как я доверю клан привлечённому альфе? У него на первом месте ты, Рисс. Метка — лучшее тебе доказательство. Если прижмёт, и ему придётся выбирать между тобой и выживанием клана, то я сильно сомневаюсь, что он выберет клан. Дарайну вообще не свойственно жертвовать. Пришлось закусить кулак. Нехорошо бить старшего, более слабого, да ещё с ногой в шине. К тому же… четыре ночи мне снился бег через развалины Ласау, четыре ночи я пытался заставить себя выстрелить себе в голову, но так и не смог. Неужели это имел в виду Халлар? Ну, что жертвовать мне не свойственно? Неужели он настолько хорошо меня знал? — Нам предстоят хреновые времена, — продолжал Халлар, — и полагаться я могу только на тех альф, кому доверяю на сто процентов. Дарайн не подходит, он потерян. Понимаешь, почему, Рисс? — Понимаю. А если как-то убрать метку, ты станешь снова ему доверять? Что?! На меня навалилось стотонное небо. В глазах засверкали звёзды; я прислонился спиной к мокрой стене. Мне же не показалось, да? Он действительно сказал это. Сказал, что хочет… кхарнэ… убрать мою метку — Эй, Рисс, ты чо? — встревожился Льен. — Сердце болит? — Это не Рисс, — догадался Халлар. — Это отражение. Дарайн, заходи, раз пришёл. А ты, Рисс… Больше никогда не говори так. Даже не думай так. Я откинул брезентовую штору и шагнул в бокс, как в тумане. Омеги сидели в плетёных креслах у ложа: лохмы Льена торчали из-за спинки, Халлар — на ложе — тёмным пятном. Я видел всё как через вату. Только Рисса — чётко: каждый мелкий смоляной локон на лбу, веера ресниц над сияющими белками глаз и шарф Халлара на шее — ярко-синим пятном. Страдальчески изогнутые брови, смуглая ладонь на груди. Сердце, говорите? Моё это сердце. Молотком со всей дури. Что же ты так, глазки чёрные? Плох я тебе, да? Я протянул руку: — Рисс, мы уходим. Голос дрогнул, дрогнула рука. Задушу всех, загрызу. Мой. Халлар начал примиряюще: — Дарайн, ты ошибаешься. Не путай любопытство и намерение. Он просто спросил… — От балды ляпнул! — подгавкнул Льен. Я сейчас тут всем метки уберу. Рисс скривился, сминая на груди серую маечку. — Мы ещё не договорили, — заспорил со мной. Кровь, крики, битое стекло… Из кресла Рисса выдернуть и в бокс на цепь, под замок. Чтоб никто… Стотонное небо давило на плечи. В логове смердело табаком, Халларом и враждебностью. Я был на волосок от чего-то непоправимого. — Мы уходим, Рисс. — Рука дрожала. У Льена чуйка работала что надо. Вскочил, Рисса по плечу — хлоп. — И правда, чувак, двинули. — Иди, иди, Рисс, — поддакнул Халлар. Тоже почуял летящие из меня искры. Посопев от возмущения, малыш встал; я тут же схватил его за запястье, дёрнул к выходу. Льен пристроился за нами. — Дарайн, Рисс предан тебе, — сказал Халлар вслед. — Не сомневайся. Луч светоуказки плясал на сырой лестнице. Рисс не поспевал за мной, спотыкался, упираясь ладонью мне в лопатки. — Дар, куда мы бежим? — Вломить бы тебе, ГМО, — шикнул на него Льен. Я рявкнул: — Умолкни! — и остановился; по инерции Рисс ударился о меня с размаху. Льен наткнулся на него в потёмках, присвистнул мне: — Эу, стопэ, буян! Я из твоей группы поддержки, сечёшь? Я понизил тон: — Не смей его оскорблять. — Базару ноль, — буркнул Льен. — Привлечённый кхарнэ альфа. Раз, два, три, логика, умри. Внизу, в мрачном техзале, воняло дизелем, лампа еле светила. Камень стен кривой, замызганный; пол исшаркан ногами; облупленная краска на деревянных гниющих мостках… Всюду серость, уныние — это наша жизнь. Белел раскрытыми дверями фургон «Корпорации Питания». Пустой — добычу уже растащили по складам. Сколько нервов мне стоило сюда его доставить, и ни одна тварь не сказала спасибо. Кайси и Эргил даже головы в нашу сторону не повернули, гады неблагодарные. Стояли там, пустые коробки на хранение складывали. Фартуки в каком-то красном дерьме, оба чумазые, бледные — беременность ни того, ни другого не красила. А их старшие, Халларов приплод, у пап под ногами путались и, как всегда, ржали без причины. — Альфа, тормози! — призвал Льен. — Не будь дитём! Я потянул Рисса в огороженный верстаками закуток мастерской, толкнул его на продавленный диван. Жалобно взвизгнули пружины, из-под Рисса взвилась рыжая пыль. Я поднял палец: — Ты… теперь ты будешь разговаривать с Халларом только в моём присутствии!.. И шарф его этот — сними! Я дёрнул за кончик синего шарфа, стянул его с шеи Рисса и непочтительно затолкал подарок Халлара в карман штанов. Рисс сидел, растерянно открыв рот. Льен — этот в каждую бочку затычка — заладил своё: — Охолонь, альфа! Учит он всё подряд, и про метку твою тоже! Даже если захочет от метки освободиться, куда он от тебя заныкается? У нас тут чо — Саард? Тыща гектаров площади и три мильёна населения? Любопытные вороны Кайси с Эргилом вытянули шеи в нашу сторону. Дети перестали нарезать круги вокруг фургона. — А-а-а! — воскликнул Рисс. — Кажется, я понял! — Он посмотрел на меня снизу вверх, но таким взглядом, будто сверху вниз смотрел, с четвёртого уровня своей суперкатегории снизошёл до меня, стандартного. — Дар, — сказал, — я хочу, чтобы ты оставался вторым альфой в клане. Тебе от этого хорошо, значит, и мне хорошо. Поэтому я хочу, чтобы Халлар не злился на тебя из-за метки. Я вовсе не хочу от неё избавиться. Стотонное небо скатилось с моих плеч и со звоном разбилось о пол. — Не хочешь? — Не-а. Мне и так нравится… многое. — Рисс смотрел глазами чистейшими, наивными и не умеющими врать. Сомнений не осталось: он действительно был предан мне. Льен, забравшийся с ногами на верстак, развёл руками: — Ну, а я те о чём талдычу? Кайси и Эргил сделали вид, что не прислушивались. Ни капельки. Как у всех беременных, черты их лиц в последнее время начали округляться, приобретая ласковый, домашний вид. Их холщовые фартуки, перепачканные ягодами, напомнили детство, когда мы помогали вечно пузатому Керису с заготовками на зиму, обнеся коммунские сады… Что ни говори, ожидающие ребёнка омеги прекрасны. Не знающая забот малышня резвилась рядом; эхом разлетался смех. Поднятые детскими ногами пылинки искрились в уютном свете ламп. Приветливо заскрипели пружины дивана: я опустился рядом с Риссом, чтобы бедром касаться его бедра и быть самым счастливым альфой в мире. — Лады, — вздохнул я. — Выкладывай. Льен взъерошил — хотя куда ещё сильнее? — белобрысую гриву и начал выкладывать. Семнадцать лет Гриард был моим домом. Сырая продуваемая пещера берегла нас и наших детей. Каждый вкладывал все силы, чтобы сделать Гриард пригодным для жизни. Были времена, когда мы спали прямо здесь, в техническом зале, вповалку на подстилках из соломы, стучали зубами и грелись друг о друга. Я помнил, как мы с одним на всех дохлым фонариком исследовали запутанные переходы и за каждым поворотом бздели наткнуться на пещерное чудовище или ещё хуже — на вооружённых бет. Помнил, сколько было натаскано сюда досок, как мы детьми пилили их ржавыми пилами и забивали гвозди камнями за неимением молотков. Как ладили мостки, чтобы не ходить по лужам, и обустраивали сначала кухню и лазарет, потом боксы для Кериса и Абира, позже — для остальных. Каждый из тех строителей помнил, как ныли по ночам стёртые в кровь ладони и гудели натруженные мышцы. Гриард вырастил нас, сберёг. Возвращение домой было заветной мечтой на любой вылазке. Домой, к ласковым омегам, к тёплым постелям, ко вкусной горячей еде, к безопасности. Вечерние посиделки всем кланом в Большом зале, первые стычки из-за омег и первые поцелуи, первый крик родных сыновей… Я знал наизусть все трещинки в стенах, каждый камень полнился воспоминаниями. А теперь из-за того, что Льен родил бету и не смог принять этого, из-за того, что инстинкт привлечённого альфы заставлял Тара идти на любую дурь, чтобы вернуть истинного омегу… Короче, из-за этого мы потеряли Гриард. Дело решённое. Изучив документы, которые я спёр из опровского транспортёра, Халлар, Абир и Керис сделали вывод: оставаться в пещере больше не безопасно. Одиннадцать лет назад, установив по следам крови внешность бандитов, опровцы нашли и загнали семью Тара. Полковник Каберо, который возглавлял на них охоту, был уверен, что подожжённый арданский сопляк сгинул в реке. Но Тар умудрился и в огне не сгореть, и в воде не утопнуть. А сейчас, когда начались одно за другим массовые побоища: в грузовом поезде Саард-Кальбор, потом в Биншаарде, в Сите, коммуны кинулись искать виновника. Нашли, фигли. Следаки провели анализы и выяснили, что недобиток полковника Каберо, младший Леннарт, очень даже жив. Притом не одичал, а наоборот: читать-считать выучился, иначе как бы узнал о ярмарке в Сите и зачем бы грабил инкассатора? Деньги, значит, для него не фантики. К тому же владел снайперской винтовкой не хуже папаши-маньяка. Да ещё спёр из поезда экспериментального омегу суперкатегории, и теперь начнёт плодить суперповстанцев. В Ласау коммуны по следам установят, что у Леннарта минимум трое сообщников-альф: один — двухметровый громила стандартного северного фенотипа, второй — недорослик, насилующий пастушков, и третий — четырнадцатилетний балбес. Балбес, родившийся уже после зачистки, а значит, и его омега-папаша может быть вполне живёхонек. И орудует эта банда на всей территории от Лиосского моря до Гаральских болот, а может, и дальше. Операция «Грабли», о которой шла речь в документах опровцев, означала «вычёсывание» всей территории, где могли скрываться повстанцы. Развалина за развалиной, овраг за оврагом. Мы встретили опровцев, когда они прочёсывали очередной пустой посёлок. Шакалы и дальше будут рыскать по лесам, не пропуская ни единой коряги, под которой можно залечь. Дело, конечно, не быстрое, и с коммунской волокитой неизвестно, сколько времени им придётся «чесать» до Гриарда. Ласау от нас в шести часах быстрой езды — это десятки заброшенных поселений и густые леса в предгорьях. Но что рано или поздно шакалы сюда явятся, уже можно не сомневаться. И нашим временным укрытиям, разбросанным по всем «охотничьим» землям, тоже наверняка каюк. Найдут их, как пить дать. Жесточайший жесткач. — Халлар говорит, месяц-два у нас есть, не больше. — Льен задумчиво отколупал ногтями очередной шип на подошве истоптанного берца, швырнул его под верстак и принялся за следующий. Только на миг он посмотрел мне в глаза, тут же отвернулся, но я увидел его глубоко запрятанное отчаяние. Для нас всё опять рушилось, как в детстве, когда мы потеряли основу, а вокруг скалился злобный мир, и впереди ждала ужасающая неизвестность. И несчастный Льен, возможно, считал себя виноватым, хотя ни он, ни Тар сильно виноваты не были. Тар, конечно, сволочь, но если бы не он, так кто-нибудь другой выдал бы клан. Такова наша природа. Где есть альфы и омеги, там есть соперничество, а оно порождает агрессию. Защищаясь от агрессии альф, коммуны перебили и докторов философских наук, и священников, и учителей рисования. Какими бы мирными и культурными они ни были, но тот, кто рождён альфой, от природы склонен захватывать и подавлять. И уничтожать любые преграды на пути к желанному омеге. Разве что методы разные у священника и у лесоруба, а суть-то одна. Среди нас священников и учителей рисования не было. А какие методы у охотника, который живёт грабежами? Тар просто оказался первым, кто был вынужден вынести свою борьбу за омегу за пределы Гриарда, а там следы этой борьбы стали заметны. Вот и всё. Это любому понятно. На предложение Райдона выдать коммунам трупешник повстанского снайпера и получить двести тыщ вознаграждения Халлар ответил жёстким отказом. Выложив суть совещания, которое я проспал, Льен хмуро умолк. Что тут добавить? Добегались мы. В мастерской повисла тишина, только слышно было, как делились сплетнями у фургона спокойные и всем довольные Кайси с Эргилом. Они ещё не знали, что на этот раз рожать будут не в уютном лазарете Абира, а… неизвестно где. И что у нас всех остаётся каких-то два месяца. Так же угрюмо Льен молчал и по пути в лазарет. Но повидать Арона не удалось. Мы только в дверь — а там Керис у его койки дежурит. Даже войти не дал: вытолкнул меня в грудь, сам тоже вышел и дверь за собой — хлоп. — Плохо ему, — говорит. — Жар сильный, бредит. Видно, дело действительно было швах: обычно Керис следил за собой в любой ситуации. Он не позволял себе такой кудлатой причёски из затянутых наверху волос, и такую майку с незашитой дырой на рукаве не надел бы. Наш уверенный и строгий Керис смотрел так растерянно, словно только что услышал ужасную весть и не знал, что с этим делать. Навалилось сразу: и предстоящее бегство из Гриарда, и тяжёлое ранение сына. Растеряешься тут. Из меня все слова вышибло. Любое дитё в клане понимало, что вина за случившееся с Ароном была определённо на мне. Нелепое «мне жаль» мало чем могло помочь. — Так мы зайдём? — спросил Льен. Керис только увереннее загородил собой вход. — Уйдите лучше. Не надо сюда приходить. Особенно тебе, Дарайн. Я прошу… — Ладно тебе-е! — примиряюще затянул Льен. — Арон рад будет, он Дарайна любит. — Любит? — Растерянный вид Кериса мигом сменился на гневный. — Как ты можешь говорить о любви? — зашипел он. — Что ты о ней знаешь? Тебе достался великий дар, во все времена омеги мечтали о таком! А ты вытираешь о него ноги! Не знаю, что там у тебя вместо души… Льен взъелся: — Я не просил никаких даров! Фыркнув, он развернулся и шустро зашагал прочь по тоннелю. Не прав Керис, подумал я. Если по справедливости, Льен действительно не просил себе пожизненный «хвост» из влюблённого альфы. И Рисс не просил. Да и мы с Таром разве просили истинных омег? Все мы отхватили великие дары, а на поверку они оказались с подвохом… Кхарнэ, как же сложно просить прощения у омеги. Казалось бы: открой рот и скажи. Ан нет, столбняк какой-то нападает, и простейшие слова застревают в горле. Не умею я, и всё тут. — Керис, я должен с ним поговорить. Потом можешь злиться на меня, сколько хочешь. — Не в злости дело, Дарайн… — Керис замялся, отводя глаза. — Я бы просто так не стал просить, ты же знаешь. Арон, он… Я думал, что знаю своего сына, а оказалось, у него тараканы в голове размером с лошадь… Поэтому прошу: если правда хочешь ему добра, лучше гони его от себя подальше, как бы он ни навязывался. Поверь, ему так лучше будет. Пожалуйста, Дарайн… Так дело не в моём недосмотре на вылазке? Я вспылил: — Что за… Почему? Ты объяснить можешь? — Сейчас не могу, извини, — вздохнул Керис и захлопнул дверь лазарета у меня перед носом. Я вопросительно взглянул на Рисса, типа, малыш, ты вообще чо-нить понял? Но Рисс, сосредоточенно шевеля губами, изучал висящий на стене план тоннельных развилок. Малышу было насрать, что там за тараканы лошадиных размеров так напугали Кериса, что он не дал ещё раз поблагодарить Арона за мою спасённую жизнь. 11 июля **75 года, полтора месяца спустя, Гриард, технический зал Толпа мелкотни ждала нас у самой штольни, несмотря на семь утра. Прыснули в стороны чуть не из-под колёс внедорожника. Уже в шестой раз мы привозили в Гриард «материал», но им всё ещё шоу. Сейчас я хотя бы не заметил в руках пакетиков с грязью из Бура, а то в первый раз и меня забросали с головы до ног. Видимо, Халлар провёл воспитательную работу. Подогнав внедорожник на место стоянки, Гай вытащил из багажника сумки с гостинцами для своей беременной троицы и полез к Эргилу на наблюдательный пункт. Его шофёрская миссия была выполнена. Льен тоже поспешил свалить: типа оружие на склад отнесёт. Но даже мелкотня понимала, в чём дело. В огороженной верстаками мастерской группа Вегарда сколачивала ящики для перевозки вещей в новое убежище. Точнее, они не столько сколачивали, сколько таращились с открытыми ртами, как Тар, ставший похожим на тощую тень, безо всяких разметок, «на глаз», нарезает безупречно ровные и одинаковые квадраты из фанеры. Льен пулей пролетел мимо мастерской, не оглядываясь. Тар бросил попытки к нему приблизиться; это не приводило ни к чему, кроме унизительного «пшол!» Вот и сейчас он проводил Льена своим обычным, равнодушным с виду взглядом, вдохнул глубоко, пытаясь уловить его аромат, и отвернулся к фанерным заготовкам. Альфы группы Вегарда прикинулись шлангами. Омега? Какой омега? Не-а, никого не пробегало. Состояние Тара вызывало сочувствие у каждого в клане, кроме, похоже, самого Льена. Чуяли мы, что выльется всё это во что-то нехорошее. Напряжение росло с каждым днём. Шёл третий месяц после родов, и Льену уже давно пора было потечь, но он всё не тёк, а на робкие намёки Абира осмотреть его огрызался зверем. — Ага-а-а-а! Вот и брак! — обрадовался в мастерской Сарос. — Я уж думал, ты робот! Нереально же так! Последний выпиленный Таром квадрат фанеры оказался кривым. Балда этот Сарос. Остальные альфы тактично промолчали о том, что — вернее, кто — вызвал у робота сбой. Несмотря на обычную домашнюю обстановку и хаханьки в мастерской, в Гриарде чувствовалась обречённость, поселившаяся здесь с того момента, как Халлар объявил клану о будущем переезде. Встала вся работа — не до новой одежды сейчас и не до постройки свежих боксов. Никто не заикался о заготовке припасов на зиму. Абир и Керис по-прежнему вели занятия в школе и всячески пытались делать вид, что ничего не изменилось, но без толку. Клан завис в неопределённости. Беты наверху казались ещё более страшными, а наше будущее как никогда туманным. Даже малыши бесились не так громко, как раньше. Меня особенно злило, что старейшина никому ничего не рассказывал. План переселения разрабатывали они втроём с Керисом и Абиром; все остальные только выполняли указания Халлара. Под особенным секретом было место будущего переселения. В нашем мире не так много безопасных мест, где можно на долгое время скрыть три десятка взрослых и больше сотни детей. На общем собрании решили, что место нашего нового убежища станет известно всем, только когда мы туда прибудем. Ну, как решили — Халлар сообщил своё требование, привёл доводы за, и все согласно замахали гривами. Доводы-то резонные. Сейчас снаружи действительно стало слишком опасно. И риск нарваться на опровцев и попасть в плен действительно велик. Велик и для нас, охотников, вынужденных по-прежнему ездить на вылазки, когда наверху вовсю идёт операция «грабли», и для омег, которым придётся в таких условиях перебираться на новое место. В дороге что угодно может случиться, и если кто-то из нас попадёт в лапы бетам, они не должны ничего выведать у пленного. Поэтому знали о новом месте только Абир, Керис и сам Халлар. Пока растерянные омеги толкались по пещере, не зная, за что взяться, альфы занимались подготовкой к переезду. Группе Вегарда поручили добыть транспорт и готовиться перевозить нас и наше имущество. Четыре трёхосных трейлера с самодельными номерами уже занимали половину техзала; рядом росла пирамида фанерных ящиков для вещей. Третья группа пропадала снаружи. Я всё никак не мог пересечься с ними, чтобы узнать, какое задание дал Райдону Халлар. Одноглазый ещё такой фрукт, хрен от него добьёшься внятного ответа. Поделиться информацией — значит оказать мне услугу, а этот офигевший селезень скорее удавится, чем мне услугу окажет. В другое время разведку для меня провёл бы Арон, но он, после того как оправился от огнестрела, снова меня избегал. Как тогда, когда я привёз Рисса в клан. То ли Керис повлиял на него неизвестно почему, то ли сам Арон затаил обиду неизвестно на что… Нет, я бы разобрался. Но выяснение отношений тема сложная, из тех, которые хочется отложить на самое дальнее «потом». Что я и сделал. Куда Арон денется? Сейчас не до него было. И ладно бы моей группе поручили что серьёзное, так нет же. В тот момент, когда перед кланом стояла грандиозная задача перебраться со всем барахлом в новый дом, Халлар решил, что сейчас самое время помочь Абиру с его опытами. И задание это досталось именно моей группе. Абиру помогать. С опытами. Кхарнэ. После подслушанного разговора в боксе Халлара я этому не удивлялся. Меченый ссыкливый альфа, которому не свойственно жертвовать собой ради других… Как там Халлар ещё выразился? «Потерянный для клана», точно. Стоило ли ожидать, что такому альфе доверят что-нибудь важное? Вот похищать подопытных бет для Абира — это по мне. С детства Халлар оставлял меня следить за остальными, когда сам уходил из пещеры, советовался со мной, где охотиться и чей ремонтировать бокс. А теперь старейшина даже не потрудился придумать для меня менее унизительное задание на фоне суеты с переездом, которой был занят весь клан. Что я мог сделать? Против правоты Халлара — ничего. Я так долго заталкивал обиду внутрь себя, что иногда даже забывал о ней. Только Рисс — моё зеркало, устав от моей запрятанной тоски, нет-нет да и просил с укором: «Перестань, Дар, пожалуйста». Мне безумно хотелось, чтобы он хоть раз сказал, что Халлар ошибается, что, даже меченый, я по-прежнему достоин доверия, но Рисс всего лишь просил не травить моей кислотой его самого. Кхарнэ, неужели я никогда не дождусь от своего омеги понимания? Вот и сейчас малыш посмотрел косо: мол, опять ты за своё, альфа? Да, опять, солнце. Как думаешь, приятно мне заниматься хернёй на виду у группы Вегарда? Недовольно нахмурившись, Рисс зашагал в тоннель, ведущий к кухне — он вчера ещё обещал помочь Керису упаковать детские вещи. По крайней мере, после Ласау Рисс перестал жалеть коммунов. Осознал, наконец, что ничего хорошего нам от них ждать не приходится. Меня обступила нетерпеливая малышня. Ясен пень — не каждый день они вживую бет видали. Я открыл багажник; новая жертва для Абира ёрзала там, скрючившись в три погибели. Не жертва — жертвища: такие жиробасы среди бет редкость. Нестарый ещё, лет тридцать по виду. Волосёнки короткие, кудрявые, во рту кляп, руки с пальцами-сардельками смотаны проводом за спиной. Красная от солнца голая спина с мою шириной заплыла жиром, на ней продавились полосы — бета все бока отлежал в багажнике. Из одежды на бете были лишь зелёные купальные трусы — мы с Гаем сграбастали его загорающим на бережку озера. Не фиг было толстому дурню в одиночку загорать в глухих камышах. Ишь, расслабились. Напрягая все силы, я вытащил толстяка из багажника и взвалил на плечо. Бета хныкал и мычал что-то сквозь кляп, подрагивая жирными ляхами. Малышня заскакала кругом, тыкая пальцами: — Фу-у-у! Этот ещё уродливей. — Коммунское мясо! — Гляньте, как зырит! Смехота! — Что, зассал? — На колбасу харю коммунскую! Мням-ням. Меня порадовало, что Вайлин молча стоял поодаль, скрестив руки на груди, как взрослый, и презрительно поглядывал на коммуна и младших дикарят. Мол, подумаешь, бета, чего я там не видывал. В первых рядах лез мне под ноги четырёхлетний сынок Сокола, вечная ему память. Патлатый, чумазый, как все, в руках самодельный ножичек с ажурной рукояткой — Карвел научил его мастерить поделки из коммунских костей. — Далайн, сегодня жлебий на меня упал! — радостно сообщил соколёнок, вертя ножичком. — А мозно я его полезу? Немноско… Взрослея, он становился всё более злым. Мы не обделяли его ни подарками, ни вниманием, наоборот, больше других перепадало. Но ему, единственному из младшего поколения, приходилось расти без отца-альфы. Есть с чего обозлиться. — Нельзя, — отрезал я. — Ты что — бета? Может, рёбра ему переломаешь для забавы? Или подожжёшь? Соколёнок потупился, ковыряя носком камень и поглаживая лезвие ножа. Смущение было разыграно из рук вон плохо: безо всяких сомнений, альфёнок охотно и рёбра бы толстяку переломал, и поджёг бы, и на ремни порезал. Палач малолетний. Но ничего, перерастёт, поймёт. И врага научится уважать, и додумается до бессмысленности пыток ради пыток. Мы не позволим нашим детям превратиться в сайренов леннартов, обезумевших от ненависти. Эскорт малышни сопровождал нас с коммуном до самого лазарета. У входа Абир в бессменном белом халате уже нервно притопывал ногой. Рукава закатаны, белые волосы собраны в высокий хвост — ему, похоже, не терпелось начать. Оценивающе оглядев коммуна, лекарь похвалил меня: — Другое дело! Это уже на что-то похоже! — Он придержал дверь, чтобы я занёс добычу внутрь. — А вы — брысь отсюда! Недовольный детский гомон остался за закрытой дверью. Я ввалился в знакомую смесь ароматов: спирта, лекарств, а ярче всего — мятной омежьей свежести Абира, которой пропиталось тут всё до последнего ватного тампона. В лазарете поджидал начала эксперимента Халлар — устроился полулёжа на койке, сложив руки на груди. Сломанная нога покоилась на стопке одеял. Всякий раз старейшина присутствовал на опытах. У меня закралось подозрение, что делал он это ради меня, чтобы придать значимость моему заданию. Ну, чтобы я не слишком грузился из-за того, что впал в немилость. Спасибо, что уж. Земной кхарнэ поклон. Я пронёс бету в угол лазарета, где с раскрытыми дверцами ожидали жертву весы для скота. Металлическая платформа весов была огорожена решётками, чтобы фермерские хряки не вырвались, пока их взвешивать будут. Наш коммунский хряк слинять не пытался — как уложил я его на бок, так он и мычал заткнутым ртом, пока Абир колдовал с грузиками весов. — Девяносто восемь! — объявил лекарь. — Даже три кило лишних. Наконец-то, Дарайн! Больше меня весил коммунище. Я девяносто пять. Абир думал, так легко найти бету под центнер весом? Они дрыщи большинство. И вес на них крупными цифрами не написан. Возможно, Тар с этой его сверхъестественной чуйкой мог бы на глазок определить. Но Тар теперь из пещеры ни ногой, всё течку Льена караулит. Я вздохнул с облегчением. С шестого раза мы всё-таки привезли то, что надо. Теперь-то наше тягомотное задание закончится? — Ничего, что у поделки жир сплошной, — спросил Халлар, — а у нас мышцы? Я на удачу скрестил пальцы: а ну как сейчас Абир забракует жирдяя и погонит мою группу искать бету-культуриста с фигурой, как у альфы? Таких в природе нет. Но лекарь успокоил: — Важно количество вещества на килограмм веса. По крайней мере, в справочнике пишут так. А уж какого именно веса… Дарайн, давай его… На столе Абира, засыпанном трухой от сушёного парника, стояло треснутое блюдце с крохотным кусочком чёрного вещества. По виду — обычный пластилин. Но эта крупинка ядовитого дерьма стоила нам полутора месяцев работы, многих десятков мешков парника и пятерых похищенных бет. Уже шестерых. Абир торжественно поднял дозу яда, зажав её длинным пинцетом. — Попробуем… Перескочив через решётку, я забрался на платформу, перевернул бету на спину и вытащил обслюнявленный кляп. Бета захаркал, закашлялся, давясь воздухом. Я разжал руками два ряда его идеальных зубов, не давая закрыть рот. Абир склонился с пинцетом; чёрный концентрат парника полетел в раскрытый зёв. Бета задёргался, мыча, запрыгал на связанных за спиной руках. Складки жира заколыхались на лоснящихся боках, затряслись, как студень, побагровевшие щёки. Я сжал ногами кудрявую башку, не давая вырваться. Острые зубы давили на мои пальцы с лютой силой. Абир сунул руку в перчатке прямо в коммунскую пасть, чтобы затолкнуть кусок яда в глотку. Халлар вытянул шею, чтобы лучше видеть нас с койки. — Водой не проще залить? — предложил. Абир возразил, сражаясь со ртом хрипящего жирдяя: — Ради чистоты эксперимента — нельзя. Вдруг у вас не будет возможности запить водой?.. Уф-ф-ф… Ну, всё. — Он довольно вытащил руку из коммунского рта, стянул перчатку и взглянул на настенные часы. — Семь сорок восемь. Теперь ждём. Я отпустил зубы коммуна; передавленные пальцы отчаянно ныли. Хватка у него крокодилья, чудом до крови не прокусил. Перепуганный до усёру коммун хныкал, обводя лазарет выпученными глазами: — Что вы… Зачем? Вы меня отравили?! Я устало потёр шею. — Думаешь, мы целые сутки тащили тебя через три округа, чтобы отравить? Меньше чем через минуту глаза пленного подкатились под лоб, обнажив белки. Скулёж затих. Грузное тело обессиленно обмякло, распласталось по платформе. — Подох? — разочарованно приподнялся Халлар. Абир сунул пальцы между подбородками беты. — Сердце бьётся. Всё нормально, он без сознания. Убойная доза парника действовала мгновенно. Доза, рассчитанная ровно на мои девяносто пять килограммов. Проглоти я тот кусок яда — сам лежал бы сейчас на поросячьих весах между жизнью и смертью. Остальные альфы весом поменьше, их моя доза сразу убила бы. Но даже если эксперимент удастся, в следующий раз Абир вполне может ошибиться. Да ещё эти три килограмма разницы между мной и жирдяем… Вдруг для меня точно такая же доза окажется фатальной? Было не по себе, но под взглядом Халлара я заставлял себя выглядеть предельно невозмутимым и помалкивать о своих сомнениях. Меня и так в ссыкуны записали… — Видишь? — Абир победно повернулся к старейшине. — Опять совершенно безболезненно. — Это он тебе сказал? — буркнул я и пнул коммуна, наблюдая, как дрожит желе его брюха. Лекарь с Халларом переглянулись и синхронно вздохнули. Я достал их, пытаясь доказать, что они затеяли нелепое занятие в неподходящее время. Но кто бы меня слушал. Нет, вещь, конечно, нужная. Вот поймали одного из нас, связали и везут пытать. Довезут, глянут — а ты лежишь вот такой же распластанный. Пытайте, чо. Абир ещё и придумал способ крепить яд в специальной оболочке во рту, на задний зуб. Сказал, что вычитал такое в какой-то книжонке, ещё когда в школе учился. Даже если руки тебе свяжут, всё равно сможешь самовырубиться — только оболочку раскуси. И вот уже полтора месяца я наблюдал, как должен буду умереть, если меня поймают. Почему Халлар заставлял меня смотреть на это? Словно знал о моём малодушном поступке в Ласау, когда я наплевал на судьбу клана и выбрал спасать свою сраку. Но об этом могли знать лишь шестеро опровцев, а их ошмётки уже никому ничего не расскажут. Шестеро опровцев и я. В душе корчусь от стыда и злости на себя, но понимаю, что верни меня в те же руины Ласау с ядовитой конфетой на заднем зубе, я снова не смогу найти в себе силы, чтобы раскусить оболочку. И пофиг, что это быстро и безболезненно, пофиг даже, что обратимо. Не смогу. Слишком ценно то, что у меня есть на этом свете. На этот раз Абир продержал коммуна в отключке целых три часа. Его заумные справочники утверждали, что это потолок: если парник будет воздействовать на организм дольше, повреждения станут необратимыми. Загнёшься окончательно, короче. Выходило, что если кто из нас попадёт в плен, у остальных будет всего три часа на спасение. От нечего делать я вконец затеребил найденный в вещах коммуна паспорт на имя Эвора №2615638-РИС-В/1. Жирдяю присвоили при рождении высшую категорию, первый уровень. Учителем стал, наверно, или научным сотрудником каким-нибудь. А от необразованных повстанцев уберечься мозгов не хватило. И таких недоумников в Репродуктивном Институте Саарда наделали уже больше двух с половиной миллионов, судя по порядковому номеру… Замусоленные края страниц документа почернели: я руки ещё не вымыл с дороги. Отсчитав последние секунды, лекарь воткнул иглу шприца в загорелое предплечье беты. — Не подведи, поделка. Мы затаили дыхание, только слышалось, как Халлар скребёт ногтями по шине на ноге: раны когда заживают, чешутся — жуть. Пару минут казалось, что противоядие не действует, но, наконец, толстяк задрыгал ляжкой и открыл глаза, уставившись на нас в панике: — Что?.. Что… вы тут… — Бинго! — счастливый Абир щёлкнул пальцами. Халлар, как всегда, засомневался: — Имя своё помнишь, бета? Сегодняшнюю дату? Говори, не то… — Я Эвор! Эвор! — Подопытный уселся на весах, заёрзал смотанными за спиной руками. — Шестая коммуна, Сита! У нас есть деньги, за меня отдадут! Заплатят, сколько скажете! — затараторил. — Любую сум… — Что последнее помнишь? — перебил Абир. Коммун всхлипнул в надежде: — Вы меня… не отравили? Удовлетворённый лекарь махнул рукой; я поднялся, и кляп с подсохшими за три часа слюнями прервал щедрые предложения Эвора. — По интеллекту не бьёт, — Абир повернулся к старейшине. — Максимум — головная боль или рвота, как у второго с четвёртым. Все следы яда выводятся из организма за трое суток. — Значит, готово? — Халлар пристально глянул на лекаря. — Готово, — подтвердил тот. Я не знал, то ли очкануть от их «готово», то ли в ладоши захлопать. Неужели с опытами покончено? Моя группа свободна? — Соберите парника, — обрадовал меня Абир. — На шестнадцать доз для начала. Я буду одним из шестнадцати, тут и гадать нечего. Кто остальные счастливчики? Конечно же, среди них и Рисс, моё сокровище. — Соберём, — вздохнул я. — Вечером выедем. Пусть Льен с Гаем выспятся, они всю ночь за рулём провели, сменяя друг друга. Мы-то с Риссом подремали чуть. Соколёнок ждал меня под дверью лазарета с компашкой братьев. Несдающийся коммун продолжал сопротивляться и дрыгаться на моём плече. На что надеялся? Весёлые детские визги сопровождали нас до самого водопада, где их заглушил ревущий поток. Собранные со всей пещеры ручейки Бура неслись по выгрызенному руслу, ныряли под деревянную ограду над обрывом — я недавно заменил доски на новые — и пропадали в далёкой тьме озера. Там, на дне, рядом с истлевшими останками наших предков, недавно нашли покой и пять свежих, коммунских. Сквозь шелест Бура мычание беты еле слышалось. Я сбросил его на мостках, недалеко от места, где любил умываться по утрам, поставил на колени. Погрозил малышне пальцем — те послушно отступили пару шагов назад, только соколёнок подошёл ко мне ближе. Увидел, что я хмурюсь, и неохотно сунул в карман свой костяной ножичек. Нет уж, никаких пыток. Хныкающий бета таращился на нас, обречённо застыв, кляп промок насквозь. Ожидающе раскрыв рты, малышня расселась на мостках, прекратив пинаться. Игрушечные мечи, щиты и автоматы, брошенные в стороне, покрывались брызгами от Бура. Соколёнок нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Я присел рядом с ним на корточках, достал из куртки ПЛ. Четыре года стукнуло мальцу, пора и заряженный в руки давать. — Далайн, я сам, я сам! — запрыгал соколёнок. — Я умею! — Конечно, сам. — Я проверил патрон — всего один, больше не надо, защёлкнул магазин и передёрнул затвор. — Вот, держи. Нет, сначала повернись туда. Первое правило помнишь? — Никогда на своих не наплавлять. — Точно… Эй-эй, я тоже свой! Ствол только туда. Вот так. С какой стороны у беты сердце? Покажи пальчиком. Верно, умница. Стреляй в сердце.