Обнимая Принца

Гермиона босыми ногами стояла на паркете и рассматривала себя в зеркале. С работой в Министерстве она практически забыла о существовании обычных лёгких платьев. Большую часть её гардероба занимали белоснежные накрахмаленные рубашки, строгие юбки длиной чуть ниже колена и брюки со стрелкой. И несмотря на то, что к форме Грейнджер привыкла ещё со школы, иногда она завидовала Джинни. Возлюбленная лучшего друга и всеобщего героя войны работала в газете и вела свою спортивную колонку, а значит, не была привязана к суровому дресс-коду. Струящееся платье орехового цвета в мелкий белый горошек было простым, но хорошо приходилось по фигуре и при этом не было излишне вызывающим. Родители Гермионы всегда с великим уважением относились к тому, что их дочь — волшебница, но навещать их она предпочитала в обычной одежде. Мантия не совсем уместна в том месте, где они жили. Причесав напоследок волосы, Грейнджер засунула ноги в лаковые туфли на низком каблуке и вышла из спальни. Последнее время у неё вошло в привычку просыпаться в одиночестве. Прошла неделя с момента их сильной ссоры с Роном. Но даже несмотря на то, что сейчас они перешли в позицию нейтралитета, настолько быстро прощать ему все обиды Гермиона не собиралась. Грейнджер могла простить ему то, что порой юноша требовал излишней открытости на публике и любил, когда она была наряжена, словно кукла на праздник. Не могла передать словами, какое испытала счастье, когда Рон сделал ей предложение. Однако спустя неделю была готова прогнать его прочь. Ссоры раз за разом возникали на пустом месте. Нескончаемая лень Уизли постоянно упиралась в трудолюбие Грейнджер. Обычные мелочи в виде мокрого полотенца в ванной на полу и разбросанных по спальне грязных носков доводили уставшую после тяжёлого рабочего дня Гермиону до ручки. — Рон! Ты на меня взвалил абсолютно всё! — воскликнула она, вернувшись домой поздно вечером. Юноша сидел на диване и с помощью палочки игрался с очередной побрякушкой из магазина «Всевозможных Вредилок Уизли». — В чём дело, Гермиона? — словно не услышав её обиду, обернулся парень, и его безделушка, свистнув, упала на ковёр. — Ты даже ботинки не можешь поставить нормально у стенки. Как пришёл, разулся, разбросав, так и оставил, — указала рукой в сторону входа в дом Грейнджер. — Твои вещи раскиданы по полу, хотя, если ты не заметил, у нас в спальне есть шкаф. На крайний случай — стул. Между прочим, я устала выгребать твои грязные носки из-под кровати! — Гермиона, я очень устаю после работы, и если не убрал сейчас, значит, уберу потом, — развёл руками Уизли, чуть улыбнувшись и стараясь перевести всё в шутку. — Да что ты говоришь? А я, получается, не работаю? — она повысила голос. — Рон! Ты обленился даже заклинанием воспользоваться. Правда, я не вижу, чтобы тебе было лень играть в свои игрушки. — В этом-то и проблема, Гермиона. Мне кажется, что ты должна уволиться. Будешь уделять время домашним делам и не станешь так злиться! — пожал плечами он, как в ни в чём не бывало. — Всё равно ты скоро женой моей станешь. — Вот чего ты от меня хочешь, так? — озлобленно скривилась Грейнджер. — Хочешь, чтобы я превратилась в прислугу! Ты совсем во мне личность не видишь? Тебя не волнует то, что я хочу чего-то добиться в жизни? Построить карьеру? — С чего ты это взяла, Гермиона? — теперь уже Рон переменился в лице. — Просто я считаю, что жена должна быть дома и ухаживать за детьми и мужем, — часто моргая, забормотал он. Для Рона такой расклад действительно был эталоном. Он смотрел на такую семью с детства. Он рос в такой семье и поэтому сам хотел в будущем иметь подобную. «Муж должен обеспечивать дом», — постоянно крутились в его голове слова отца. — И позабыть о себе?! — оборвала его Грейнджер. — Да как тебе не стыдно, Рон?! Это чистой воды эгоизм. — Что? Гермиона, я… — Ты просто избалован материнской опекой! Поверить не могу, что Молли не смогла вырастить из тебя организованного мужчину, который даже не может носки до корзины с грязным бельем отлеветировать! В мгновение секунды он сорвался со своего места. Лицо Рональда побагровело до самых ушей, ноздри раздулись, а руки он сильно сжал в кулаки. — Ты хочешь сказать, что сомневаешься в том, смогли ли мои родители достойно воспитать своих детей? — его лицо исказилось в озлобленной маске, а у Гермионы похолодели конечности. Кровь забила по вискам. Таким она видела его последний раз много лет назад. В палатке, когда Рон находился под воздействием крестража и повздорил с Гарри. Но, как выяснилось, тогда он просто приревновал её к другу. Сейчас же им руководило оскорблённое мужское самолюбие. — Такого ты обо мне мнения, Гермиона? — практически выплюнул Уизли. — Поверить не могу! — Что? Да ты тюфяк несамостоятельный. Каким я тебя увидела в Хогвартс-экспрессе в первый год, таким ты и остался! — со всей яростью, на которую она была способна, выпалила Гермиона. Слёзы невольно затуманили ясный взгляд, и она, резко развернувшись, бросилась наверх. Практически вслепую цепляясь руками за скользкие перила лестницы, Грейнджер как можно быстрее перебирала ногами, карабкаясь по лестнице под возмущённые возгласы Рона, пока он что-то кричал про неискренность, чёрствость и отсутствие даже минимальных материнских инстинктов. Его оскорбления эхом проносились в памяти, раз за разом изгрызая душу, а в голове, как назло, всплывали слова Трелони на третьем курсе: «Душа сухая, как страницы учебников, к которым вы прикованы навсегда». Но ведь она вовсе не такая. Да, Гермионе хотелось со временем обзавестись детьми, маленьким садиком, где будет выращивать чайные розы, и, возможно, завести ещё одного кота. После смерти Глотика ей стало совершенно тоскливо читать книги. Привычка гладить питомца по шёрстке, параллельно наслаждаясь строками, давно стала одной из её любимых. Только это вовсе не значило, что Грейнджер не хотела состояться как человек. Рон неосознанно ущемлял её желания. Так или иначе оказывал давление. Оно было невидимо, едва ощущаемо, словно лёгкий сквознячок, но даже от такого можно было легко простудиться. Гермиона чувствовала себя больной. «Привычка», — именно такой поставила себе диагноз мудрая не по годам девушка. Их отношения с Рональдом напоминали замкнутый круг. Два человека, излишне сильно привязавшихся друг к другу с детства. Вместо того чтобы предаться рыданиям в голос, Грейнджер безмолвно опустилась на пол рядом со спинкой кровати. Слёзы не переставая скатывались по лицу, капая на её министерскую рабочую форму. Она так часто в своей жизни рыдала из-за Рона, что со временем адаптировалась к этому состоянию. Пусть свои слёзы она была не в силах остановить, так как боль в сердце всё равно не утихала, но зато умела мириться с ними. Сняв туфли с опухших за рабочий день ног, она отшвырнула их к шкафу, а затем медленно приподнялась, но силы словно не хотели поддерживать её до самого конца, поэтому Гермиона упала на кровать. Всё, что она смогла сделать, — это, лёжа на покрывале, подтянуть к себе ноги. Проведя в таком положении около двадцати минут, Грейнджер услышала тихий шорох за дверью, затем — стук. — Гермиона, открой, — спокойно попросил Рон. — Нет, — осипшим голосом ответила она. — Послушай, я идиот, — умоляющим тоном начал Уизли. — Открой, пожалуйста. Нам нужно поговорить. — Мы уже достаточно поговорили, Рон, — Грейнджер старалась говорить уверенно, но получалось откровенно слабо. — Я очень устала и хочу спать. Уходи. Сейчас бесполезно что-либо выяснять. Впервые за долгие годы их знакомства Уизли не стал перечить. Буркнув ещё одно невнятное извинение, он шаркающей походкой направился вниз. В тот вечер Гермиона уснула прямо в одежде, всё ещё мокрой от слез. На следующий день вместо работы Грейнджер перерывала все книги по психологии отношений, что только смогла найти. Ей никак не хотелось принимать факт того, что они с Роном были разные, не способные на совместное существование люди. Ведь совсем недавно Гермионе казалось, что в её жизни не будет иного мужчины. Они прошли через огонь и воду, причём в прямом смысле слова, если вспомнить их приключения, начиная с первого курса. Более того, Грейнджер не могла представить себя ни с кем другим, кроме Уизли. Даже когда на четвёртом курсе за ней ухаживал Виктор Крам, мысли юной волшебницы были всегда устремлены к рыжему недоразумению. Статья за статьёй, книга за книгой убеждали своими фактами Гермиону в том, что у неё к Рону были, скорее, родительские отношения. Становилось понятно, почему вместо того, чтобы расти как мужчина, он продолжал строить из себя избалованного ребёнка, которому требовалось воспитание. Она воспитывала его с детства. Причём Уизли получал подзатыльники от Грейнджер чаще, чем Поттер. Как ни крути, осиротевший мальчик гораздо быстрее адаптировался к самостоятельности, нежели представитель большого семейства. Рональд требовал большего внимания к себе, ведь когда помимо тебя в гнезде восседает ещё дюжина голодных птенцов, то мать непременно уделит больше внимания тем, кто громче кричит. Фред и Джордж, иногда Джинни. Оно и понятно — единственная дочь. Гермиона не сомневалась в том, что Молли дарила любовь своим детям одинаково. Рон почему-то неправильно понял её слова. Уизли вырастили прекрасных отважных детей. Вопрос в том, не переборщили ли они с заботой. Детей можно избаловать по-разному: дорогими вещами, изысканными блюдами и излишней опекой. У Рональда вошло в привычку получать заботу, а у Гермионы вошёл в привычку Рон. «Все отношения переходят в привычку со временем», — мысленно кивнула себе Грейнджер. И если некие специалисты на страницах своих трудов сомневались в том, что у них с Уизли было будущее, то она сама решила доказать обратное. Нужно было всего лишь дать Рональду ещё один шанс. В конце концов, не сможет же он вечно оставаться одиннадцатилетним мальчишкой в душе, даже несмотря на то, что сам прошёл войну. Рано или поздно Рон вырастет, а Гермиона всегда умела ждать. Главное — просто посмотреть, есть ли в этом смысл.