Поверь мне

... с момента пролога прошло пять лет. Мишель - семнадцать. Мишель бросилась на землю, пытаясь уклониться от атаки. Она уже не раз это проделала, и джинсы были перемазаны в земле чуть более, чем полностью. Футболка – тоже. Эти десять минут, определенно, становились худшими в её жизни. Рогатка, охваченная серебристым свечением, была не самым удобным оружием – из позиции лежа не постреляешь. Впрочем, - отстраненно подумала Мишель, прикидывая, сколько времени у нее осталось, - мамина сковородка тоже не лучший вариант. Силы уходили быстрее, чем раньше, на тренировках. Мишель приподнялась на локтях, подняла рогатку, перехватила поудобней и выстрелила. Мимо. Патч маячил где-то в отдалении, и она никак не могла прицелиться. - Минута, - раздался голос над головой девушки. Мишель выстрелила на звук в тщетной надежде хоть как-то заткнуть судью. Ей отчего-то почудилась издевка. А может, и не почудилась. Эйдан, хранительница, изо всех сил удерживалась в рогатке – свечение ослабло, сделалось тусклей и незаметнее. Мишель поднялась, скривившись от боли – она ухитрилась потянуть связки в своих попытках ускользнуть от удара. У нее оставалось еще тридцать секунд, и девушка не собиралась сдаваться так просто. Она успокоилась. Вдохнула. Выдохнула. Обвела взглядом полянку в парке. Нашла взглядом Патча. А потом вскинула рогатку и выстрелила уже из последних сил. Контроль над духом испарился, как только атака не достигла цели. Мишель села на землю и позорно разрыдалась. Ей было себя жалко. Патч неуверенно подошел, потоптался рядом. Сесть не решился и так и остался маячить рядом. Самое время вытащить секретное оружие, - подумалось девушке, остановило её то, что секретное оружие отсутствовало. Бить Патча было тоже нечем - но хотелось сильно. Не мог поддаться! – внутренне возмутилась было девушка. Потом сообразила, что в бою поддаваться не будут, и не передумала. Мишель попыталась подняться – нога оказалась слишком слабой опорой, и пришлось спасаться от падения с помощью Патча и клена. Эйдан зависла рядом и сочувственно молчала. Вздумай хранительница что-то сказать – и Мишель бы сорвалась в слезы. - Я… - начала девушка охрипшим голосом. Сорвалась и начала заново. – Я могу... как это… быть зрителем на Турнире? - Да, - отозвался Патч. Мишель вспомнила его имя – Калим, кажется. Мишель обняла клен покрепче, стараясь не опираться на ногу. - А когда начнется первый тур? - Через неделю. Ты собираешься болеть за кого-то? - Я? С какого перепугу? – возмущенно фыркнула Мишель. – Как будто это мне нужно! - Второй этап начнется через два месяца, - сухо проинформировал девушку судья. – Отправиться туда можно либо своим ходом, либо из Токио. В любом случае тебе… - Я поеду в Токио, - торопливо перебила его Мишель, - там и увидимся, и договорим! – подумала, и тихонько добавила: - Если я вообще жива останусь… Родительского гнева Мишель боялась больше, чем конца света. Оказаться под перекрестным огнем обвинений, из которых половина была высосана из пальца, было страшно – мама обычно не давала вставить и слова, при этом требуя немедленного ответа и не принимая никаких доказательств невиновности. Мишель была уверена, что, даже приведи она легион свидетелей, принеси видео и аудиозаписи, мама продолжила бы утверждать, что в их отсутствие в доме как минимум устраивался бордель. Наилучшей тактикой в таких ситуациях было молча кивать, игнорируя вообще все. - Что-то я не вижу у тебя на руке Оракула, - прищурилась Элеонора Готьер, разглядывая перемазанную в земле дочь. Хлопнула дверь. Отступать было некуда. Конец света, - отчаянно подумала Мишель. – Пусть случится конец света!