Поверь мне

Мишель поправила лямку рюкзака, болезненно впивавшуюся ей в плечо, и зашагала по обжигающе горячему песку, поскальзываясь и с трудом сохраняя равновесие. Её уже мутило от жары, и всем своим видом девушка выражала уныние и гробовую тоску. На пронзительно синем небе не было ни облачка, ни даже намека на эти самые облака. На голове Мишель был повязан светло-зеленый платок, назначением которого было сберечь её от теплового удара. Время от времени девушка останавливалась, снимала платок, лила на него прохладной водой из двухлитровой бутылки (она взяла её с собой в самолет, подумав, что лишним не будет, и оказалась права) и повязывала обратно. Идти ей, непривычной к пешим прогулкам, было тяжело. Она уже отстала от остальных шаманов, бывших в самолете – те скрылись из виду еще в первые пятнадцать минут. Патчи высадили их в двадцати пяти километрах от деревни, указали направление (точнее, предложили купить карту) и оперативно убрались подальше от шокированных этим шаманов. Мишель остановилась, еще раз поправила рюкзак, одернула задравшуюся футболку и зашагала вперед – в ту сторону, куда ещё десять минут назад улетела её хранительница, отправленная на разведку. Ей предстояло преодолеть еще пятнадцать километров. … К концу дня Мишель валилась с ног. Зайдя в грот, ведущий в деревню (во всяком случае, девушка очень на это рассчитывала), она прислонилась к стене, опершись руками о холодный влажный, выщербленный временем камень, и облегченно выдохнула. Дошла. Здесь, в этом месте, возникшем из ниоткуда в скале, было странно и немного тревожно. За то недолгое время, пока Мишель шла по пустынному проходу – это заняло у неё полчаса, - она обернулась трижды, а когда добралась до выхода, поняла, что каким-то непостижимым образом силы её вернулись. Это было странно. Это было очень странно, и в мыслях Мишель сделала себе заметку – разузнать об этом. И, когда она наконец вышла на свет к воротам, высотой в три роста девушки, ей захотелось убивать: ворота были закрыты. Мишель попыталась вытряхнуть песок из кроссовка, не снимая обуви, но потерпела неудачу в своем начинании, и, скорчив гримаску (её некому было демонстрировать, и кривляния пришлось прекратить), пошла к воротам. В них была вделана дверца, заметная только вблизи. Мишель постучала, затем еще и еще, потом толкнула дверь, но безуспешно. - Эй! – подала она голос. – Эй, откройте! Никто не отвечал. Девушка пошла вдоль стены, но больше никаких входов или выходов заметно не было. Она вернулась на прежнее место, и постучала еще раз, а, не дождавшись ответа, повторно попробовала позвать. - Ну ладно, - поджав губы, рассерженно произнесла Мишель. – Эйдан! Дверь вылетела с первого выстрела. Отдачей отбросило и саму стреляющую, но, приземлившись боком на песок, она нашла в себе силы встать, мысленно похвалив себя за то, что догадалась снять рюкзак перед выстрелом. Подняв его за лямку, она вошла в деревню. Здесь было удивительно тихо. Должно быть потому, что немногие успели добраться до места в такой короткий срок. Однако разрушения, произведенные ею, очевидно, успели привлечь внимание, и на шум пришел один из Патчей, которого девушка не знала. - Что здесь… - начал он, оглядывая разруху, но осекся. – Это твоих рук дело? - Да, - кивнула она, отмечая, что Патч – совсем мальчишка, куда младше самой Мишель: она дала бы ему лет четырнадцать-пятнадцать, да и то с натяжкой. – И что? Патч захлебнулся возмущением. - А постучать?.. - Я стучала, - веско возразила Мишель, - и звала, но никто не пришел. Они схлестнулись взглядами. Светло-серые против темно-серых. Они оба выдержали эту немую дуэль - отвели взгляд в один и тот же миг. Возмущенно фыркнув, тряхнув темно-русыми волосами, с кое-где мелькавшими алыми прядями, девушка пошагала в один из переулков, надеясь, что тот выведет её к более оживленным улицам. - А ну стой! – возмущенно зашипел Патч. – Ты что, собираешься так уйти?! - Ага. А что, ты собираешься меня остановить? – Мишель улыбнулась ему, как могла невинно и поудобнее перехватила рогатку. - Желтый кнут! Смертоносное жало! - Эйдан! Выстрел! Два удара столкнулись и сила, вызванная их соприкосновением, отшвырнула шаманов в стороны. Мишель ударилась спиной о какое-то здание и её пронзила резкая боль. Патчу повезло примерно также: его отшвырнуло к стене, через которую недавно пыталась пробиться Мишель. Девушка уже нащупывала рогатку и пыталась приподняться, когда откуда-то с небес прогремело рассерженное: - Нихром! Ну, хоть не меня, подумала Мишель и вырубилась. … Они стояли перед Голдвой. Голдва – это был глава племени, как уже успели объяснить Мишель. Пол Голдвы угадывался с трудом, и Мишель предпочла поверить Патчам на слово. Но это было не важно. Важным было то, что она и Нихром – тот самый мальчишка, с которым она успела схватиться в первый день, стояли напротив главы Судей и выслушивали обвиняющую речь. Мишель чувствовала себя так, будто стояла в кабинете директора её школы – там она бывала частенько, и сейчас особых угрызений совести не испытывала. Своей вины она в случившемся видела минимум и этот минимум заключался в сломанном ребре Нихрома Патча. Именно поэтому она зевнула на середине речи Голдвы, поймав его удивленный взгляд. - Ты что-то хочешь сказать мне? - Да. Что вы от меня хотите и долго мне тут стоять? - вопросом на вопрос ответила Мишель. Ноги и голова у неё уже гудели. Патч тяжело вздохнул, и девушке на миг даже стало стыдно. Этого мига ей хватило, чтобы принять импульсивное решение – она сделает то, что от неё попросят. - Не от тебя одной, - сказал Голдва. – Вы оба должны восстановить то, что разрушили. Ой-ё, - подумала Мишель. – Я попала. Судя по лицу Нихрома, он думал тоже самое.