Принц дождя и Принцесса пламени

Эрик с некоторым удивлением посмотрел на дублёршу и ответил: - Мадемуазель Френьер, я понимаю, что эта роль важна для вашей дальнейшей карьеры. Но и помимо этого у вас будет достаточно выходов на сцену и в нынешнем сезоне, и в следующем. - О нет, господин директор, я, должно быть, неправильно высказалась. Я прошу не ради себя… Только недавно, вслушиваясь в каждую ноту, я поняла, какую ценность представляет собой опера вашего сына. Зрители должны её увидеть и услышать! Эта музыка великолепна, она не должна кануть в Лету, оставшись неизвестной и непризнанной. Автор вложил в работу свою душу, я это чувствую. И самое главное – я поняла, что постановка чрезвычайно важна для него самого! Он надеялся на моё мастерство и исполнительность, я не хочу разрушать его надежды. Умоляю вас, мсье Бертрам, дайте мне возможность исправить мою предыдущую оплошность, я сделаю всё, чтобы исполнить свою роль достойно. Пожалуйста! В карих глазах девушки стояли слёзы, она готова была вот-вот броситься на колени. Луиза смотрела на Эрика с такой искренней мольбой, что он невольно смягчился. - Хорошо, мадемуазель Френьер. Я выполню вашу просьбу, – проговорил мужчина. – Постановка не отменяется, а откладывается на конец декабря. К этому времени вы должны максимально усовершенствовать своё исполнение. Дублёрша радостно поблагодарила своего директора и побежала домой. Она была так счастлива, что ей казалось, будто у неё за спиной крылья. У неё получилось предотвратить катастрофу, которая причинила бы её возлюбленному невыносимую боль! Луиза, уже абсолютно убеждённая в том, что влюблена в молодого мсье Бертрама, была готова сделать всё от неё зависящее, чтобы он был счастлив. Тем временем сам Феликс бесцельно бродил по окрестным улицам. Его лицо было совершенно лишено эмоций и по-прежнему хранило выражение холодного спокойствия. На самом же деле он был в отчаянии, ему казалось, что земля ушла у него из-под ног и он проваливается в какую-то тёмную пропасть. Его безумная, но самая дорогая сердцу мечта, которую он лелеял столько лет, его лучшее творение, его гордость и страсть, его жизнь и душа – всё пропало! Теперь, когда постановка отменена, Валерия Литвинни тот час уедет, ведь её здесь больше ничего не удерживает. Эта мысль непрестанно терзала композитора, заставляя его страдать от осознания скорого расставания с любимой женщиной. Он счёл единственно возможным в сложившейся ситуации только скрывать свой позор от Валерии так долго, как удастся. Конечно, Феликс понимал, что постыдная тайна через некоторое время будет раскрыта, но ни за что не смог бы сказать правду любовнице сам. Проходя мимо одной из витрин магазинов, он остановился, заметив внутри кое-что, заинтересовавшее его. Поколебавшись, молодой человек вошёл в магазин и поздоровался с продавцом. - Здравствуйте, мсье, я могу вам помочь? – любезно проговорил тот. - Спасибо, я пока просто смотрю. Феликс с интересом оглядывал товары в этой причудливой лавке и невольно жалел, что раньше никогда не бывал здесь. Его взору предстало великое множество всяких сувениров и безделушек самых разных стран, даже японские и африканские, жемчужные бусы, картины малоизвестных художников, шкатулки, статуэтки, кое-какая старинная посуда, старые книги, гобелены, дорогие дамские записные книжки с позолоченными переплётами. На отдельной полке были выставлены маленькие баночки из тёмного аптекарского стекла, наполненные ароматными эссенциями. Надпись на этикетке одной из них гласила: «Vanillа absolue». У молодого композитора что-то болезненно сжалось в груди; он подумал, что вскоре будет так же одинок, как и в предыдущие годы. Тогда ему вновь останется только, закрыв глаза, жадно вдыхать аромат ванили под покровом ночной темноты до тех пор, пока не начнёт кружиться голова. Он купил эту баночку, здесь же, в магазине, откупорил её и с печальной улыбкой ощутил глубокий, волшебный и чувственный ванильный запах с лёгкой примесью древесных нот. - Что-нибудь ещё, мсье? - У вас на витрине выставлены жёлтые и белые восковые свечки. А нет ли таких красного цвета? - Есть, мсье. Должен заметить, у вас потрясающая интуиция! – обрадовано воскликнул продавец и вытащил из-под прилавка коробку внушительных размеров. – Их привезли только сегодня утром, я ещё даже не успел их распаковать. В открытой коробке действительно лежали восковые свечи ярко-алого оттенка. Феликс взял одну из них в руки, повертел немного, рассматривая, и задумчиво сказал: - Пожалуй, я их возьму. - Сколько штук вам упаковать, мсье? Считаю своим долгом предупредить, что они дороже обычных. Композитор поднял голову, неохотно оторвав взгляд от манящего красного цвета свечи, и собирался ответить, но внезапно у него перехватило дыхание: на противоположной стене, среди прочих довольно заурядных картин, продавшихся в этом магазине, он увидел весьма необычную, не похожую на остальные милые, но банальные натюрморты или пасторальные пейзажи. На фоне чистого ночного неба был нарисован высокий стройный мужчина с тёмными волосами и огромными чёрными крыльями за спиной. Черты его лица были красивы и горделивы, на тонких губах играла торжествующая и насмешливая улыбка. Крылья поблёскивали в ярком сиянии луны, а наполовину расстёгнутая чёрная рубашка спустилась с широких плеч, чуть приоткрывая безупречно сложенный торс. На руках этот падший ангел бережно и уверенно держал женщину с длинными тёмно-русыми волосами, одетую в декольтированное лёгкое платье кроваво-красного цвета. Её красивая изящная ладонь властным и одновременно соблазняющим жестом касалась груди мужчины, а в локонах сверкала золотая тиара с рубинами. Это зрелище представлялось Феликсу как искажённая версия той картины, которую он мысленно рисовал всего несколько часов назад, обдумывая историю любви своих родителей. Тогда в своём воображении он видел, как Ангел Музыки, пламенно влюблённый и впервые в жизни по-настоящему счастливый, с восторгом подхватывает на руки свою прелестную ученицу Кэтрин и в тот же миг будто обретает волшебные крылья – белые, а не чёрные. Несмотря на кардинальные различия в выражении лиц и общем настроении этих двух сюжетов, сейчас тщательно сравниваемых молодым человеком, всё же ощущалось и некоторое странное сходство. Также изображение напоминало ему ещё кое-что. К реальности Феликса вернул голос продавца. - Вам нравится? - Признаюсь, мне любопытно было бы знать, что это за картина. А кто её создатель? - О, здесь весьма таинственный случай, вот послушайте! Примерно десять дней назад утром был очень густой туман, к тому же, моросил лёгкий дождь – такая серая мгла, что почти ничего вокруг не видно. Я только пришёл и начал раскладывать товары, как за окном на мгновение мелькнул какой-то человек – мужчина со светлыми волосами и, кажется, в странном старомодном костюме. Дверь приоткрылась, но никто не входил. Я решил, что это ветер, подошёл к двери, чтобы закрыть её – и увидел на пороге вот эту самую картину, только она, ясное дело, была в несколько слоёв обёрнута плотной непромокаемой тканью. Быть может, автор очень застенчив и не хочет сразу объявлять своё имя – подумал я. Подобное уже когда-то случалось. Я повесил картину среди остальных и стал ждать, когда же придёт художник, нарисовавший её. Но ни завтра, ни через три дня, ни через неделю этот человек так и не появился! Её автор ни разу не приходил и не справлялся о ней. Он словно исчез с лица земли! Вероятно, тут кроется какая-то тёмная история, мсье. - Занятно. Какую же цену вы за неё назначили? - Мне самому эта картина очень нравится, она написана великолепно, я даже сначала хотел себе её оставить… Но потом раздумал: слишком уж нехорошее у неё название. - Какое? - «Люцифер и Мессалина». Там на обороте написано. Композитор почувствовал, что краснеет: он уже догадывался, кто на самом деле показан на картине. «Да, теперь и я такой же Падший, – мысленно проговорил он. – Такой же проклятый небесами, отступивший от святых идеалов. Рауль был прав, изобразив меня в этом демоническом образе, хотя я ни за что не признаю этого вслух». Феликс настолько погрузился в мрачные раздумья, что не расслышал, как продавец сказал: - Фамилия художника не указана, но зато есть что-то вроде эпиграфа – какая-то нравоучительная библейская фраза о гордыне. Феликс ещё немного побродил по магазину, и вдруг на его губах появилась загадочная полуулыбка, которая обычно возникает при появлении первого мыслительного наброска важной и хорошей идеи. Молодой композитор явственно почувствовал, что его интеллект, натренированный с детства сольфеджио и сложными математическими задачами, вот-вот будет озарён некоторой поистине гениальной мыслью… В предвкушении удачи он снова улыбнулся и проговорил: - Вы спрашивали, сколько мне нужно свечей? Я заберу весь ящик! И эту картину тоже заверните. Денег пришлось заплатить немало, но Феликсу удавалось неплохо зарабатывать, так что он не поскупился. Выйдя на улицу со всеми своими покупками, он решительно зашагал обратно к театру. Отчаяние сменилось неожиданным духом упорства и протеста: впервые в жизни молодой человек всерьёз намеревался воспротивиться воле своего отца и учителя. Оставив все вещи в своём кабинете, Феликс направился к Эрику. - Папа, конечно, ты можешь распоряжаться в этих стенах всем – ведь ты здесь директор. Но я всё равно поставлю свою оперу, даже если ты мне запретишь. Пусть не здесь – где-угодно, но моя «Мессалина» будет поставлена на сцене! Даже если мне придётся нанять для постановки бродячих артистов, даже если самому придётся играть среди музыкантов, – выпалил он одним духом. – Даже если я буду вынужден продать душу дьяволу! - Побереги лучше свою душу, ведь без неё ты уже никогда не сможешь ничего создать. И я больше не желаю от тебя слышать таких слов, – спокойно ответил Ангел Музыки. – Я не смог отказать мадемуазель Френьер, когда она просила меня не отменять постановку. Премьера состоится, но позже того срока, который был намечен первоначально. Когда композитор услышал о том, что Луиза сама украдкой приходила просить за него и при этом едва не плакала, то его тайному самодовольству не было пределов: план отлично работает, наивная мечтательница-дублёрша наверняка уже влюблена! Радуясь, что всё складывается удачно, Феликс поблагодарил отца, извинился за своё прежнее глупое поведение и поспешно ушёл. Вечером он хотел рассказать о произошедшем в Опере инциденте своей музе, но неожиданно для себя обнаружил входную дверь запертой. Ничуть не обескураженный, он решил воспользоваться прежним приёмом и забраться через балкон. В комнате никого не было. Спустившись на первый этаж, композитор обнаружил, что во всём доме никого нет. Он решил подождать Валерию, спрятавшись за шторой в её спальне, чтобы она не сразу обнаружила его присутствие. Больше всего Феликс опасался, что она придёт не одна… но старался не думать о том, что может сделать в такой ситуации. Валерия пришла. Она была одна, но с несколькими коробками – это были её покупки из шляпной мастерской. Разложив свои приобретения на кровати, женщина по очереди примеряла их перед зеркалом, а затем, пребывая в весьма хорошем настроении, стала напевать старинную испанскую балладу. Король Кастилии однажды Влюбился в девушку-красу, Пленившись песней юной жницы, Когда охотился в лесу. О, Маритана, моя Маритана, я никогда не забуду тебя! О, Маритана, моя Маритана, я никогда, никогда не забуду тебя! Накинув плащ и сдвинув шляпу, Смиренно к ней явился он. И клялся страстно юной деве, Что только ею он пленен. О, Маритана, моя Маритана, я никогда не забуду тебя! О, Маритана, моя Маритана, я никогда, никогда не забуду тебя! Валерия превратила коротенькую песенку в необыкновенный маленький спектакль, используя предметы из своего гардероба. Египетский платок с золотыми монетками, обвязанный вокруг её бёдер, мгновенно нарисовал образ прекрасной цыганки Маританы, длинный красный плащ и широкополая шляпа – влюблённого испанского короля. Своенравная новоявленная Мессалина не попадала в ноты, хотя честно пыталась не фальшивить, но это, вероятно, её не сильно огорчало. Наоборот – её глаза искрились выражением счастья и радости. Она не стояла на месте во время пения, а передвигалась по комнате, словно на сцене, вальсирующей походкой, и играла одновременно две роли. С испуганным взглядом смущенно склоняла голову чуть набок и делала шаг назад, а затем, набравшись решительности, смело выпрямлялась – это юная красавица Маритана, взволнованная страстными признаниями незнакомца, сперва опасается его, но потом лёд в её сердце тает. Становясь на одно колено, театральным жестом прижимала руку к сердцу, а затем протягивала вперёд – это король, умоляющий цыганку ответить на его любовь взаимностью. Феликс удивился: он даже не предполагал, что у его обожаемой женщины в красном тоже есть творческие наклонности. Улыбаясь, он вышел из-за шторы, взял с туалетного столика диадему, отдалённо напоминавшую корону королевы, и, протянув украшение Валерии, сам спел последний куплет: Но тот король, вы мне поверьте, Был песнями ее пленен. И королевою Кастильи За песни жницу сделал он! О, Маритана, моя Маритана, я никогда не забуду тебя! О, Маритана, моя Маритана, я никогда, никогда не забуду тебя! Женщина отбросила плащ и шляпу в сторону, надела диадему и весело рассмеялась. - Ты опять залез через балкон? Пожалуйста, больше так не делай, Феликс. Я лучше дам тебе дубликат ключа от входной двери. - Чудесно, Я пока ещё не хочу сломать шею, если нечаянно сорвусь со стены, – проговорил композитор. – Ты чрезвычайно внимательна, vita mia. - Конечно. Я пока ещё не хочу, чтобы ты своими фокусами привлёк к этому дому воров. Вдруг кому-то из них придёт в голову повторить твои действия? Мне бы этого не хотелось. Подожди, пока я приму ванну, потом будем ужинать. - А ты, оказывается, обманщица! – вкрадчиво прошептал Феликс и обнял её со спины. - Это ещё почему?! – возмутилась итальянка. – Я тебе ничего не солгала. - А кто говорил, что не умеет петь? - Но я действительно не умею. Я разочарована, друг мой, поскольку была о твоём музыкальном воспитании и вкусе гораздо более высокого мнения. Если ты способен назвать моё исполнение пением… Как лёгкий экспромт, не предназначенный для чужих ушей, это, разумеется, имеет право на существование. Но ты сам слышал, что я дико фальшивлю. Я сама это прекрасно замечаю, но голос меня не слушается – мы с ним существуем раздельно, и я не способна его контролировать. - Если ты захочешь, то я научу тебя, – ответил молодой человек. – Если ты только позволишь мне это… - Правда? Ты думаешь, что получится? - Я в этом убеждён. К тому же, это доставит мне удовольствие и… искупит мои дурные поступки, которых я в последнее время совершил немало. - И у меня останется красивый мелодичный голос на память о времени, проведённом с тобой, – итальянка задумчиво опустила взгляд, а потом с чуть печальным выражением лица посмотрела в окно. – Ведь мы скоро расстанемся. Феликс вздрогнул: откуда ей известны его мысли? - Мы же не может вечно быть вместе, и ты сам это знаешь, – продолжила Валерия, будто отвечая на его мысленный вопрос. – После премьеры я уеду отсюда. - Но до тех пор я тебя не уступлю никому! Дай слово, что всё это время я буду у тебя один! Посвяти это короткое время мне, и это станет самым лучшим периодом в моей жизни! – композитор взял женщину за руку. – Я буду дорожить каждой минутой! Итальянка испытующе посмотрела ему в глаза и негромко ответила: - Хорошо. Но помни: ты сам пообещал, я тебя не принуждала. И если дорожишь каждой минутой – открой бутылку с вином, нарежь сыр и овощи. Я скоро приду. Она обняла любовника перед тем, как отправиться в ванную, и в это время, когда он не мог видеть её лицо, коварно усмехнулась. «Отлично, – думала современная Мессалина. – Всё идёт по плану!»