Динамическое равновесие

*** ― Ты мудак, ― говорит Рейчел, и в голосе ее столько злобы и яда, что беззастенчиво подслушивающая Чарли даже поеживается от пробежавшего по лопаткам холодка. ― Ты гребаный сукин сын. Монро молчит, но Чарли кажется, что кивает. ― У тебя хоть капля совести есть, Басс? Или все отшибло еще после отключения? Это же Чарли, Басс! Моя дочь! Будь у Рейчел пистолет, она бы уже давно выстрелила, причем не раз, а истратила всю обойму. Вот только Майлз ― предусмотрительный, умный Майлз ― отобрал у нее оружие, грустно посмотрел на Чарли, ни разу не взглянул на Монро и ушел в гостиную с бутылкой виски. Замечательное решение проблем, считает Чарли. ― Я знаю, Рейчел, ― тихо произносит Монро, и ей даже кажется, будто и вовсе послышалось. ― Знаешь? Моя дочь, Басс! Ты убил моего сына, а теперь отобрал дочь. Может, заодно и Майлза трахнешь, чтобы собрать всех Мэтисонов? И это удар ниже пояса, понимает Чарли, хватаясь за ручку двери, но замирает в нерешительности. Нет, она, конечно, догадывалась, что что-то между ними могло быть в Филадельфии, но одно дело подозревать, а другое ― услышать и узнать. Дальше Чарли не слушает, ни к чему. Поэтому она заходит в кабинет и, не обращая внимания на Монро, просит мать выйти. Рейчел стыдливо опускает глаза, но не спорит, только мазнув ладонью по ее плечу, уходит. Чарли считает пули. Одна. Две. Пятнадцать. И все ― в грудь Монро. ― Так ты что, ― прищурившись, спрашивает она, ― спал с моей матерью, да? ― Ты что, ― передразнивает ее Монро, ― спала с моим сыном? И это вовсе не тот ответ, что ей хочется слышать. Чарли берет со стола стакан с оставшимся на дне виски и допивает теплые, дерущие горло капли. А затем с размаху бросает стакан в стену. Переливающиеся лукавой радугой осколки, словно в насмешку, напоминают светлячков. Чарли покидает кабинет, на прощание хлопнув дверью. Монро за ней не идет. *** Во-первых, все кажется на редкость паршивым, а во-вторых, без пистолета Чарли чувствует себя глупой и даже, пожалуй, немножко голой. Хотя светлое, почти белоснежное платье на тонких бретелях и с длинной шифоновой юбкой тоже не соответствуют ее критериям «одетости». Даже нож некуда спрятать. Ну а в-третьих, Чарли старательно игнорирует Монро уже неделю, хотя он стабильно ― каждую ночь! ― приходит в ее спальню и просто ложится рядом, притягивает к себе и согревает, изредка поглаживая по волосам. В первый раз очень хочется его выгнать и, может быть, даже пырнуть ножом, но спать хочется все-таки больше, потому Чарли просто закрывает глаза, слушая его размеренно дыхание. Во второй и другие ― она чувствует, как в горле сжимается спазм. ― Это никуда не годится, ― кисло говорит Чарли и беспомощно смотрит на Майлза, ища поддержки. ― Отлично, ― отмахивается он, не замечая или не желая замечать (скорее как раз второе!) призывы о помощи. ― Милая, ты выглядишь чудесно, ― улыбается Рейчел и заправляет ей за ухо волосы. ― Как принцесса. Чарли плевать на принцесс и быть одной из пустоголовых дурочек ей не хочется совершенно, но мать, видимо, нагоняет потерянные годы и твердит, что пир во время чумы ― это не так уж и плохо, раз антидота все равно нет. А может все дело в том, что Рейчел надеется: на празднике глупости Чарли встретит ― хотя бы ― графа и забудет про дракона. Чарли хочется выпить и вернуть свой пистолет. А потом пристрелить ликующую Донэган, занявшую главенствующую роль в Остине. Монро остается генералом, но скорее серым и в тени. Хотя памятуя, чем закончилось его руководство республикой, это, возможно, пока даже к лучшему. Если бы не одно «но». Кейтлин Донэган совершенно не нравится Чарли. А уж после приглашения на вечер в честь «неформальной инаугурации» и присланного в подарок платья ― особенно. Она ловит заинтересованный взгляд Монро и чувствует себя неудобно. *** ― Это ужасно, ― выговаривает Чарли Марку Ричардсу, следующему за ней второй тенью (приказ Майлза, потому что просьбой такой тон назвать нельзя), ― и неудобно, и кто вообще носит такие туфли? ― Женщины носят, ― отвечает Марк, поразмыслив пару секунд. ― Угу, женщины. Шовинистские ублюдки придумали это орудие пыток. Эта неформальная ― ага, как же! ― вечеринка раздражает и выводит из себя, Чарли лучше бы постреляла в мишень, или прогулялась по лесу, или ударила Монро за то, что притащил ее с собой. Последнее сделать хочется особенно и, быть может, даже не раз, а хотя бы дважды. В идеале, пожалуй, трижды. Чарли из-под ресниц наблюдает за скалящейся ― и разве это улыбка? ― Донэган и ее свитой, за официантами, разносящими на подносах бокалы розового шампанского и янтарного скотча, а затем с уверенностью выбирает последнее. Все сливается в бесконечное яркое пятно: белые рубашки официантов, алое платье Донэган, множество свечей и искрящиеся в их пламени украшения. Ей скучно. И обидно, что желание увидеть дочь в платье пересилило в Рейчел злость на Монро и здравый смысл. Так и хочется ударить кого-нибудь по носу, отобрать у охраны пистолет и устроить пальбу, чтобы разбавить этот светский цирк, увидеть хоть что-то настоящее за фальшивыми улыбками и поздравлениями. Чарли вертит в руках бокал и, встретившись, наконец, взглядом с Монро, салютует ему, а затем медленно, чтобы никого не задеть, движется к выходу из зала. И ей не нужно оглядываться, чтобы знать, кто идет позади. Ей не нужно оглядываться, и потому Чарли просто идет вперед. Она толкает наполовину стеклянную дверь и оказывается в просторном холле, через высокие окна проникает лунный свет, и можно уже не щуриться, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, но слишком доверять глазам все же не стоит ― луна искажает. ― Привет, ― произносит Монро, вставая рядом. ― Привет, ― отвечает Чарли и допивает скотч. Алкоголь несется по венам слепым огнем, разметает кровь, ударяет в голову, согревает пальцы, и становится проще дышать. ― Тебе здесь не нравится. ― Тебе тоже, ― фыркает Чарли. И она была бы разочарована, чувствуй себя он как рыба в воде на подобных приемах. Ей не нужно смотреть на Монро, чтобы видеть его улыбку. Ей не нужно смотреть на Монро, и она не смотрит. Только находит его руку и сжимает, делясь теплом. Чарли усердно убеждает себя, что все дело в луне и искажающем пространство свете, а вовсе не в ней самой и, тем более, не в нем. И это лучше, чем есть на самом деле. На самом деле Чарли очень боится. Страх удавкой затягивается на шее, связывает руки, змеится у самого уха, нашептывая, что все только начинается, что поздно отступать. И избавиться от него можно только одним способом. Проверенным, прочувствованным, понятным и бесконечно простым. Чарли считает пули, но сбивается на второй. *** Они возвращаются в особняк под утро, кивают стоически борющемуся с закрывающимися глазами охраннику и застают в гостиной спящего в кресле Майлза. И Чарли не удивится, если к подлокотнику прислонен обрез, но с этого ракурса все равно не видно, а проверять почему-то не хочется. Поэтому она только качает головой и тянет Монро за собой. Ступени скрипят под их шагами, и идти совершенно неслышно не представляется возможным, да и смысл? Бордовый ковер на полу на мгновение кажется Чарли щедро разлитой, но засохшей кровью. И смотреть на него попросту нет сил. Хватит и того, что Монро рядом: опасно близко, касается ее спины, ощущается каждой клеточкой. Чарли проводит ладонью по его волосам, чувствуя под пальцами вьющиеся пряди, и выдыхает: дальше будет во сто крат сложнее и горше, но пока ― можно надеяться. Никто ведь, кроме Монро, не видит, а он ― не осудит. Он никогда ее не судит в самом деле. *** Она просыпается много позже полудня и долго лежит, глядя в никуда, ощущая, как ноют после неудобных туфель ноги. Возле кровати лужицей лежит легкое платье, и Чарли даже немного грустно, что раньше ей не доводилось носить такие, хотя больше ― никогда. Без оружия слишком неловко и непривычно. Монро нет и ожидать, что он бы остался и, быть может, точно так же лежал и молча изучал тонкие ниточки трещин на белом потолке, тоже не стоит. Это логично и правильно. Дверь тихонько открывается, и в спальню заглядывает обеспокоенная ― по глазам видно! ― Рейчел. ― Если ты пришла спросить, как у меня дела, то я в порядке, ― предупреждает Чарли. ― Как прием? ― Почти как в сказке, жаль, принцессой была не я. Рейчел только качает головой и присаживается на край кровати, ласково проводит ладонью по волосам Чарли, целует в лоб. ― Пожалуйста, не совершай таких страшных ошибок, ― просит она умоляюще. Но у Чарли есть сотня и больше причин для того, чтобы ошибаться снова и снова, а потом ― сначала и по кругу. ***