Динамическое равновесие

Остин встречает их тяжелыми серыми тучами, грозящими в любой момент обрушить на город настоящий ливень. Воздух вязкий, текучий и пыльно-душный, как будто кто-то распахнул пропахший нафталином шкаф. Чарли обеспокоенно озирается, стараясь не замечать, как рука нервно подрагивает, сжимая поводья. Остин встречает их полупустыми улицами, молчаливыми горожанами и непроницаемыми проемами окон заброшенных небоскребов. ― Скоро, ― негромко замечает Монро и неопределенно машет рукой, указывая дорогу. ― Нам в Давенпорт Ранч. ― Никакого Капитолия? ― смеется Чарли. ― Никакого Капитолия, ― в тон ей отвечает Монро. Извивающиеся змеями улицы. Особняки, подпоясанные заборами. Много деревьев, на которых осталось так мало листьев. Осень стремительно захватывает владения, пинками выгоняя лето, и наскоро готовит прием ― придет зима. Новый дом Монро она узнает безошибочно и сразу, уж слишком тот напоминает о Филадельфии. Массивный, кирпичный, с белоснежными окнами и охряной черепицей ― он неуловимо выделяется среди типично техасских: серовато-бежевых, как будто пыльных. На одном из деревьев, совсем рядом с воротами, развевается небольшой флаг: на черно-белом фоне красуется вписанная в круг «М». ― Неплохо устроился, ― восхищенно выдыхает Чарли. На самом деле она бы очень удивилась ― и даже, пожалуй, немножечко разочаровалась ― живи Монро в какой-нибудь лачуге. ― Как и положено генералу, ― рассеянно отвечает Монро, а затем кивает двум патрульным в форме рейнджеров. Заметив ее тревожный взгляд, говорит: ― Здесь живет капитолийская верхушка. Когда они подъезжают к дому ― а Чарли в него уже влюблена ― с неба падают первые крупные капли. Когда они подъезжают к дому, двойные двери резко распахиваются, а на пороге возникает подтянутый седовласый мужчина в темном костюме. И даже с галстуком, подмечает Чарли, спешиваясь с лошади и протягивая поводья подоспевшему конюху. А потом Монро хватает ее за руку и притягивает к себе. ― Это бывший дом Карвера, ― тихо говорит он Чарли в волосы. ― Будь осторожна. ― У стен есть уши? ― догадливо усмехается она. ― И глаза. Все встает на свои места. *** Чарли нравится дом. Правда. Несмотря на выглядящих подозрительно горничных, ворчуна дворецкого и нескольких охранников (последние раздражают особенно). Она изучает его несколько серых, дождливых и скучных дней, когда Монро исчезает с рассветом и возвращается за полночь. И приезд сюда кажется уже не такой замечательной идеей. Но дом ей действительно нравится, Чарли понимает это, заглядывая во все комнаты, простукивая стены на предмет тайников ― не находит ни одного, но не отчаивается ― любуясь резьбой на каминах и подслушивая сплетни горничных о соседях. Ей по душе полутемные коридоры, и старое теплое дерево на перилах лестниц, и скрадывающие шаги ковры. И даже собственная спальня, в которой слишком много света, а окна выходят ― кошмар! ― опять на восток, кажется довольно милой. Всё вокруг яркое, уютное и дышит стариной: картины на стенах, массивная мебель и множество расставленных по дому подсвечников. И только Монро мешает наслаждаться долгожданной свободой, раз за разом запрещая выходить за ворота. — Привет, — говорит она, без стука вваливаясь в кабинет. На столе груда бумаг, полупустая бутылка и огарок свечи. Судя по всему, Монро снова не спал. ― Ты не пойдешь со мной в Капитолий, ― безапелляционно заявляет он, предугадывая ставший привычным вопрос. ― Почему? ― Чарли садится на краешек кресла и кладет руки на колени. Образец покорности и правильности. ― Я обещал твоей матери, что ты не сдохнешь в первую же неделю. Она кивает. Еще несколько дней можно и подождать. ― Тогда позже. Чарли достаточно знает Монро, чтобы быть уверенной на сто и даже больше процентов: «позже» обязательно наступит. С ним не бывает безопасно, спокойно и без стрельбы: только запах пороха, новые шрамы и бегущий огнем по венам адреналин. Это как прыгнуть в колодец ― сколько ни лети, однажды коснешься дна. ― Чарли, дай мне немного той дури, что у тебя в голове! ― неожиданно восклицает Монро, сминая какую-то бумажку и безошибочно бросая в полный золы камин. ― Если пообещаешь перестать обращаться со мной как с ребенком, ― пожав плечами, отвечает она. Рука к руке, ладонь к ладони ― именно так Чарли представляла свою жизнь в Остине: быть тенью Монро, окунуться с головой в омут борьбы с патриотами. А получается как в сказке: кирпичный особняк вместо башни, дракон-дворецкий и глупые горничные в роли фей. Чарли чувствует себя беспомощной, ненужной и обманутой. И ловит себя на мысли, что если добавить чуть-чуть опасности ― станет уже веселей. *** Все становится веселей, если взять в руки пистолет и прибить к дереву мишень, а потом отойти на пятнадцать шагов и прищуриться, целясь. Все становится веселей, если сонную округу будоражит оглушающий выстрел, а горячая гильза отлетает куда-то в сторону, думает Чарли. Ноги кажутся ватными, едва не подкашиваются, а голова кружится, как в те моменты, когда ощупываешь себя после перестрелки и понимаешь ― жива. И она чувствует себя свободной, глубоко вдыхая пахнущий пряной осенью воздух. Листья шуршат, подгоняемые ветром, и вторят ее смеху. *** Монро возвращается вечером, но много раньше, чем должен. И выглядит он настолько злым, что Чарли даже на мгновение становится стыдно: доложили, демоны. Он возвращается вечером, хватает ее за руку, едва не выворачивая запястье, и тащит за собой в кабинет. Ругать будет, думает Чарли и едва сдерживается, чтобы не расхохотаться. Он вряд ли подходит на роль воспитателя. Монро затаскивает ее в кабинет, закрывает дверь и только тогда отпускает руку. ― Еще раз такое выкинешь ― пристрелю, ― очень тихо, едва ли не ласково говорит он, и Чарли ловит себя на неловкой мысли, что лучше бы кричал. Потому что когда он говорит так, невольно начинаешь верить. Может, и не пристрелит, конечно, но свяжет и засунет в чулан, чтобы под ногами не мешалась, ― точно. ― Ты идиотка. Сумасбродная идиотка. И Чарли кивает. Станешь тут сумасбродной, когда от скуки хочется грызть дверные ручки. ― Я обещал Рейчел, что с тобой все будет в порядке, ― уже нормальным голосом говорит Монро. ― И Майлзу тоже. ― Просто прекрати меня защищать. Я не ребенок. Почти не задумываясь ― да и чего тут думать? Хватай или беги! ― Чарли встает перед Монро, смело глядя ему в глаза, проводит ладонью по плечу, шее; приподнимается на цыпочки даже, но этого все равно недостаточно, чтобы быть на равных. А сердце бьется, как загнанное, как будто не в груди даже, а в кончиках пальцев. Она смело смотрит ему в глаза и чувствует себя так, будто достигла наконец дна колодца. Потому что Монро наклоняется и целует ее: грубо, настойчиво, почти больно. И она цепляется за его шею, заставляя быть ближе, как можно ближе. И этой ошеломляющей, пьянящей близости Монро достаточно, чтобы утратить контроль над происходящим. ― Да, ты очень по-взрослому себя ведешь, ― выдыхает он. И она не выдерживает: медленно выходит из кабинета, осторожно закрывает за собой дверь. А затем едва не бежит по коридору. Чарли запирается в комнате, решает даже подпереть дверь стулом ― но передумывает, это было бы глупо ― и не спускается к ужину. Она задергивает шторы, проверяет оружие в шкафу, пересчитывает пули и ходит, не находя себе места, кругами по комнате. Как рассерженная кошка. И Чарли кажется, что будь у нее хвост, он бы раздраженно подергивался. Ну не дура ли? Конечно, дура. Чем она думала? Тем самым и думала, чем обычно: с Джейсоном и Коннором. Когда часы на столике показывают ― и даже укоризненно хмурят стрелки ― без пяти минут полночь, она быстро сбрасывает с себя одежду и ныряет в кровать, заворачиваясь в одеяло, как в спасительный кокон. Сон приходит неожиданно быстро, опускается на веки золотым песком, щиплет глаза и тихонько шепчет колыбельную, которую в детстве напевала ей мама. *** Себастьян Монро лениво перебирает хаотично разложенные на столе бумаги, цепляя взглядом ничего не значащие слова и фразы. Тучи сгущаются, еще немного ― и начнется буря. И он сделает все, чтобы не захлебнуться дождевой водой. Вот только в одиночку или с Майлзом сделать это было бы намного проще, чем таща за собой Чарли. Сильная, смелая и достаточно бесшабашная, чтобы играть в покер со смертью, но девчонка. Пламя в камине негромко потрескивает, словно поддакивая ему и подытоживая: «Сильная, смелая, выбрала тебя». И последнее бьет под дых, как заправский боксер. Чарли определенно стоит держаться подальше от Остина, где столько же змей, сколько и песка. И каждая норовит цапнуть как можно больнее, впрыскивая под кожу яд. Себастьян Монро снова генерал: у него есть особняк, небольшая и почти своя армия, а еще влияние на Фрэнка Бланшерта и индульгенция от прошлых грехов. Хотя бы сброшенные на Филадельфию бомбы ему больше никто не припоминает. И в теории это звучит лучше, чем есть на самом деле. Легкий порыв ветра ― и все рассыплется, как карточный домик. И хорошо, если никого не окажется рядом. Вот только Чарли уже опасно близко. Он резко поднимается из-за стола и выходит из кабинета, не слишком задумываясь, куда, собственно, направляется. Монро нерешительно замирает перед дверью, которая, конечно, заперта, потому что это же Чарли, она не будет столь безответственна. Дверь открывается с тихим скрипом, стоит слегка повернуть ручку. Дверь открывается, и у Монро просто не остается другого выхода. Знаки судьбы и все такое. Идиотка, думает он, поворачивая ключ в замочной скважине, а затем осторожно проходит к окну и распахивает шторы, чтобы видеть хоть что-нибудь в неверном лунном свете. Даже во сне она не выглядит беззаботной или беззащитной: хмурится, дышит неглубоко и рвано. Даже во сне может случиться всё, что угодно. Монро прямо в одежде опускается на постель и, осторожно коснувшись губами шеи Чарли, проваливается в пустоту. *** ― Какого хрена, Монро?! ― раздается совсем рядом, и он резко открывает глаза, утыкаясь взглядом в Чарли. Нет не так. Очень рассерженную Чарли, похожую на взъерошенного воробья, ― того и гляди заклюет. На улице еще слишком рано даже для рассвета, небо серое, чуть темнее ― и были бы видны звезды. ― Мог бы просто предложить трахнуться, чем лапать во сне, ― бормочет она, переворачивается на другой бок и с визгом падает на пол. ― Больно! И он не может сдержать улыбки. ― Нет, серьезно, ― говорит Чарли, выглядывая из-под кровати и убирая с лица волосы. ― Какого хрена, Монро? Сначала оскорбляешь, потом… И ты что, дверь выломал? ― Было открыто. ― Черта с два, ― парирует она и легко поднимается на ноги, не обращая внимания ни на свою наготу ― разве это белье? ― ни на него. Быстро проходит к двери, проверяет ключ: заперто. ― Я зашел через дверь. Она задумчиво кивает, внимательно оглядывает комнату, а потом возвращается в кровать и снова закутывается в одеяло. ― А теперь: пошел вон, дракон. Твой храп незабываем, дай поспать по-человечески. Монро абсолютно уверен, что не храпит, а потому не обижается даже, только закрывает глаза. Если верить часам, то сейчас всего лишь четыре утра, слишком рано даже для него. *** Они приходят в десять утра, когда горничная ― Молли, кажется ― подает завтрак, а Монро наскоро допивает кофе и заставляет Чарли позавтракать, повторяя, что никакого Капитолия ей, конечно, не светит. Они приходят в десять утра ― как по часам ― и их трое: все в форме техасских рейнджерах, на лицах ― ни капли эмоций. ― Генерал, ― произносит один, самый старший, самый коренастый и просто противный, кивнув в знак приветствия, ― вам следует пройти с нами. ― Что, простите? ― спрашивает Чарли, не обращая внимания ни на предупреждающий взгляд Монро, ни на екнувшее в тревоге сердце. ― Не лезьте, мэм, ― замечает второй рейнджер, на вид ему чуть больше двадцати: выгоревшие на солнце волосы, непонятного цвета глаза и осторожные движения. ― Что произошло? ― осведомляется Монро, поднимаясь из-за стола. ― Генерал Бланшерт, сэр, умер нынче ночью. Ваше присутствие срочно требуется в Капитолии. Он выглядит ошеломленным, думает Чарли, рассеянно опуская чашку с чаем на стол. Ошеломленным и даже испуганным, и она прекрасно понимает почему. Один мертв, осталось двое. Трое ― коалиция, двое ― соперничество.