Могла бы хоть автограф попросить!

Глеб только что приехал из Питера и со всей возможной скоростью стартовал до дома, где его должна была ожидать верная Ниночка. Он так и представлял ее себе сейчас, сидящей с огромной кружкой кофе и пачкой сигарет на кухне, слушающей Матрицу вперемежку с Вертинским, поглядывающей с недоумением на большие часы со стрелками (она все равно не понимает по ним время). Каково же было удивление Глебсона, когда девушки не оказалось дома! Самойлов с опаской провел рукой по крышке ее ноутбука: "Холодная. Уже остыл. Дымом и кофе в комнате не пахнет... Неужели ушла? Как? Куда? Зачем?". Глеб был явно потрясен. Мужчина схватился за телефон, принялся звонить. Короткие гудки... - Вызываемый абонент временно недо... - гнусавый женский голос был оборван нажатием красной кнопки. - Иди на хер, а?! - сообщил мужчина медленно гаснущему экрану и швырнул телефон на кровать, в самый дальний угол, к стене. Теперь было совершенно непонятно, что делать дальше. Обзванивать морги? Глупо, да и бесполезно. Звонить друзьям девушки? Да какие, блядь, дузья?! У нее никого в этом городе не было, кроме него. Раньше было от этого грустно, а теперь... очень хотелось бы в это верить. "В общем то, и правильно, что ушла," - размышлял Глеб, меряя шагами комнату, - "Она молодая... Я бы сказал, маленькая еще. Красивая, умная... На кой хер ей сдался такой старый депрессивный мудак, как я? Нет, я конечно не старый. Но для нее... Да нет же, я не старый! Но мудак. Кстати, я же так и не спросил, сколько ей лет! Все равно... На кой хер?". Рука Глеба самопроизвольно потянулась к бутылке. Ему хотелось сейчас не думать ни о чем, хотелось забиться подальше в угол, уснуть, а проснувшись обнаружить, что все это лишь смутные образы в его голове, что рядом Нина... Только сейчас Глеб окончательно понял, как сильно он полюбил эту девушку. Мужчина заглянул в холодильник в поисках какой-нибудь закуси и еще одной бутылки водки. На глаза попалась тарелка с бутербродами. На самом краешке лежала маленькая записка, где мелкими чуть прыгающими буковками было выведено: "Моему Глебушке. Покушай, пожалуйста...". Сердце Глеба подпрыгнуло в груди, затрепетало, будто пойманная птица. В душе поднялась боль. Так тоскливо стало от этой записки. Вот, вроде бы, перекусить ему Нина сделала, даже написала, что это можно и даже нужно съесть, а сама пропала. Интересный прощальный аккорд, конечно. Но зачем так жестоко? Самойлов приложил об пол уже почти допитую бутылку и извлек новую. Было уже совсем темно, когда тихонько отворилась дверь квартиры, и просочилась внутрь девушка. Она сразу почувствовала, что что-то не так. По помещению веяло водкой, да так, что хоть закусывай. Нина метнулась на кухню со всей возможной скоростью, включила свет и... пришла в ужас. По всему полу была разлита водка и валялись осколки стекла, а еще... там была кровь, не литр, конечно, но количество с первого взгляда порядочное. Посреди всего этого хаоса, прислонившись спиной к кухонному столу, сидел Глеб. Руки его были в крови, пол вокруг был заляпан кровью сильнее, чем в других частях кухни. Это явно была кровь Глеба. Мужчина был в полубессознательном состоянии, где-то на грани между сном и явью. Он вздрагивал иногда, порой пытался что-то бессвязно бормотать, а то и вовсе затихал на несколько секунд, почти засыпая. Девушка с размаху жахнулась на колени рядом с Глебом. Она пыталась изо всех сил сохранять спокойствие, ведь сейчас главным было выяснить откуда столько крови, как минимум. Нина бегло осмотрела мужчину: у него были сильно порезаны руки... Судя по всему Самойлов либо упал, либо присел на пол, а вот подняться не смог, пытался... а перед этим разбил бутылку. Девушка пыталась привести пьянющего Глеба в чувство, а тем временем из под ее собственных голых коленок расползалась лужица крови, смешивающаяся с разлитой водкой. Нине было все равно... Спустя примерно пол часа девице удалось дотащить Глеба до комнаты, уложить в кровать, переодеть, обработать порезы, местами забинтовать. Нина обессиленная свалилась, не раздеваясь, рядом.